CC BY
31
УДК 343.1 DOI 10.24411/2073-0454-2020-10148
ББК 67.411 © П.О. Панфилов, 2020
Научная специальность 12.00.09 — уголовный процесс
ИЗМЕНЕНИЕ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ЗАКОНА, ВЫЗВАННОЕ ЦИФРОВИЗАЦИЕЙ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ:
РЕАЛЬНОСТЬ И ПОТРЕБНОСТЬ
Павел Олегович Панфилов, преподаватель кафедры уголовного процесса, кандидат юридических наук Московский университет МВД России имени В.Я. Кикотя (117997, Москва, ул. Академика Волгина, д. 12) E-mail: pasha_panfilov@mail.ru
Аннотация. Анализируется состояние экономических отношений, а также действующего законодательства с учетом изменений, происходящих в связи с развитием цифровых технологий. Делается вывод о том, что современный уголовный процесс в России не готов обеспечивать потребности общества в цифровой среде, однако реформировать его необходимо с учетом сохранения единства, гарантий правильного установления обстоятельств по уголовному делу.
Ключевые слова: цифровизация, уголовный процесс, экономические отношения, смарт-контракт, предпринимательская деятельность, уголовное дело, преступление.
CHANGING THE CRIMINAL PROCEDURE LAW CAUSED BY THE DIGITALIZATION OF ECONOMIC RELATIONS: REALITY AND NEED
Pavel O. Panfilov, Lecturer of the Department of Criminal Procedure, Candidate of Legal Sciences Moscow University of the Ministry of Internal affairs of Russia named after V.Ya. Kikot' (117997, Moscow, ul. Akademika Volgina, d. 12)
Abstract. The state of economic relations, as well as the current legislation, is analysed taking into account the changes taking place in connection with the development of digital technologies. It is concluded that the modern criminal process of Russia is not ready to meet the needs of society in the digital environment, but it is necessary to reform it taking into account the preservation of unity, guarantees of correct establishment of circumstances in the criminal case.
Keywords: digitalization, criminal process, economic relations, smart contract, business activity, criminal case, crime.
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Для цитирования: Панфилов П.О. Изменение уголовно-процессуального закона, вызванное цифровизацией экономических отношений: реальность и потребность. Вестник Московского университета МВД России. 2020;(3):106—109.
Все современные дискуссии о цифровизации, компьютеризации, роботизации общества1, развитии системы искусственного интеллекта, как правило, обусловлены изменениями в экономических отношениях: оптимизация средств производства (автоматизация производства); упрощение товарообмена и взаиморасчета (введение безналичных платежей, купля-продажа товаров посредством электронных интернет-платформ); улучшение качества оказания услуг (доставка продукции дронами, предоставление информации посредством мессенд-жеров) и т.д. Так, например, темпы роста безналичных платежей растут из года в год. В 2017 г. доля расходов граждан России по картам в общих расходах на приобретение товаров и услуг выросла до 39% против всего 4% в 2008 г. (рост за 10 лет в 10 раз)2. Задача государства — реагировать на изменения в жизни общества, создавая правовую базу для развития новых средств ведения бизнеса, новых способов взаимодействия субъектов хозяйственной
деятельности, тем самым защищая права, свободы и интересы граждан, которые вступают в экономические отношения.
«Рамочными» документами, определяющими основные направления развития указанной сферы, являются программа «Цифровая экономика», утвержденная распоряжением Правительства Российской Федерации от 28 июля 2017 г. № 1632-р3 и «Стратегия развития информационного общества в Российской Федерации на 2017-2030 годы», утвержденная Указом Президента Российской Федерации от 9 мая 2017 г. № 2034.
1 URL://https://issek.hse.ru/news/keywords/98458456/
2 URL://https://www.sberbank.ru/common/img/uploaded/news/-2018Zcash_and_cashless_payments.pdf
3 URL://http://static.government.ru/media/files/9gFM4FHj4Ps-B79I5v7yLVuPgu4bvR7M0.pdf
4 Указ Президента РФ от 9 мая 2017 г. № 203 «О Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017-2030 годы» // СЗ РФ. 2017. № 20. Ст. 2901.
Однако, с 1 октября 2019 г. вступил в силу Федеральный закон от 18 марта 2019 г. № 34-Ф35, который предусматривает ряд нововведений в Гражданский кодекс Российской Федерации (ГК РФ), касающихся закрепления базовых положений для регулирования рынка новых «цифровых» объектов экономических отношений, а также для совершения и исполнения сделок в цифровой среде (смарт-контракты)6. Кроме того, с 1 января 2020 г. вступил в силу Федеральный закон от 2 августа 2019 г. № 259-ФЗ7, который урегулировал отношения, возникающие в связи с функционированием инвестиционных платформ (являющихся по своей сути информационной системой), обращением утилитарных цифровых прав.
Указанный закон урегулировал так называемый «краудфандинг», т.е. деятельность площадок, которые собирают средства от неопределенного количества участников на реализацию проектов, требующих больших затрат (выпуск фильма, открытие ресторана, создание приложения для компьютера и т.д.). Если за определенное время денежная сумма, требуемая для реализации проекта, не была собрана, то денежные средства должны быть возвращены инвесторам. В свою очередь, если требуемая сумма была собрана, то организаторы проекта должны отчитаться перед инвесторами, предоставив результат или бонусы в виде скидки в ресторане, билетов в кино, процентов от заработка и т.д. Все отношения между участниками проходят в рамках электронной платформы, где расчеты происходят в виде электронных денег, а договоры инвестирования заключаются с помощью информационных технологий. При этом с учетом изменений в ГК РФ, внесенных Федеральным законом от 18 марта 2019 г. № 34-Ф3, допускается совершение сделки с помощью электронных или иных технических средств. Более того, согласно ч. 2 ст. 309 ГК РФ, сделка может предусматривать исполнение ее сторонами обязательств при наступлении определенных обстоятельств путем применения информационных технологий, т.е. исполнение произведет сама информационная система. Более того, закон предусматривает возможность заключения договора путем обмена электронными документами.
Таким образом, экономическая сфера общественных отношений все дальше отходит от классической схемы личного взаимодействия продавца с покупателем, потребителя услуг, с тем, кто эти услуги предоставляет. Если раньше, чтобы совершить сделку, встречи продавца и покупателя (их представителей, посредников) было не избежать, то сейчас благодаря появлению большого количества цифровых платформ, личный контакт необязателен. Более того, вышеуказанные изменения в законодательстве прямо
свидетельствуют о создании определенной цифровой среды, которая теперь урегулирована нормами права. Федеральный закон от 2 августа 2019 г. № 259-ФЗ не исключает возможность совершения преступлений в указанной сфере, в ч. 4 ст. 10 прямо указано, что оператором не может быть лицо, имеющее неснятую или непогашенную судимость за преступления в сфере экономики, тем самым, вводя новые ограничения для лиц, имеющих судимость; законодатель, как представляется, старается снизить вовлечение в указанную сферу криминального элемента.
В связи с этим возникает вполне закономерный вопрос: достаточно ли в уголовном судопроизводстве средств, для фиксации следов преступления, сведений, которые имеют значение для уголовного дела в цифровой среде? Если да, то какие они? Если нет, то насколько масштабные изменения требуются?
В Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (УПК РФ) не так давно были введены особые правила производства следственных действий и работы с электронными носителями информации по уголовным делам в сфере экономической и предпринимательской деятельности.
Согласно ч. 4.1 ст. 164 УПК РФ при производстве следственных действий по уголовным делам о преступлениях, предусмотренных ч. 1-4 ст. 159, ст. 159.1159.3, 159.5, 159.6, 160, 165 Уголовного кодекса РФ, если эти преступления совершены в сфере предпринимательской деятельности, а также ч. 5-7 ст. 159, ст. 171, 171.1, 171.3-172.2, 173.1-174.1, 176-178, 180, 181, 183, 185-185.4 и 190-199.4 УК РФ8, не допускается необоснованное применение мер, которые могут привести к приостановлению законной деятельности юридических лиц или индивидуальных предпринимателей, в том числе, необоснованное изъятие электронных носителей информации, за исключением случаев, предусмотренных ч. 1 ст. 164.1 УПК РФ.
Однако, в УПК РФ не конкретизируется, что следует понимать под «мерами», способными привести к приостановлению указанной деятельности и что, собственно, под этим «приостановлением» подразумевается. Отсутствие конкретики может повлечь как утрату информации, имеющей доказательственное значение, так и злоупотребления участников процесса.
5 Федеральный закон от 18 марта 2019 г. № 34-Ф3 «О внесении изменений в части 1, 2 и статью 1124 ч. III Гражданского кодекса Российской Федерации» // РГ. 2019, 20 марта.
6 URL://http://www.consultant.ru/news/2/
7 Федеральный закон от 2 августа 2019 г. № 259-ФЗ «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» // РГ. 2019, 7 авг.
8 Далее по тексту эта совокупность будет обозначена как уголовные дела о преступлениях в сфере экономической или предпринимательской деятельности.
Сомнительно и обеспечение «экономических интересов». Среди хозяйствующих субъектов в ч. 4.1 ст. 164 УПК РФ названы только юридические лица и индивидуальные предприниматели. Однако, в России существуют организационно правовые формы, созданные без прав юридического лица, которые занимаются предпринимательской деятельностью, но под защиту исследуемой нормы не попадают: паевые инвестиционные фонды, простые товарищества, филиалы и подразделения юридических лиц9 и др.
Особенности работы с электронными носителями информации определены в ч. 2 ст. 164.1 УПК РФ и ограничиваются требованием об обязательном участии специалиста при их изъятии и правилами копирования (на какие носители осуществляется копирование; при каких случаях копирование не осуществляется; требования к протоколу следственного действия при копировании). Также в ч. 1 ст. 164.1 УПК РФ указаны случаи, при которых допускается изъятие электронных носителей информации. Однако, положения п. 1 ч. 1 ст. 164.1 УПК РФ не соответствуют ст. 195 УПК РФ и их реализация на практике весьма затруднительна. Так, в соответствии с п. 4 ч. 1 ст. 195 УПК РФ в постановлении о назначении судебной экспертизы указываются материалы, предоставляемые в распоряжение эксперта. Если эти материалы не изъяты, значит указать их в постановлении невозможно, а, следовательно, и судебную экспертизу назначить нельзя.
В соответствии с п. 2 ч. 1 ст. 164.1 УПК РФ при проведении следственного действия в случаях нетер-пящих отлагательства, следователь (дознаватель) изъять электронный носитель информации не может, поскольку соответствующие изменения не были внесены в ст. 165 УПК РФ. Отсутствуют корреспондирующие изменения и в ст. 29 УПК РФ, касающиеся полномочий суда [6, с. 173]. Таким образом, сложности правоприменения новых положений УПК РФ — очевидно, не в пользу правильного установления обстоятельств по уголовному делу и никак не связаны с цифровизацией правоотношений.
Пункт 3 ч. 1 ст. 164.1 УПК РФ допускает изъятие электронных носителей информации в случае, если специалист заявит о возможности использования информации для совершения новых преступлений, либо копирование которой, по заявлению специалиста, может повлечь за собой ее утрату или изменение. Однако, вызывает вопросы, как технический специалист, обладающий инженерным образованием, может дать юридическую квалификацию возможных действий владельца информации.
Единственным отличием от общего порядка проведения следственных действий, вызванным спецификой изымаемых объектов, является обязатель-
ное участие специалиста при изъятии электронных носителей и копировании с них информации (ч. 2 ст. 164 УПК РФ).
Таким образом, никаких специальных норм, связанных с особенностями отражения следов преступления, сведений, имеющих значения для дела, в цифровой среде ст. 164.1 УПК РФ не содержит. Основной причиной ее введения является не развитие информационных технологий в экономических отношениях [ 1, с. 8] (именно эта причина была главной при принятии тех нормативных правовых актов, которые приведены в начале данной статьи), а необходимость преодоления провозглашенной (и, на наш взгляд, не соответствующей действительности) презумпции правого нигилизма сотрудников правоохранительных органов [5, с. 46].
Помимо ст. 164.1 и ч. 4.1 ст. 164, УПК РФ содержит и гл. 56, которая определяет порядок использования электронных документов и бланков процессуальных документов. Однако, механизм реализации отдельных положений этой главы не разработан, а смысл отдельных норм сводится к необходимости дублирования электронного документа на бумажном носителе (ч. 2 ст. 474.1 УПК РФ).
Несмотря на все вышеизложенное, отметим, что необходимость «цифровой революции» в уголовном процессе вызывает сомнения. Также как и гражданское право, гражданский процесс, уголовное судопроизводство должно реагировать на изменяющиеся общественные отношения, особенности коммуникации между людьми, появление новых форм взаимодействия, сохраняя при этом свое единство; должно развивать, а «не выхолащивать традиционные гарантии правильного установления обстоятельств по уголовному делу» [2, с. 31]. Так, даже «смарт-контракт», предусмотренный гражданским законодательством, сведен к тому, что для совершения сделки в электронной форме необходима возможность воспроизвести ее содержание в неизменном виде на материальном носителе, а также достоверно определить волеизъяв-ляющее лицо (ст. 160 ГК РФ).
Тем не менее, следует признать, что имеющиеся в УПК РФ средства фиксации сведений, имеющих значение для уголовного дела, могут оказаться недостаточными для вовлечения в уголовный процесс информации, расположенной, например, в инвестиционной цифровой платформе, придания ей соответствующей процессуальной формы. Необходимость корректировки закона в этом направлении признают,
9 ОК 028-2012. Общероссийский классификатор организационно-правовых форм (утв. приказом Госстандарта от 16 октября 2012 г. № 505-ст) (ред. от 24 октября 2018 г.) (вместе с «Пояснениями к позициям ОКОПФ») // СПС «КонсультантПлюс».
в том числе, и те специалисты, которые не видят острой необходимости в «глубоком» реформировании уголовного судопроизводства в контексте цифрови-зации [3, с. 24].
Более того, имеющиеся средства и формы коммуникации следователя с участниками уголовного судопроизводства могут быть совершенствованы по аналогии с теми механизмами, которые предусмотрены гражданским правом (конечно, с сохранением тех повышенных гарантий, которые имеет уголовный процесс, ввиду того что ошибка и фальсификация, может привести к тяжелым и необратимым последствиям как для конкретной личности, так и для государства). Так, тот способ правового регулирования, который был приведен для заключения «смарт-контракта» (ст. 160 ГК РФ), возможно было бы использовать и при подаче заявления о преступлении, а при его совмещении с возможностями видео-конференц-связи и цифровой подписи, при допросе участников уголовного судопроизводства в ходе предварительного расследования.
В условиях, отмеченного исследователями, диспропорционального проникновения цифровых технологий в различные регионы страны [4, с. 82], а также нестабильной работы самих технических устройств и наличии ошибок программного обеспечения (например, привлечение к административной ответственности за превышение скорости на автомобиле, которым гражданин никогда не управлял [2, с. 19]) цифро-визация уголовного процесса должна происходить с безусловным сохранением всех имеющихся процессуальных гарантий законности (или даже их повышением). По тем же соображениям, представляется, что внедрять цифровые технологии в первую очередь следует в те процессуальные институты, которые характеризуются условиями бесконфликтности, где обстоятельства очевидны обеим сторонам процесса и реального спора о фактах нет (например, судебный штраф [7, с. 111-113]). Это позволит опробовать технологии и в случае сбоев, выявлении недостатков в работе минимизировать негативные последствия для участников уголовного судопроизводства.
Таким образом, очевидно, что средств фиксации следов преступления, сведений, которые имеют значение для уголовного дела в цифровой среде в действующем УПК РФ недостаточно. Все имеющиеся в уголовно-процессуальном законе особенности работы с объектами информационной среды, напрямую с процессом цифровизации не связаны. Одновременно с этим, недопустимо изменять уголовно-процессуальную форму в русле цифровых технологий, без учета ее единства, сохранения традиционных для уголовного процесса России гарантий правильного установления обстоятельств по уголовному делу.
Литература
1. Васюков В.Ф., Булыжкин А.В. Изъятие электронных носителей информации при расследовании преступлений: нерешенные проблемы правового регулирования и правоприменения // Российский следователь. 2016. № 6.
2. Гаврилин Ю.В., Победкин А.В. Собирание доказательств в виде сведений на электронных носителях в уголовном судопроизводстве России: необходимо совершенствование процессуальной формы // Труды Академии управления МВД России. 2018. № 3 (47).
3. Головко Л.В. Цифровизация в уголовном процессе: локальная оптимизация или глобальная революция? // Вестник экономической безопасности. 2019. № 1.
4. Коваленкова О.Г. Проблемы цифровизации российской экономики: региональный аспект // Развитие экономики в эпоху цифровых технологий: Сб. науч. статей / Под. ред. И.В. Фроловой, Т.В. Матыцыной, Н.Ю. Лебедевой. М., 2018.
5. Панфилов П. О. Особенности производства по уголовным делам в сфере экономической и предпринимательской деятельности: Дисс. ... канд. юрид. наук. М., 2019.
6. Попова Л.В. Особенности уголовно-процессуального регулирования досудебного производства по уголовным делам об экономических преступлениях, совершенных в сфере предпринимательской деятельности: Дисс. ... канд. юрид. наук. Волгоград, 2019.
7. Шишов В.В. Прекращение уголовного дела в связи с назначением меры уголовно-правового характера в виде судебного штрафа: право или обязанность компетентных органов? // Вестник Московского университета МВД России. 2018. № 1.
References
1. Vasyukov V.F., Bulyzhkin A.V. Izyatie elektronnykh no-siteley informatsii pri rassledovanii prestupleniy: nereshennye pro-blemy pravovogo regulirovaniya i pravoprimeneniya // Rossiyskiy sledovatel'. 2016. № 6.
2. Gavrilin Yu.V, Pobedkin A.V. Sobiranie dokazatel'stv v vide svedeniy na elektronnykh nositelyakh v ugolovnom sudoproiz-vodstve Rossii: neobkhodimo sovershenstvovaniye protsessual'noy formy // Trudy Akademii upravleniya MVD Rossii. 2018. № 3 (47).
3. Golovko L.V. Tsifrovizatsiya v ugolovnom protsesse: lo-kal'naya optimizatsiya ili global'naya revolyutsiya? // Vestnik eko-nomicheskoy bezopasnosti. 2019. № 1.
4. Kovalenkova O.G. Problemy tsifrovizatsii rossiyskoy eko-nomiki: regional'nyy aspekt // Razvitiye ekonomiki v epokhu tsif-rovykh tekhnologiy: Sb. nauch. statey / Pod. red. I.V. Frolovoy, T.V. Matytsynoy, N.Yu. Lebedevoy. M., 2018.
5. Panfilov P.O. Osobennosti proizvodstva po ugolovnym delam v sfere ekonomicheskoy i predprinimatel'skoy deyatel'no-sti: Diss. ... kand. yurid. nauk. M., 2019.
6. Popova L.V. Osobennosti ugolovno-protsessual'nogo regulirovaniya dosudebnogo proizvodstva po ugolovnym delam ob eko-nomicheskikh prestupleniyakh, sovershennykh v sfere predprinimatel'skoy deyatel'nosti: Diss. ... kand. yurid. nauk. Volgograd, 2019.
7. Shishov V. V. Prekrashchenie ugolovnogo dela v svyazi s na-znacheniyem mery ugolovno-pravovogo kharaktera v vide sudeb-nogo shtrafa: pravo ili obyazannost' kompetentnykh organov? // Vestnik Moskovskogo universiteta MVD Rossii. 2018. № 1.
