CC BY
8С. И. Кузнецова ИЗ ИСТОРИИ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ В ФБОН-ИНИОН
Когда я пришла в 1954 г. работать в ФБОН, директором был Виктор Иванович Шунков - гибкий, умный человек, настоящий русский сибирский интеллигент. Он заложил основы нынешнего коллектива ИНИОН.
Поступив в ФБОН, я вскоре стала заведующей Сектором востоковедения, причем вовсе не потому, что к этому стремилась. Просто умер прежний заведующий, пожилой и вполне традиционный человек. До этого у меня был только опыт преподавательской работы.
Защитив кандидатскую диссертацию в МГУ в 1950 г., я даже не пыталась остаться в Москве - это называлось «устроиться». Я не обладала такими возможностями и знакомствами. В МГУ после аспирантуры нас распределяли: вызывали на комиссию и предлагали вакансии. Мне предложили несколько городов, в том числе Баку.
И вот я четыре года прожила в Баку, преподавала в Азербайджанском государственном университете. От того, чтобы остаться в Баку на всю жизнь, меня спасло то, что там закрыли русское отделение, состав которого был интернациональным. После этого я на законном основании вернулась в Москву.
Нам следует помнить, что национализм возник не в 1991 г. Сейчас в этом отношении все стало резко меняться, но, например, в Азербайджане это началось еще при Гейдаре Алиеве. Тогда было строгое деление: ректор - азербайджанец, проректор - армянин или еврей, чаще армянин. Так, А. А. Арзуманян, первый директор ИМЭМО, был у нас проректором. В Баку в то время была большая армянская диаспора.
Национализм начался в СССР после 1924 г. вместе с размежеванием республик и приоритетом так называемых «титульных» наций. И по мере того как с помощью русских ученых постепенно выращивали национальные кадры, они становились начальниками, а дальше все зависело от личных качеств, понимали ли эти люди необходимость интернационального коллектива или начинали вытеснять инонационалов.
Так сложилось, что в ФБОН оказалось много людей, которые или не хотели, или по каким-то своим анкетным данным не могли «пробиваться» в более престижные институты. Так создался коллектив ученых - не библиотекарей, а действительно ученых. Мы были тогда молодыми, и я помню, что у нас в секторе даже висел лозунг: «В библиотеке надо быть человеком, а не библиотечной крысой».
В большой степени это относилось к востоковедению. Тогда еще важность взаимоотношений с Китаем, с Востоком в целом как-то не очень понималась в верхах. И вот в Секторе востоковедения, который был тогда библиографическим, сложился коллектив из очень талантливых в научном плане людей. В том числе у нас работали будущие доктора наук, крупные специалисты, например, по Китаю - Виталий Рубин, по Индии - Клара Ашрафян.
Как-то в конце 1955 г. в ФБОН пришел профессор И.М. Рейс-нер из университета14. Он был из плеяды знаменитостей Московского университета. Очень интересный яркий человек, брат Ларисы Рейснер. Он хорошо и увлекательно читал лекции по Индии, на которые все с удовольствием ходили. И вот именно он попросил меня взять на работу своего молодого ученика, который работал «где-то корректором» (или что-то в этом духе). В общем, не по специальности. Разве можно было не взять того, за кого просил сам Рейснер?
Это был Леня (позже - Леонид Абрамович) Гордон, известный в будущем социолог15. Его очень ценили в ИМЭМО, где он работал последнее время. Он был одним из нескольких ведущих социологов, которые занимались у нас рабочим классом. Начал с бомбейского пролетариата, а потом стал одним из организаторов
14 Рейснер Игорь Михайлович (1898/99-1958) - доктор исторических наук, профессор, один из основоположников отечественной индологии и афганисти-ки. - Прим. ред.
15 Гордон Леонид Абрамович (1930-2001) - доктор исторических наук, в 1955-1961 гг. работал в Секторе востоковедения ФБОН. - Прим. ред.
знаменитых обследований по Таганрогу и многое сделал для развития советской социологии.
Каков был состав сотрудников ФБОН? Когда я пришла в ФБОН, в ней были библиографические секторы по всем направлениям. Это наталкивало на мысль о том, что будущий институт может стать таким сосредоточием реферативной работы по многим направлениям. ФБОН при В.И. Шункове был единственной возможностью быть «при науке» для тех, кто не сумел попасть в профильные институты АН.
Шункову предложения нашего сектора об изменении библиографической работы (написание аннотаций, разметка статей в журналах для аннотаций, объединение в один бюллетень иностранной и русскоязычной литературы) понравились, хотя у других секторов на Ученом совете были возражения. Такая активность востоковедов объясняется тем, что в нашей области всегда можно было более свободно высказываться. Ведь одно дело - высказать нестандартную «крамольную» мысль по истории России, а другое - сделать это в востоковедческой работе. Можно было многое написать, ссылаясь на специфику Востока, а потом «присадить» для прикрытия какую-нибудь марксистскую цитату...
Вообще, многие из востоковедов уходили в более широкую, а не чисто востоковедческую проблематику. Каковы были для этого предпосылки? Востоковедение - наука комплексная. Можно специализироваться по какой-то узкой тематике, по одной стране, но всегда была традиция комплексного изучения стран Востока. Поэтому здесь переходы в сферу более широких размышлений были более органичны, чем, например, допустим, для филолога стать историком. Это сказывалось и в востоковедческом образовании. Нас обучали в большом объеме экономическим реалиям, культуре, религии - все это у нас преподавалось, хотя в довоенном востоковедении, наверное, более четко соблюдались грани. В 1960-е годы атмосфера стала более свободной и такие переходы были не столько часты, сколько осуществимы. Так, Л. Гордон, будучи учеником востоковеда Рейснера, стал писать по проблемам рабочего класса. Для него в научном отношении это был радикальный переход. Заниматься рабочим классом Индии, не проводя обследования в стране, - это ведь не настоящая социология. Именно подобная ситуация привела его постепенно к уходу из востоковедения в социологию.
В научном плане у нас в секторе общение строилось по принципу: я вычитал то-то у того-то, и по этому поводу у меня
другое мнение; тут же высказывались дополнительные взгляды. Представьте себе, ты сидишь в читальном зале в рабочее время, читаешь зарубежную литературу и вольно или невольно обдумываешь ее. Многое было вычитано из западной литературы и обсуждено в нашем коллективе.
Тогда ходили на работу каждый день и работали «от» и «до». Даже бросали какую-то жестянку в ящик, когда приходили. Поэтому было время не только работать, но и общаться. В нашем отделе это были не «бабские разговоры» про шляпки и прочее, а дискуссии о судьбах науки. Были разговоры и о будущем нашей Библиотеки, в том числе и об использовании опыта ВИНИТИ, который к тому времени уже существовал. ВИНИТИ ведь возник оттого, что наши власти решили, что нам нельзя отставать в области технических наук, чтобы люди знали, над чем работают на Западе и могли почерпнуть эти знания. А мы решили, что общественные науки тоже очень важны.
Помню, Леня Гордон как-то сказал: «Смотрите, какой у нас здесь коллектив и как нам здесь хорошо. Так вместо того, чтобы пытаться бежать в институты, давайте здесь создадим Институт». Он подал идею, а я понесла эту идею Виктору Ивановичу. Он без большого энтузиазма сказал, что, очевидно, это возможно, я мешать не буду, но и особенной помощи от меня не ждите. Но ведь главное - чтобы начальство не мешало. Это важная функция начальства - не мешать, а Шунков был достаточно умен для этого. Кроме того, он в это время уже был сильно болен. В 1967 г. он умер.
Несколько лет мы вместе с Софьей Константиновной Вилен-ской и Клавдией Павловной Алексеевой вели предварительную работу по методическому обоснованию идеи института. Мне пришлось отложить свою докторскую защиту, потому что я писала огромное количество всех этих, как теперь понятно, псевдометодических обоснований. Они выглядели тем не менее очень солидно. Когда все это кончилось, я весь архив с наслаждением вынесла на помойку. Собралось много-много папок. Я писала общие бумаги, С.К. Виленская - методические обоснования применительно к работе Библиотеки. После смерти Виктора Ивановича Шункова нас стала организационно поддерживать и Инесса Александровна Хо-дош, которая тогда была и.о. директора.
Я писала в бесконечных «обоснованиях», что создание предлагаемого нами научного центра даст возможность выпуска реферативных журналов по различным общественным дисциплинам.
Мы сразу ставили так вопрос и даже силами сектора выпустили пробный реферативный журнал по Индии16.
В это время ВИНИТИ уже выпускал журналы, но там были небольшие аннотации, а у нас речь шла о настоящих рефератах. Мы доказывали, что по общественным наукам нужно обязательно писать развернутые рефераты.
Идея была благородная. По опыту своей работы в Баку я хорошо знала про отсутствие новейшей научной литературы на периферии. Баку вроде бы большой город, столица Азербайджана, но нужной, особенно иностранной научной литературы все равно не было. На территории Советского Союза это было проблемой. Все что получали из-за рубежа, существовало всего в двух-трех экземплярах: что-то оседало во Всесоюзной библиотеке им. Ленина, что-то в ФБОН - вот и все.
В самой идее рефератов не было ничего нового, новое состояло в том, что они должны быть такими развернутыми. Мы хотели делать такие рефераты, чтобы они могли заменить людям книгу и не надо было бы тратить свой отпуск на то, чтобы ехать в Москву и там что-то срочно «начитывать».
Как на периферии преподаватели читали лекции? Брали брошюрки Высшей партийной школы и по ним готовились. Они же не были виноваты, что отсутствовала литература. А мы хотели дать им представление о первоисточниках. Чтобы заменить книгу, в реферате должны быть развернутые цитаты, которые преподаватель мог бы воспроизвести. Многие защитили диссертации, списывая с наших рефератов и не ссылаясь на нас. Ссылаться было необходимо, ведь именно так и было задумано - дать людям замену первоисточника. Тогда ведь Интернета не было, получали два комплекта журналов на всю страну. Настоящие труды по научным проблемам, когда требуется знать широкий круг научной литературы, могли писать только люди, которые выезжали за границу и могли купить там что-то или посидеть в библиотеке. Для простых смертных, тем более не в Москве, а даже и в Ленинграде, это было невозможно. Поэтому идея была такой - «понесем свет науки в массы», заменим первоисточники для всей армии советских ученых. И то, что ФБОН имел отделы по всем наукам, должно было способствовать такому эффекту. Ведь, в общем-то, общественные науки нуждаются в комплексности.
16 Индия: Реферативный журнал / ФБОН АН СССР, Институт народов Азии АН СССР. - М., 1961. - 240 с.
Идея наша была также и в том, что в будущем институте соберется особый коллектив, объединяющий подлинных ученых. И первые годы, пока у нас были деньги, действительно к нам приходили специалисты из разных институтов и за сравнительно небольшой гонорар, а больше из-за того, что мы давали им оттиск статьи или книгу, которые они иначе увидели бы не раньше чем через год, писали нам рефераты. В реферировании принимали участие видные специалисты. Так что для того времени идея была очень хорошая. Я понимаю значение новых СМИ, но дело в том, что должно смениться, наверное, два-три поколения, чтобы все научились не просто «рыскать» по Интернету, а действительно получать необходимую информацию по интересующей человека тематике и, самое главное, находить там новые идеи.
Итак, восемь лет я писала бесконечные обоснования о необходимости создания научного центра. Это был очень долгий бюрократический процесс. Все надо было согласовывать не в Президиуме АН СССР, а получить разрешение ЦК. Информация была идеологическим делом!
Пока шли эти бесконечные согласования, даже я при моей нелюбви к общению с сильными мира сего неоднократно ездила в ЦК к разным начальникам. Как только я собиралась ехать на Старую площадь, все в Секторе снабжали меня финансами. Там ведь буфет был роскошный и дешевый. С едой тогда было плохо, главное, что и достать ничего было нельзя. А буфетчицы были очень рады появлению таких, как я. Они все понимали, потому что сами жили в городе. Заевшиеся цековские начальники брали еду в буфете по малости, поэтому я своими покупками помогала выполнить этим буфетчицам план.
Потом мы обращались и к академикам, которые могли своим весом поддержать нас в Президиуме, потому что там тоже надо было все доказывать.
В общем, это был долгий процесс. К моменту его завершения возникла проблема. Определяясь с выбором будущего директора института, мы остановились на Льве Петровиче Делюсине. Мы хотели, чтобы его назначили нашим директором. Этот выбор был нашим низовым решением - поехали к нему и предложили. Ведь, я повторяю, институт задумывался как своего рода маяк для провинции и вообще для обществоведов. Делюсин для этого очень подходил. Он был известным ученым-китаистом и одновременно работником партаппарата либеральной ориентации. Если бы он остался в Институте, он стал бы членом-корреспондентом и, воз-
можно, академиком. Но он оказался слишком свободомыслящим для начальства, которое победило в Президиуме АН. Я не помню, сколько он у нас пробыл директором, примерно год17. За это время он привел в Институт много интересных людей. Для нас было особенно важно, что пришли новые китаисты.
Тогда вице-президентом Академии наук был А. М. Румянцев. В то время в Праге издавался журнал, считавшийся рассадником свободомыслия, - «Проблемы мира и социализма»18. В нем печатались статьи, которые в газете «Правда» не прошли бы. Румянцев одно время был там то ли куратором, то ли редактором этого журнала и знал Делюсина по этому пражскому неортодоксальному изданию. Так вот, Делюсин считал, что и мы должны были внушать ЦК, правительству прогрессивные мысли под видом обзоров зарубежной литературы. Первое, что он сделал, это попросил каждый сектор написать обзор литературы по какой-либо общей проблеме. Потом, я помню, наш текст он принял, что было неудивительно, поскольку мы давно этим занимались, а другие сам переписал. Он был широко образованным человеком, но, к сожалению, не прижился в «верхах» ЦК и АН, тогда как для Института, конечно, было важно, чтобы во главе его стоял человек, который может обеспечить покровительство «верхов», и, главное, нужно было достраивать наше здание, которое в то время представляло собой типичный советский долгострой.
Тогда и пришел наш многолетний директор В. А. Виноградов, с именем которого теперь во многом связывают создание Института. Он сделал очень многое, и прежде всего сохранил квалифицированные кадры прошлых лет.
Когда он увидел, как мы ютимся на улице Фрунзе, где район чудесный и здание у нас красивое, хоть и очень тесное, он сумел добиться денег для того, чтобы достроить наше здание в районе станции метро «Профсоюзная». Он все это сдвинул, и строительство пошло намного быстрее. Благодаря Виноградову ФБОН окончательно превратился в ИНИОН.
При нем мы переехали в новое здание, вышли первые три наших реферативных журнала - «Научный коммунизм», «Эконо-
17 Делюсин Лев Петрович - доктор исторических наук, директор ИНИБОН в 1970-1972 гг. - Прим. ред.
18 «Проблемы мира и социализма» - ежемесячный теоретический и информационный журнал коммунистических и рабочих партий, выходил в Праге в 1958-1990 гг. - Прим. ред.
мика», «Востоковедение и африканистика». Владимир Алексеевич сказал, что для того, чтобы оправдать получение денег, надо показать результат. К этому моменту были готовы востоковеды, экономисты и сектор научного коммунизма. Поэтому макеты первых трех журналов были изданы, и мы поехали их обсуждать, конечно же, в Ленинград. При всем том, что Москва - столица, мы всегда оглядывались на Ленинград, на ленинградских ученых. В Ленинграде было объединенное заседание представителей Ленинградского университета и Ленинградского филиала Академии наук. Все были безумно счастливы, что, наконец, мы будем знать, о чем пишут за рубежом. Тогда еще никто не мог представить, что наступит время Интернета.
Несмотря на то что главной нашей задачей было освещение происходящего за рубежом, мы должны были представлять в наших журналах и советскую науку. Поэтому начали издавать и зарубежную, и советскую серии.
При организации Института к нам пришло много людей широко подготовленных и свободно мыслящих. Все это было связано с ситуацией в стране. Задумывалось, что ИНИОН станет сосредоточием творческой мысли. Этот счастливый период продолжался так же, как и в стране в целом: это были 1960-е годы, «оттепель». Такой была «весна», начало ИНИОН.
В наши дни перед коллективом стоят новые трудные задачи. Их следует решать несмотря на все кадровые и финансовые сложности, используя богатый опыт превращения ФБОН в ИНИОН.
