CC BY
214
Т. А. Покивайлова, А. С. Стыкалин
(Москва)
Из истории советско-румынских отношений в эпоху социализма
Вниманию читателя предлагаются заметки на полях монографического исследования румынского автора, посвященного истории взаимоотношений СССР и Румынии начиная от прихода к руководству своих партий Л. И. Брежнева и Н. Чауше-ску в 1964-1965 гг. и кончая декабрьской революцией 1989 г. в Румынии.
Ключевые слова: Советский Союз, Румыния, Н. Чаушеску, Л. И. Брежнев, М. С. Горбачев, перестройка, 1989 год в Восточной Европе.
Румынский историк профессор Василе Буга, чья недавняя монография привлекла наше внимание1, совмещает в себе исследователя и свидетеля описываемых в его книге событий. Около четверти века, вплоть до конца 1989 г., работая в качестве референта в аппарате ЦК Румынской компартии, он выступал в роли переводчика в ходе официальных и неофициальных бесед Н. Чаушеску с советскими лидерами, сопровождал его в поездках по СССР. Позже, после падения коммунистического режима в Румынии, В. Буга находился на дипломатической работе в Москве и Праге в качестве советника-посланника, одна из его неоспоримых заслуг состоит в возобновлении работы совместной советско-румынской комиссии историков в 1992 г. уже в новом качестве — российско-румынской комиссии, одним из руководителей которой (зампредом с румынской стороны) он является по сегодняшний день. Ценные личные свидетельства, несомненно, обогатили труды известного историка, уже долгие годы возглавляющего центр по изучению России и СССР в одном из румынских академических институтов, однако не заменили, конечно же, обращения к архивным документам. Вышедшие на румынском языке монографии и фундаментальные документальные публикации В. Буги «Закат империи. СССР в эпоху Горбачева. 1985-1991» (Бухарест, 2007); «Холодное лето в советско-румынских отношениях. Переговоры в Москве в июле 1964 г.» (Бухарест, 2012), «Г. Георгиу-Деж и Сталин. 1944-1952». Бухарест, 2012 (в соавторстве с Д. Кэтэнушем), а также коллективные труды
под его редакцией (например, «Власть и общество. Коммунистический лагерь под знаком десталинизации. 1956 г.». Бухарест, 2006) основаны на глубоком знании историографии, но прежде всего на тщательной проработке материалов румынских и российских архивов (в первую очередь партийной и дипломатической документации).
В центре внимания вышеупомянутой монографии В. Буги — сложный и неоднозначный по содержанию период в истории советско-румынских отношений с 1965 по 1989 гг., приходящийся на время правления в Румынии Н. Чаушеску. Ничуть не идеализируя Чау-шеску как политика, Буга вместе с тем не склонен к весьма широко распространенным как в Румынии, так и особенно за ее пределами эмоциональным характеристикам этого экстравагантного коммунистического лидера, навешиванию ярлыков, обвинениям в сталинизме, природной русофобии и т. д. По мнению автора, он прежде всего был национально ориентированным политиком, пытавшимся отстаивать в отношениях с СССР принципы равноправия и национального суверенитета, так, как он их понимал, и совершавшим при этом немалые ошибки (Р. 405).
Истоки дистанцирования социалистической Румынии от Москвы восходят, согласно В. Буге, к первым годам после смерти Сталина. Важным фактором, повлиявшим на формирование более самостоятельного внешнеполитического курса румынского руководства, стало сделанное в дни драматических венгерских событий осени 1956 г. программное заявление Советского правительства от 30 октября, которое провозгласило, по крайней мере формально, принципы новых отношений между СССР и странами, находившимися в его сфере влияния (в первую очередь принцип большего равноправия). Известно, что Г. Георгиу-Деж оказался среди тех коммунистических лидеров сталинской формации, которым удалось удержаться у власти и после ХХ съезда КПСС. При этом важно заметить, что он с опасениями воспринял решения съезда, а тем более события осени 1956 г. в соседней Венгрии и принял меры по ограждению Румынии от веяний извне, способных ослабить коммунистическое правление. Изменения курса не ограничились, таким образом, внешней политикой. В. Буга по сути признаёт, что боязнь потери коммунистами власти, что фактически произошло в октябре 1956 г. в Венгрии, вела к определенной автономии и во внутренней политике румынского руководства, созданию некоторых преград на пути советского влияния (Р. 17), а также к отказу от следования по пути реформ. Вместе с
тем бурная осень 1956 г. подтвердила прочность коммунистической власти в Румынии, что дало основания Москве уже в 1958 г. санкционировать вывод советских войск из этой страны. Прекращение советского военного присутствия в свою очередь стало новым фактором, ускорившим формирование более независимой внешнеполитической линии.
В. Буга показывает, что первые признаки напряженности в отношениях между руководителями КПСС и Румынской компартии (до 1965 г. Румынской рабочей партии) проявились уже в 1962 г., а в ходе краткосрочной июньской 1963 г. поездки Н. С. Хрущева в Бухарест обозначились еще сильнее. Во время встреч и бесед с представителями румынской компартии и правительства первый секретарь ЦК КПСС подчас вел себя грубо и бесцеремонно, что не могло не вызвать негативную реакцию его собеседников. Это заметили и соратники Хрущева, подвергнутого критике на пленуме ЦК КПСС в октябре 1964 г. при отстранении в том числе за неумение правильно выстраивать отношения с лидерами «братских» партий социалистических стран, что особенно проявилось в размолвке с румынами. Как бы то ни было, главная причина взаимного охлаждения крылась, разумеется, не в недопустимой манере поведения Хрущева, а в принципиальных разногласиях по вопросам экономического сотрудничества социалистических стран. Именно эти расхождения, собственно говоря, и вызвали неудовольствие лидера СССР. Румынская сторона увидела в советских предложениях по совершенствованию планирования и кооперации в рамках СЭВ определенное попрание своего национального суверенитета, стремление превратить Румынию вопреки ее интересам в аграрно-сырьевой придаток более развитых стран. Надо сказать, что приведенный в книге материал (независимо от оценок самого автора, разумеется, не склонного идти наперекор устоявшимся в румынской историографии точкам зрения) дает основания отметить некоторую односторонность румынской позиции, занятой в те годы на сессиях СЭВ. Ведь в выступлениях Н. Хрущева и других членов советского руководства постоянно указывалось, что речь идет отнюдь не о слиянии плановых органов разных стран, стирании государственных границ, создании наднациональных экономических структур с большими полномочиями, установлении приоритета за общим планированием в ущерб суверенитету и специфическим интересам каждой отдельно взятой страны (Р. 18-19). В ходе дискуссий в рамках СЭВ выискивались пути налаживания взаимовыгодного сотрудничества на основе более рационального со-
четания потребностей той или иной страны с ее реальными экономическими возможностями.
Из материала, представленного в монографии, выясняется, что именно румынское, а не советское руководство инициировало меры, направленные на свертывание многообразных связей между двумя странами (отзыв до тех пор остававшихся, уже немногочисленных, советских советников при ряде румынских ведомств, ограничение деятельности общества культурных связей с СССР, резкое сокращение масштабов обучения советских студентов в Румынии и румынских — в СССР). Было отдано негласное распоряжение об усилении работы по выявлению советских агентов и информаторов. Советских женщин, вышедших замуж и постоянно проживавших в Румынии, румынское МВД фактически принуждало к смене гражданства. Сводятся к минимуму публикации на русском языке (что в принципе не отвечало задачам пропаганды румынской культуры перед зарубежной публикой), значительно сокращаются объемы преподавания русского языка в начальных и средних школах, ликвидируется или преобразуется ряд университетских кафедр русской филологии. С целью ослабления советского влияния переименовывались улицы, институты, предприятия и прочие объекты, названные ранее в честь русских и советских государственных деятелей и деятелей культуры. Правда, это не коснулось тех, чей позитивный вклад в румынскую историю был неоспорим, например, графа П. Д. Киселева, в 1830-е годы осуществлявшего конституционные реформы в Дунайских княжествах.
В. Буга не мог обойти стороной известного скандала в советско-румынских отношениях, связанного с публикацией в «Вестнике МГУ» в 1964 г. статьи специалиста по экономической географии социалистических стран Э. Б. Валева с конкретными предложениями относительно перспектив экономического сотрудничества приду-найских районов Румынии, Болгарии и СССР в интересах роста производительных сил, более эффективного и рационального использования вод Дуная. Надо сразу сказать, что беспристрастное ознакомление с этой статьей не оставляет сомнений в некорректности некоторых высокопоставленных румынских критиков, обвинявших советского экономо-географа в выработке планов вмешательства через наднациональные и межгосударственные экономические структуры во внутренние дела Румынии, а значит, ущемления ее суверенитета. Бескомпромиссность румынской стороны в нашумевшей истории с «планом Валева», несмотря на усилия Москвы по смягчению проти-
воречий, не способствовала преодолению наслоений в двусторонних отношениях. С другой стороны, как показывает В. Буга, в ряде случаев, например в случае со строительством гидроэлектростанции у Железных ворот на Дунае (совместный румыно-югославский проект при участии СЭВ), румынское руководство добилось при осуществлении международного проекта принципиальной корректировки первоначальных планов с учетом требований Бухареста.
Политика внешнеполитического дистанцирования Румынии от СССР нашла концептуальное выражение в известном партийном документе — вызвавшей раздражение в Москве апрельской Декларации 1964 г. Акцент в ней делался на равноправии компартий и социалистических стран, осуществляющих между собой взаимовыгодное сотрудничество, невмешательстве во внутренние дела, утверждении приоритета национальных интересов и ценностей перед интернациональными. Называя Декларацию кульминационным пунктом в процессе формирования особого курса Румынии, В. Буга справедливо указывает, что на принятии этого документа сказалось международное положение, и прежде всего ситуация в мировом коммунистическом движении, где румынская компартия пыталась отстаивать свою относительно независимую линию, все более балансируя на противоречиях между двумя великими державами — СССР и Китаем, претендовавшими на доминирующую роль в мировом социализме. И при этом надеясь, что более самостоятельная политика в рамках социалистического лагеря позитивно скажется и на отношениях страны с Западом, в частности на получении преференций в экономическом сотрудничестве с развитыми странами (Р. 181-182).
После отставки Хрущева в октябре 1964 г. и кончины Георгиу-Дежа в марте 1965 г., руководство КПСС, преувеличивая роль субъективных моментов в ухудшении отношений, понадеялось на возможность их серьезной перезагрузки. Многолетняя работа в партаппарате, участие в неофициальных беседах, не нашедших отражения в прессе, позволили В. Буге создать свой портрет преемника Георгиу-Дежа Н. Чаушеску, как отмечалось, в общем расходящийся с представлениями о нем как о политике, чья осле-пленность национализмом соседствовала с русофобией. По свидетельствам автора (Р. 56-59), все было сложнее. Чаушеску действительно ценил помощь, оказанную Румынии Советским Союзом в засушливые послевоенные годы, отмечал серьезную поддержку официальной Москвой позиции Бухареста на Парижской мирной
конференции 1946 г. в венгеро-румынском территориальном споре по трансильванскому вопросу. Он готов был также признать, что снижение советским правительством объема репараций, которые Румынии предстояло выплачивать СССР в наказание за ее участие на стороне нацистской Германии в войне на восточном фронте, благоприятно сказалось на румынской экономике. Как бы то ни было, никакого прорыва в двусторонних отношениях с приходом Чауше-ску не случилось2, более того, внешнеполитическая концепция, нашедшая выражение в упомянутой апрельской Декларации 1964 г., получила свое дальнейшее развитие и практическое воплощение, Румыния с еще большей последовательностью отстаивала право на самостоятельный курс, дистанцируясь от Москвы по все более широкому кругу конкретных вопросов. На заседаниях Политического Консультативного Комитета (ПКК) ОВД румынские делегации то и дело выдвигали перед СССР требование о реальном приобщении союзников к выработке принципиальных планов и принятию важнейших решений, особенно связанных с использованием стратегического оружия.
Конечно, диалог между элитами двух партий продолжался, происходил систематический обмен визитами (в том числе и на высшем уровне), что, по справедливому мнению В. Буги, до некоторой степени способствовало снижению напряженности в двусторонних отношениях. Особое внимание в работе уделено анализу сентябрьской встречи 1965 г., на которую в Москве возлагались немалые надежды, впрочем, не оправдавшиеся — напротив, встреча высветила всю глубину расхождений по целому ряду принципиальных вопросов. Более того, на переговорах не обошлось без настоящего скандала, когда с румынской стороны был неожиданно поставлен весьма чувствительный для нее вопрос о полном возвращении социалистической Румынии золотого запаса Национального банка королевской Румынии, эвакуированного по просьбе ее правительства в годы первой мировой войны (начиная с конца 1916 г., т. е. в условиях, когда существовала реальная угроза оккупации всей страны армиями центральных держав) в Россию, в кладовые Московского Кремля, и удержанного уже Советской властью после того, как Румыния аннексировала в 1918 г. Бессарабию, входившую с 1812 г. в Российскую империю3. Надо сказать, что транспортировка производилась в 1916-1917 гг., в месяцы войны, а затем и начавшейся революции, в условиях дезорганизации власти, развала на фронтах, грабежей и насилия, поэтому можно усомниться в со-
хранности всего груза. Советское правительство начиная с 1918 г. увязывало возвращение Румынии золота (а также эвакуированных вместе с ним в Россию королевских фамильных драгоценностей, национальных историко-культурных, архивных, художественных ценностей, монастырского имущества, банковских бумаг и т. д.) с выводом ее войск из Бессарабии и отказом от притязаний на этот край. А также с проблемой взаиморасчетов между Румынией и Россией, связанных с долгами, накопившимися за годы Первой мировой войны4. Тем не менее уже в 1935 г., в условиях кратковременного улучшения советско-румынских отношений, часть ценностей и золотого запаса была возвращена в качестве жеста доброй воли. Еще одна часть была передана в 1956 г. социалистической Румынии (Р. 373). Таким образом, в Москве считали проблему «румынского золота» давно закрытой. В Бухаресте смотрели на это дело совершенно иначе, дав понять в ходе сентябрьских московских переговоров 1965 г., что возвращение оставшегося золотого запаса (оцененного румынской стороной в 150 млн. долларов) будет иметь, помимо экономического, и особое политическое значение, т. е., иными словами, поспособствует сближению позиций двух партий по принципиальным политическим вопросам. Не будет преувеличением сказать, что неожиданно предъявленные требования вызвали в кремлевских стенах эффект разорвавшейся бомбы. Л. И. Брежнев выразил недоумение уже тем, что коммунистами через 50 лет выносится на поверхность вопрос отношений царской России и королевской Румынии, не имеющий никакой связи «с братскими, дружественными отношениями между двумя социалистическими странами». С советской стороны напомнили о стоимости в 300 млн. долларов поставок Румынии вооружения в годы первой мировой войны. Более того, было указано на гипотетическую возможность предъявить-таки Румынии новый (едва ли не стократно превосходящий весь королевский золотой запас) счет за все разрушения и мародерство, чинившиеся армией маршала Антонеску не только в оккупированной ею на долгие месяцы в годы второй мировой войны Бессарабии, Одессе и Юго-Восточной Украине, но вплоть до окрестностей Сталинграда, где эта армия участвовала в боевых действиях. Ведь репарации, которые Румыния выплатила СССР, имели, по оценке Брежнева, чисто символический характер. Не соглашаясь с этим, румынское руководство еще несколько раз поднимало этот вопрос, в том числе в ноте своего МИДа от 28 июня 1968 г. Проблема была унаследована посткоммунистическими правительствами России и
Румынии; так, при подписании в июне 2003 г. российско-румынского договора было предложено создать двустороннюю историческую комиссию, которая представила бы свои выводы по проблеме королевского золота.
В своей работе В. Буга рассматривает как положительные стороны двусторонних отношений, так и сохранявшиеся разногласия по целому ряду международных вопросов. Так, Румыния опередила другие социалистические страны в вопросе о налаживании дипломатических отношений с ФРГ, еще до того, как в Бонне возобладала «новая восточная политика», связанная с В. Брандтом. Это вызывало поначалу неудовольствие в Кремле, где потом были все же вынуждены с оговорками признать первопроходческую роль Румынии на западногерманском направлении. Румынская сторона предлагала также внести в предложенный проект договора о нераспространении ядерного оружия поправки, с которыми не было согласно руководство СССР (за этим стояло обоснованное стремление уберечь себя от неспровоцированного ядерного удара в случае конфликта, за развязывание которого руководство страны не несло никакой ответственности). Румыния заняла также особую среди европейских социалистических стран позицию во время «шестидневной войны» на Ближнем Востоке в июне 1967 г., не поддержав однозначно арабские государства в их конфликте с Израилем и сохранив с ним дипломатические отношения. Это вызвало настолько острую критику на совещании коммунистических и рабочих партий в Будапеште в феврале — марте 1968 г., что после выступления представителя сирийской компартии делегация РКП демонстративно покинула совещание. Одним из жестов, явно не благоприятствовавших позитивной динамике в развитии советско-румынских отношений, явилось возложение румынской делегацией во главе с премьер-министром И. Г. Маурером цветов к памятнику маршалу Маннергейму при посещении ею Финляндии в марте 1968 г. (в ознаменование заслуг Маннергейма перед Румынией как генерала русской армии времен первой мировой войны).
Известно, что низшей точки в процессе своего охлаждения советско-румынские отношения достигли в августе 1968 г., когда Румыния решительно выступила против интервенции СССР и ряда его союзниц по ОВД в Чехословакии (анализу двусторонних отношений в контексте чехословацкого кризиса В. Буга посвятил отдельную главу)5. По сути, В. Буга солидаризируется с мнением тех исследователей, которые считают, что Чаушеску мало заботила проблема
демократизации и идейного плюрализма в Чехословакии. Ему импонировало в Пражской весне лишь стремление к большему суверенитету в отношениях с Москвой, и деятельность чехословацких коммунистов-реформаторов он воспринимал под этим углом зрения, видя в них потенциальных внешнеполитических союзников Румынии. В Москве, разумеется, знали об особой позиции Румынии в оценке внутриполитических процессов, происходивших в Чехословакии, и уже с весны 1968 г. представители румынской компартии не приглашались на совещания лидеров соцстран, посвященные обсуждению чехословацкого вопроса, фактически они были с самого начала полностью устранены от принятия решений в рамках советского блока по Чехословакии. Известно, что через считанные часы после военной акции Чаушеску выступил в центре Бухареста на многотысячном митинге румынских трудящихся с осуждением ввода войск в Чехословакию. Имели место дипломатические демарши с обвинениями друг друга в недружественной политике. В. Буга доказывает, что в связи с особой позицией Румынии возникла даже реальная угроза ее выхода из ОВД (Р. 69-70). Рассматривая реакцию советского руководства на позицию официального Бухареста, автор не мог уйти от дискутируемого в литературе вопроса о том, создавала ли сложившаяся ситуация непосредственную военную угрозу для Румынии. Он отмечает, что накануне и в первые дни после вступления войск ОВД в Чехословакию Чаушеску и его окружение получали информацию о передвижении советских войск вблизи границы двух стран. Определенные передвижения были замечены также близ румыно-болгарской и румыно-венгерской границ (Р. 78-81). Однако, по мнению В. Буги, развитие дальнейших событий показало, что речь могла идти в данном случае лишь о политическом давлении и запугивании румынского руководства, но отнюдь не о планах ввода войск в Румынию (Р. 82).
Анализируя советско-румынские отношения в контексте масштабного чехословацкого кризиса, В. Буга уделяет немалое внимание международному контексту. В то время как Москва негативно реагировала на позицию румынского руководства, на Западе ему аплодировали и обещали экономическую помощь, но не более того. Было очевидно, что Запад был не намерен активно вмешиваться в события, развернувшиеся в сфере влияния СССР. Лидер соседней неприсоединившейся Югославии И. Броз Тито (также публично осудивший акцию ОВД в отношении Чехословакии) также при встрече с Чаушеску дал понять, что в случае советско-румынского воору-
женного конфликта совершенно не намерен оказывать военную поддержку Румынии и, более того, даже прикажет разоружить румынские войска, отступившие в Югославию, поскольку совершенно не заинтересован в военной конфронтации своей страны с СССР. В этих условиях у Чаушеску не было иной альтернативы, кроме поисков путей улучшения отношений с Москвой. По-прежнему заботясь об укреплении своих позиций во главе партии и страны и ни в коей мере не отказываясь от основных принципов своей внешней политики, он в то же время предостерегал свое окружение от дальнейшего обострения отношений с СССР и его союзниками по ОВД (Р. 91, 105). Можно говорить о том, что уже осенью 1968 г. и в Бухаресте, и в Москве были предприняты серьезные усилия в целях снижения градуса конфронтационности.
Из работы В. Буги, кстати говоря, получаем представление о неоднозначности отношения в румынском обществе к политике своего руководства в условиях чехословацкого кризиса. Поддержка народом независимого внешнеполитического курса не была тотальной, существовали настроения и в пользу более компромиссной линии. Более того, у советского посольства в Бухаресте был определенный круг информаторов, выражавших неудовольствие тем, что Чаушеску окружил себя «чуждыми социализму» элементами, и даже призывавших Москву предпринять в отношении Румынии акцию, «аналогичную той, которая была предпринята в Чехословакии, с тем чтобы очистить от них ряды партии и заменить тогдашнее партийное и государственное руководство на представителей рабочего класса» (Р. 107-108).
Отдельная глава в работе В. Буги посвящена бессарабскому вопросу, с середины 1960-х годов в немалой мере осложнявшему советско-румынские отношения. Автор показывает, что провозглашенный руководством румынской компартии тезис о приоритетности национальных ценностей перед интернациональными стал находить проявление и в области исторической науки, в первую очередь в трактовках историками Румынии прошлого российско-румынских взаимоотношений. Это коснулось прежде всего бессарабского вопроса. Румынская партийно-политическая элита, а вслед за ней и историки в новых условиях ни в коей мере не выражали готовности солидаризироваться с официальной советской точкой зрения о справедливом характере присоединения междуречья Днестра и Прута (в том числе восточной половины Молдавского княжества) к Российской империи в 1812 г. и ее возвращения СССР в 1940 г. Более того, в
подтверждение своей правоты они апеллировали к наследию самого Карла Маркса: его высказывания с критикой имперской политики России в отношении Дунайских княжеств, и в том числе присоединения Бессарабии в 1812 г., активно тиражировались начиная с 1964 г. в партийной прессе. Несомненно, это вносило дополнительную напряженность в двусторонние советско-румынские отношения. Вместе с тем официальные лица в Бухаресте всегда подчеркивали, что обращение к бессарабскому вопросу, во всей его исторической динамике (переход края в лоно иной государственности в 1812 г., 1918 г., 1940 г.), они считают не только уделом, но и обязанностью историков, стремящихся к выявлению объективной истины. Какая бы то ни было актуально-политическая подоплека при этом отрицалась. В руководстве СССР смотрели на дело иначе, полагая, что территориальных споров между двумя соседними социалистическими странами (тем более союзническими) не может быть по определению, а потому любое муссирование в исторической литературе бессарабской проблемы (не в духе официальной советской точки зрения) вносит ненужную нервозность во взаимоотношения двух народов.
Плохо завуалированное стремление румынской партийно-государственной элиты заявить свое историческое право на Бессарабию вызывало в Москве тем большее раздражение, что было нередко связано с попытками ревизовать оценки роли СССР на ранних этапах второй мировой войны. Когда дело касалось трактовки определенных страниц истории второй мировой войны, румынская позиция воспринималась уже не просто как нарушение джентльменской договоренности не ворошить прошлое, муссируя старые обиды. Даже частичный пересмотр исторической роли СССР в войне расценивался как святотатство. Разногласия в этом плане постепенно поднялись до уровня фактора, реально способствовавшего ухудшению межгосударственных отношений.
Раздел книги, посвященный развитию советско-румынских отношений после прихода к руководству КПСС М. С. Горбаче -ва, в основном перекликается с известной профессиональному российскому читателю статьей В. Буги «Декабрьская революция 1989 г. в Румынии в контексте советско-румынских отношений», опубликованной в сборнике Института славяноведения РАН «Революции и реформы в странах Центральной и Юго-Восточной Европы: 20 лет спустя» (М., 2011). Встав во главе партии, Горба -чев сразу дал понять лидерам Румынии, что КПСС выступает за равноправные отношения, уважение суверенитета каждой страны,
взаимовыгодное сотрудничество во всех сферах, подчеркнув вместе с тем, что признание этих принципов одновременно означает полную отвественность каждой партии за положение в своей стране. Справиться с проблемами, стоявшими перед страной, румынское руководство, однако, не могло. Отрыв от реалий и склонность к волюнтаристским акциям с непродуманными последствиями (показательны в этом смысле планы по ликвидации многочисленных сельских населенных пунктов, признанных бесперспективными), глухота к социальным требованиям масс, неготовность идти даже на самые минимальные реформы — все это привело к закономерному краху режима Чаушеску. Горбачев и его окружение хорошо осознавали, что при отсутствии радикальных мер по реорганизации экономического механизма ситуация в Румынии приведет рано или поздно к социальному взрыву. Конечно, советское руководство не могло предвидеть, когда это случится, а потому не вмешивалось, не торопило события, занимая до последнего момента довольно осторожную, выжидательную позицию. Автору чужда встречающаяся в румынской (да и западной) литературе точка зрения о якобы вовлеченности Москвы в процесс устранения Ча-ушеску в интересах сохранения у власти в Румынии приемлемых для руководства СССР представителей старой коммунистической элиты.
Подводя итоги, следует заметить: в современной румынской историографии намечаются в последнее время новые тенденции в осмыслении специфики взаимоотношений СССР с «диссидентом» в социалистическом содружестве — Румынией эпохи Чаушеску. Об этом наглядно свидетельствует, в частности, книга историка и дипломата В. Буги, заслуживающая, на наш взгляд, даже перевода на русский язык, для того чтобы с ней могли ознакомиться не только малочисленные российские румынисты, но и более широкий круг специалистов по истории советского блока.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Buga V. Pe muchie de cutit. Relatiile romano-sovietice. 1965-1989. Bucure§ti: Institutul National pentru Studiul Totalitarismului, 2013. 423 р. (Буга В. На острие ножа. Советско-румынские отношения. 1965-1989 гг. Бухарест: Институт по изучению истории тоталитаризма, 2013. 423 с.).
При цитировании книги отсылка к конкретным страницам производится в скобках в тексте рецензии.
2 См.: Покивайлова Т. А. От Г. Георгиу-Дежа к Н Чаушеску. Румыно-советские отношения: смена вех // Москва и Восточная Европа. Непростые 60-е... Экономика, политика, культура. М., 2013.
3 См. подробнее: Покивайлова Т. А. Первая мировая война и проблемы советско-румынских взаиморасчетов // Первая мировая война и судьбы народов Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 2015.
4 См.: Там же.
5 См. также: Покивайлова Т. А. В августе 68-го. Реакция румынского руководства на события в Чехословакии // 1968 год. «Пражская весна». Историческая ретроспектива. М., 2010.
T. A. Pokivaylova, A. S. Stykalin Glimpses of the Soviet-Romanian history in the socialist period
The authors draw reader's attention to the notes in the margin of the monograph of the Romanian author devoted to the history of the Soviet-Romanian relations starting from the period when L. I. Brezhnev and N. CeauSescu became General Secretaries of their parties in 1964-1965 and ending with the December revolution in Romania in 1989.
Key words: Soviet Union, Romania, N. Ceausescu, L. I. Brezhnev, M. S. Gorbachev, Perestroika, 1989 in Eastern Europe.
