CC BY-NC-ND
59
Церковное краеведение
Н.М. Брусиловский
ИЗ ИСТОРИИ ДОМОВЫХ ХРАМОВ МОСКВЫ XVIII в.:
ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И ЕГО ПРАКТИЧЕСКОЕ ПРИМЕНЕНИЕ (на примере храмов в домах князей Вяземских и Мещерских)
В статье исследуется проблема изменения положения домовых церквей в Москве в XVIII в. Анализируется новое законодательство и его влияние на характер домовых церквей по сравнению с предыдущей эпохой. Использование архивных дел из фонда Московской духовной консистории позволило автору продемонстрировать применение новых указов на примере храмов в домах князей Вяземских и Мещерских.
Ключевые слова: домовая церковь, указы, прошения, митрополит Платон, Петр I, создание церквей, упразднение церквей.
Начало XVIII в. - эпоха перемен во многих сферах жизни Российского государства. Петровские реформы, оказавшие огромное влияние на дальнейшее развитие страны, не могли не коснуться и православной церкви. Упразднение патриаршества, создание Святейшего правительствующего синода, учреждение поста обер-прокурора - все эти меры были призваны полностью изменить систему управления церковью. Однако иным немаловажным процессом церковной истории России XVIII в. стали трансформации в повседневной жизни православных христиан. В данном вопросе необходимо исследование ряда аспектов, ранее практически не подвергавшихся анализу. Среди таковых особо стоит отметить домовые церкви - явление, претерпевшее в XVIII в. коренные изменения, полностью регламентированное государственной властью. Ряд указов 1720-х гг. был призван поставить
© Брусиловский Н.М., 2013
создание и бытование домовых церквей под полный контроль государства. Представляется ценным не только рассмотреть соответствующее законодательство, но и проследить процесс его применения на практике в границах Москвы. При этом необходимо разграничивать домовые церкви, находящиеся в частных домах, и располагающиеся при больницах, богадельнях, гимназиях, институтах и других учреждениях. В данной статье анализируются храмы, основывавшиеся в частных домах.
Тенденция возведения домовых церквей, создававшихся представителями элиты государственной власти для себя, членов своих семей и домочадцев, наметилась еще в XVII в. Ряд выходцев из боярских родов, обладавших высоким положением при царском дворе, возводили свои собственные храмы, куда широкому кругу людей вход был воспрещен; тем самым прежняя традиция «соборной» молитвы, предполагавшей пребывание на богослужении совместно со всеми членами прихода, независимо от социального положения, уступала место индивидуалистской позиции. Соответственно, такие домовые храмы находились полностью на содержании ее создателя, который также выплачивал денежное довольствие священнику. Архидиакон Павел Алеппский, сопровождавший Антиохийского патриарха Макария в его путешествии в Россию в 1656 г., в своих записках сообщал следующие сведения: «В доме каждого из них (государственных сановников. - Н. Б.) есть чудесная, изящная церковь, и каждый тщеславится перед другими её красотой, и наружным, и внутренним ее росписанием; при всякой церкви три или четыре священника, кои состоят исключительно при боярине и его семействе, получая от него жалование и одежду. <...> У всякого в доме имеется бесчисленное множество икон, украшенных золотом, серебром и драгоценными каменьями, и не только внутри домов, но и за всеми дверями, даже за воротами домов»1.
Процесс создания домовых церквей продолжался и после середины XVII в. Так, например, в 1687 г. была освящена церковь св. Параскевы Пятницы в Охотном ряду, выстроенная на средства князя В.В. Голицына и имевшая два яруса: если внизу располагался общедоступный придел во имя св. Параскевы Пятницы, то наверху -придел Воскресения Христова, бывший домовой церковью князя и соединенный с его палатами длинным переходом. Схожим образом имела статус домовой и церковь св. Николая Чудотворца на Берсе-невке, чьим храмоздателем был думный дьяк Аверкий Кириллов. Его богатые палаты, сохранившиеся до наших дней, так же сообщались с церковью с помощью перехода. Лишь после смерти Аверкия Кириллова храм стал приходским. Наконец еще один яркий пример -
сохранившаяся церковь Успения на Никольской улице, выстроенная боярином Михаилом Салтыковым. Таким образом, к началу XVIII в. домовые церкви не были редким явлением для Москвы.
В первые годы правления Петра I положение домовых церквей оставалось прежним. Однако в 1721 г. наряду с созданием Святейшего правительствующего синода как постоянного органа церковного управления и введения в действие Духовного регламента государственная власть уделила внимание и домовым храмам. 12 апреля 1722 г. вышел указ об их упразднении: «Обретающиеся в Москве у знатных персон в домах церкви велено весьма упразднить, дабы ходили господа, как Духовным регламентом определено, к церквам приходским, а ежели которые престарелые персоны до церкви ходить не могут, а литургии слушать требуют, тем иметь с благословения синодального в собственных палатах антиминсы, с потребным к священнослужению убранством, токмоб верхи тех палат никакой от прочих отмены не имели, и в прочее время, по отсутствии или по преставлении те персон, когда антиминсы имеют быть к Синоду взяты, были оные палаты к домовому употреблению свободны»2.
Данный указ полностью изменил положение домовых церквей: его целью было сведение их количества к минимуму и существенное понижение в статусе. Если ранее факт наличия такого храма считался для его создателя весьма почетным и свидетельствовал о его высоком положении и достатке, то теперь мог демонстрировать лишь физическую немощь создателя, неспособность ходить в приходскую церквь и передвигаться на дальние расстояния. Более того, домовая церковь не должна была каким-либо образом выделяться во владении храмоздателя, она даже не могла быть увенчана главой; соответственно, терялся смысл украшения такой церкви, она более не являлась частью пространства города (как, например, церковь Параскевы Пятницы или церковь Знамения в Романовом переулке), превратившись лишь в одно из внутренних помещений дома. Наконец, домовый храм по новому указу провозглашался явлением временным: в случае минования надобности в нем у хозяев владения (в первую очередь в связи со смертью лица, инициировавшего устроение храма, или его переездом в другое место, или продажей участка) он подлежал упразднению, а его прежнее помещение могло быть использовано любым иным образом.
Указ от 12 апреля 1722 г. был в русле общей политики Петра I в отношении церкви, направленной на ограничение храмоздательства. Так, в то же время происходило полное упразднение московских часовен: деревянные постройки предписывалось
разобрать, а каменные использовать под торговлю (лишь после смерти Петра I этот указ был отменен).
Итак, положение домовых храмов в 1722 г. коренным образом изменилось. Однако воплощение соответствующего указа в жизнь происходило медленно. Об этом можно судить по указу из Святейшего правительствующего синода от 16 ноября 1722 г., в котором отмечалось, что назначенные к упразднению домовые церкви «и доныне не упразднены», в результате чего «согласно приговорили оные церкви упразднить, тем да будут всякого священнослужения и церковного пения праздны, того ради оное церкви синодальною печатью запечатать неотложно»3. Позднее, по указу от 13 марта 1723 г., хозяева запечатанных церквей получили право разобрать их и самостоятельно распорядиться полученным материалом, а церковную утварь передать в любой приходской храм или монастырь.
В дальнейшем происходило уточнение и некоторая корректировка ранее принятых указов. Принципиальных изменений не последовало, однако новая система существования домовых церквей получила более завершенный облик. Так, по указу от 5 октября 1723 г. было подтверждено право «знатных персон» на создание домового храма в случае болезни, не позволяющей посещать приходскую церковь. Тем не менее запрещалось учреждение самостоятельного причта при домовой церкви: проводить богослужения в ней имел право только священник приходской церкви, к которой домовая официально приписывалась4. Позднее это правило было ужесточено: в 1725 г. службы в домовых церквях были разрешены только в праздничные и воскресные и только священниками из приходской церкви, у которых были свои замки и печати для домового храма5. Тем самым без их ведома и разрешения попасть в домовый храм было невозможно. Таким образом, создавалась система полного контроля за домовыми церквями Москвы со стороны государственной власти.
Данные указы действовали на протяжении всего XVIII в. Однако на практике были возможны отклонения от сухой буквы закона. Рассмотрим подробнее несколько случаев применения указов 1722-1725 гг. в Москве. В частности, обратим внимание на владение князей Вяземских на Тверской улице и их домовую церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Ее создание относится к 1741 г., когда хозяйка дома, княжна Мария Федоровна Вяземская, подала соответствующее прошение в адрес императора Иоанна VI. Мотивация полностью соответствовала указам Петра I: княжна, находясь «в болезни и в летах престарелых», не могла посещать приходскую церковь, но желала слушать литургию в своем доме,
для чего просила выдать ей подвижный антиминс (неподвижный антиминс могли иметь только приходские и монастырские церкви), обязуясь при этом обеспечить священника соответствующим довольствием «без всякого недостатка»6. Наблюдается частичное возвращение к допетровской практике: владелец домовой церкви самостоятельно содержит священника, совершающего богослужения в его доме. Прошение было подано 27 февраля 1741 г., а уже 2 марта появился императорский указ из Московской Синодального правления канцелярии с положительным решением вопроса7.
Следующее упоминание о церкви Покрова в доме Вяземских на Тверской улице относится к 1756 г., когда просительница, Мария Федоровна, уже скончалась. Несмотря на ее смерть, церковь продолжала существовать. Как же это произошло, если по указу 1722 г. домовый храм подлежал упразднению после смерти просителя? Объяснение вытекает из указа Святейшего правительствующего Синода от 5 июня 1756 г.: храм вместе со всем домом был передан племяннику Марии Федоровны князю Ивану Андреевичу, который и озаботился дальнейшим его существованием. Можно утверждать, что домовая церковь со временем стала рассматриваться как часть наследства, получаемого после смерти ее создателя. Соответственно обязательство ее упразднить уже не было таким жестким, наследники имели право просить Святейший синод о ее сохранении для себя или других своих родственников. Именно так и поступил князь Иван Андреевич. Более того, в своем прошении он обратил внимание на то, что «в доме ево церковь весма стала ветха и за тою ветхостию священнослужение исправляется с нуждою», отчего просил перенести ее в другое помещение в своем владении. Прошение оказалось удовлетворено: домовую церковь в том же 1756 г. перенесли в другую часть дома, переосвятили во имя Св. Троицы и сохранили для престарелого князя Андрея Вяземского, имевшего чин действительного камергера8. Храм бы упразднен лишь в 1787 г. в связи с продажей владения на Тверской улице Е.И. Козицкой (позднее этот дом будет перестроен и превратится в знаменитый Елисеевский магазин)9. Таким образом, налицо тенденция передачи домовой церкви из поколения в поколение, превращение ее в часть наследства. В этом можно увидеть и некоторое приближение к положению домовой церкви допетровской эпохи: она становится не храмом одного человека, а вновь превращается в семейное владение. Тем не менее контроль со стороны государственных органов власти не снижается, все изменения в домовой церкви по-прежнему необходимо согласовывать со Святейшим правительствующим синодом.
В ряде случаев по вопросу существования или упразднения домовой церкви между ее создателем и представителями духовенства мог произойти конфликт. Яркий пример - история церкви в доме князя Мещерского в приходе церкви Св. Николая Чудотворца в Столпах. После смерти князя Василия Мещерского московской митрополит Платон, в полном соответствии с законодательством, постановил его домовую церковь упразднить и забрать антиминс. При этом утварь было разрешено не отдавать в приходскую церковь, так как наследник, князь Петр Васильевич Мещерский, намеревался строить храм в одном из своих сел в Тверской губернии и просил разрешить использовать утварь из упраздняемой церкви. Соответствующий указ датируется 29 марта 1776 г.10 Однако в дальнейшем священник приходской церкви несколько раз являлся в дом Мещерских, чтобы забрать антиминс, однако каждый раз он либо не мог застать дома хозяина владения, либо его не пропускали в домовый храм. Сам князь Петр Васильевич объяснял недопущение священника тем, что имущество его покойного отца еще не до конца разделено между сыновьями, а также необходимостью посоветоваться со своей теткой - штатс-дамой графиней Марией Андреевной Румянцевой11.
Однако в следующем объяснении, направленном в Московскую духовную консисторию, князь Петр Васильевич выдвинул совершенно иное объяснение, почему его домовую церковь необходимо сохранить. Он объявил, что исторически эта церковь на самом деле была приходской и называлась «Троица на пивоварнях» (хотя встречается и наименование «Троица на поварне»12, что, скорее всего, ближе к реальности). Более того, князь в своем объяснении отметил, что именно в его доме проживала царица Наталья Кирилловна, «из которого дому и супружество свое с царем Алексеем Михайловичем возымела», в результате чего царь отдал владельцу дома, Артемону Сергеевичу Матвееву (прадеду князя Мещерского), приходскую церковь в качестве домовой. В дальнейшем, по мнению князя Мещерского, церковь сохранялась сыном Матвеева Андреем Артемоновичем, а царь Петр I разрешил оставить в ней неподвижный антиминс и продолжить совершать богослужения, несмотря на статус домовой. Таким образом, церковь, по мнению хозяина дома, должна быть сохранена в силу своего особого происхождения, в качестве исторического памятника13.
Убедительных доказательств князь Петр Васильевич предоставить не смог: копий с именных указов Петра I у него не обнаружилось, только список с чернового письма графа Андрея Артемоно-вича Матвеева к Петру I от 16 ноября 1720 г., а прочие документы
он просил поискать в Патриаршем приказе. Изображений церкви Троицы до наших дней не сохранилось, однако указание «с главой», встречающееся в источниках при ее характеристике, позволяет говорить о том, что она действительно была основана до выхода петровских указов о домовых церквях. Согласно им, как уже отмечалось, домовый храм не мог иметь никаких внешних признаков, особенно главы. Здесь же глава была, что косвенно подтверждает версию о древнем происхождении церкви. В результате, так и не получив убедительных доказательств особого значения Троицкой церкви, митрополит Московский Платон указом от 28 апреля 1777 г. все-таки позволил приходскому священнику храма Св. Николая Чудотворца в Столпах служить в ней14. Это разрешение было дано даже несмотря на то, что князья Мещерские сами не жили в доме, где была церковь. Однако в 1785 г., когда и князь Петр Васильевич, и его брат князь Сергей Васильевич скончались, вдова последнего, Александра Ивановна Мещерская, к которой перешел дом и все владение, сообщила, что домовая церковь во имя Св. Троицы пришла в ветхость, и просила в связи с этим разрешить ей церковь разобрать, а утварь и иконостас перевезти в имение Мещерских в селе Лотошино Тверской губернии в новую каменную церковь. Данное прошение было удовлетворено митрополитом Платоном15. Так церковь Св. Троицы «в поварнях» оказалась уничтожена. При этом указы о домовых церквях 1722-1725 гг. были фактически проигнорированы: храм сохранялся в течение 9 лет, несмотря на отсутствие немощных и больных представителей рода Мещерских, для которых он был бы необходим. В то же время присутствует попытка со стороны владельцев сохранить церковь в соответствии с новой мотивацией - культурно-исторической. Однако четкого законодательства об охране памятников культурного наследия в то время еще не существовало, что не позволило защитить здание Троицкого храма от разборки.
Проанализировано лишь два случая из истории бытования домовых церквей в Москве XVIII в., на практике их было гораздо больше. Однако данные сюжеты красноречиво демонстрируют, каким образом петровское законодательство о домовых церквях применялось в реальной жизни. Далеко не везде наблюдается полное следование букве закона, возможны отклонения в зависимости от воли церковного священноначалия. Одновременно прослеживается некоторое возвращение к допетровской практике; в частности, домовые храмы в ряде случаев превращаются в своего рода наследство, передаваемое из рода в род и сохраняемое потомками. Тем не менее полной свободы создания домовых церквей, характерной
для XVII в., более не было, большинство ограничений оставались в силе вплоть до 1917 г. Домовые церкви перестали быть предметом «соревнования» между именитыми фамилиями Москвы, а представители дворянства стали больше уделять внимания своим приходским храмам. В то же время полного уничтожения домовых церквей не произошло, они сохранились в новой форме и в новых условиях. Таким образом, XVIII в. следует считать временем становления домовых церквей как неотъемлемой части духовной жизни дореволюционной Москвы.
Примечания
1 Павел Алеппский (архидиакон). Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном, архидиаконом Павлом Алеппским. М.: Общество сохранения литературного наследия, 2005. С. 287.
ПСЗРИ. Собр. 1-е. Т. VI. СПб., 1830. № 3964. С. 652-653. РГАДА. Ф. 1183. Оп. 3. Д. 110. Л. 3. 4 ПСЗРИ. Собр. 1-е. Т. VII. СПб., 1830. № 4320. С. 130.
Никольский К. Об антиминсах Православной русской церкви. СПб., 1872. С. 73.
РГАДА. Ф. 1183. Оп. 3. Д. 110. Л. 1. Там же. Л. 6.
8 Там же. Л. 7-11.
9 Скворцов Н.А. Уничтоженные церкви в местности Никитского сорока // Московские церковные ведомости. 1897. № 27. С. 361-366. ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 126. Д. 8. Л. 1. Там же. Л. 3-4, 7.
Розанов Н. История Московского епархиального управления со времени учреждения Св. Синода (1721-1821). М., 1870. Ч. 1. Кн. I. Примечания. С. 17. ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 126. Д. 8. Л. 9-10.
Скворцов Н.А. Уничтоженные церкви в местности Сретенского сорока // Московские церковные ведомости. 1897. № 41. С. 544-546. Розанов Н. Указ. соч. С. 101.
10 11 12
13
14
