CC BY
29
номера, продемонстрировав не только владение итальянским, испанским, португальским, французским, румынским языками (а также их диалектами), но и увлечение культурой стран романской речи.
Л.И. Жолудева
Сведения об авторе: Жолудева ЛюбовьИвановна, канд. филол. наук, преподаватель кафедры романского языкознания филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: [email protected]
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2010. № 2
IX ПОСПЕЛОВСКИЕ ЧТЕНИЯ «ХУДОЖЕСТВЕННАЯ АНТРОПОЛОГИЯ: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНЫЕ АСПЕКТЫ»
25-26 декабря 2009 г. на филологическом факультете МГУ им. М.В. Ломоносова состоялись IX Поспеловские чтения, организованные кафедрой теории литературы. В конференции участвовали 90 ученых из 23 городов России и Украины. Работали четыре секции.
Пленарное заседание открыл заместитель декана по научной работе, заведующий кафедрой теории литературы О.А. Клинг1. В своем докладе «Человек как субъект и объект в художественной антропологии» он рассмотрел отношение автора-творца к его объекту, подчеркнув огромную роль биографических факторов, непосредственных впечатлений, а также особого интереса к наукам о человеке, в частности к этнографии. Писатели (например, А. Островский, В. Даль) нередко обращаются к своего рода полевым исследованиям, которые являются одним из этнографических методов. Это способствует созданию художественной этнографии: произведения отражают особенности в поведении и речи людей, живущих в разных местностях, быт и его изменения и пр. Докладчик также остановился на идеях жизнетворчества, вдохновлявших многих писателей Серебряного века. Однако параллели между научной и художественной антропологией, этнографией и ее художественным аналогом не стирают принципиальных границ, различий между ними.
Следующий доклад «Живописный портрет как объект антропологического исследования» подготовили И.В. Перевозчиков, А.В. Сухова, К.Э. Локк (Научно-исследовательский институт и музей антропологии им. Д.Н. Ану-чина в МГУ). Выступил И.В. Перевозчиков. Он подчеркнул уникальность и ценность информации, заложенной в реалистических портретах реально существовавших людей. До изобретения фотографии передать лицо живого человека могло только изобразительное искусство, и заказчики обычно требовали от художников точности, соответствия образа оригиналу. Отметив
1 После фамилии докладчика указывается город, который он представляет, за исключением Москвы.
сложность работы с живописными портретами (прежде всего потому, что это плоские, а не трехмерные изображения), докладчик рассказал о применении двух методов: традиционном описании строения каждого лица и составлении таблиц средних величин для характеристики группы; создании обобщенных портретов путем суммирования индивидуальных изображений (с помощью специальной компьютерной программы). Аудитории была показана серия обобщенных портретов русского столичного и уездного дворянства середины XVIII - начала XIX в. При общем сходстве заметны различия в пропорциях лица: у уездных дворян - более низкие глазницы и более широкие лица по сравнению со столичной аристократией.
В.Е. Хализев в докладе «Русская классическая литература в свете философской антропологии XX века» указал на аксиологическую активность мыслительных опытов философов (в отличие от научной антропологии). Поныне недооцененная, нравственно ориентированная философия жизни (ранний М.М. Бахтин, А.А. Ухтомский, П.А. Сорокин, Д. Чижевский, М.М. Пришвин, Г.Е. Батищев, на Западе - М. Шелер, А. Швейцер, Й. Хей-зинга, Э. Мунье, П. Рикер) противостоит утопическим программам тотального преображения человека (марксизм, ницшеанство, третьезаветное христианство, космизм, постмодернизм с его отказом от Логоса и идеей релятивизации человеческого сознания). Русская классика в ее доминирующем пласте предваряет нравственную философию (что показано в трудах А.П. Скафтымова, Л.Я. Гинзбург, С.Г. Бочарова, А.И. Журавлевой и др.); в частности, их сближает пристальное внимание к связям человека с близкой реальностью, включая бытовую повседневность.
Г.К. Косиков в докладе «К. Леви-Стросс как структуралист» выделил в антропологии ученого две ведущих оппозиции: сознательное/бессознательное и синхрония/диахрония. Обращаясь к разным источникам (марксистское учение об идеологии как «ложном сознании», психоанализ, структурная фонология), Леви-Стросс выдвинул понятие «структурного бессознательного»: так, структуры родственных отношений в первобытных обществах представляют собой неотрефлектированные механизмы, которые независимо от воли и сознания индивидов принудительно управляют их поведением и переживаниями. Противопоставляя неустойчивой динамике исторических событий (однократных, необратимых и не воспроизводимых в эксперименте) структурную упорядоченность стабильных исторических «срезов», поддающихся объективному научному анализу, Леви-Стросс, по мнению докладчика, является виднейшим представителем сциентистского неорационализма XX в.
Л.В. Чернец в докладе «Персонажная сфера литературных произведений: понятия и термины» уточнила значения терминов персонаж, герой, характер, тип, образ в их применении к эпосу и драме. Она отметила синонимичность персонажа и героя в современной системе терминов; совмещение в персонаже (герое) образа, т.е. эстетического объекта, и характера, оцениваемого с этической точки зрения; отличие характера (составляющего индивидуальность персонажа, если последний не сведен к сюжетной функции) от типа как ряда характеров; устойчивую номинацию (номинацию-концепт), которую получает тип в литературном процессе («лишние люди» И. Тургенева, «самодуры» А. Островского, «чудики» В. Шукшина). Были также выделены виды персонажа-образа (антропоморфный, собирательный, внесценический, заимствованный, фантомный и др.).
А.Я. Эсалнек в докладе «Антропологический принцип в изучении романа» подчеркнула, что в этом жанре приоритетное место принадлежит индивиду как носителю самосознания, тех или иных значимых нравственных, идеологических принципов, что порождает немало проблем антропологического плана. И прежде всего - вопрос о структуре личности, о соотношении умственного и нравственного, идеологического и психического аспектов сознания и подсознания. Поэтому при анализе романов важны выводы и положения, содержащиеся в работах не только литературоведов, но и социологов, философов, психологов, в том числе специалистов в области аналитической психологии.
Тематика первой секции - вопросы методологии, устойчивые типы персонажей, их генезис и обновление в литературном процессе. В.В. Ку-рилов (Ростов-на-Дону) разграничил антропологически ориентированное литературоведение и его предмет - литературу, т.е. художественную антропологию, в которой выделил в качестве компонентов автора, героя и читателя. Согласно А.В. Ставицкому (Кемерово), специфика художественной антропологии должна проявляться в эстетических определениях: человек прекрасный, возвышенный, идиллический, эпопейный, романический, комический, трагический; докладчик остановился на сущности трагических противоречий. Н.И. Прозорова (Калуга) говорила о «вечных образах» (Гамлет, Дон Кихот, Дон Жуан, Фауст), созданных в эпоху формирования культуры Нового времени и сохраняющих в многочисленных трансформациях инвариантное «ядро». Она подчеркнула, что «вечными» образы не рождаются, но становятся в процессе их рецепции, функционирования произведений. По мнению И.А. Беляевой, на трактовку Тургеневым типов Гамлета и Дон Кихота как воплощений двух противоположных начал человеческой натуры повлияла диалектика Гегеля. Н.В. Володина (Череповец), опираясь на положения когнитивной лингвистики, указала на важную роль в литературной преемственности персонажных концептов («маленький человек», «подпольный человек», Гамлет), соотнося их с понятием типа.
Л.Н. Целкова отметила вклад Алексея Н. Веселовского (труды которого ждут переиздания) в изучение литературных типов. Прослеживая процесс европеизации России, ученый видел в западноевропейских литературах мощный ускоритель развития русской литературы, которая во второй половине XIX в. стала сама влиять на мировую культуру. Т.С. Мейзерская (Киев) выделила основные черты антропологической концепции Д. Чижевского: ее антипозитивистскую направленность (ярко проявившуюся в оценке героев Достоевского); утверждение триединой целостности переживания, мышления, морали; особое внимание к индивидуальному опыту личности (case study); понимание «человека эпохи» как «стиля переживаний». Интересны наблюдения философа над «стилем жизни» интеллигенции 1840-х гг. (Н.В. Станкевич, Й.Б. Шад, С.С. Гогоцкий). Е.В. Гончаренко (Запорожье) выделила как предмет диахронического анализа категорию повседневности, позволяющую конкретно проследить иерархию ценностей в ту или иную историческую эпоху.
К самым ранним истокам литературных типов обратился А.С. Волко-винский (Каменец-Подольский), проанализировавший систему персонажей офитского мифа (бог, первочеловек, его жена, змий), имеющего огромное культурологическое значение. Систематизацию танатологических
персонажей (носителей мотивов смерти, убийства, самоубийства и т.д.), основанную на широком литературном и фольклорном материале, предложил Р.Л. Красильников (Вологда). На материале русской прозы XVIII в. О.Г. Лазареску проследила, как переход от риторического творческого сознания к собственно художественному отразился на статусе персонажа, интерпретации его характера, на изменении жанровой системы. Т.А. Алпатова рассмотрела отношения героя и героини в повести Н.М. Карамзина «Юлия» в свете центральной для просветителей проблемы пути человека к счастью. Е.Г. Руднева говорила об осознании «эпохи детства» (Карамзин) в русской литературе XIX в. как самоценной в жизни человека. Прототипи-ческую основу образа Алексея Степановича в повести С. Аксакова «Детские годы Багрова-внука» уясняла С.А. Салова (Уфа); в частности, она сблизила этого героя с Алексеем человеком Божиим из народного стиха.
О.А. Богданова, опираясь на суждения С.С. Хоружего о неклассической антропологии, акцентирующей в человеке «энергийное» начало, а также роль бессознательного, архетипического в психике, обратилась к творчеству Достоевского как пионера новой концепции личности. В романе «Идиот» исторические типы рассматриваются писателем в широком контексте, включающем исихазм. Сходная тема освещалась Л.М. Ельницкой. А.В. Зло-чевская соотнесла концепции «положительно прекрасного человека» в «Идиоте» и «прекрасного героя» в «Мастере и Маргарите» М. Булгакова. И.А. Парышева подчеркнула роль детских персонажей и мотива «детскости» в поведении взрослых в создании концептуального единства «Братьев Карамазовых». Н.Л. Вершинина (Псков) проанализировала сочетание в романе «Жертва вечерняя» П.Д. Боборыкина реализма с натурализмом (обнаженный «буквализм», дидактизм), что сближает произведение с нравоописательной прозой Ф.В. Булгарина. В двух докладах рассматривалась проза Чехова. Г.И. Романова показала, что в сборнике «В сумерках» темнота как естественная граница видимости является знаком авторского присутствия: так подчеркивается неполнота понимания жизни персонажами. По наблюдениям Л.В. Лапониной, есть корреляция между сюжетным временем и типом героя: так, для раскрытия комизма характера в «Толстом и тонком» достаточно одного эпизода; в «Учителе словесности» мыслям Никитина о «бегстве» предшествует почти год пустой жизни; в повести «Три года» обретение Лаптевым ценностных ориентаций мотивировано многими и разными событиями. О.В. Вологина (Орел) охарактеризовала этико-философскую концепцию личности у Л. Андреева. И.В. Мотею-найте (Псков) расценила образ провинциального города, организацию его пространства в романах Д. Стахеева «Обновленный храм» и С. Дурылина «Колокола», отразивших христианскую антропологию, как полемичный по отношению к прозе М. Горького, Ф. Сологуба, А. Белого, Е. Замятина. О.А. Попова (Пермь) подчеркнула трагический аспект мотива чтения (уход от жизни в виртуальную реальность) героев прозы о дворянской усадьбе начала XX в. (И. Бунин, Б. Зайцев, Г. Чулков, С. Ауслендер). В портретах героев рассказов и повестей З. Гиппиус 1890-1910-х гг. С.Г. Исаев (Великий Новгород) выделил изображение лица: благообразного, звериного, аморфного. Актуализацию этих оппозиций он связал с особой проблематикой Серебряного века. По мнению А.Н. Майковой, символика картин С. Дали «Сон» и «Нос Наполеона» помогает в осмыслении конфликта духовного и телесного в «Носе» Гоголя.
В большинстве докладов, прочитанных во второй секции, рассматривались историческая личность как персонаж в художественной литературе и пограничных жанрах, соотношение персонажа и его прототипа. О.В. Оси-пова сопоставила характеристику исторических лиц (повествование, речи персонажей) в «Греческой истории» Ксенофонта с приемами их изображения в «Истории» Фукидида и «Исторической библиотеке» Диодора Сицилийского. Г.В. Казанцева (Коломна) проследила формирование понятия «личность» в античных трагедиях и биографиях Плутарха. Об образе монарха в панегирической идиллии А. Сумарокова и М. Хераскова говорила К.А. Зацепина, о политических мифах вокруг Николая II в литературе XX в. - Ю.С. Подлуб-нова (Екатеринбург). Е.В. Суровцева на основании писательских «писем к вождю» (1950-1980-е гг.) охарактеризовала созданный в них образ адресата, т.е. И. Сталина и его ближайшего окружения. Н.М. Щедрина рассмотрела соотношение исторических и вымышленных персонажей, способы типизации в «Красном колесе» А. Солженицына. Об изображении исторических личностей в прозе М. Алданова говорила Т.Я. Орлова. Антропотехническую концепцию личности в прозе А. Платонова представила Н.М. Малыгина. Отражения фактов биографии Достоевского в его мемуаристике и в воспоминаниях Мышкина в «Идиоте» сравнила Л.Н. Целовальникова (Саратов). Сюжетное, историческое, мифологическое время и пространство в «Поэме без героя» А. Ахматовой, прочитанной как дневник жизни поэта, анализировал С.А. Хомяков. Постижение творческой личности писателя в жанре его научной биографии требует, согласно А.А. Холикову, учета по крайней мере трех уровней: бытового, сверхбытового (жизнь рассматривается в ее отношении к творчеству, по принципу соответствий), сущностного (выявляются константы творчества, индивидуальность стиля).
Уяснялась жанровая специфика изображения человека: об истории очерка - номинации и жанра - говорила О.А. Садовская (Воронеж); приемы оформления образа повествователя в путешествиях (современных и классических) выделила Е.В. Драгилева (Ростов-на-Дону); маркером жанра эссе (в прозе М. Цветаевой 1933 г.) является, по А.А. Маслакову (Ростов-на-Дону), позиция основного субъекта речи; о «человеке рассказывающем» в малой прозе Л. Горелик размышляла М.А. Елгаева; анализировались отдельные произведения. Е.Ю. Зубарева детально показала жанрообразующую роль литературной традиции в романе В. Аксенова «Московская сага». К.П. Коновалов (Калуга) выделил формы взаимодействия повествователя и персонажей в рассказе А. Платонова «Бессмертие».
В третьей секции антропологические проблемы рассматривались преимущественно на материале зарубежной и русской литературы Х1Х-ХХ вв. Н.А. Соловьева оспорила распространенное мнение о близости автора-рассказчика и героя в поэме Байрона «Паломничество Чайльд Гарольда»: после первых двух песен их пути расходятся, общим остается лишь стремление к красоте. Согласно Д.Л. Чавчанидзе, элементы гротеска в изображении романтического героя в дилогии Гофмана («Заблуждения», «Тайны») и «Удивительной истории Петера Шлемиля» Шамиссо свидетельствуют о кризисе миропонимания на исходе немецкого романтизма. Т.Л. Селитрина (Уфа) подчеркнула в концепции мира и человека у Г. Джеймса его глубокую неудовлетворенность современной цивилизацией (американской и европейской), критерий человечности в отношениях он находит лишь в вечных
нравственных истинах. С.И. Пискунова охарактеризовала соотношение автора и персонажа в «романе сознания» М. Пруста. Н.Г. Владимирова (Великий Новгород) выявила в романе У. Голдинга «Шпиль» систему приемов, создающих оппозицию: персонификация (т.е. одушевление, очеловечение) / зооморфизм, а также указала на многократное удвоение образов-персонификаций (в снах, зеркалах, в том числе зеркале искусства). По мнению Н.В. Морженковой, ключевой темой творчества Г. Стайн является, как и в реализме, обычный человек, однако ее авангардистская эстетика стремится не к созданию иллюзии достоверности, но к депсихологизации героя и приобщению его к неким универсальным схемам. О концепции личности в литературе США XIX в. говорила А.А. Петрушина (Саратов), мотив бесконечного одиночества человека в произведениях Дж. Оутс проследила Е.В. Ушакова (Саратов).
Ускоренное развитие македонской литературы (самой молодой из славянских литератур) в период с 1945 по 1980 г., как показала А.Г. Шешкен, четко проявилось в смене типов персонажей в романе: в конце 1950-х гг. романтики и реалисты «социальной литературы» уступают место героям, созданным в русле модернистской, преимущественно экзистенциалистской, традиции. Т.Н. Белова соотнесла маргинальных, асоциальных героев романов В. Набокова американского периода (Гумберт Гумберт в «Лолите», Ван Вин в «Аде») с эстетикой постмодернизма (использование ранее табуиро-ванных тем, сочетание натурализма и метафоричности и др.). Т.И. Конончук (Киев) говорила о героях произведений А. Димарова и В. Тендрякова в прямой связи с волнующей писателей проблемой роли и места человека в жизни. Е.М. Четина (Пермь) указала на актуализацию в отечественной литературе 2000-х гг. поколенческих «разрывов», резкую смену идейно-эстетических координат и «героев времени» («новый реализм» С. Шаргунова, З. Приле-пина, Ю. Клавдиева, В. Сигарева). А.А. Ревякина отметила приоритетное внимание В. Маканина к типам социального поведения, что нашло отражение в заглавиях его произведений, включая аллюзийные: «Человек свиты», «Антилидер», «Андеграунд, или Герой нашего времени» (в последнем романе показательны и названия частей: «Маленький человек», «Двойник» и др.). Ф.К. Бесолова (Владикавказ) остановилась на литературоведческом аспекте понятия «картина мира». М.Б. Лоскутникова подняла вопрос о художественных маркерах литературного антропоцентризма. Об игровом начале в отношениях между персонажами в системе произведения говорил С.Н. Зотов (Ростов). Согласно Е.В. Поповой (Владикавказ), к ценностным категориям художественной антропологии относятся прежде всего «дух» и «душа». С.М. Телегин рассмотрел в антропологическом аспекте «Пополь-Вух» («Книга Совета») - древний сакральный эпос индейского народа киче, из языковой семьи майя в Гватемале. Подготовленный совместно доклад С.В. Панова и С.Н. Ивашкина касался «метафизических» проблем русского литературного письма.
Основные темы четвертой секции - семиотика персонажа, человек в зеркале драмы и лирики. Ю.Б. Орлицкий проследил эволюцию персонажных заглавий разного типа, учитывая включенные в них имена авторов и адресатов, на материале «Словаря заглавий русских поэтических книг 18-21 вв.». И.Н. Исакова показала, как в зеркале номинаций персонажа (не только антропонимов, но и нарицательных существительных, тропов)
отражается многогранность, противоречивость характера. Ю.В. Кабыкина выделила виды ремарок в пьесах Чехова, в частности - указания на невербальное поведение персонажей, манипуляцию с мелкими предметами, костюм, подчеркнув психологическую насыщенность и символику чеховского рамочного текста. Внимание трех исследователей привлекли приемы расстановки персонажей: М.А. Петрович (Пермь) обратилась к «двойникам» в романе «Ведьма» македонского писателя В. Андоновского; Е.В. Козлов (Волгоград) представил «спутника героя» как атрибут развлекательного нарратива. О групповом образе провинциала в русской литературе XVIII -первой половины XIX в. (поселяне, провинциальные чиновники, уездные барышни и матушки), а также об истории слова «провинциал» рассказала Н.В. Короткова (Курск).
Т.Ф. Теперик проследила расширение функций сновидения героя в античном эпосе (от Гомера к Лукану), возрастание его психологизма, устойчивость этого мотива как признака жанра. Доказывая возможность прямого показа «чудес» в греческом театре, Я.Л. Забудская сравнила такие эпизоды пьес с рисунками на греческих вазах, где сценки разыгрывают актеры в театральных костюмах. Е.В. Лозинская сопоставила различные толкования требований Аристотеля к характерам, предложенные итальянскими теоретиками эпохи Чинквеченто в комментариях к его «Поэтике» (Ф. Робортелло, Л. Кастельветро) и в оригинальных текстах (Т. Тассо и др.). В.А. Ряполова сравнила творчество современного ирландского драматурга М. Мак-Донаха с национальной классикой - пьесами Дж. Синга. Обращаясь к тому же материалу ( замкнутый социум отдаленных областей Ирландии), Мак-Донах оживил старые типы, показал «мир Синга» в новых условиях.
Были прочитаны девять докладов о лирике. Э.И. Гуткина, указав на просчеты существующих концепций «лирического героя», предложила понимать под ним образ бытийного переживания, связанного с развитием у личности представлений о главных жизненных ценностях. Об интерио-ризации как основе сюжета в современной лирике говорила Ю.В. Шевчук (Уфа). И.А. Каргашин (Калуга) интерпретировал «аграмматизмы» в лирике И. Кабыш (размытость границ между различными «голосами») как субъектный синкретизм, воплощающий мифологическое сознание. А.А. Житинев (Воронеж), также констатируя кризис субъектности в современной литературе (следствие общего антропологического кризиса), надежды на его преодоление связал с мотивом стыда: осознавая свою «греховность», власть внешнего над внутренним и стыдясь этого, «Я» обретает идентичность. Е.А. Балашова (Калуга), считая жанр идиллии «моделью мировидения», не утратившей по сей день своей продуктивности, рассмотрела модификации идиллического героя в поэзии XX в.
В ряде докладов особенно подчеркивалась бытийная, экзистенциальная проблематика лирики: Г.Б. Райбедюк (Измаил) соотнесла «жизнетекст» и творчество украинского поэта В. Стуса, где сквозные мотивы - это свобода личности и ее выбора, ее самовыражения. О становлении личности через приобщение к стихотворчеству в «Совершеннолетии» В. Павловой говорила Т.В. Матвеева. Согласно Н.Б. Лапаевой (Пермь), сборник поэтов первой волны эмиграции «Якорь» (1936, сост. Г. Адамович, М. Кантор) свидетельствует об актуализации в условиях разлуки с родиной экзистен-
циальных мотивов (жизнь и творчество, одиночество, богооставленность, надежда). Н.В. Сподарец (Одесса) предложила экзистенциально-феноменологическое описание мира лирической героини первых книг А. Ахматовой, этапов ценностного становления ее личностного сознания.
На заключительном пленарном заседании были подведены итоги работы. Участники конференции подчеркнули актуальность ее темы.
Л.В. Чернец
Сведения об авторе: Чернец Лилия Валентиновна, докт. филол. наук, профессор кафедры теории литературы филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: [email protected]
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2010. № 2
КРУГЛЫЙ СТОЛ, ПОСВЯЩЕННЫЙ 200-летию СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ А.В. КОЛЬЦОВА, НА ФИЛОЛОГИЧЕСКОМ ФАКУЛЬТЕТЕ МГУ
29 октября 2009 г. в Пушкинской гостиной филологического факультета состоялся круглый стол, посвященный 200-летию со дня рождения Алексея Васильевича Кольцова. Юбилейное заседание прошло в необычной форме: наряду с научными докладами, посвященными творчеству Кольцова, прозвучали его стихи, романсы на его слова. Круглый стол подготовили и провели профессора кафедры истории русской литературы В.А. Недзвецкий и А.А. Смирнов.
Со вступительным словом к участникам и слушателям обратился заведующий кафедрой истории русской литературы профессор В.Б. Катаев. Он говорил о значении поэзии Кольцова и о народности его творчества - о том, что ему удалось запечатлеть в стихах черты русского национального характера. И сегодня его песни поют, его стихи читают.
Профессор В.А. Недзвецкий произнес «Слово о Кольцове». Важен вклад Кольцова в сокровищницу русского литературно-поэтического языка: он услышал в русском языке то, чего не слышали поэты-современники, и выразил в особой напевной лирической интонации. Душою кольцовских стихов является не метр и ритмика, а мелос и мелодизм. Стихотворение «Не шуми ты, рожь», инструментованное на ударный о, по огласовке сходно с пушкинским «Я вас любил: любовь еще, быть может...», и оба они мелодичны, но если пушкинское стихотворение довлеет романсу, то кольцов-ское - песне. Из 169 стихотворений Кольцова 26 сам автор назвал «песнями» или «русскими песнями». Казалось бы, это указывает на зависимость Кольцова от народных песен, но на деле проблема связи его с фольклором намного сложнее. Кольцова связывает с фольклором не пиетет скромного ученика перед мэтром, а скорее отношение равного с равным: он оспаривает пушкинский взгляд на жанр народной русской сказки, он критичен и избирателен в оценке народной песни; его подход к фольклору глубоко личностный и творческий. Создавая свои «русские песни», Кольцов идет в
