CC BY
36УДК 343.3/7 DOI 10.38161/2618-9526-2020-3-01 Е.Ю. Антонова, д-р юрид. наук, профессор, завкафедрой уголовного права и криминологии
юридического факультета Хабаровского государственного университета экономики и права
ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ НОРМ ОБ УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА НЕСООБЩЕНИЕ О ПРЕСТУПЛЕНИИ
В статье рассматривается вопрос об истории развития норм об уголовной ответственности за такую разновидность прикосновения к преступлению, как несообщение (недонесение). Автор приходит к выводу о том, что криминализация несообщения (недонесения) о преступлении во все времена была обусловлена в первую очередь повышенной общественной опасностью скрываемых преступлений.
Ключевые слова: прикосновенность к преступлению, недонесение, несообщение, государственные преступления, преступления террористической направленности.
UDC 343.3/7 DOI 10.38161/2618-9526-2020-3-01
E.Y. Antonova, Doctor of Juridical Sciences, Professor, Head of Department of Criminal Law and Criminology, School of Law, Khabarovsk State University of Economics and Law
HISTORY OF THE DEVELOPMENT OF NORMS ON CRIMINAL LIABILITY FOR
FAILURE TO REPORT A CRIME
The article examines history of the development of norms on criminal liability for failure to report a Crime (non-information). The author comes to the conclusion that the criminalization of failure to report a Crime (noninformation) at all times was primarily due to the increased public danger of hidden crimes.
Keywords: involvement in a crime, failure to report, non-information, state crimes, terrorist crimes.
Ответственность за несообщение о преступлении имеет давнюю историю. Криминализация данного деяния, как правило, была обусловлена необходимостью предупреждения и раскрытия пре-
ступлений, представляющих повышенную общественную опасность для господствующего класса, хотя со временем перечень деяний, недонесение о совершении которых расценивалось в качестве
преступления, существенно расширился и стал включать в себя в том числе общеуголовные преступления. В настоящее время законодатель криминализировал несообщение только о преступлениях террористической направленности.
Норму об ответственности за несообщение в преступлении впервые можно встретить еще в Уставе князя Ярослава Владимировича о церковных судах (Х-ХШ вв.), в которой говорилось: «Услышить жена от иных людей, что думати на царя или на князя, а мужу своему не скажеть, а опосли об-личиться - розлучити» [7] (если жена узнает о заговоре против царя или князя, не скажет об этом мужу и будет в этом уличена). Глава 2 Соборного уложения 1649 г. [2] содержала ст. 18-19 «О государьской чести и как его государьское здоровье оберегать», которые регламентировали наказание в виде смертной казни за недоносительство. Нормы обязывали «всяких чинов людей» сообщать царю, боярам, а в городах - воеводам и приказным людям, «в каких людех скоп заговор, или иной какой злой умысл». Представляется, что речь в данном случае шла в первую очередь о несообщении указанным лицам о совершении или готовящемся совершении государственного преступления.
Как отмечает В.Н. Латкин, для лучшего открытия и преследования преступников вообще, а политических в частности Петр I возложил на каждого подданного обязанность доносов, причем по «первым двум пунктам» (речь идет о пунктах указов от 23 декабря 1713 г. и 25 января 1715 г.) лично государю, а именно: 1) о всяком злом умысле против персоны его величества и 2) о бунте и измене [8, с. 413]. Ответ-
ственность за невыполнение данной обязанности, то есть за недонесение, регламентировалась в Артикуле Воинском 1715 г. [1], согласно которому «если кто уведает, что един или многие нечто вре-дительное учинить намерены, или имеет ведомость о шпионах или иных подозрительных людях, в обозе или гарнизонах обретающихся, и о том в удобное время не объявит, тот имеет, по состоянию дела, на теле или животом наказан быть» (арт. 129).
Подробная регламентация доносов встречается в проекте уголовного уложения 1754 г. (гл. XXII). За ложный донос предписывалась смертная казнь (ст. 7). Доносы вменялись в обязанность и во вторую половину XVIII века. Например, при Екатерине II (указ от 8 июня 1764 г.) было предписано доносить о неправильно захваченных землях, а при Павле I Указом от 20 декабря 1798 г. правительство определило денежное вознаграждение за донос о беглых солдатах [8, с. 413].
С Петра III правительство начинает ограничивать доносы, широко распространенные вследствие прежних узаконений. Так, Указом от 21 февраля 1762 г. было предписано при наличности каждого доноса предлагать доносчику вопрос о том, известно ли ему содержание первых пунктов (когда донос касался их), причем в случае незнания донос не принимался. Если же получался удовлетворительный ответ, то доносчик обязывался представить доказательства; при неимении же таковых он подвергался аресту на два дня без пищи и питья «для оставления ему сего времени на размышление». Если же он и после этого продолжал настаивать на доносе, то показание его принималось во внимание [8, с. 414].
Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. [6] выделяло различные формы прикосновенности к преступлению, в том числе и недонесение о преступлении.
При этом Н.С. Таганцев выделял две разновидности недоносителей: «попустители и недоносители о готовящемся преступном деянии» и «не донесшие о совершившемся преступном деянии». Первая разновидность недонесения предполагала «специальную форму невмешательства, а именно незаявление о готовящемся преступном деянии тому лицу, против коего оно было задумано, или правительству, то есть такому органу власти, который компетентен в принятии каких-нибудь предупредительных мер». Относительно второй формы недонесения Н.С. Таганцев отмечал, что «объем этого деяния все более и более уменьшался» и со временем «кодексы ограничиваются только наказуемостью недонесения со стороны лиц служащих и то при наиболее важных преступлениях». Причину такого вымирания Н.С. Таганцев видел в том, что «при современных условиях государственной жизни нет необходимости привлечения всех граждан к участию в преследовании преступников», а также «не отжившем еще нравственно обществе презрением к доносу и доносчикам, которое не должно быть игнорировано законодателем» [12, с. 410-413].
По мнению Н.Д. Сергеевского, наказуемость недоносительства зависит от общего уровня культуры в стране, общественной оценки доносов [14, с. 111].
Так, в ст. 16 Уложения 1845 г. говорилось о том, что «из прикосновенных к де-
лу преступлению признаются попустителями те, которые, имев власть или возможность предупредить преступление, с намерением или по крайней мере заведомо допустили содеяние оного». В ст. 17 было сказано: «Прикосновенными к преступлению признаются и те, которые, знав о умышленном или уже содеянном преступлении и имев возможность довести о том до сведения правительства, не исполнили сей обязанности».
Анализ составов преступлений о недонесении показывает, что в первую очередь каралось недонесение о готовящихся или совершённых преступлениях против священной особы государя императора и членов императорского дома, а также против власти верховной и в случае государственной измены.
Так, ст. 265 главы первой «О преступлениях против священной особы государя императора и членов императорского дома» раздела третьего «О преступлениях государственных» Уложения 1845 г. предусматривала наказание в виде лишения всех прав состояния и смертной казни тем, кто, «знав и имея возможность донести о злоумышлении или преступном действии против священной особы государя императора, или против прав самодержавной власти его в виде сообщников, пособников, подговорщиков, подстрекателей или попустителей, не исполнили сей обязанности, а ст. 266 - тем, кто, знав и имея возможность донести о злоумышлении или преступном действии против жизни, здравия, свободы, чести и высочайших прав наследника престола, или супруги государя императора, или прочих членов императорского дома, не испол-
нили сей обязанности». Лица, не донесшие ближайшему местному начальству о «дерзких, оскорбительных словах против государя императора или иных дерзких поступках (повреждение, искажение или истребление выставленных в присутственном или публичном месте портретов, статуй, бюстов или иных изображений государя императора), приговаривались к аресту на время от трех недель до трех месяцев, смотря по обстоятельствам, более или менее увеличивающим или уменьшающим вину их (ст. 269 главы первой «О преступлениях против священной особы государя императора и членов императорского дома» раздела третьего «О преступлениях государственных» Уложения 1845 г.).
Такому же наказанию подвергались и лица, не донесшие ближайшему местному начальству «о виновных в составлении и распространении письменных или печатных сочинений или изображений, оскорбительных для наследника престола, или супруги государя императора, или же прочих членов императорского дома, а равно и в произнесении, хотя и заочно, дерзких и оскорбительных против их особы, прав или чести слов, или же в умышленном публичном оскорблении их изображений» (ст. 270 главы первой «О преступлениях против священной особы государя императора и членов императорского дома» раздела третьего «О преступлениях государственных» Уложения 1845 г.).
Статья 271 главы второй «О бунте против власти верховной и о государственной измене» раздела третьего «О преступлениях государственных» Уложения 1845 г. устанавливала ответствен-
ность «за бунт против власти верховной, то есть восстание скопом и заговором против государя и государства, а равно и за умысел ниспровергнуть правительство во всем государстве или в некоторой оного части, или же переменить образ правления, или установленный законами порядок наследия престола, и за составление на сей конец заговора или принятие участия в составленном уже для того заговоре, или в действиях оного, со знанием о цели сих действий, или в сборе, хранении или раздаче оружия и других приготовлениях к бунту. Все, как главные в том виновные, так и сообщники их, подговорщики, подстрекатели, пособники, попустители и укрыватели, подвергались лишению всех прав состояния и смертной казни. Такому же наказанию подвергались и те лица, которые, зная о таком злоумышлении и приготовлении к приведению оного в действо и имея возможность довести о том до сведения правительства, не исполнили сей обязанности».
Советскому периоду развития уголовного законодательства также известны нормы об ответственности за недонесение.
В УК РСФСР 1922 г. [3] недонесение о достоверно известных предстоящих и совершённых контрреволюционных преступлениях, предусмотренных ст. 58-66 УК, относилось к преступлениям против порядка управления. В качестве наказания предусматривалось лишение свободы на срок до одного года (ст. 89).
Статья 18 УК РСФСР 1926 г. [4] устанавливала, что недонесение о совершённом или готовящемся преступлении влечёт за собой применение мер социальной защиты судебно-исправительного харак-
тера лишь в случаях, специально указанных в УК. Отметим, что в ст. 7 УК РСФСР 1926 г. предусматривалось, что в отношении лиц, совершивших общественно опасные действия или представляющих опасность по своей связи с преступной средой или по своей прошлой деятельности, применяются меры социальной защиты судебно-исправительного, медицинского, либо медико-
педагогического характера.
В частности, абз. 2 ст. 58.12 УК РСФСР 1926 г. регламентировал ответственность за недонесение о достоверно известных предстоящих и совершённых контрреволюционных преступлениях, предусмотренных ст. 58.2-58.10 УК. Такое недонесение относилось к числу контрреволюционных преступлений, а в качестве наказания предусматривало лишение свободы на срок до одного года.
В ст. 5 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» регламентировалось недонесение о хищении, совершённом повторно, шайкой или в крупных размерах, а ст. 3 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан» устанавливала уголовную ответственность за недонесение о разбое. Таким образом, названными указами предусматривались самостоятельные нормы об ответственности за недонесение [10, с. 598-599].
Статья 19 УК РСФСР 1960 г. [5] устанавливала положение, согласно которому недонесение о достоверно известном готовящемся или совершённом преступле-
нии влечёт уголовную ответственность лишь в случаях, специально предусмотренных Особенной частью УК. Аналогичная норма содержалась и в Основах уголовного законодательства СССР и союзных республик 1958 г. (ст. 19).
Впервые советский законодатель перечислил тех лиц, которые не подлежали уголовной ответственности за недонесение. К таковым относились супруг и близкие родственники лица, совершившего преступление (родители, дети, усыновители, усыновленные, родные братья и родные сестры, дед, бабушка и внуки). Кроме того, не подлежал уголовной ответственности священнослужитель за недонесение о преступлении, ставшем ему известным из исповеди.
Статья 88.1 гл. 1 Особенной части УК РСФСР 1960 г. устанавливала ответственность за недонесение об известных готовящихся или совершённых государственных преступлениях, таких как измена Родине (ст. 64), шпионаж (ст. 65), террористический акт (ст. 66, 67), применение биологического оружия (ст. 67.1), разработка, производство, приобретение, хранение, сбыт, транспортировка биологического оружия (ст. 67.2), диверсия (ст. 68), вредительство (ст. 69), организационная деятельность, направленная к совершению особо опасных государственных преступлений, а равно участие в антисоветской организации (ст. 72), бандитизм (ст. 77), изготовление или сбыт поддельных денег или ценных бумаг (ст. 87). В качестве наказания предусматривались лишение свободы на срок от одного года до трёх лет или исправительные работы на срок до двух лет.
Кроме того, в группу преступлений против правосудия (гл. 8) входило недонесение об известных готовящихся или совершённых преступлениях, предусмотренных ст. 102, 103 и 240, п. «в» (умышленное убийство), 117 частями второй, третьей и четвёртой (изнасилование при отягчающих обстоятельствах), 125.1 частями второй и третьей (похищение человека при отягчающих обстоятельствах), 126.1 (захват заложников), 144 частью третьей (кража при отягчающих обстоятельствах), 145 частью третьей (грабеж при отягчающих обстоятельствах), 146 (разбой), 147 частью третьей (мошенничество при отягчающих обстоятельствах), 147.1 частью третьей (присвоение вверенного имущества при отягчающих обстоятельствах), 173 частью второй, 174 частью второй и 174.1 частью второй (получение, дача взятки и посредничество во взяточничестве при отягчающих обстоятельствах), 191.2 (посягательство на жизнь работника милиции или народного дружинника), 213.2 (угон воздушного судна), 218.1 частями второй и третьей (хищение огнестрельного оружия, боевых припасов или взрывчатых веществ), 223.2 частью второй (незаконное приобретение, хранение, использование, передача или разрушение радиоактивных материалов, если они повлекли гибель людей или иные тяжкие последствия), 223.3 (хищение радиоактивных материалов), 224 частью второй (незаконное изготовление, приобретение, хранение, перевозка или пересылка с целью сбыта, а равно незаконный сбыт наркотических веществ при отягчающих обстоятельствах), 224.1 частью третьей (хищение наркотических
веществ, совершённое особо опасным рецидивистом или путем разбойного нападения, а равно хищение наркотических веществ в крупных размерах) УК РФ. Данный вид недонесения, предусмотренный ст. 190 УК РСФСР, наказывался лишением свободы на срок до трёх лет или исправительными работами на срок до двух лет. Таким образом, нижний предел наказания в виде лишения свободы за данный вид недонесения (по сравнению с недонесением об известных готовящихся или совершённых государственных преступлениях) сокращён до трёх месяцев.
Анализ представленных выше законодательных актов показывает, что уголовное законодательство 1960 г. наиболее полно регламентировало ответственность за недонесение. В частности, помимо ответственности за недонесение в совершении государственных преступлений устанавливалась ответственность за недонесение в совершении отдельных преступлений против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности, против личной собственности граждан, должностных преступлений, против порядка управления, против общественной безопасности, общественного порядка и здоровья населения. Кроме того, чётко прописывался круг лиц, не подлежащих ответственности за данное преступление.
Обращает на себя внимание и тот факт, что уголовная ответственность в советский период допускалась только за недонесение о достоверно известном готовящемся или совершённом преступлении. Поэтому, как отмечал А.А. Пионт-ковский, отсутствие у лица отчётливого осознания того, что подготавливается со-
вершение преступления или что оно уже осуществлено, исключало возможность говорить о виновном недонесении [10, с. 601].
Первоначально УК РФ 1996 г. не содержал норму о недонесении, так как деяние было полностью декриминализиро-вано. Одной из причин декриминализации рассматриваемого деяния явилось отсутствие у государства механизма защиты очевидцев и свидетелей от возможной мести со стороны преступников. Отметим, что в настоящее время такой механизм создан. В нашей стране действуют Федеральный закон от 20 августа 2004 г. № 119-ФЗ «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства» и государственная программа «Обеспечение безопасности потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства на 2019-2023 годы» (утв. постановлением Правительства РФ от 25 октября 2018 г. № 1272). Соответствующие меры безопасности регламентируются и в Уголовно-процессуальном кодексе РФ. При этом криминализация несообщения о преступлении обусловлена не только выработкой механизма защиты свидетелей, но и повышенной общественной опасностью отдельных преступлений.
Итак, Федеральным законом от 6 июля 2016 г. № 375-ФЗ была установлена уголовная ответственность за несообщение в органы власти, уполномоченные рассматривать сообщения о преступлении, о лице (лицах), которое по достоверно известным сведениям готовит, совершает или совершило хотя бы одно из преступлений, предусмотренных ст. 205-2055, 206, 208, 211, 220, 221, 277, 278, 279, 360, 361 УК
РФ (ст. 205б УК РФ «Несообщение о преступлении»). Таким образом, законодатель ограничил перечень деяний, несообщение о совершении которых образует состав преступления. В него входят лишь преступления террористической направленности. Такое несообщение относится к категории преступлений небольшой тяжести и предусматривает альтернативу наказаний: штраф в размере до ста тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осуждённого за период до шести месяцев, либо принудительные работы на срок до одного года, либо лишение свободы на тот же срок.
По данным Судебного департамента при Верховном Суде РФ, в 2017 г. по ст. 2056 УК РФ было осуждено 14 лиц, в 2018 г. - 47, в первом полугодии 2019 г. - 22 [13].
Законодатель установил, что лицо не подлежит уголовной ответственности за несообщение о подготовке или совершении преступления его супругом или близким родственником (примечание к ст. 2056 УК РФ). Вместе с тем на основании ст. 18 Федерального закона от 6 марта 2006 г. № 35-ФЗ (в ред. от 18 апреля 2018 г. с изм. от 29 марта 2019 г.) «О противодействии терроризму» возмещение вреда, включая моральный вред, причинённого в результате террористического акта, осуществляется в порядке, установленном законодательством Российской Федерации о гражданском судопроизводстве, за счёт средств лица, совершившего террористический акт, а также за счёт средств его близких родственников, родственников и близких лиц при наличии достаточных оснований полагать, что деньги, ценности и иное имущество получены
ими в результате террористической деятельности и (или) являются доходом от такого имущества. На требование о возмещении вреда, причинённого в результате террористического акта жизни или здоровью граждан, исковая давность не распространяется. Срок исковой давности по требованиям о возмещении вреда, причинённого имуществу в результате террористического акта, устанавливается в пределах сроков давности привлечения к уголовной ответственности за совершение указанного преступления.
Отметим, что возложение ответственности на родственников особо опасных государственных преступников ранее уже была известна законодательным актам. Например, Соборное уложение 1649 г. к государственным преступлениям относило всякое злоумышление против царя и его приближенных, заговор или восстание, бунт против правительства, государственную измену, убийство или ранение, совершённые в присутствии царя или на его дворе. Наказанию в виде смертной казни подвергались не только сам изменник, но и его жена и дети, если они знали об этой измене, а также отец, мать, родные и неродные братья, дяди и все родные, которые жили вместе с изменником и знали об его измене (ст. 6, 10 гл. II Уложения) [9, с. 25-26]. Таким образом, ответственность за государственные преступления возлагалась не только на непосредственного исполнителя, но и на лиц, укрывающих государственного преступника.
В Уложении было установлено и правило о нераспространении наказания на родных, если они не знали об измене: «А будет про них сыщестя допряма, что они
про измену того изменника не ведали, и их смертию не казнити и поместья и вотчины и животов у них не отъимати» (ст. 7, 8, 10 гл. II Уложения). Однако, как свидетельствуют исследования, на практике требование имущественной и личной неприкосновенности невиновных не выполнялось. Государь мог отстранить детей изменника от службы, лишить поместий. Не ведавшие об измене родственники, как правило, подлежали ссылке на службу в разные города, что затрудняло их сношения друг с другом. Так, «несмотря на подтверждение под пыткой того обстоятельства, что родственники про его, Ивашкину измену, никак не ведали, по государеву указу велено братьев изменника Ивашки Козлова и мать его и сестру... сослать на житье в Казанские городы и устроить в службу». Помимо высылки все родственники изменника передавались на «крепкия поруки с записью» [11, с. 263].
Сказанное позволяет заключить, что криминализация несообщения (недонесения) о преступлении во все времена была обусловлена повышенной общественной опасностью скрываемых преступлений. В связи с тем, что в настоящее время преступления террористической направленности представляют угрозу всему мировому сообществу, законодатель пришёл к выводу о необходимости криминализации несообщения о них в органы власти. Введением данной нормы законодатель подчеркнул и приоритет общественной безопасности над личными интересами.
Список использованных источников
1 Артикул Воинский 1715 г. // URL: http: //www.hist.msu.ru/ER/Etext/arti cul .htm
2 Соборное уложение 1649 г. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1961; URL: http : //www. hist.msu. ru/ER/Etext/1649. htm
3 Уголовный кодекс РСФСР 1922 г. // СУ РСФСР. 1922. № 15. Ст. 153.
4 Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. // СУ РСФСР. 1926. № 80. Ст. 600.
5 Уголовный кодекс РСФСР 1960 г. // Ведомости ВС РСФСР. 1960. № 40. Ст. 591.
6 Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (извлечение) // В кн. : История России XIX века : письменные, статистические и графические источники; URL: http://xix-vek.ru/material/item/f00/s00/z0000003/st070 .shtml
7 Устав князя Ярослава Владимировича о церковных судах. XI-XIII вв. // Музей истории российских реформ имени П.А. Столыпина; URL: http://museumreforms.ru/load-document/noj s/13 620
8 Латкин, В. Н. Учебник истории русского права периода империи (XVIII и XIX вв.) / В. Н. Латкин; под ред. В. А. Томсино-ва. М. : Зерцало, 2004. 576 с. («Русское юридическое наследие»).
9 Ошерович, Б. С. Очерки по истории русской уголовно-правовой мысли (вторая половина XVIII века - первая четверть XIX века) / Б. С. Ошерович. М., 1946. 312 с.
10 Пионтковский, А. А. Учение о пре-
ступлении по советскому уголовному праву / А. А. Пионтковский. М. : Юрид. лит., 1961. 667 с.
11 Российское законодательство XXX веков : в 9 т. / под ред. О. И. Чистякова. М., 1985. Т. 3. 512 с.
12 Таганцев, Н. С. Русское уголовное право : в 2 ч. / Н. С. Таганцев. М. : Юрайт, Ч. 1. 2019. 414 с. (Антология мысли).
13 Отчёт о числе осуждённых по всем составам преступлений Уголовного кодекса Российской Федерации и иных лицах, в отношении которых вынесены судебные акты по уголовным делам за 12 месяцев 2017 г., за 12 месяцев 2018 г., за первое полугодие 2019 г. (Форма № 10-а) // URL: http://www.cdep.ru/index.php?id=79
14 Чучаев, А. И. Уголовно-правовые взгляды Н. Д. Сергеевского : монография / А. И. Чучаев М.: Проспект, 2015. 520 с.
