CC BY
6И С Т О Р И Ч Е С К И Е
НАУКИ
УДК 94
А.В. Чистой
ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ КУЛЬТУРЫ НАРОДОВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА 20 ВЕКА
Фактор геополитики всегда был чрезвычайно значимым для культурных процессов на Северном Кавказе, он определял векторные повороты в культурогенезе и на предшествующих этапах истории культуры. Создание псевдогосударств (автономных республик) в то время, когда уровень грамотности населения едва достигал 0,3-0,5%, а языковые и прочие коммуникационные барьеры были чрезвычайно высоки, было просто управленческой необходимостью. Этатизм в национальных республиках изначально был ориентирован не столько на решение каких-то специфических этнокультурных проблем, сколько на гарантированное закрепление привилегированного положения советской элиты бывших автономных республик в новых условиях, хотя это достигалось именно за счет политической мобилизации этничности и этнокультурного фактора. При этом на первом плане стоял вопрос о собственности, здесь власть и собственность, как правило, сосуществуют в одних и тех же лицах, а во власти находятся в основном родственно связанные люди узкоклановых кругов. Эту ситуацию в республиках отдельные исследования и характеризовали, не без основания, как «неофеодализм». Культурное выражение подобной ситуации очевидно: деградация практически всех форм бытия этнической культуры.
Ключевые слова: культурное развитие, историческая общность, культурное пространство, институциональные структуры, позиционирование этноса, массмедиа, этнофобия.
© Чистой А.В., 2014.
Советский цикл культурного развития сформировал и поддерживал на огромном геополитическом пространстве некий культурный баланс, который, хотя и базировался на идеологии, в то же время подпитывался идеями и принципами дружественности народов, а главное - духовным богатством русской культуры, прежде всего художественной. С 60-х годов ХХ века ситуация начала принципиально меняться: в советской стратегии развития резко обозначились тенденции к ускоренному формированию «новой исторической общности - советского народа», что объективно вело к нивелированию культур, свертыванию культурного пространства функционирования этнических языков, к их изгнанию из сферы образования. Все это в этническом сознании воспринималось не иначе как «руссификация», порождая различные формы недовольства и скрытого сопротивления. На этом фоне в 80-х годах разразился системный кризис советской идеологии и советских институциональных структур. Одним из проявлений этого кризиса стал распад баланса культур на советском геополитическом пространстве и последовавший за этим острый кризис социальной и культурной идентичности на всем этом пространстве. В такой ситуации практически все этнические культуры устремились в поисках новой идентичности и новых смысло-жизненных перспектив к собственным истокам - архетипам и смысловым мирам.
В итоге за короткое время южно-российский регион, как и все постсоветское пространство, обрел мозаичную структуру, состоящую из весьма разнородных в типологическом отношении элементов и систем - традиционных этнических, православной, исламской, казачьей (русско-казачьей), современной (западной) массовой культур и элементов советской культуры, которые находятся в сложных взаимоотношениях, а точнее - в состоянии открытой или латентной конфликтности. Столь быстрый распад советской культурной системы и кризис советской социокультурной идентичности актуализировали все формы самоидентификации социума (социальных групп) - этнической, религиозной, локально-цивилизационной, что и составляет глубинную основу развернувшихся в этом регионе за последние десятилетия сложных, противоречивых и конфликтных процессов. В общем разделяя подобный взгляд на причины (истоки) постсоветских конфликтных процессов в этом регионе, кавказоведы по-разному оценивают сущность самих процессов: одни усматривают в происходящем феномены национального (этнического) возрождения [1], другие трактуют их как опасное позиционирование (самопозиционирование) кавказских этносов в отношении России, русской культуры и российской цивилизации [2].
Культурное самопозиционирование человека или целостной группы людей (социума) -явление объективное и само по себе не влечет негативного отношения к «иным культурам». Новейшая история России складывалась так, что демонтаж советского уклада жизни в этнических республиках до сих пор разворачивался и разворачивается в форме демонтажа культур, культурных связей - отношений, более того - в форме острого конфликта культур и идентично-стей, пробуждая этнофобию.
Причины, подхлестнувшие в 90-х годах этнофобию в России, известны, парад суверенитетов республик и исход русских из них, чеченская война; монополизация торговли на продовольственных и вещевых рынках выходцами из стран СНГ. Ныне все эти проблемы, казалось бы, уже не имеют прежней остроты: чеченская война остановлена и ее последствия устраняются; в этнических республиках демонтирована суверенность и наведена вертикаль власти, а «инородцы» лишились монопольного положения в сфере торговли, но этнофобия не ослабевает. Факты свидетельствуют о том, что ныне этнофобия (особенно кавказофобия) уже обрела самостоятельную жизнь, бытует в культуре российского общества и в информационном пространстве, не только и столько отражая реальные феномены сознания, сколько навязывая ему нескончаемое «конфликтно-драматическое зрелище» - своеобразный сериал, шоу о лицах «кавказской национальности».
Этнофобия в массимедиа в модусе «лицо кавказской национальности» фактически стала неплохо сбываемым информационно-культурным товаром, бытующим по цинично-прагматическим правилам рынка - минимум затрат (средств, усилий, таланта), максимум прибыли. К тому же этот товар просто необходим множеству малотиражных СМИ (распространенной в России форме малого бизнеса), изначально ориентированных на обывателя, психоло-
гически травмированного неудачами и тяжелыми социально-экономическими последствиями наших либералистских реформ. Этнофобию подпитывают и те политические силы и движения, которые с 90-х годов манифестировали себя как культуро-возржденческие, хотя им нечего предложить обществу, кроме идеи борьбы с «инородцами», «лицами кавказской национальности», «незаконными мигрантами» (они в восприятии российского обывателя ассоциируются с издержками реформ последних десятилетий).
Все это актуализирует проблему выявления потенциала этнических культур к взаимному диалогу, к трансформации и синтезу новой российской культурной идентичности. Кавказские этнические культуры, как показывает анализ, располагают огромным потенциалом подобного плана, что пока явно недооценивается.
Возникает вопрос о роли национальной интеллигенции в становлении подобного пространства власти и подобной судьбы культуры, где человек оказывается в атмосфере давно минувших веков, тем более что в российском сознании все происходящее в этнических республиках так или иначе ассоциируется с интеллигенцией.
Действительно, в 80-90-х годах ХХ века конструированием, а также митинговой и публицистической «презентацией» этнических мифологем, о которых выше уже говорилось, занималась в основном «гуманитарная» часть национальной интеллигенции - те, чьи профессиональные занятия были непосредственно связаны с проблематикой истории, языков и культуры этносов.
Современный этап культуро-цивилизационных процессов в этнических регионах России характерен, прежде всего, превращением культурной специфичности этносоциумов в политическую специфичность их уклада (речь идет о системе патронажа и широкой сети клиеяталь-иых отношений, в которые правящие кланы включены, решая любые вопросы). Это положение сохраняется и ныне [6], несмотря на реформы, поскольку они меняют лишь формальные аспекты власти и управления, а этноэтатизм опирается на развитую систему неформальных (родственных, клнентальных, финансовых, собственнических и прочих) отношений.
Начнем с культурно-языковых процессов, которые особенно остро стояли на повестке дня с 80-х годов. Этнические языки формально получили статус государственных, в культурный обиход этносов вернулись некоторые традиции, активное развитие получили национальная (этническая) историография и этнология в целом. Однако, если учитывать исторически сложившиеся особенности российской социолингвистической среды, в которой этнические языки (каждый в отдельности) объективно находятся в отношениях «дополнительности» с русским языком, а функциональность большинства из этих языков такова, что на их арсенале трудно выразить современные реалии жизни (политической, экономической, юридической, научно-информационной), то придание им статуса «государственных языков» не более чем политическая манифестация «суверенности» республики, ничего не меняющая в реальном социальном и культурном статусе данного этнического языка. На самом деле ситуация такова, что этнические языки в республиках южного региона и сегодня практически функционируют в таком же режиме, что и в советское время, оставаясь в основном языком бытового общения и национальной (художественной) литературы. Единственное отличие («новация последних лет») в этом плане заключается в том, что национальные языки снова вернулись в систему образования (преимущественно начального образования или в роли факультативного предмета изучения в вузах). Что касается других сфер культуры, то культурологи с тревогой отмечают неэффективность культурной политики эпохи этноэтатизма, более того, ее разрушительность в отношении этнических культур.
На состояние культуры и на культурные процессы в республиках оказывают влияние доминирующие в России культурные процессы: коммерциализация и «визуализация» культуры, засилье масскультуры и «сексизма», оттеснение на задний план чуть ли не всех форм классического искусства и, наконец, продолжающаяся деградация материальной и кадровой базы «некоммерческих» сфер культуры.
Культурные процессы постсоветского времени, конечно же, не сводятся лишь к превращению культуры в политический ресурс, тем более не исчерпываются этим. За последние 10-12 лет в культурном пространстве Северного Кавказа развернулось множество противоречивых и
разнонаправленных процессов, большая часть которых напрямую не связана с политикой, отражает внутренние, имманентные закономерности культурного развития. Не претендуя на исчерпывающую полноту, можно выделить из этого множества процессов следующие группы (направления):
- процессы возрождения традиционных этнических культур;
- широкое распространение западной массовой культуры;
- кризисные и модернизацнонные процессы в сфере профессионального искусства;
- сложные противоречивые процессы «ренессанса-кризиса» в религиозной сфере.
Начальный период российских социокультурных трансформаций ознаменовался не только порывами этнических культур к возрождению, но и их соприкосновением с современным культурным миром и медийным пространством, а главное - с их наиболее энергийным элементом - массовой культурой. Именно столкновение с западной масскультурой, а точнее, резкое неприятие ее общего духа неопределенности и ироничности, ее устремленности на атомизацию культуры (и человека), стало своеобразным детонатором энергии этнических культур к концентрации усилий по осмыслению собственной будущности в самых широких контекстных рамках. Однако при всей несовместимости общего духа этнического и массового модусов культуры формы и жанры последней с нарастающей активностью вторгаются в пространство этнической культуры. Широко известны факты распространения концептуальной живописи в изобразительном искусстве этносов Северного Кавказа. Но самое широкое и активное распространение постмодернизма в пространстве этнических культур происходит прежде всего через формы и жанры шоу-бизнеса и электронных массмедиа, которые теперь становятся неотъемлемой частью каждой этнической культуры. При этом характерно, что этническая культура, в свою очередь, вносит определенные коррективы в эти жанры и их формы, что скорее носит характер моральной цензуры. Табу на эротику практически снято в шоу-культуре всех этнических социумов Кавказского региона. Правда, в этнической шоу-культуре пока активнее всего это проявляется в периферийных жанрах: в рекламных и музыкальных клипах (местной тематики и местного производства).
В целом же, массовая культура на данном этапе оказала наибольшее влияние на музыкальную культуру этносов региона. Если на протяжении всего советского цикла развития, вплоть до 90-х годов, этномузыкальная культура строилась на подчеркивании (сохранении, развитии) различий в мелосе и ритмике у различных этносов, т.е. на акцентах «узнаваемости», то теперь доминирует смешение («микширование») этнических мелодий и ритмов с русской и европейской музыкой, что по сути снимает «характерность этнического порядка мелоса», заменяя ее характерностью «большего масштаба» - стремлением к захвату предельно широкой аудитории (региональной, северокавказской, южно-российской, российской).
Модернизирующее влияние постсоветского времени испытывают и другие сферы культуры, в том числе театр. Однако развитие национального театра в годы либеральных реформ было противоречивым; оно было сопряжено с кризисами, откатами и новой динамизацией деятельности. Именно с кризиса идей, а точнее, с кризиса репертуара начался постсоветский период жизни национальных театров. Затем последовал период активного «служения» театра идеям национального возрождения (новое обращение к национальной истории, эпосу, этнической героике и т.д.).
Несмотря на указанные выше серьезные подвижки в развитии различных сфер и отраслей культуры, свидетельствующие о нарастании процессов адаптации этносов к мировому культурному пространству (к многообразию его смыслов и форм), в целом этнические культуры региона, судя по всему, находятся в кризисе. Более того, по многим признакам кризисные тенденции продолжают нарастать и углубляться. Дело в том, что в самосознании этнических (локальных) культур Кавказа и их носителей, как уже подчеркивалось, явно выражен дискурс целостности, завершенности культуры [8], что так или иначе обусловливает направленность регу-лятнвов на «демонстрацию культуры», на императивность действия ее принципов. Эти внутренние установки этнических культур региона всегда активно проявлялись в свойственной им особой, императивно-интерпретативной форме коммуникации.
Вакхабизм уже получил распространение не только в Чечне и Дагестане, но и среди адыгских народов, которые всегда придерживались самого умеренного направления суннитского ислама — ханифатского, характерного тем, что допускает веротерпимость, сочетание ко-ранических норм с традициями этнической культуры. Так проявляется кризис религиозной культуры этносов Северо-Кавказского региона, обусловленный общим кризисным состоянием этнических культур на данном историческом этапе.
В реальной политической практике региона эти сложные и опасные трансформации в религиозной сфере, к сожалению, воспринимаются односторонне - в ключе борьбы с экстремизмом силовыми мерами, что лишний раз подтверждает отсутствие культурологического обеспечения принимаемых в обществе политических решений. В данном случае имеет место еще и непонимание того обстоятельства, что религиозная ситуация представляет одну из форм проявления общего кризиса этнических культур и социумов.
Образование в современных условиях, когда традиционные механизмы трансляции культуры («от родителей к детям») уже не играют доминирующей роли, становится глобальной социокультурной технологией, от которой в первую очередь зависит культура (культурное бытие) и культурная перспектива социума. Отношения культуры и образования, механизмы их взаимовлияния претерпевают серьезные изменения в общем контексте современных социокультурных трансформаций, которые характерны тем, что практически снимают определенность границ пространства образования и его структурных систем. Речь идет прежде всего о динамично нарастающем влиянии культуры массмедиа (телевидения, интернет-структур и т, д.) на образование, более того - о «перехвате» структурами массмедиа функций образования. Что же касается традиционных институтов образования (общеобразовательной школы прежде всего), то их роль и предназначение в культурных стратегиях региона и его этнических сообществ также меняется в зависимости от общего контекста - доминирующих идей и процессов социокультурной трансформации в постсоветскую эпоху. Так, на начальных этапах (в 80-е и начале 90-х годов) во главу угла ставились проблемы преодоления «разрыва между школой и культурой», «возвращения родного языка, собственной культуры и истории в школу». На этом этапе на Северном Кавказе образование стало фактически главной ареной борьбы различных политических сил - демократических, консервативно-советских, культуро-возрожденческих, национально-сепаратистских и т.д. за влияние на общество и стратегию реформ.
Несмотря на известную стихийность (отсутствие каких-либо выверенных программных ориентиров), этот этап сыграл серьезную позитивную роль в переосмыслении роли образования в культурных стратегиях социума, поскольку создал такую ситуацию открытости образования, которой в истории отечественного образования, возможно, не было прежде, как нет и сейчас. В этой ситуации демократия и ее самый главный принцип - возможность выбора форм культурного бытия и жизненных перспектив - стали утверждаться прежде всего именно в школе, в сфере образования. В итоге появилось огромное многообразие школ - «национальных», культуротворческих, профильных, лицейных, гимназических и т.д. В противоречивых и, как уже подчеркивалось, во многом стихийных процессах взаимодействия общества и институтов образования фактически обозначились как давно назревшие проблемы развития самого образования и педагогической деятельности, так и механизмы функционирования образования в культурных стратегиях постсоветского развития России. Речь шла прежде всего о необходимости варьировать формы, методы и содержание образования, а значит, - профили и содержание самой педагогической деятельности. На этом этапе образование осознается как конструируемое культурное пространство, открытое каждому субъекту культуры и всем актуальным культурам. Однако этот период в национальных республиках постепенно, по мере укрепления порядков этатизма, уступает место, процессам реанимации административного регулирования всех сторон деятельности образования, стандартизации содержания, т.е. ограничению форм многообразия. В рамках такого «упорядочивающего» подхода (т.е. сворачивания вариативности школ, программ и учебников) с неизбежностью заявляет о себе усиление механизмов административного управления образованием, которое является частью (аспектом) обшей практики укрепления этатизма. В такой ситуации школа вновь начинает превращаться в закрытое от общества и культуры «образовательное» пространство, подопечное власти и чиновнику. Понятно, что воз-
врат к советской конструкции школы (образования) невозможен, но дух формальности отношений культуры и образования, характерный для этой конструкции, уже ощущается в большинстве школ. А между тем многие проблемы соорганизации образования и этнических культур пока так и не решены. Речь, в частности, идет о стратегии функционирования этнических языков в сфере образования (с учетом особенностей конкретной социолингвистической среды), о форматах и объемах представления этнической культуры и истории в содержании образования. Поскольку эти вопросы еще с 80-х годов поднимались и ставились больше в политизированной, нежели в профессиональной плоскости, то их решение также стали ассоциировать с политикой. Впрочем, в стране и во всех этнических республиках приняты законы о языках народов России, об образовании, культуре, и они формально создают нормативные предпосылки для решения вопросов роли и места этнического фактора в системе образования. Однако проблемы культурной архитектоники образовательного пространства, в том числе в аспекте соор-ганизации образования и этнических культур по-прежнему далеки от решения.
Следует отметить, что в российском общественном (политическом) сознании образ этно-этатизма некритично переносится на этнические культуры, что порождает и подпитывает межкультурную конфронтацию и этнофобию. Сохранение подобной ситуации чревато опасным нарастанием межкультурной конфронтации. К тому же характер и направленность современных культурных процессов: нарастание «внутренней» кризисности этнических культур и имплантация культурных «иноформ» в их системы, резкое изменение «внешней» среды (социальной, экономической, информационной), с которой этнокультуры находятся в сложных и противоречивых отношениях «диалога-конфронтации - конвергенции» и, наконец, общая неустойчивость конфигурации культурного пространства региона создают критическую ситуацию, чреватую «бифуркацией» этнических культур с непредсказуемым исходом (последствиями). В этом плане радикально меняется и роль образования в культурных процессах - оно фактически становится решающим механизмом воспроизводства н легитимации культурной идентичности, а главное - инструментом конвергенции российских культур и их адаптации к современным гло-бализационным процессам [11-13].
Идентичность, как и любая теоретическая концепция (модель), является не более чем способом репрезентации и идеализации объекта исследования (познания) и социального регулирования. В этом смысле категория «кавказская идентичность» - это попытка выразить современный срез социального, социально-политического и культурного бытия кавказских этносов в массовом сознании этих же этносов, в их соотнесении «себя самих» с «остальным миром» (с миром российского социально-культурного бытия прежде всего). Но это и попытка представить кавказское этносоциальное и этнокультурное бытие как открытую и динамичную систему (систему-процесс), которая подвержена влиянию различных факторов, обусловленных прежде всего российским социальным бытием. Ныне главные из них - экономический и социально-трудовой.
Северный Кавказ а силу ряда причин, в том числе и неравномерного развития субъектов Российской Федерации, не учитываемых должным образом на уровне федерального Центра, находится в ситуации нарастаюшего отставания как по темпам, так н по качеству социально-экономического развития от средних показателей по стране, не говоря уже о мегаполисах России, которые воспринимаются как «норма новой жизни». Эта ситуация, как показывает ход событий, не может быть устранена лишь на основе рыночных механизмов - требуется запуск на федеральном уровне некоей политики выравнивания условий развития субъектов РФ.
Мерой и основой задействования всего набора социально-политических практик и механизмов в интересах конвергенции и синтеза российских социально-культурных идентичностей в новую, многоуровневую социально-культурную идентичность, вероятно, могла бы стать идея инновационного развития, будучи спроецирована на плоскость культурной практики. Спроецирована так, чтобы правовая рационализация социума и экономическое принуждение в социуме сочетались бы еще и с механизмами мотивации процессов конвергенции идентичностей и синтезу культа, а значит, к движению российских этносов по пути формирования единой российской, полиидентичной нации. В этом контексте вполне уместно кое-что переосмыслить в нашей недавней советской практике, которая сумела неплохо выстроить проект «единства и
дружбы народов». Речь идет прежде всего о главных и объемлющих пространствах коммуникации и социального проектирования, каковыми являются сфера образования и СМИ. В частности, одним из элементов федерального компонента школьного образования мог бы стать предмет «Литература народов России» (как некогда и было), а культура и искусство российских этносов могли бы найти место на телеканале «Культура». Вероятно, в процессах синтеза новой российской идентичности должны быть задействованы и национальные проекты, которые обеспечивали бы стимулирование оттока свободных трудовых ресурсов Кавказского региона в другие регионы России и «диффузность» их размещения.
Цель социального конструирования («конструирования идентичности») - это содействие преобразованию ментального мира россиянина, социальных и культурных форм его бытия к достижению социальной конвенции в обществе. Ныне это главный исторический вызов России. Что касается кавказского этнокультурного мира, кавказской идентичности, результаты непредвзятого анализа убеждают, что они обладают (вопреки стереотипам массового российского сознания) лабильностью и адаптивностью, т.е. главными предпосылками к синтезу. Более того, процессы диалога и синтеза русской и кавказских этнических культур, а значит, процессы становления новой, российской идентичности налицо. Но пока эти процессы идут стихийно, противоречиво и конфликтно, требуя системного и мотивирующего политического регулирования и научно-культурологического внимания.
При всей сложности и противоречивости социально-культурных процессов на юге России и Северном Кавказе кавказская культура день ото дня все глубже врастает в российскую цивилизацию, что, вероятно, позволит с «минимальными потерями» адаптироваться к современным глобальным культурным процессам, а главное — обеспечит ей историческую перспективу.
Библиографический список
I.Уисжев К.Х. Феномен адыгской культуры. - Нальчик, 2011.
2.Черноус В.В. Россия и народы Северного Кавказа: проблемы культурно-цивилизационного диалога// Научная мысль Кавказа, 2010, № 3. - С. 154-167.
3.Цуциев А. А. Русские и кавказцы// Научная мысль Кавказа, 2011, № 3. - С. 46-55.
4.Федотова В.Г. Когда нет протестантской этики // Вопросы философии, 2010, № 10. с. 27- 44
5.Нерсесянц В С. Национальная идея России во всемирно-историческом прогрессе. Манифест о цивилизме. - М., 2011. с. 235.
6.Битова Е.Г. Модернизирующие реформы на Северном Кавказе и местная политическая традиция // RESPUBLIKA. Альманах социально-политических и правовых исследований. Вып. 1. - Нальчик, 2011.
- С. 163-195.
7.Бгажноков Б.Х. Адыгская этика. - Нальчик, 2010, С. 96.
8.Интервью с В.В. Мироновым // Вопросы философии, 2012, N° 5. - С. 89-111.
9.Добаев И.П. Ваххабизм как социально-политический феномен в Саудовской Аравии и на Северном Кавказе // Научная мысль Кавказа, 2011, № 3. - С. 56 -67.
10.Черноус В.В. Пол и культурность Северного Кавказа: философия сотрудничества // Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия (труды третьего Российского философского конгресса).
- Ростов-на-Дону, 2012, т 2. - С. 294-295.
II. Тхагапсоев Х.Г. Об особенностях развития этнорегиональной системы образования //Сб. научных статей «Реформа образования на Северном Кавказе: проблемы и решения». - Пятигорск, из-во ПГЛУ, 2007. - С. 112-128.
12. Мазаеаа Т.А. Этнокультурная инновационность. Нальчик, издательство Котляровых, 2007.
13.Боров А.Х. Северный Кавказ в российском цивилизационном процессе, Нальчих, Кабардино-Балкарский государственный университет, 2011.
ЧИСТОЙ Александр Васильевич - магистрант кафедры новейшей отечественной истории, Кубанский государственный университет.
