CC BY
167
H.A. Антонова
ИСТОРИОСОФСКИЕ ВЗГЛЯДЫ ДЖ. ВИКО И РОМАН A.C. БАЙЕТТ «ОБЛАДАНИЕ»
Связь философии и литературы можно проследить еще на ранних этапах развития литературы. Однако XX век ознаменован появлением произведений, в которых философское начало является не дополнением, а выступает на первый план. Среди английских писателей, чье творчество пронизано философским началом, можно выделить, например, У. Голдинга и А. Мердок. Во второй половине прошлого столетия английский постмодернист Дж. Фаулз в сборнике философских эссе «Аристос» (1964) выразил протест против бытующего мнения, что философией должны заниматься только философы, т. к. в этом случае «мы забываем о самой существенной из прирожденных привилегий человека: иметь собственное мнение по поводу всего того, что нас касается самым непосредственным образом»1. Онтологические проблемы являются в литературе постмодернизма одними из основных, именно поэтому даже если автор не предлагает собственного «учения», он ссылается на близкие ему взгляды знаменитых философов.
«Основание новой науки об общей природе наций» итальянского философа XVII в. Дж. Вико, не оцененное по достоинству современниками, начинает вызывать всеобщий интерес в XIX в., когда появляется французское переложение этого труда «Рассуждения о системе и жизни Вико» историка Ж. Мишле. Углубленный анализ идей неаполитанского ученого в XX в. позволил оценить по достоинству его труд и поставить «Новую науку» по значению для дальнейшего развития научной мысли в один ряд с теорией Коперника. Современные исследователи пришли к выводу о близости взглядов Вико и ряда знаменитых философов, таких как Гердер, Дильтей, Хайдеггер и многих других. Исследуя идеи Вико, В.М. Дианова пишет: «Широкий спектр проблем, затронутый в сочинениях Вико, дает основание ставить ему в заслугу закладывание основ сравнительной культурной антропологии, философии истории, сравнительной исторической лингвистики, эстетики, герменевтики, социологии, юриспруденции, считать его родоначальником современной культурологии и так называемого культурного плюрализма»2.
Возрастание интереса к идеям Вико в начале XX в. не могло не отразиться на литературном творчестве модернистов, элитарное искусство которых впитывало особенности современной науки. На структуру одного из сложнейших произведений XX ст. «Поминки по Финнегану» Дж. Джойса во многом повлияли философские воззрения неаполитанского ученого. Джойс утверждал, что «он не нашел в Вико философа, в которого можно «верить»: он нашел автора, будившего его воображение и открывавшего перед ним новые горизонты»3. Несмотря на это, влияние представлений об истории как повторении третичных циклов, несомненно, проявляется в романе. Кроме того, У. Эко замечает: «Вико, наконец, должен был поразить его [Джойса] и той живостью, с которой он указывал на значение мифа и языка, своим взглядом на первобытное общество, которое посредством языка, при помощи фигуральных выражений, создает свой собственный образ мира»4.
© H.A. Антонова, 2007
В конце XX века идеи Дж. Вико оказываются созвучными взглядам A.C. Байетт. Было бы неверно утверждать, что учение итальянского философа предопределило, в целом, концепцию творчества английской писательницы. Ее интеллектуальные произведения отмечены влиянием самых разных философов, начиная с неоплатоников, которым Байетт посвятила свою неоконченную диссертацию, и заканчивая современными теориями М. Фуко и Ж. Деррида. Однако постоянный интерес к истории, к поискам наиболее достоверных способов воссоздания прошлого в художественной литературе заставили Байетт обратить внимание именно на открытия Вико в этой области. «Новая наука» становится философским основанием самого известного романа Байетт «Обладание» (1990). Рассуждения главных героев Рандольфа Эша и Роланда Митчелла перекликаются с мыслями Вико о языке, об обращении с фактами прошлого, о путях постижения истории. В то же время, идейное содержание и форма романа отражают выводы, к которым писательница приходит за время работы над проблемой соотношения прошлого и настоящего. Эти совпадающие с идеями Вико положения о взаимосвязи поколений, важности науки, культуры и языка прошедших эпох составляют философию истории Байетт и выводят «Обладание» на новый философский уровень, не ограничивающийся воспроизведением взглядов неаполитанского ученого, что позволяет отнести произведение к жанру философской прозы.
В «Обладании» образы из труда Вико становятся одним из центров, формирующих целостность фрагментированной структуры. Символы золота (яблоки или пшеница), змея, воды, крепостей объединяют три эпохи, воссозданные в романе: мифологическую (из стихотворений и поэм Рандольфа Эша и Кристабель Ла Мотт), викторианскую (жизнеописание этих поэтов и их окружения) и современную (сюжетная линия, связанная с деятельностью современных литературоведов). Такое деление соответствует временам богов, героев и людей по классификации, позаимствованной Вико у древних египтян. При этом для Байетт важна не просто трехступенчатая структура развития, а именно усовершенствованная теория Вико о том, что предыдущее поколение создает для последующего языковую базу его сознания: от метафоры через метонимию и синекдоху к иронии. Таким образом, ко времени последнего поколения цикла (веку иронии) разрыв между реальностью и языком становится таким значительным, что последний утрачивает «свое главное предназначение соотноситься напрямую в простых формах с предметами действительности»5. Для того чтобы избежать деградации, нации необходимо повторить более примитивные формы жизни, но не в буквальном смысле, а «на интеллектуальном или духовном уровне»6. Иными словами, народ должен вернуться к метафорической сущности языка, понять истинную природу слов, которая есть «не что иное, как их возникновение в определенные времена и при определенных условиях»7.
Основной темой историографического метаповествования Байетт становится близкая Вико идея поиска путей понимания прошлого через язык. Современные литературоведы, искушенные в применении модных теорий анализа текстов, видят в поэтических метафорах в «Обладании» отражение не реального мира, а симулякры учений XX в. Например, пейзажи Йоркшира из поэзии Ла Мотт в интерпретации феминисток превращаются в «местность... испещренную скважинами - засасывающими в себя скважинами - человеческого тела, и с характерными пучками спутанной растительности в придачу»8, что затрудняет открытие важного биографического факта пребывания Кристабель в Йоркшире в одно время с Эшем. А Беатриса Нест понимает дневники Эллен Эш только после того, как перестает искать в них «следы чужих влияний и иронию» и пытается увидеть, «что... под этой дубовой обшивкой [слов Эллен]... что-то бьется, трепещет»9.
Как верно замечает Л. Уэллс, возможность виконианского псогво (момента, с которого начинается возвращение к прошлому через его духовное постижение) в XX в. выражается в образах Мод и Роланда, осознавших, «что они должны противостоять собственным предубеждениям, которые не позволяют им воспринимать творчество Ла Мотт и Эша иначе как в терминах постмодернистской эпистемологии»10. Вико считал мифологию «Гражданской Историей Первых Народов», которые «повсюду в своей сущности были Поэтами»11. Следуя этой мысли философа, герои Байетт приходят к заключению: «благодаря метафорам мы получаем ключи к истинной природе вещей»12.
Установление диалога с прошлым по-разному проявляется в образах Роланда и Мод. Митчелл под влиянием поэзии Эша и философии Вико становится поэтом, способным «чувствовать» слова: «Он видел воочию - древо, плод, источник, женщину, травянистый простор, змея, единственного и явленного во множестве сходных форм. Он... чувствовал так же, как своею собственной волей ткется, плетется узор языка не подвластный отдельному человеку, будь то поэт или читатель»13. Роланд «возвращается» к первобытному образу мышления, видит слово в его тесной связи с реальностью. В образе Мод - правнучке викторианских поэтов - открывается возможность завершить неудавшийся в XIX в. диалог Эша и Ла Мотт. «Ее отношения с Роландом, - пишет Л. Уэллс, - после его превращения в поэта символически связывают прошлое с настоящим, устанавливая язык, закрепляющий тождественность личного и коллективного»14.
Таким образом, связь сюжетной организации произведения Байетт с концепцией Вико очевидна. Однако исследователи ее творчества ограничиваются установлением факта этого взаимодействия на уровне сюжета и образного строя, не указывая причины обращения английской писательницы к идеям Вико и не определяя влияния его взглядов при создании именно нео-викторианского романа.
Влияние «Новой науки» на Байетг, как уже упоминалось, проявляется не только в одним романе. Сама писательница в предисловии к изданию 1994 г. «Тени солнца» (1964) пишет о единстве образной системы своего романного творчества, подчеркивая при этом, что значения символов луны, солнца, урожая, которые в раннем творчестве находились интуитивно, ко времени написания «Обладания» обретают философское обоснование в идеях Вико и повышают тем самым философский уровень ранних произведений. Кроме того, идеи неаполитанского философа о постижении прошлого перекликаются с концепцией творчества Байетг в целом. Она, как и Вико, полагает, что освоение языка эпохи может помочь в воссоздании исторической реальности: «Я на самом деле думаю, что если я буду много и достаточно внимательно читать, я пойму, что слова значили в прошлом и как они соотносились с реальностью, и тогда я смогу использовать их в современном тексте так, чтобы они не потеряли связь с другими словами»15. Кроме того, реалистичное изображение эпохи, по мнению Вико и Байетт, не зависит от сохранения верности историческим фактам. Так, философ считает, что «память - это то же самое, что фантазия», поэтому народные предания, т. е. мифы, изначально «точные и сообразные», «с течением лет и с переменою языков и обычаев» дошли «до нас под покровом ложного»16. Писательница в своих произведениях развивает сходную идею: нарушая общепринятые понятия о тех или иных событиях (например, в столкновении вымышленных и реально существовавших людей), она точно передает дух эпохи. Итак, задача науки для Вико и литературы для Байетт - попытаться преодолеть искажение и узнать истину.
Процесс воссоздания истории для Байетг (не только в нео-викторианских «Обладании» и «Ангелах и насекомых» 1992 г., но также в романах о начале XX в.: «Дева
в саду», 1978, «Натюрморт», 1986 и «Вавилонская башня», 1996) состоит из трех ступеней, описанных неаполитанским ученым: «памяти, поскольку она сохраняет вещи, фантазии, поскольку она изменяет вещи и подражает им, ума, поскольку он переворачивает их и располагает в некотором соответствии и порядке»17. Иначе говоря, для достижения правды писатели, как и ученые, должны «проделать обратный путь»: от умственной работы по освоению фактов через фантазию и вживание к памяти прошлого. Люди «века иронии» должны избавиться от свойственной им рефлексии и проникнуться «чрезвычайно живыми чувствами для ощущения частностей, сильной фантазией для восприятия и расширения последних, острым умом для сведения их к соответствующим фантастическим родам и крепкой памятью для их удержания»18, что отличает, по мнению Вико, человека на ранних этапах развития.
Что касается взглядов Вико в контексте неовикторианского романа, ориентирующегося на английскую литературу XIX в., следует подчеркнуть, что герои «Обладания» работают с переводом, а вернее с переложением труда Вико, написанным французским историком Жюлем Мишле, взгляды которого имели большое значение для научной революции в викторианской Англии. В своем произведении «Рассуждения о системе и жизни Вико» Мишле развил некоторые положения теории Вико, в частности, размышления об «обладателе» и «просителе»: «Судья [интерпретатор в современном понимании -H.A.], увлекаемый временем, будет стараться... спасти неподвижную букву, внося в нее новый дух»19. Эта идея, как верно заметил Б.Г. Реизов, важна «для понимания той роли, которую один и тот же памятник, архитектурный, литературный или юридический, может играть в разные эпохи»20. Несомненно, эта мысль становится одной из основных в «Обладании», в котором отражено восприятие мифов и литературных произведений представителями разных столетий. При этом смещение ракурса исследования кардинально изменяет смысл одного и того же текста и лишает его, следуя установкам постмодернизма, окончательного, единственно верного истолкования. Например, анализ поэзии Кристабель в середине XX в. «сводился к задушевным рассуждениям о сквозящей в ее стихах “мистике быта”... А тридцать лет спустя феминистки увидели Кристабель Ла Мотт мятущейся и озлобленной»21.
Еще одна важная идея «Обладания», связывающая его с произведениями «историографической метапрозы», в рамках которой и следует рассматривать нео-викторианский роман, - теория множественности истин и возможности существования каждой из них. Это положение имеет прямое отношение к выводу, к которому приходит Ж. Мишле под влиянием идей Вико: «подлинная история заключается в истории человеческих заблуждений, и ложь свидетельствует об истине»22.
Наконец, воплощенное в «Обладании» восприятие истории как повторения трехступенчатых циклов соотносится с постмодернистским принципом (отраженном и в нео-викторианских романах) нарушения представлений о времени как линейном потоке и о процессе познания как цепи последовательных логических операций, приводящих к конечному результату. Вот почему для многих открытий, сделанных героями романа Байетт благодаря случайностям или интуиции, ключевой оказывается идея Вико об отождествлении памяти и фантазии.
Взгляды A.C. Байетт на задачи литературного творчества во многом перекликаются с введенными Вико общими основаниями для всех наук. В метаповествовании об истории Байетт оказываются созвучны идеи неаполитанского философа о духовном вживании в прошлое через постижение языка культуры конкретной
эпохи. Установление диалога с историей невозможно, как полагает Дж. Вико, только на основе логики. Эта идея, близкая постмодернистским представлениям о способах познания реальности, становится ключевой в нео-викторианском романе «Обладание», в котором люди «века иронии» только вернувшись на духовном уровне к «первобытному состоянию», т. е. доверившись чувствам и интуиции, постигают прошлое. При этом Байетт, в отличие от Вико, не говорит о возможности нахождения одной единственной истины. Ей ближе интерпретация взглядов неапслитанца французским исследователем Ж. Мишле, который, углубив идеи Вико, высказывал мысль о существовании своей правды для каждой отдельной эпохи.
1 ФаулзДж, Аристос / Пер. с англ. В. Нугатова. М., 2002. С. 10. .
2 Дшнова В. М. Концепция циклического развития культуры Джамбаттисты Вико и ее последователи // Studia culturae. Вып 2. СПб., 2002. С. 44-45.
3 Эко У. Поэтика Джойса. СПб., 2003. С, 333.
4 Там же. С. 337.
5 Wells L. Corso, ricorso: Historical repetition and cultural reflection in A.S. Byatt’s “Possession: A romance” // Modern fiction studies; MFS. 2002. Vol. 48. № 3. P. 674.
6 Ibid. P. 675.
7 Вико Дж. Основания Новой Науки об общей природе наций. М.; Киев. 1994. С. 77.
8 Байетт A.C. Обладать / Пер. с англ. В.К. Ланчиков, Д.В. Псурцев, М., 2002. С. 310.
9 Там же. С. 147, 279.
10 Wells L. Op. cit. P. 677. Похожую идею выдвигает Б. Ланден, утверждая, что развенчание методов новой критики происходит «на эмоциональном уровне и заключается в открытии того, что ускользает от теоретических -методов исследования: желания, эмоций и интуиции» (Lunden В. (Re)educating the Reader: fictional Critiques of Poststructuralism. Götebora, 1999. P. 92.). Хотя на основании выше описанного эпизода можно заключить, что первую попытку возвращения к прошлому через понимание внутренней жизни слова осуществила Беатриса Нест, работая с дневниками Эллен Эш.
" ВикоДж. Указ. соч. С. 119.
12 Байетт A.C. Указ. соч. С. 320.
13 Там же. С. 589.
14 Wells L. Op. cit. Р. 688.
15 ByaííA.S. On Histories and Stories. London, 2001. P. 94.
16 ВикоДж. Указ. соч. C.356, 352, 77.
17 Там же. С. 357.
18 Там же. С. 356.
19 Цит. по: Реизое Б.Г. Французская романтическая историография (1815-1830). Л., 1956. С. 349.
20 Там же.
21 Байетт A.C. Указ. соч. С. 52-53.
22 Реизое Б.Г Указ. соч.. С. 345.
Статья принята к печати 26 февраля 2007 г.
