CC BY
131
УДК 82.015
М.Е.Самуйлова
ОСОБЕННОСТИ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ЭПИГРАФИЧЕСКОГО ТЕКСТА В РОМАНЕ АНТОНИИ С.БАЙЕТТ «ОБЛАДАТЬ»
Московский открытый социальный университет, Псков
This article deals with the studying of specific functions of epigraphs in Antonia Susan Byatt's novel «Possession». While analyzing the text, the author of the article scrutinizes the epigraphs to chapters and their links with the main content and the plot of the novel. The author points out several functions of epigraphs, namely: pre-informing, metonymical, characteristic, and image-creating.
Антония Сьюзан Байетт (род. в 1936 г.) — современная английская писательница, чье творчество уже на протяжении многих лет находится в центре внимания критиков, литературоведов и самых обычных читателей, которые с нетерпением ожидают выхода в свет каждой новой книги писательницы, чтобы в очередной раз погрузиться в мир, где замысловато переплетаются прошлое и настоящее, судьбы вымышленных и реальных персонажей, где каждая сцена поражает точностью и лаконичностью. Романы писательницы являют собой типичный постмодернистский текст, который многие критики уподобляют лабиринту. Слава одной из самых интеллектуальных писательниц в современной британской литературе прочно утвердилась за ней после того, как в 1990 г. был опубликован роман «Possession» («Обладать»), за который Антония С. Байетт получила Букеровскую премию.
Роман повествует о двух ученых — Роланде Митчелле и Мод Бейли, которые занимаются изучением творчества двух викторианских поэтов — Рэндолфа Эша и Кристабель Ла Мотт (никогда не существовавших на самом деле). Действие романа развивается в двух временных планах: в XIX веке и в XXм. На страницах романа присутствует огромное количество вставных текстов: это и переписка Рэндолфа Эша и Кристабель Ла Мотт, и дневники героев, и отрывки из созданных ими произведений (стихотворений, поэм, сказок), и фрагменты трудов других исследователей о творчестве этих викторианских поэтов. Этот сложный аллюзивный текст, насыщенный явными и скрытыми цитатами, разбит на 28 глав и «Постскриптум 1868 года». Его предваряет посвящение Изобель Армстронг и два эпиграфа: первый взят из предисловия Натаниэля Готорна к его роману «Дом о семи фронтонах», второй — цитата из поэмы «Mr. Sludge, ‘the Medium’» Роберта Браунинга. При этом некоторым главам (кроме глав 2, 9-11,17, 22-25 и 28) Антония С. Байетт предпосылает отдельный эпиграф, который взят из произведений либо Рэндолфа Эша, либо Кристабель Ла Мотт. В нашей статье мы попытаемся подробнее остановиться на особенностях и функциях именно эпиграфов в начале глав.
Прежде всего, видится необходимым дать определение эпиграфа. «Эпиграфом называются внешние по отношению к основному тексту элементы, цитаты из других, обычно поэтических (преимущественно классических), текстов, изречения, поговорки, пословицы и т.д., которые помещаются после загла-
вия всего произведения или отдельных глав и обобщают или поясняют идею и настроение. Самая необязательность присутствия эпиграфа делает его особенно информативным, если он есть» [1].
Эпиграф, поскольку он находится в сильной позиции, играет важную роль для раскрытия основной темы произведения или отдельной главы. Каждый эпиграф может выполнять разные функции — образную, оценочную, характерологическую, преду-ведомительную, метонимическую. Рассмотрим эпиграфы, которые выполняют предуведомительную функцию. Это эпиграфы к главам 1, 5, 8, 13, 14, 19, 20, 27.
В первой главе автор выносит в качестве эпиграфа цитату из «Сада Прозерпины» поэта Рэндолфа Генри Эша, затем этот же эпиграф повторяется в развернутом варианте в начале 26-й главы. Сюжет этого стихотворения уходит своими корнями в греческую мифологию, к мифу о Прозерпине. Напомним, что в первой главе Роланд Митчелл, работая в библиотеке Лондона с книгой Вико «Принципы новой науки», которая когда-то принадлежала самому Рэндолфу Эшу, совершенно случайно находит два черновика письма, адресованного неизвестной даме, встреча и беседа с которой произвели на него яркое впечатление. Роланд Митчелл — здесь, на наш взгляд, подобная параллель с эпиграфом уместна — похищает, как и Геракл, эти два черновика и носит их с собой, пока поиски в конце не приводят его и Мод Бейли к разгадке этой истории. В тексте романа он не раз упоминает и заостряет внимание других ученых и героев на том факте, что эти письма всегда были в той книге, лежали между страниц, и что его личная заслуга в их обнаружении не так уж и велика:
«And I’m ninety per cent sure no one had looked at them, ever, nor since he put them there, because all the edges were black and the lines coincided...»
«I’m sure no one knew it was all there» [2].
Все это перекликается с темой эпиграфа: кражей яблок Гераклом из сада Прозерпины.
These things are there. <.>
They are and were there <.>
Until the tricksy hero, Heracles,
Came to his dispossession and the theft.
Достаточно сложно определить функцию эпиграфа к главе 5, взятого из поэмы Рэндолфа Эша «In-carcerated Sorceress». Это связано с тем, что данный отрывок из поэмы — единственный, полного текста нет, а приведенный фрагмент перегружен метафора-
ми, сравнениями и аллюзиями, не давая четкого толкования, кто эта героиня и по какой причине она укачивает древнего божка. Само заглавие — «Incarcerated Sorceress» — служит снова напоминанием о башнях и Кристабель, которая вела уединенный образ жизни, поэтому мы высказываем предположение, что эпиграф перекликается с содержанием главы следующим образом: Роланд и Мод неожиданно для себя попадают в дом, где жила Кристабель в последние годы своей жизни, а оборот «find your treasure» (77) содержит намек на письма, найденные в комнате Ла Мотт, ведь для ученых-исследователей они становятся настоящим сокровищем. Поэтому мы полагаем, что этот эпиграф также является предуведомитель-ным по своей сути.
События главы 8 разворачиваются в доме сэра Джорджа Бейли, куда Мод и Роланд оказываются допущенными вторично, чтобы ознакомиться с письмами. Писательница прибегает к очень распространенному сюжетному ходу: из-за начавшегося сильного снегопада Роланд и Мод оказываются запертыми в поместье на несколько дней. Они еще очень настороженно относятся друг к другу, в них жив дух соперничества, но этот снегопад заставляет их посмотреть друг на друга иначе, увидеть один в другом человека. All day snow fell Snow fell all night My silent lintel Silted white Inside a Creature —
Feathered — Bright —
With snowy Feature Eyes of Light Propounds — Delight.
Стихия, сыгравшая важную роль в развитии их взаимоотношений и направлении дальнейших поисков (которые они теперь будут вести преимущественно совместно, делясь своими открытиями и находками), ярко изображена в эпиграфе — стихотворении Кристабель Ла Мотт. Кроме того, в стихотворении Ла Мотт прослеживается ощущение чуда, открытия, на пороге которого оказались ученые; это выражено на лексическом уровне: «eyes of light, to propound, delight» (142).
Главу 13 открывает эпиграф из поэмы Рэндолфа Эша «Рагнарек, или Гибель богов». В этом отрывке речь идет о древних скандинавских богах и создании ими первых людей: мужчины (Ask) и женщины (Embla) (263).
And as the steel-blue eyes of the first Man Saw answering lights in Embla’s lapis eyes The red blood Loki set to spring in them Flooded hot faces. Then he saw that she Was like himself, yet other; then she saw His smiling face, and by it, knew her own —
And so they stared and smiled, and the gods smiled To see their goodly work, so fair begun In recognition and in sympathy.
Здесь сравнительно легко можно провести параллель между двумя сюжетными линиями, ведь две пары — Эш и Ла Мотт, а потом Роланд и Мод — совершают одно и то же путешествие с разницей чуть
более ста лет. Но если Эш и Ла Мотт отправляются в район Йоркшира в силу вспыхнувшего между ними чувства, то Роланд и Мод пытались проследовать тем же маршрутом, чтобы выяснить, как путешествие отразилось на творчестве викторианских поэтов. И как в эпиграфе мы видим героев мифа — Аска и Эмблу, первых мужчину и женщину, которые открывают для себя друг друга, мир и саму жизнь, так нечто подобное происходит в дальнейшем и с героями.
В главе 14 и 15 мы снова наблюдаем две сюжетные линии XIX и XX веков, события при этом развиваются параллельно в окрестностях Йоркшира. Роланд открывает для себя Мод, ее мир внутренних чувств и переживаний, замечая то некоторое родство, которое существует между ними. Поэтому можно предположить, что именно этот момент отражен в эпиграфе 14 главы, отрывке из поэмы Эша «Ask to Embla» (285):
They say that women change: ‘tis so: but you Are ever-constant in your changefulness. <.> And you — I love you for it — are the force That moves and holds the form.
Следующую главу, 19-ю, открывает эпиграф из поэмы Кристабель Ла Мотт «The City of Is» о легендарном городе, затопленном водой за грехи его жителей. Роланд и Мод продолжают свои поиски и направляются в Бретань, где в течение нескольких дней они читают и анализируют дневник дальней родственницы Ла Мотт — Сабины. Он дает им возможность пролить свет на то, где была Кристабель осенью 1859 и зимой 1860 гг. Дом отца Сабины, в котором она находит приют, расположен на самом берегу океана и постоянно подвергается натиску ветров и водной стихии. В своем убежище Кристабель напоминает дочь Океана из поэмы «The City of Is», но она скрывается не от разъяренного непослушанием отца, а скорее прячет своего еще не рожденного ребенка от гнева общества и даже от Бланш.
Глава 20 представляет нам другого искателя сведений о Рэндолфе Эше — Мортимера Кроппера. Он обнаруживает в своих бумагах письмо Кристабель своей прабабке, что ведет его к изучению спиритических сеансов и знаменитых медиумов той эпохи. Так он узнает об одном их таких сеансов, на котором присутствовал и Эш, и сама Кристабель. Несомненно, именно это время и переживания Кристабель передает эпиграф из ее стихотворения (414):
I press my palms on Window’s white cross Is that Your dark Form Beyond the glass?
Здесь мы находим и образ неведомых призраков прошлого (умерших), и смятение и боль Криста-бель (которые сродни переживаниям Эша), причем стоит упомянуть, что при первом прочтении книги читатель не знает, что стало с ребенком Кристабель, а потому этот эпиграф, как и последующее описание спиритического сеанса, становятся своеобразной ловушкой и источником худших подозрений.
Наконец, последний эпиграф с предуведоми-тельной функцией встречается нам в главе 27, но идеи, пронизывающие его, объединяют 27 и 28 главы.
С одной стороны, это стихотворение Эша раскрывает сомнения человека, который задается вопросами о существовании загробной жизни. Но с другой стороны, в эту же канву автор мастерски вплетает другую идею — человеческого любопытства, которое не знает запретов и границ. Это любопытство ведет Кроп-пера под покровом ночи к могиле Эша, этим же чувством движимы и читатели, желающие узнать, что было в том последнем письме Кристабель, которое Эллен спрятала в шкатулку и похоронила вместе с гробом мужа (517):
.We feel our way Along the links and we cannot let go Of this bright chain of curiosity Which is become our fetter. So it drags Us through our time — «And then, and then, and then», Towards our figured consummation.
Эпиграфы к главам 3, 12, 15, 18 выполняют метонимическую функцию. Эпиграф 3-й главы — цитата из поэмы Рэндолфа Эша «Ragnarok III». Можно высказать предположение, что образ Нидхегга — дракона из скандинавской мифологии, который подгрызает корни Мирового дерева (Ash-ясеня), это символический образ самого Роланда, который начинает досконально изучать (метафорически «вгрызаться») прошлое Эша (26):
In this dim place The creeping Nidhogg, with his sooty scales Gnaws at the great Tree’s root, and makes his nest, Curled in the knotted maze on which he feeds. Глава 12 начинается с эпиграфа — стихотворения Кристабель о доме. Роланд и Мод приезжают в город, в котором когда-то жили Кристабель и Бланш, пытаясь найти причины, побудившие Бланш к самоубийству и разрушившие безмятежное счастье двух женщин. Если мы обратимся к богатому метафорами тексту стихотворения, то без труда проследим ту же основную мысль: дом должен был стать надежным пристанищем, но затем какое-то происшествие приводит к трагедии — домашний очаг разрушен (229). Yet hearts may tap like loaded bombs Yet brains may shrill in carpet-hush And windows fly from silent rooms And walls break outwards — with a rush — Бланш и Кристабель назвали свой дом «Beth-any» — Вифания, и в самом названии заключена аллюзия на библейский сюжет, который позволяет Кри-стабель толковать цель и причины, побудившие их выбрать это название. Подобно сестрам Лазаря, Марфе и Марии, жившим в Вифании, они решили трудиться и жить по евангельским заповедям. Обратимся теперь к первому четверостишию эпиграфа, основная тема которого — безмолвие уединения в доме, надежно укрывающем от чужих глаз и чужого мнения (229):
What is a House? So strong — so square Making a Warmth inside the Winds We walk with lowered eyelids there And silent go — behind the blinds В главе 15 мы вновь переносимся в XIX век, где становимся свидетелями совместного путешествия Эша и Ла Мотт. Их чувство было с самого начала
запретным и порицаемым со стороны викторианского общества, и тема любви как чувства, неподвластного людям, звучит в эпиграфе из стихотворения Эша (297):
And is love then more Than the kick galvanic Or the thundering roar Of Ash volcanic Belched from some crater Of earth-fire within?
Напомним, что имя Эш — с разветвленной семантикой, и имеет несколько значаний. В данном эпиграфе обыгрывается значение «пепел», и любовь метафорически предстает перед нами подобной извержению вулкана, которое происходит внезапно, как и чувство, которое охватывает Кристабель и Эша, а затем оставляет после себя лишь опустошенность.
Глава 18, посвященная теме женской дружбы, опять становится точкой пересечения XIX и XX веков. Мод занята детальным изучением обстоятельств смерти Бланш, подруги Кристабель, и на этом этапе происходит ее встреча с давней подругой Леонорой Стерн, которая приезжает к ней в гости из Америки. Одним из важных связующих моментов здесь, конечно, является «брошь дружбы», которую (как мы узнаем из предсмертной записки Бланш) ей привезла Ла Мотт и которую Бланш просит Кристабель забрать назад после ее смерти. Та же брошь (очевидно, что это один и тот же предмет) была куплена Мод для Леоноры в Йоркшире (гл. 13). Непростое переплетение человеческих взаимоотношений находит свое отражение и в эпиграфе из стихотворения Кристабель (332):
Gloves lie together Limp and calm Finger to finger Palm to palm With whitest tissue To embalm In these quiet cases White hands creep With supple stretchings Out of sleep Fingers clasp fingers Troth to keep Здесь через образ лежащих (безжизненных) перчаток передается тема смерти Бланш Главер (чья фамилия «Glover» переводится как «перчаточница»), в тексте главы мы также находим подробное описание обстоятельств ее трагической гибели и ее предсмертную записку.
Эпиграфы к главам 4, 6, 7 выполняют характерологическую и образную функции. Эпиграф 4-й главы дает читателям представление о творчестве Кристабель Ла Мотт, и, таким образом, связь между событиями 3-й и 4-й глав обеспечивается на уровне эпиграфа, который служит неким соединительным звеном. В качестве эпиграфа выбрано стихотворение, написанное по мотивам сказки братьев Гримм «Ра-пунцель». Этот заимствованный сюжет указывает нам и на истоки творчества Кристабель, и помогает потом осмыслить по-иному многие моменты ее био-
графии. Образ башни и заточенной в ней девушки (волшебницы) — сквозной для романа Байетт, в башне Теннисон снимает комнату Мод Бейли, Криста-бель Ла Мотт последние годы жизни жила уединенно в комнате, похожей на башенку, и сама сравнивала себя с Мелюзиной, о которой написала поэму.
Главу 6 открывает стихотворение Рэндолфа Эша «The Great Collector», в образе которого мы узнаем профессора Мортимера Кроппера, который был не столько увлечен изучением творчества Эша, сколько тратил время на приобретение предметов, которые когда-то принадлежали великому поэту. Многие предметы бесследно исчезали после визитов Кроппера, сам же «великий коллекционер» любовался своими приобретениями в одиночестве. Таким образом, мы можем определить, что функция эпиграфа состоит в том, чтобы представить читателю отрывок из стихотворения Эша, дающего исчерпывающий портрет «великого собирателя», позволяющего раскрыть внутреннюю сущность одного из героев, который еще только предстанет перед нами в новой главе: .and then his soul was satisfied, and then He tasted honey, then in those dead lights Alive again, he knew his life, and gave His gold, to gaze and gaze. (103).
Глава 7 повествует о хранительнице одного из важнейших документов — дневника Эллен Эш, ведь большинство открытий, которые происходят на страницах романа связаны именно с изучением дневника Эллен. Беатрис Нест, занимавшаяся много лет его редактированием, была серой мышкой, которую никто не замечал, а вспоминали о ней лишь тогда, когда нужно было получить достоверную информацию о жене Рэндолфа Эша. Знакомясь с Беатрис, читатель ощущает одиночество этой женщины, посвятившей себя науке и в конечном счете оставшейся не у дел. Преданная свой единственной «подруге», Беатрис Нест играет немаловажную роль в развитии событий романа, а эпиграф — из стихотворения Кристабель — позволяет провести параллель между женщинами викторианской эпохи (Ла Мотт и Эш) и Беатрис. Нам кажется уместным предположить, что именно через эпиграф Антония С. Байетт подчеркивает родство и
духовную близость этих женщин, создавая проникновенный и глубокий образ: (125):
This is our doom To Drag a Long Life out In a Dark Room.
Итак, нами были проанализированы все эпиграфы к главам романа «Possession» Антонии С. Бай-етт. Подчеркнем, что они лишь приписываются (вымышленным) Рэндолфу Эшу и Кристабель Ла Мотт, на самом деле они также являются творениями писательницы, т.е. она создавала их специально, вкладывая в них важные ей идеи и мотивы. Каковы же функции этих эпиграфов в структуре произведения, их роль в повествовании?
Во-первых, эпиграфы помогают фиксировать внимания читателя на ключевых моментах содержания романа. Во-вторых, эпиграфы выполняют образную, оценочную, метонимическую, предуведоми-тельную и характерологическую функции. Они позволяют раскрыть с особой убедительностью образы героев, проливают свет на мотивы, движущие их поступками; дают представление о внутренних переживаниях героев, свидетельствами которых можно считать стихотворения Эша и Ла Мотт. Кроме того, на наш взгляд, для писательницы эпиграф становится одним из удачных способов включения вставных текстов в основной текст романа, они не только выделяют основную мысль, заключенную в новой главе, но и знакомят читателей с творчеством викторианских поэтов. Именно стихи придают сюжетной линии Эш — Ла Мотт особую убедительность. И, наконец, в силу того, что повествование в романе нелинейно, и писательница обращается то к событиям XIX, то XX века, эпиграфы становятся своеобразными связующими нитями между прошлым и настоящим, между двумя сюжетными линиями в романе.
1. Арнольд И. В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность: Сб. статей. СПб.: Из-во СПбГУ, 1999. С.230.
2. Byatt A.S. Possession. N.Y.: Vintage International, 1990. Р.23. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте в круглых скобках.
