CC BY
267
ИСТОРИОГРАФИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ ЦЕРКОВНО-МОНАСТЫРСКОГО ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО
М.Б.Магомедов,
доктор исторических наук, профессор кафедры государственно-правовых дисциплин юридического факультета Института (филиала) ФГБОУ ВПО «Московский государственный машиностроительный университет (МАМИ)» в
г.Махачкале
Первыми монографическими исследованиями по истории церковно-монастырского землевладения в средневековой Руси можно считать книги В.А.Милютина (1862) и М.М.Горчакова (1871). В них был собран обширный конкретный материал, интерпретация которого давалась преимущественно в формально-юридическом плане. Монография В.А.Милютина была посвящена рассмотрению этапов роста землевладения, вопросов управления вотчинами, положению различных категорий зависимого населения, административно-судебному статусу в государстве всех структурных подразделений русской церкви -митрополичьей и владычных кафедр, больших и малых монастырей, их внутреннему устройству. М.М.Горчаков же свое внимание сосредоточил на истории землевладения и административно-судебной, хозяйственной системе верхнего звена церковной организации - кафедре русских митрополитов, с конца XVI в. -Патриаршем доме. Его работа отличается широчайшим хронологическим диапазоном и включает даже синодальный период истории русской церкви .
В 1868 г. публикацией статьи В.О.Ключевского о хозяйственной деятельности Соловецкого монастыря в Беломорском крае началось, ставшее затем наиболее традиционным изучение социально-экономической истории отдельных русских монастырей. Велось оно в рамках статей и целых монографий. Одной из первых книг, в которой подробно исследовалось монастырское хозяйство, система вотчинного суда и управления, состав служебного аппарата, крестьянские повинности была изданная в 1888 г. работа А.П.Доброклонского по Рязанскому Солотчинскому монастырю в XVII в. Интересная статья была издана В.Н.Сторожевым в 1894 г. В ней рассматривалось развитие хозяйств костромских Ипатьева и Богоявленского монастырей в середине XVII в., дополненное публикацией делопроизводственной документации.
В 1890-е гг. увидели свет специальные монографии, посвященные истории крупнейших русских монастырей - Троице-Сергиева (в 1892 г., к 500-летию кончины преп. Сергия Радонежского - книга профессора Московской Духовной академии Е.Е.Голубинского) и Кирилло-Белозерского (в 1897 г., к 500-летию его основания - книга Н.К.Никольского). Наряду с обстоятельным показом церковно-политической истории этих корпораций, в названных книгах рассматривалась и вопросы их землевладения, управления огромными по масштабу вотчинными владениями, состава административно-хозяйственного аппарата и т.п. К началу XX в. вышли и некоторые другие работы, посвященные вотчинному быту отдельных монастырей вроде статьи Л.Л.Воронцовой о Серпуховском Высоцком монастыре XVП-XVIII вв. В историографии того времени они рассматривались еще как редкие по жанру, и в 1909 г. в рецензии на книгу Ю.В.Готье М.А.Дьяконов писал, что у нас пока недостаточно хорошо обработана история поземельных владений отдельных
монастырей. И все же несомненным итогом первого этапа изучения землевладения и хозяйства крупной церковно-монастырской вотчины в русской историографии стала капитальная монография Б.Д.Грекова, первый том которой вышел в 1914 г. и краткий разбор которой был дан выше.
В дореволюционный период почти одновременно с изучением монастырского землевладения и хозяйства началось обстоятельное исследование и крупных светских вотчин с точки зрения их экономической организации, управления, состава крестьянских повинностей, положения зависимого населения и т.д. Серию исследований на эту тему, продолженную уже в советское время, открыла ставшая ныне классической статья знаменитого историка Москвы И.Е.Забелина «Большой боярин в своем вотчинном хозяйстве» . Важно отметить, что обе части статьи И.Е.Забелина были написаны на обширном архивном материале, опубликованном лишь в 1930-е гг. Забелин одним из первых дал яркую картину организации крупной светской вотчины, вотчинного управления и эксплуатации. Как пишет Н.Л.Рубинштейн, в исследовании этих вопросов Забелиным причудливо переплетались два типовых ряда - вотчинно-господарского и земско-народного быта. На первый план Забелин выводил государственное начало вотчины, владелец которой как государь осуществлял свою власть над народом с помощью вотчинно-приказной службы и суда. Как один из конституирующих элементов вотчины рассматривалась Забелиным крепость крестьян по земле. Закрепощение крестьян выводилось им из вотчинного строя 38.
В более обобщенном теоретическом плане проблема вотчинного строя и происхождения на его основе крепостного права была разработана в исследованиях М.А.Дьяконова, П.И.Беляева. С.Б.Веселовского, А.Е.Преснякова, изданных в 19001920-е гг. М.А.Дьяконов считал, что право судить население своих имений и взимать с него подати (само по себе весьма близкое к европейскому иммунитету) вошло готовым элементом в состав крепостного права. П.И.Беляев вслед за
B.О.Ключевским обратился к вопросу об обычном сеньориальном и крестьянском праве, на основе которого регулировались внутривотчинные отношения. Он называл сеньории «ячейками крепостного права». Землевладелец являлся «государем села». В такой сеньории развивалось свое обычное право, на которое ссылались живущие в территории, они добивались признания этого обычая. Крестьянская крепость означала собою принадлежность земледельца к составу населения территориальной единицы, где государем был землевладелец. Крестьянин был прикреплен не к земле и не к господину, а к сеньории, так же, как подданный к своему государю.
С.Б.Веселовский считал, что и в Западной Европе, и в России сеньориальный, или вотчинный режим образовывал основу, на которой развивались крепостные отношения. А.Е.Пресняков в развернутой рецензии-исследовании на книгу Веселовского о вотчинном режиме соглашался с его положением о том, что крепостнические отношения вырастали на почве вотчинного режима. Более подробный анализ взглядов названных и других авторов дан в статьях
C.М.Каштанова об историографии крепостного права в России. В советской историографии эта линия выведения крепостного права из вотчины-сеньории будет несколько отодвинута на второй план. Первостепенными станут сугубо социально-экономические предпосылки закрепощения. Об этом речь пойдет у нас ниже.
Параллельно с изучением светской и церковно-монастырской вотчины (как формы землевладения и как хозяйственной организации) в отечественной медиевистике и историографии раннего нового времени (в дореволюционный и в советский период) использовался метод, названный Н.Савиным «индивидуальной экономической биографии». Специалисты (А.Н.Савин, Е.А.Косминский,
B.М.Лавровский, позднее М.А.Барг, Ю.Р.Ульянов), также изучали хозяйственный строй, систему управления, рентные отношения, положение крестьянства в вотчинах-сеньориях, по-английски манорах, европейских стран (прежде всего именно Англии). Ряд статей Савина был опубликован в сборниках по русской истории, рядом с работами русистов, и это тоже способствовало развитию тематики и методики научных исследований в отмеченном направлении. Не можем не привести здесь глубоко не формальное, не академическое завершение А.Н.Савиным одной своей статьи: «...Наши источники обрываются на 1686 году. С сожалением расстаемся с землями и людьми, с которыми после долгих подсчетов свыкаешься, точно добросовестный приказчик. Впрочем, утешение легко найти в других манорах, которые своими описями манят к себе терпеливого счетчика» .
В словах Савина передан момент «вживления» историка в изучаемый им источник, даже такой сверхтрудоемкий, как поземельный кадастр, будь то русский или английский. В этой связи заметим, что именно разнообразные материалы поземельных описаний и служили основным источником для разработки социально-экономической истории церковно-монастырских и светских вотчин, взятых в отдельности либо в пределах определенного региона.
Наконец, церковно-монастырское землевладение и хозяйство рассматривалось в дореволюционной литературе и в рамках общих работ по социально-экономической и внутриполитической истории России XVI-XVП вв. (И.Д.Беляев,
C.В.Рождественский, Н.А.Рожков, А.С.Лаппо-Данилевский, Ю.В.Готье, Е.Д.Сташевский, С.Б.Веселовский, который, сложившись как ученый до 1917 г., в дальнейшем практически не менял своих теоретических взглядов). В их работах были проанализированы различные факторы эволюции вотчинной системы в России XV-XVП вв. - правовые, религиозные, денежные, демографические. Учитывалась и общая ограничительная направленность земельной политики московской великокняжеской, а с 1547 г. - царской власти и в то же время ее непоследовательность по отношению как к светскому, так и монастырскому вотчинному землевладению.
И.Д.Беляев писал о том, что монастырские вотчины принадлежали монашеской общине и не составляли частной собственности ее членов, поэтому они постоянно оставались за монастырем и не переходили к родичам иноков. Автор выделял следующие виды монастырских вотчин - «изстаринные» (считая таковыми уступленные государством при построении монастыря); жалованные (подаренные от князя); вкладные (пожертвованные от частных лиц); купленные, вымененные, закладные. Со времени Ивана IV вотчинное право монастырей стало ограничиваться (ссылки на уложения 1551 и 1572 гг.), что вызывалось огромной растратой вотчинных земель в служилом классе и частично, как считает Беляев, злоупотреблениями со стороны монастырей.
С.В.Рождественский считал монастыри главной движущей силой в разрушении крупного вотчинного землевладения в Северо-Восточной Руси. Разрушению этому
способствовали следующие факторы: постоянное дробление вотчин между наследниками; 2) непрерывная отдача родовых вотчин на помин души монастырям; 3) непрерывное развитие долговых отношений земельной аристократии; 4) общая ненормальность экономической жизни в стране. Рождественский рассматривал историю вотчинного землевладения в тесной связи с историей крупных и многочисленных княжеских ветвей - Белозерских, Ярославских, Судских, Кубенских и др. князей. Автор отмечал усиление служебного начала в развитии княжеского землевладения в XVI в., сильную разбросанность княжеских владений по всей территории государства, тесную зависимость землевладельческой судьбы княжеского сословия от его служебной карьеры в Московском государстве. Используя в своих интересах процесс разрушения княжеского вотчинновладения, монастыри, считал Рождественский, стали самым чистым типом землевладельца и капиталиста в России ХV-ХVI вв.
Анализируя правительственную политику в отношении монастырского землевладения, Рождественский отмечал, что правительство было больше обеспокоено самим фактом перехода громадного количества служилых земель в собственность духовенства и меньше внимания обращало на связанный с этим переходом обычай пожизненного владения своей землей монастырскими вкладчиками. Рождественский называл его «порядком земельных вкладов в монастыри». Благодаря ему, как справедливо пишет Л.И.Ивина при анализе взглядов Рождественского, осуществлялась связь между монастырским и светским вотчинным землевладением, монастырем и обществом. Таким образом, в капитальной монографии Рождественского и его содержательных статьях акцент делался на выявлении общих черт светского и церковно-монастырского землевладения. Этот ученый первым подробно изучил взаимоотношения монастырей со светскими феодалами. Эти наблюдения чрезвычайно важны для исследования истории землевладения как раз Троице-Сергиева монастыря в XV-XVII вв., поскольку ее отличала такая черта, как постоянное предоставление монастырских вотчин в различные формы держаний (по времени и по условиям) светским вкладчикам и другим контрагентам по земельным сделкам (см.гл.3).
Земельная политика государства по ограничению роста монастырского землевладения, по мнению Рождественского, была нерешительна и осторожна: оно не посмело посягнуть на принцип неотчуждаемости вотчин, данных духовным учреждениям на вечное поминовение. Кроме того, реализация проводимого правительством принципа замены земельных вкладов в монастыри денежными затруднялась недостатком денежных средств в русском обществе и хозяйственным кризисом 1560-1580-х гг. Неоднократное повторение запретительных мер со стороны государства говорит о том, что жизнь (и прежде всего религиозные воззрения людей) оказывала этим мерам сильное противодействие 48.
Взгляды Н.А.Рожкова, писавшего об абсолютной смене натурального хозяйства денежным в России во второй половине XVI в. были характерны для методологии экономического материализма с его отождествлением феодализма исключительно с натуральным хозяйством, противопоставляемым товарно-денежному. В контекст этого процесса Рожков и ставил стремительный рост монастырского землевладения (прежде всего Троице-Сергиева монастыря) в XV-XVI вв., которое успешно росло именно благодаря наличию у монастырей денежных
средств. Правда, рост этот оказался временным, поскольку вотчина вообще, будь то светская или монастырская, по природе своей более адекватна натурально-феодальному периоду. Со сменой типов хозяйства Рожков связывал падок и той и другой, оказавшихся нежизнеспособными в новых условиях, и расширение поместной системы в XVI-XVП вв., в чем проявилось приспособление феодальной собственности к денежному хозяйству. В XVII в. рост монастырских вотчин, как считал Рожков, почти прекратился . Другие мнения на этот счет современников Рожкова, а также советских историков будут приведены ниже.
А.С.Лаппо-Данилевский сравнил наследственное право в отношении родовых и выслуженных вотчин в России XVI-XVII вв. В основе переходов родовых вотчин по наследству лежала мысль о естественной, кровной связи членов рода между собой. Переход этот был столь естественным, что первоначально не нуждался в духовном завещании. По мере освобождения личности от родовых пут шло ее прикрепление к государству, поэтому и наследование стало не только законным способом приобретения родовых вотчин, но и продолжением личности умершего в лице его наследника, поскольку личность эта главным образом определялась в Московской Руси XVI-XVП вв. ее обязанностями государству.
Вызванная религиозным чувством передача родовых вотчин в монастыри по духовному завещанию способствовала значительному росту монастырского землевладения. В наследовании же выслуженных вотчин духовное завещание не могло играть столь же значительную роль, к их вкладу в монастыри «по душе», также вызванному религиозным чувством, государство строже относилось. А.С.Лаппо-Данилевский проследил замену завещательного права наследованием по закону, отразившуюся и на переходе выслуженных вотчин в монастыри «по душе». Государство допускало их выкуп наследниками у корпораций и запрещало владеть вотчинами тем, кто уже постригся в монастырь. В ограничении наследственных прав вдов на выслуженные вотчины их умерших мужей при патриархе Филарете (указ 1627 г.) выразился канонический взгляд церкви на женщину, не признававшей ее равноправия с мужчиной Ю.В.Готье считал монастырское землевладение одним из наиболее сильных видов феодального землевладения вообще. Впервые оно было существенно ограничено соборным приговором 1581 г. В научно-популярном очерке, изданном в 1915 г., Готье писал, что указ 1581 г. не имел большого практического значения. В более академической монографии 1906 г. изд. он высказывался осторожнее: «Нам неизвестно, насколько успешно этот приговор осуществлялся на практике в течение 20 лет до смуты». Готье указывал на три пути образования земельных богатств монастырей - пожалования, вклады и колонизация. Во второй четверти XVII в. монастырское землевладение в России продолжало расти, чему способствовали смягчения в курсе земельной политики внесенные указами 1620 и 1622 г., а также личная практика царя Михаила Федоровича. Во второй половине XVII в. землевладение духовных учреждений, считал Готье, достигло своего высшего развития. В не поколебленном и блестящем состоянии вступили они в XУШ столетие, в середине которого их ждал коренной перелом.
Е.Д.Сташевский, не останавливаясь подробно на историко-правовых моментах, констатировал, что неподвижность монастырских вотчин была на руку прежде всего самим монастырям. Она обезвреживала вмешательство государства с его попытками отписать у церкви ее земли. В своем обстоятельном исследовании внутренней
политики в России во второй четверти XVII в. Михаила Федоровича Сташевский писал о том, что рост монастырского землевладения в России не был остановлен приговорами ни 1580-х, ни 1620-х гг. По указу 1620 г. владельцы вотчин. Получивших их «за московское осадное сидение при царе Василии», могли отдавать их в монастыри «до выкупу». Указ 1622 г., поставивший рост монастырского землевладения под правительственный контроль, был шагом назад по сравнению с указом 1580 г. (Сташевский датирует его 1581 г.), безусловно запрещавшим церкви любые земельные приобретения. В числе корпораций, продолжающих расширять свои вотчины, он называл Троице-Сергиев, Спасо-Ярославский, Нижегородский Печерский монастыри. На основе списков даточных людей времени Смоленской войны (1633-1634) - по 1 чел. с 300 четвертей - Е.Д.Сташевский приводит вычисленные им сравнительные размеры монастырского землевладения в России. У Троице-Сергиева монастыря он называет почти 100 тыс. дес., у Кирилло-Белозерского и Иосифо-Волоколамского - примерно одинаково -ок. 24 тыс. дес., у Симонова - 15 тыс., у Ростовского Борисоглебского - ок.13 тыс., у Костромского Ипатьева - 10,5 тыс. Сообщает сведения Сташевский и земельной площади вотчин у некоторых митрополий: Ростовской - ок.17 тыс. дес., Новгородской 14,6 тыс.
Огромный конкретно-фактический материал о монастырском землевладении на Руси (особенно в XIV-XVI вв.) был собран и представлен С.Б.Веселовским в его фундаментальных монографиях и статьях. Как и дореволюционные авторы (прежде всего С.В.Рождественский), Веселовский считал русское наследственное право (равный раздел вотчин между сонаследниками, обязательный выдел земли сестрам в приданое! Ц слабость денежного развития (недостаток денег затруднял формирование чисто денежного эквивалента при выделении наследства между сыновьями и сестрами) и религиозные обычаи главным фактором разрушения крупного феодального землевладения. Вскоре после выхода своей основной монографии - «Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси» (1947) автор был обвинен даже в своеобразном мальтузианстве, в чрезмерном преувеличении чисто биологического фактора, а именно размножения феодальных семей в развитии феодальной собственности. Тот же рецензент (а им был И.И.Смирнов) критиковал Веселовского за невнимание к классовой борьбе, институту общины и замыкание истории феодального землевладения в сфере отношений между самими землевладельцами, регулируемой законами «гражданского оборота».
Вместе с тем должной оценки рецензента не получил весьма плодотворный -историко-генеалогический - подход Веселовского к исследованию феодального землевладения, скрупулезное воссоздание им истории вотчин в тесной связи с историей самих феодальных семей (например, Валуевых, Ворониных, Годуновых, Головкиных, Сабуровых, Квашниных и мн.др.) . Подход этот с теми или иными особенностями в дальнейшем будет продолжен и развит разными историками -М.Бычковой, Ю.С.Васильевым, В.Б.Кобриным, А.И.Копаневым, В.Д.Назаровым,
A.П.Павловым, С.З.Черновым, В.Л.Яниным и др. Демографический фактор (рост, а нередко и распад феодальных фамилий) в истории землевладения также будет все полнее учитываться (исследования В.Б.Кобрина). Значение историко-генеалогического и демографичкеского принципов в исследовании Веселовским проблем феодального землевладения подчеркивают авторы его научной биографии
B.Б.Кобрин и К.А.Аверьянов.
В истории роста церковно-монастырского землевладения С.Б.Веселовский особенно выделял вторую половину XVI в. На обширном актовом материале он показал резкие различия в темпах и объемах земельного обогащения монастырей, с одной стороны, и высших церковных иерархов, с другой. На долю первых пришлось более 99 % вновь полученных владений. Веселовский продолжил намеченную еще Рождественским линию исследования монастырского землевладения в тесной связи с историей светской вотчинной системы. Вслед за Рождественским он выявил большое количество фактов пожизненных, условных и срочных держаний светскими лицами монастырских вотчин, полученных из рук духовных корпораций .
О результатах процесса перехода светских вотчин в монастыри С.Б.Веселовский высказывался в особенно сильных выражениях. Он писал буквально о «катастрофе» служилого землевладения во второй половине XVI в., со всей очевидностью обнаружившейся к началу 1580-х гг. Остановлена она была только соборными приговорами 1580 и 1584 гг. Приговор 1580 г., запретивший церкви земельные приобретения любыми способами, стал, по мнению С.Б.Веселовского, поворотным моментом в истории монастырского землевладения. Приговор 1584 г. стал таким же моментом в истории податных привилегий церкви.
В советской историографии был удержан и количественно расширен интерес к исследованию монастырского землевладения и вотчинного хозяйства, намеченный в научной литературе еще в 1860-1880-е гг. Реализован он был в трех направлениях Во-первых, продолжалось ставшее традиционным изучение отдельных монастырей . Во-вторых, такое изучение велось в рамках отдельных регионов (Север, Центр, Поволжье, Сибирь). В-третьих, вопросы монастырского землевладения затрагивались в работах, посвященных общим проблемам феодальной собственности в XVI-XVП вв., поместно-вотчинной системы и т.п. Прежде чем мы остановимся на каждом из выделенных направлений, стоит кратко упомянуть и об изучении церковно-монастырского землевладения в общерусском масштабе в период, предшествующий единому Российскому государству.
Для XIV-XV вв. оно было проведено И.У.Будовницем (по житиям святых), И.И.Бурейченко (во второй половине XIV в.) и особенно основательно Л.В.Черепниным в его классической монографии об образовании Русского централизованного государства. В ней автор развивает и обосновывает взгляд на церковно-монастырское землевладение той эпохи как (уже по самому своему характеру) на серьезную базу для политического объединения страны. Именно монастыри раньше других становятся земельными собственниками всероссийского масштаба. На исчерпывающей источниковой базе (прежде всего актовой, прекрасным знатоком которой был автор) Л.В.Черепнин проанализировал сотни фактов земельных приобретений, их способов и характера по различным монастырям Северо-Восточной Руси, высказал ряд суждений о роли денег, института родового выкупа в межфеодальной земельной мобилизации, сравнил ее условия и возможности для монастырей и боярства, обратил внимание и на практику условного владения вотчинами, пожизненных и срочных держаний светскими феодалами землями, полученными у митрополичьей кафедры или у крупных монастырей вроде Троице-Сергиева57. Все эти наблюдения и мнения ученого важны и при рассмотрении проблем монастырского землевладения в
последующий период, ХУГ-ХУП вв., поскольку многие из отмеченных явлений имели долговременный и даже постоянно действующий характер.
В плане же конкретного изучения землевладения и вотчинного хозяйства отдельных корпораций и других церковных учреждений можно отметить своих «фаворитов». Это по-прежнему были монастыри: Соловецкий - работы А.А.Савича и А.М.Борисова, Кирилло-Белозерский - работы А.И.Копанева, А.Х.Горфункеля, З.В.Дмитриевой, Иосифо-Волоколамский - работы М.Н.Тихомирова, К.Н.Щепетова, А.А.Зимина, Московская митрополия и Патриарший дом - работы С.Б.Веселовского, А.Н.Сахарова, Т.Б.Соловьевой61, Казанская митрополичья кафедра - диссертация Ю.Н.Иванова.
Появилось и немало работ ( книг, но в основном статей и диссертаций) по целому ряду других монастырей, преимущественно центра страны - Спасо-Ярославскому - статьи В.Н.Бочкарева, Костромскому Ипатьеву - А.Н.Захарова, Троице-Калязину -И.Г.Пономаревой, Антоньеву Краснохолмскому - О.Ю.Коркиной, патриаршим Иверскому и Воскресенскому - Н.А.Баклановой и З.А.Тимошенковой, Московскому Симонову - Л.И.Ивиной, Московскому Чудову - В.Б.Кобрина, Московскому Донскому - А.Е.Чекуновой, Звенигородскому Саввину Сторожевскому - Е.И.Дементьева, Спасо-Прилуцкому - Л.С.Прокофьевой.
Состав монастырских архивов, на базе которых строились указанные выше исследования, весьма различен. По одним (Московскому Симонову, Спасо-Ярославскому, Костромскому Ипатьеву, Троице-Калязину, Московской митрополии в XVI в., а также Троице-Сергиеву монастырям) сохранилась лишь актовая, владельческо-крепостная часть их архива. В силу этого обстоятельства исследователи при обращении к ним имели возможность рассмотреть лишь историю формирования и роста их вотчин, динамику и способы приобретения земельных и промысловых владений, земельно-иммунитетную политику государства по отношению к данным духовным корпорациям в XV-XVI вв.
По другим монастырям, кроме актовой части, уцелели еще и большие массивы хозяйственной документации (комплекс так называемых «вотчинных хозяйственных книг» - приходо-расходных, оброчных, вытных, переписных, ужинно-умолотных и мн.др., вотчинная переписка и пр.), что позволило специалистам «заглянуть» как бы внутрь их устройства, конкретно показать размеры, отрасли и динамику господского хозяйства, организацию обложения зависимого населения, состав его повинностей, землеустройство монастырских вотчин и многие другие важные вопросы социально-экономического развития.
Сам же факт разделения архивного наследия монастырей на две основные части (актовую и хозяйственную) объяснялся организацией управления в крупных общежительных монастырях, наличием в них ведомства крепостной казны (выполняющей функции архива и канцелярии) и ведомств текущего хозяйственного управления, каждое - со своим штатом должностных лиц и соответствующей документацией. Таким образом, обстоятельное изучение хозяйственной истории крупных монастырей имело своим следствием более глубокую источниковедческую разработку материалов их архивов, и к этой проблеме нам придется еще вернуться при анализе источниковой базы диссертации. То, что может быть отнесено к «историографии источниковедения» по теме работы (проблемы изучения актов, копийных, писцовых, вотчинных хозяйственных книг).
Весьма масштабные исследования были посвящены и порегиональному изучению монастырского землевладения и хозяйства. В названной выше монографии А.И.Копанева по истории землевладения Белозерского края в XV-XVII вв., помимо Кириллова монастыря, исследовались вотчины и других духовных корпораций Белозерья. Ю.Г.Алексеев обстоятельно рассмотрел историю монастырских вотчин в центральном - Переславском уезде. Изучались эти вопросы по Новгородской земле - Л.В.Данилова, В.Д.Назаров; Важской земле - Ю.С.Васильев ; Поморью - В.И.Иванов; Вологодскому уезду - Е.Н.Бакланова (Швейковская); центральной России - Н.А.Горская, А.Е.Чекунова; Нижегородскому краю -Н.В.Соколова; Среднему Поволжью - Э.Л.Дубман; Сибири -Л.П.Шорохов, Н.Н.Покровский.
Авторы, обработавшие материалы конца XVI-XVII в., единодушно отмечают продолжавшийся в разных регионах России рост церковно-монастырского землевладения, вопреки запретительным мерам правительства 1580-1584 и 1622 гг. По данным А^.Горфункеля, землевладение Кирилло-Белозерского монастыря к концу первой четверти XVII в. составило 25304 четв. пашни в 1 поле и свыше 37 тыс. копен сена. Всего за XVII в. вотчина его увеличилась на 2974 дес. пашни и 1200 дес. сенокосов. У Кириллова монастыря, имевшего земли в 12 уездах страны, свыше 65 % поселений, по подсчетам З.В.Дмитриевой, располагалось в Белозерье. З.В.Дмитриева пишет, что существенного роста его землевладение в XVII в. не претерпело, хотя новые земельные приобретения были сделаны им в северном Поморье, центральных и южных уездах - Ярославском, Нижегородском, Пронском, Шацком.
В.И.Иванов выяснил состав монастырей и их вотчин в Поморье в XVII в., где наблюдалось вытеснение местными духовными корпорациями, имевшими двойное превосходство, иногородних монастырей (Новгородчины и Замосковного края). Некоторый рост монастырского землевладения в Поморье был связан и с царскими пожалованиями, например. Соловецкому, Тихвинскому Успенскому, Крестному Онежскому монастырям. Интенсивному росту монастырского землевладения в Поморье в XVII в. препятствовали и запретительные меры правительства (мнение А.И.Копанева, В.И.Иванова, М.А.Мацука, Г.В.Демчук) и VIIорная борьба черносошных крестьян за землю с духовными корпорациями (мнение А.И.Копанева). Рост монастырского земле- и дворовладения на Русском Севере в XVII в. отмечал П.А.Колесников. К 30-м гг.XVII в. все остающиеся еще черносошные волости Вологодского уезда были поглощены поместно-вотчинными и монастырскими владениями. Земли духовенства увеличиваются, кроме Вологодского, в Двинском с 1620-х до 1680-х гг. в 1,5 раза), Устюжском, Кеврольском, Яренском уездах.
Продолжавшийся даже в конце XVII в. рост монастырского землевладения в центре страны был изучен А.Е.Чекуновой по материалам Московского Донского монастыря с приписными к нему. В Поволжье рост этот совершался в условиях интенсивной колонизации (земледельческого освоения) края. По наблюдениям Н.В.Соколовой, наиболее впечатляющим рост вотчин исследованных ею нижегородских монастырей (Печерского Вознесенского, Макарьева Желтоводского и Благовещенского) был в первой половине XVII в., до Соборного Уложения.
Последнее, хотя и не остановило этот рост, но все же заметно уменьшило приток земельной собственности в руки церкви.
Общерусским по распространенности явлением в XVII в. стала интенсивная приписка слабых и обедневших (но не только таких) монастырей к более крупным и сильным, отразившая несомненный процесс централизации, упорядочения системы управления в рамках самой церковной организации. О приписке большинство исследователей единодушно отзывается как об одном из путей роста церковно-монастырского землевладения в XVII в. и как о перераспределении земельной собственности внутри самой церкви, своеобразной форме межфеодальной мобилизации земель. Наиболее сформировавшимися приписные системы были у старинных церковных организаций -Новгородского Софийского дома и Московской митрополии еще в XIV-XVI вв., а в дальнейшем масштаб их приписных систем уменьшается. Судя по приводимым М.М.Горчаковым данным, число патронируемых монастырей у московских митрополитов (с 1589 г. - патриархов) сократилось - от 35 в середине XVI в. до 24 к концу XVII в., а их конкретный состав и землевладение, кроме Горчакова, изучались Н.А.Баклановой и Т.Б.Соловьевой. Аналогичное явление отмечает и Б.Д.Греков по Новгородскому Софийскому дому. Зато у крупных монастырей сеть их приписных филиалов как раз в XVII в. расширяется. Причину приписки мелких разорившихся монастырей в Новгородской земле к более могущественным в XVII в. В.М.Воробьев и А.Я.Дегтярев видят в слабости первых, их хозяйственной несостоятельности. Ю.Н.Иванов отмечает, что во второй половине XVII в. основным способом расширения землевладения Казанского архиерейского дома (сравнительно молодого церковного учреждения, созданного в 1550-е гг. и игравшего важную роль в процессе христианизации Поволжья) стала приписка к нему шести монастырей. Я.Е.Водарский не склонен относить всю приписку к увеличению монастырских владений. Взамен приписки какая-то часть вотчин у корпораций могла быть отобрана (примеры по Патриаршему дому в 1680-е гг.).
В обобщающих исследованиях А.А.Преображенского и Я.Е.Водарского был показан громадный количественный рост феодальной земельной собственности в России XVII - первой половины XIX в. Решительно преобладающей становится частная феодальная собственность. Структура ее упрощается и происходит сближение вотчинных и поместных земель. Возрастает их межфеодальная мобилизация (особенно в 1680-1700 гг.), класс феодалов консолидируется в единое дворянское сословие. В соответствующем разделе коллективной монографии «Эволюция феодализма в России. Социально-экономические проблемы» А.А.Преображенский отмечал исторически сложившееся многообразие видов и форм феодальных вотчин, что нашло отражение и в организации управления ими. Для крупнейших светских и духовных вотчин в XVII в. (как и в XVI-м) было характерно крайне распыленное расположение по десяткам уездов страны. В 109 уездах находились владения Дворца, в 64-х уездах в первой четверти XУШ в. -А.Д.Меншикова, в 40 уездах Троице-Сергиева монастыря, в 16 уездах (по данным Т.Б.Соловьевой - в 21 уезде) - Патриаршего дома, в 19 уездах - боярина Б.И.Морозова, в 16 уездах - Н.И.Романова, в 11 уездах - стольника А.И.Безобразова . В течение второй половины XVII в. церковь, несмотря на значительные потери в связи с «посадским строением» 1649-1652 гг., несколько увеличила свой земельный
фонд. Даже в районах с преобладанием системы государственного феодализма в это время около 15 % населения проживало во владениях духовенства .
Я.Е.Водарский посвятил капитальную монографию проблеме размещения и роста боярско-дворянского (XVII в.) и помещичьего ^УШ в.) землевладения. Работа основана на огромном корпусе материалов писцовых и переписных книг XVII в. (117 уездов) и поуездных табелей с итогами генерального межевания XVШ в. (316 уездов) и построена в основном в количественном и историко-географическом планах. Сравнивая итоги писцовых книг и генерального межевания по сопоставимой территории, Я.Е.Водарский установил, что основная масса помещичьих земель была размещена в XVII в. в Центральном Нечерноземном районе - 12,7 млн. дес., или 43 %. В этом районе большая часть дворянского землевладения располагалась и в XVШ в. Вместе с владениями духовенства и дворцового ведомства помещичьи владения составляли в XVII в. почти 19 млн. дес. (63 %). На втором месте по величине помещичьих владений в XVII в. был Центральный Черноземный район - соответственно 3 млн. и 11 %..
Ряд масштабных работ Я.Е.Водарского посвящен рассмотрению историко-демографических проблем России XVI-X1X вв., в том числе и касающихся церкви. Автор обосновал методику изучения сводных документов (поуездных перечневых выписок, погубернских ведомостей, поуездных табелей, «сказок духовенства» и др.), содержащих итоговые сведения о переписях народонаселения страны 1646 и 1678 гг., ревизий первой четверти XУШ в., предложил способы проверки достоверности данных этих сложных массовых источников, плодотворный опыт их картографирования в рамках некоторых уездов и в пределах всей страны. По
мнению Я.Е.Водарского, в крупных итогах ошибки переписчиков составляют всего несколько процентов. А при изучении небольших районов и отдельных селений необходимо проверять итоги писцов путем их пересчета. Исследователь выяснил численность тяглых дворов практически по всем русским монастырям на конец XVII в. - в составленный им список было включено 600 больших и духовных корпораций. За вторую половину XVII в. (1653-1700) число крупнейших (имевших свыше 1250 дворов) монастырей России увеличилось с 16 до 22, а число крепостных дворов у них возросло на 45 %. В то же время убывает число мелких (со дворами менее 125) монастырей от 382 до 286 и на 25 % уменьшается число дворов у них. Таким образом, монастырские крестьяне концентрируются во владениях крупнейших представителей духовенства. Общую численность дворов за духовенством по переписи 1678 г. Я.Е.Водарский определяет в 148-149 тыс. Народонаселение и землевладение церкви были неравномерно распределены между разными ее звеньями (архиерейскими домами, монастырями и т.д.). 92% дворов имели 118 монастырей, тогда как на 286 других монастырей приходилось лишь 8 % дворов. Подлинным левиафаном среди крупных и крупнейших монастырей России Я.Е.Водарский с полным основанием называет Троице-Сергиев монастырь, имевший к 1700 г. 20 тыс. дворов и 150 тыс. дес. только пахотной земли. Автор выяснил состав и «людность» тяглых дворов духовенства по переписи 1678 г.: в них бобыли составляли 20 % (колебания по районам были от 17 до 29 %). В вотчинах духовенства средняя населенность крестьянских дворов была 3,77 чел., бобыльских -2,75 чел. Автор считает бобыльство в масс своей беднейшим слоем сельского населения страны. Большое место в историко-демографических исследованиях
Я.Е.Водарского занимает слабо изученная проблема миграций населения. Он установил огромные масштабы миграций из Нечерноземного центра России в ее Черноземный центр и Среднее Поволжье, а причинами их были две: 1) крепостной гнет, заставлявший крестьян бежать от владельцев; 2) переводы (нередко насильственные) крепостных на новые земли, в новые владения феодалов.
Общие и частные явления и закономерности эволюции феодального землевладения позволило выявить исследование В.М.Воробьева и А.Я.Дегтярева по Северо-Западу, выполненное на внушительной источниковой базе писцовых и переписных книг обширного Новгородского уезда XVII в. Основные разделы их книги были также воспроизведены в ^-ом томе коллективной монографии ленинградских историков «Аграрная история Северо-Запада России в XVII в». Воробьев и Дегтярев определили место исследованного ими региона в общей системе феодального землевладения России. Новгородский уезд имел развитые формы феодальной земельной собственности, значительную группу служилых помещиков, обширные земли Дворца и церкви. Авторы установили сильный разрыв между мелкопоместным землевладением Новгорода и крупновотчинным землевладением центра России. Региональной особенностью новгородских поместий в 1610-1670 гг. была их более слабая населенность по сравнению с центральными уездами.
Еще одной особенностью изучаемого региона Воробьев и Дегтярев считают возрастание монастырского землевладения на Новгородчине в течение XVII в. Из кризисных лет начала столетия монастырские хозяйства вышли менее пострадавшими, запустение в них не приняло столь катастрофических размеров, как в поместьях. К концу XVII столетия численность крестьян, холопов и бобылей возросла у монастырей троекратно. В общей структуре феодального землевладения региона доля монастырских владений возросла до 33,3 % от общего количества дворов. В.М.Воробьев и А.Я.Дегтярев рассмотрели сравнительное распределение монастырского землевладения по пятинам и отметили сильную поляризацию монастырских земель на Новгородчине: на долю шести крупнейших монастырей приходилось 65,2 % дворов, тогда как на 41 мельчайший и мелкий монастырь приходилось 3,2 % дворов.
Широкие обобщения, имеющие принципиальное значение для определения типа аграрно-феодального развития России в первой половине XVII в., содержит коллективная монография Л.В.Милова, М.Б.Булгакова и И.М.Гарсковой, основанная на методике машинной обработки обширного комплекса писцовых книг России 1620-1640-х гг. До ее выхода в научной литературе были четко выявлены юридические отличия вотчины от поместья как условной формы феодального землевладения. Постановка же авторами задач типологической классификации имела своей целью обнаружение более широкого спектра отличий этих двух форм феодального землевладения. В результате исследования состояния светской поместно-вотчинной системы в экстремальных условиях последствий кризиса 16001610-х гг. авторы установили, что отличные по своему юридическому статусу поместья и светские вотчины являлись разными типами феодального землевладения и по своим социально-экономическим характеристикам. Для вотчинного типа собственности они оказываются более оптимальными. В вотчинах отразились в основном позднейшие проявления кризиса. Запустение с «точки зрения»
крестьянского хозяйства было слабее, быстрее восстанавливалась пашня. Бобыльство не являлось столь ослабленной категорией сельского населения, как в поместьях. Его роль в восстановительных процессах проявилась активнее. В целом вотчина оказалась более устойчивым социально-экономическим типом феодального землевладения, имевшим более благоприятные условия для развития
крестьянского хозяйства и накопления производительных сил в стране. Проблемам вотчинной системы в России XVI-XVП вв. были посвящены фундаментальные исследования О.А.Шватченко. Ученый выделил уезды Центра России с наибольшей концентрацией родовых вотчин - Бежецкий, Владимирский, Дмитровский, Кашинский, Коломенский, Муромский, Переславский, Ростовский, Суздальский. Тверской, Ярославский. Становление этих вотчинных районов произошло еще в XV-XVI вв. Указы 1562 и 1572 гг. сыграли свою роль в сохранении вотчинного фонда в этих уездах, хотя он и претерпел существенное разрушение как экстремальными обстоятельствами второй половины XVI в. (опричнина и хозяйственный кризис), так и постоянно действующими факторами (наследственные раздел, дробления имений, денежная задолженность светских феодалов, выход земель в монастыри). О.А.Шватченко высказывает мысль о консервации вотчинного фонда в Центре страны благодаря переходу большого количества в руки монастырей и запустению 1610-х гг. С 1570-х гг. начался процесс становления выслуженной вотчины, а с 1610-х гг. она вступила в фазу интенсивного развития. События 16061618 гг. изменили соотношение вотчины и поместья, обусловили увеличение вотчинного землевладения в масштабе всей страны.
Основу централизованной вотчинной системы составлял фонд родовых вотчин XУ- XVI вв., реставрированный при царях Василии Шуйском и Михаиле Романове. Ведущими тенденциями в развитии форм собственности в XVII в. были: 1) сближение юридического статуса поместья и вотчины; 2) рост числа вотчин за счет распада старой поместной системы. Распад этот в своей активной фазе пришелся на 60-70-е гг. XVII в. и продолжался до указа о единонаследии 1714 г., проходя в ряде регионов весьма замедленно .
Даваемые в названных выше обобщающих работах по поместно-вотчинному землевладению конкретные пропорции поместно-вотчинной и церковно-монастырской собственности в масштабе всей России крайне важны в плане предпринимаемого нами (в гл. 3) исследования землевладения Троице-Сергиева монастыря в конце XVI - XVП в., поскольку он был теснейшим образом связан с разнообразными кругами господствующего класса и история его огромной вотчины отразила на себе основные тенденции развития прежде всего светской вотчинной системы XVI-XVП вв. О том же, что нет никаких оснований для резкого противопоставления поместья вотчине, а помещиков - вотчинникам, писали многие отечественные историки - А.А.Зимин, А.М.Сахаров, Ю.Г.Алексеев, А.И.Копанев, В.Б.Кобрин, В.И.Корецкий, Л.В.Милов и др. Это обстоятельство также придется учитывать при конкретном рассмотрении истории землевладения крупнейшего русского монастыря.
Введение в научный оборот больших массивов монастырской вотчинной документации XVП в. позволило специалистам обстоятельно изучить существовавшую в вотчинах духовенства вытно-надельную систему. Для более
раннего этапа, середина - конец XVI в. функционирование этой системы было рассмотрено в работах Л.С.Прокофьевой, Е.И.Колычевой, З.В.Дмитриевой.
По мнению Л.С.Прокофьевой, основу вытного обложения составлял земельный надел с учетом экономического состояния каждого крестьянского двора. Крестьянское тягло соизмерялось с вытью, которая, в свою очередь, сообразовывалась не только с величиной пашенного надела, но и с экономическим уровнем крестьянского хозяйства в целом.84
Исследовавшая выть по материалам центральных уездов XVI в., Е.И.Колычева отмечает тенденцию к обложению каждого крестьянского двора вытным окладом в конце этого столетия. Исследовательница убедительно показала разнообразие вытного письма в разных вотчинах (светских, духовных), функционирование как унифицированных, так и разновеликих вытей. Значение выти Колычева усматривает в том, что она стала гарантом уровня сеньориальной ренты. С введением официальной 10-четвертной выти в конце XVI в. ставилась своеобразная преграда росту сеньориальной ренты в случае увеличения пахотной земли в этой единице обложения .
Говоря о соотношении выти и крестьянского надела, Колычева подчеркивает их неадекватность. Выяснила исследовательница и структуру крестьянского землепользования - помимо тягло-надельных земель, в деревне существовал фонд общих земель, обрабатываемых «по мере сопча» и вненадельных (наемных) полевых площадей. Е.И.Колычева попыталась установить сравнительные размеры наделов барщинных и оброчных крестьян. По ее данным, у барщинных они были обычно больше, чем у оброчных. Массивы же общих полей вероятнее всего обнаружить в тех деревнях, где наделы крестьян были особенно невелики.
Одним из глубоких современных знатоков вытно-надельной проблематики в монастырской деревне XVI-XVП вв. является З.В.Дмитриева, досконально изучившая обширный комплекс вотчинной документации крупнейшего монастыря Русского Севера -Кирилло-Белозерского. По этому монастырю сохранился наиболее ранний комплекс вытных книг, относящийся к 1559 г. и охватывающий несколько уездов страны. На основе его З.В.Дмитриева установила организацию вытного обложения в кирилловских вотчинах, ранний этап функционирования земельно-тяглых переделов. Отмечая важность воссоздания ранних этапов формирования вытной системы. З.В.Дмитриева рассматривает комплекс кирилловских вытных книг как свидетельство того. что здесь вытная система уже сложилась. Особенность ее состояла в неунифицированности вытей (от 3 до 10 четв. в 1 поле) и в том, что в вытном письме находилась лишь часть обрабатываемых крестьянами земель.
А.Л.Шапиро пиал о том, что вытью могли называть то окладную единицу при обложении самыми разнообразными владельческими повинностями, то непосредственно земельный участок, с которого крестьяне тянули вытное тягло. Унифицированным вытным участком в книгах сошного письма XVП в. был учток в 12-14-16 четв. в 1 поле. Исследователь также отмечал пестроту размеров выти в монастырских вотчинах, а также особенность вытной системы обложения, не распространявшейся на бобылей и непашенных крестьян87.
Комплексное исследование крестьянского землевладения и тяглообложения в монастырской деревне центра России в XVII в. провела Н.А.Горская. До появления ее капитальной монографии монастырские архивы было принято использовать
преимущественно для изучения вотчинного хозяйства самих монастырей. Горская же сосредоточила внимание на положении в монастырских вотчинах непосредственных производителей, процессе их эксплуатации духовными корпорациями. Поэтому особенно тщательному обследованию были подвергнуты различные документы, происходящие от самого крестьянства.
Исследовательница установила зависимость величины крестьянского тягла и тяглого земельного надела монастырского крестьянина прежде всего от трудовых ресурсов двора. Н.А.Горская первой в отечественной историографии при обработке монастырской хозяйственной документации XVII в успешно применила количественные методы (вычисление парных коэффициентов корреляции и детерминации) при изучении: 1) тесноты зависимости вытного тягла от рабочих ресурсов двора; 2) соотношения надельных и оброчных земель с целью установления характера крестьянской аренды. В условиях фиксированной ренты тяглый земельный надел монастырских крестьян представлял собой тот минимум, который обеспечивал простое воспроизводство крестьянского хозяйства и ренту монастырю.
Вопрос об имущественной и хозяйственной дифференциации среди крестьян связывается Н.А.Горской с соотношением доль выти на крестьянский двор и большом размахом колебаний вытного расклада по крестьянским дворам. Н.А.Горская отмечает, что исследователи пока мало вычленяли характерное именно для феодализма количественное соотношение имущественных групп в общине. Исследовательница считает неправомерным при определении характера того или иного разграничения отсчитывать от равенства. Первый шаг к изживанию такого положения сделан в коллективном труде, выполненном по единой методике -«Аграрной истории Северо-Запада России конца XV-XVI в.».
Большое место в фундаментальном исследовании Н.А.Горской занимает проблема крестьянских переделов. Принцип уравнительности применительно к переделам в монастырской деревне XVII в. ею понимается как приведение в соответствие трудовых ресурсов двора и его тягла (и как следствие земельного надела). На протяжении XVII в. в монастырской деревне возрастало значение принципа уравнительности.
Никем до появления книги Н.А.Горской столь детально не исследовалось крестьянское оброчное землевладение и землепользование. Н.А.Горская убедительно показала широкое распространение крестьянской аренды в монастырской деревне, отсутствие тенденции к предпринимательскому съему земли у монастырских крестьян в XVII в. и то, что надел в этом столетии уже не являлся единственным источником существования для большинства крестьянских земледельческих хозяйств. Реальная картина крестьянского землевладения представляло собой комбинацию надельных и вненадельных земель. Поскольку крестьянская аренда была широко распространена не только в монастырской, но и помещичьей, дворцовой деревне, а получены вненадельные земли могли быть крестьянином из рук любого земельного собственника, это объективное экономическое обстоятельство не могло не быть учтено господствующим классом в его внутренней политике и неизбежно должно было подстегивать его стремление окончательно прикрепить крестьян к определенному собственнику89.
Н.А.Горской было установлено значительное имущественное расслоение среди крестьян промысловых монастырских сел во второй половине XVII в. В существенной степени этой дифференциации способствовал практикуемый монастырскими властями и разрешенный миром порядок закрепления дворовых участков за отдельными членами общины на длительный срок с большой свободой распоряжения землей и тем, что на ней находилось (продажа, заклад), но лишь в границах земельной собственности данного феодала .
По переписной книге патриаршего Иверского монастыря 1668 г. З.А.Тимошенкова выяснила, что вытное тягло и обеспеченность рабочей силой в его Старорусских вотчинах в среднем были более высокими у прожиточных крестьян и ниже у средних и скудных. Под «прожиточностью» изучаемый З.А.Тимошенковой источник понимает оценку имущества, «живота» («рублев сот на пять живота»). По мере снижения прожиточности уменьшается как доля выти на двор и число работников, так и обеспеченность скотом. При определении тяглоспособсности крестьянского двора монастырские власти учитывали количество работников и прожиточность, но эти показатели на долю выти значительно разнились по погостам Старорусского уезда. Сами же окладные единицы - выти - были разновеликими.
На материалах Александро-Свирского монастыря конца XVI-XVII в. А.М.Шабанова установила уменьшение тяглых наделов на двор - от 1, 2 дес. в 1 поле в 1582 г. до 6,5 четвериков в 1617 г. и 1,3 четвк. в 1681 г. В этих условиях возрастало значение вненадельных земель, которые крестьяне снимали у государства, у других феодалов Присвирья. По размерам своим оброчные держания были или равны, или больше тяглого надела. В 1612 г., по данным Шабановой, на 5,7 четвк. тяглого надела приходилось 7,1 чтвк. оброчной земли, а в 1681 г. эти категории земель относились как 1:1,6. Оброчная плата за вненадельные земли вносилась крестьянами Александро-Свирского монастыря в сноповом исчислении (пятым-шестым снопом). Если в начале XVII в. развитие практики вненадельных земель было одним из факторов восстановления хозяйства в Присвирском крае, то во второй половине XVII в. А.М.Шабанова его рассматривает как свидетельство экономического подъема в стране .
По вотчинной документации монастырей Поморья XVII в. В.И.Иванов отмечает, что в условиях измельчания крестьянских наделов большую роль в землеобеспечении крестьян играли оброчные земли. Размеры фонда оброчных земель во владениях некоторых монастырей Поморья превышали площадь тяглого землевладения. Сами же монастыри получали с единицы площади дохода больше, чем с собственно тяглых крестьянских наделов. Кроме того, фонд оброчных земель использовался «для компенсации крестьянской собственности и поселения безземельных». Исследователь пишет о свободном распоряжении монастырскими крестьянами землей (купчие сделки, родовое наследование и родовой выкуп), о невмешательстве монастырей в их земельные права. Внутривотчинные поземельные отношения являлись продуктом взаимодействия крестьянских и монастырских правовых норм 93.
Монография Е.Н.Баклановой была построена на материалах церковно-монастырских вотчин Вологодского уезда конца XVII - первой четверти XУШ в. (Вологодского архиерейского дома и Спасо-Прилуцкого монастыря). В центре внимания автора - семья и хозяйство отдельного крестьянского двора как низовой
единицы феодальной вотчины, труд которой являлся основой для развития производительных сил владения. Автор устанавливает рабочие возможности крестьянского двора в монастырской деревне - обычно это были 1-3, реже 4 полных работника, размеры их крестьянских наделов (преобладали участки в 1,5-3,2 четв. в 1 поле), обеспеченность дворов скотом, имущественную неоднородность крестьян. В новейшей монографии о взаимоотношениях государства и черносошного крестьянства Поморья в XVII в. Е.Н.Швейковская выделяет тягло-фискальный компонент как ведущий, системообразующий в этих связях. Государство использовало мирской выборный аппарат в качестве низшего управленческого звена, а также частично содержало местную администрацию за счет общины. Исследовательница на обширном по объему актовом материале XVI-XVII вв. установила большое разнообразие поземельно-распорядительных сделок черносошных крестьян. У них движение земли шло как по горизонтали (внутри водной сословной группы), так и по вертикали общественной структуры. В отличие от черносошных, у частновладельческих крестьян поземельные сделки были резко лимитированы принадлежностью к конкретной феодальной вотчине.
В трудах советских историков 70-х гг. XX века значительно продвинулось изучение проблемы феодальной ренты. На смену долгое время бытовавшему тезису о неуклонном возрастании феодального угнетения, эксплуатации крестьян пришли более взвешенные и основанные на конкретных разработках суждения и выводы. Медиевист Ю.Л.Бессмертный справедливо критиковал в 1971 г. книгу политэконома Ф.Я.Полянского «Товарное производство при феодализме» за переоценку произвола в феодальной эксплуатации и недооценку роли обычая в ограничении ее пределов. Медиевист КВ^востовав 1980 г. также подчеркивала господство обычая в сфере рентных отношений в традиционном аграрном обществе. В этих условиях новые формы ренты в течение длительного времени не имели четкой правовой формы. Обычно-правовые аспекты феодальной ренты в дальнейшем будут полнее учитываться и в работах по истории русского крестьянства, например, Е.И.Колычевой.
Xарактер поместно-вотчинных материалов XVI-XVII вв. таков, что повинности по-прежнему остаются единственным источником наших знаний об изменениях в положении крестьянского хозяйства от периода к периоду. Комплексное монографическое исследование феодальной ренты в России XVII - начала XVШ в. было осуществлено в фундаментальных монографиях А.Н.Сахарова, Ю.А.Тихонова, Н.А.Горской, П.В.Советова, Е.И.Колычевой. Значительное место теоретические и конкретные проблемы ренты заняли и в коллективных трудах по крестьяноведению -трехтомной «Истории крестьянства в Европе. Эпоха феодализма» (1985-1986 гг., посвящены памяти академиков С.Д.Сказкина и Л.В.Черепнина) и «Истории крестьянства России» (1990-1993 гг. Т.2-3).
Книга Ю.А.Тихонова основана на широком привлечении отказных и отдельных книг поместных имений и посвящена всестороннему освещению феодальных повинностей помещичьих крестьян в России. Можно согласиться с автором, что специальных исследований этой важной и сложной проблемы проведено еще очень мало и она по-прежнему остается научно-актуальной. К числу недостаточно разработанных вопросов автор относил установление соотношения размеров помещичьих повинностей и государственных налогов? Ю.А.Тихонов
считает, что по одному только росту барщины и оброка без установления его тяжести для отдельного крестьянского двора едва ли возможно представить, насколько в действительности возросла эксплуатация. Может, рост ее был вызван дальнейшим возрастанием численности крестьянского населения на монастырских землях. Автор отмечает большую сложность определения внутренней структуры ренты частновладельческих крестьян, обязанных денежными и натуральными податями и трудовыми повинностями своему землевладельцу и феодальному государству по сравнению с черносошными (государственными) крестьянами, где уплата казенных налогов и отбывание казенных служб покрывали собой рентные отношения.
Анализируя научную литературу по проблемам ренты, вышедшую к началу 80-х гг., XX века А.А.Преображенский писал, что в ней проявился более дифференцированный подход к разным сторонам проблемы, включая порайонный аспект исследования, уточнены не всегда обоснованные «средние» показатели величины ренты, учтены изменяющиеся во времени трудовые и хозяйственные возможности крестьянского двора и т.д.
В первой половине XVII в. барщинные повинности монастырских крестьян, как установила Н.А.Горская, обгоняли барщину в частновладельческих имениях по показателям монастырской запашки на двор и на душу монастырского крестьянина, но в дальнейшем по темпам роста полевой барщины церковные владения отстают от помещичьих. В монастырских имениях барщина, рассчитанная на производство зерна для рынка, распространения не получила. По мнению Горской, в период окончательного оформления крепостного права в конце XVI - первой половине XVП в. экономические интересы церкви сыграли в этом деле ведущую роль. Размещение монастырской запашки и ее расширение в конце XVП в. в непосредственной близости от самих монастырей было связано с потребностью снабжать продукцией сами корпорации и их городские подворья.
Общим явлением и для помещичьих, и для монастырских крестьян к началу XVIII в. было распространение и повышение оброчных платежей, прежде всего денежной ренты. Н.А.Горская на большом фактическом материале сопоставила размеры оброка за тяглые и вненадельные десятины земли. Ею был убедительно обоснован взгляд на арендную плату за оброчные земли как на форму феодальной денежной ренты, весьма выгодной земельным собственникам, поскольку нередко с оброчной земли они имели денежных поступлений больше, чем с тяглой.
В истории феодальной ренты монастырских крестьян центральных уездов России в XVП в. Н.А.Горская выделила три имевших принципиальное значение рубежа - конец 30-х гг., 60-е гг. и конец 80-х гг. С конца 80-х гг. XVП в. можно говорить о коренном нарушении принципа фиксированности ренты. Теперь она приобретает тенденцию к постоянному росту. Весьма важен вывод Н.А.Горской о том, что с 30-х до 70-х гг. XVП в. основной рост денежных платежей монастырских крестьян происходил за счет государственной денежной ренты, возросшей за указанный период не менее, чем в 2 раза. Платежи среднего двора монастырского крестьянина достигали 4,5-4,9 руб. Наблюдения Ю.А.Тихонова и Н.А.Горской об опережающих темпах роста эксплуатации со стороны феодального государства над темпами роста владельческой эксплуатации (со стороны помещиков и монастырей) полностью совпали. Логическим их продолжением стали выводы И.А.Булыгина,
изучившего государственную и владельческую эксплуатацию монастырских крестьян России в первой четверти XУШ в. По его подсчетам, государственное обложение их было в 7-8 раз тяжелее, чем феодальная рента, что, несомненно, препятствовало росту последней.
К выводу о сдерживающей роли государственной ренты, тормозившей рост владельческой, в первой половине XVII в. пришли Ю.А.Тихонов и В.Д.Назаров в совместной статье, посвященной крестьянском и бобыльскому двору, а также И.Л.Андреев в диссертации о развитии крепостного права во второй четверти XVII в. Резкое усиление государственного тягла Тихонов и Назаров отмечают в годы Смоленской войны, а отчасти и в конце 30-х гг. XX века. Это усиление препятствовало значительному завинчиванию частновладельческого пресса. И.Л.Андреев считает, что использование феодалами в полной мере открывшихся возможностей барщинного хозяйства тормозилось функционированием режима урочных лет. Новые же правовые нормы с конца 1640-х г. способствовали резкому увеличению ренты во второй половине XVII в.
В.И.Иванов в диссертации о монастырских крестьянах Поморья в XVII в. выделил три уровня в обложении крестьян - государственный, вотчинный и общинный. Автор установил подворные нормативы некоторых налогов (например, по 25-30 коп. ямских денег), их динамику - трехкратное увеличение в годы Соловецкого восстания (1668-1676), удельный вес отдельных налоговых взиманий в составе государственных платежей (60 % уходило на выплату стрелецкой подати крестьянами Крестного Онежского монастыря).
В.И.Иванов отмечает колебания в соотношении владельческой и государственной ренты по изученным им материалам второй половины XVII в. В Крестном монастыре в 1659 г. владельческие выплаты (по 3,5 руб. со двора) в 8 раз преобладали над государственными. В 60-е гг. государственные в 2 раза превзошли владельческие. В 80-е гг. разрыв между ними сократился. Они относились как 1:0,75. В 90-е гг. XVII в. государственные налоги в 1,3 раза преобладали над владельческими.
Важным моментом в изучении феодальной ренты А.Н.Сахаровым было наблюдение над эволюцией барщинных и оброчных крестьян в патриарших вотчинах XVII в. Автор считает, что переход крестьянских повинностей от барщинных к оброчным был проявлением ослабления крепостнических оков русского крестьянства к концу XVII в. Значительный интерес представляет трактовка А.Н.Сахаровым бобыльства как одной из первых групп крестьян, перешедших на денежный оброк, как одна из линий оброчной эволюции русского крестьянства. Эта категория был весьма неоднородной, включая в себя не только обедневшие, экономически ослабленные слои деревни, но и непашенное, ремесленное и мастеровое ее население. Бобыльство, считает А.Н.Сахаров, отразило явление отходничества, наемного труда, формирование всероссийского рынка.
С этим согласен и Ю.А.Тихонов: если за ростом барщины неизбежно следовало усиление надзора над крестьянами и их хозяйственной деятельностью со стороны феодальной администрации, то оброчные порядки фактически ослабляли узы крепостной зависимости. С развитием товарно-денежных отношений Тихонов связывал первые признаки разделения именно в XVП в. на оброчные и барщинные
районы, что прослеживается по имениям знатных людей, владевших землями в десятках уездов.
А.А.Преображенский также замечает, что не надо представлять себе русское крестьянство после Соборного Уложения единой закрепощенной массой. Положение крестьян было различным в зависимости от форм ренты. Барщинные селения были не совсем похожи на оброчные, особенно денежно-оброчные.
Эволюция феодальной ренты в России в XVП-XVШ вв. рассматривалась рядом ученых в связи с процессом генезиса капиталистических отношений. 60-70-е гг. XX в. стали временем оживленных дискуссий по этой сложной проблеме. Одна группа исследователей считала возможным говорить о феодально-крепостнической (дворянской) и раннебуржуазной (крестьянско-посадской) линиях развития страны (прежде всего Н.Е.Носов). Другие авторы (Ю.А.Тихонов, В.Д.Назаров) считали более правомерным выделять крепостническую и некрепостническую тенденции развития в рамках феодализма на начинающейся его поздней стадии. Применительно к аграрному строю Тихонов предложил именовать эти тенденции как поместно-барщинную и сеньориально-оброчную, поскольку с формами ренты (и в какой-то степени с формами землевладения) был связан процесс закрепощения, его ход и темпы. В.Д.Назаров писал, что зарождение и взаимосвязь двух этих тенденций в аграрном строе страны в XVI-XVП вв. базировалась на достаточно широком подъеме товарно-денежных отношений и простого товарного производства, а суть заключалась в борьбе и конечном возобладании одного из двух путей приспособления феодальной аграрной системы к складывающемуся рынку (через хозяйство феодала или через крестьянское хозяйство).
В советской историографии 60-70-х гг. XX века также оживленно обсуждалась проблема закрепощения крестьян - ход его правового оформления и сравнительная значимость разных социально-экономические причин. Б.Д.Греков считал, что с конца XV - начала XV! в. под влиянием растущих рыночных отношений начинается процесс становления барщинного хозяйства. Распространение его ученый связывал с ростом внутреннего рынка. Само же расширение барщинной эксплуатации вело к юридическому оформлению крепостнических отношений в масштабе всей страны. Наиболее последовательным сторонником идеи о ведущей роли барщины в закрепощении крестьян в научной литературе 70-х гг. XX века был В.И.Корецкий. Он полагал, что заведение барщинного хозяйства, ставшего ведущей формой эксплуатации крестьянства во второй половине XVI в., явилось важнейшим экономическим фактором окончательного оформления крепостного права.
Л.В.Данилова одной из первых подвергла сомнению тезис о решающем значении барщины в установлении крепостного права. Она предложила разделить вопрос о барщине как одной из форм ренты и о «барщинной системе», направленно дающей товарную продукцию. Явление это важно рассматривать в перспективе - в XVIII - первой половине XIX в. именно территория Центра и Северо-Запада, по материалам которых строились утверждения о барщине в XVI-XVП вв., войдет не в барщинную, а в оброчную зону 110. Г.В.Абрамович подробно исследовавший барщину в новгородских поместьях во второй половине XVI в., пришел к выводу о том, что барское хозяйство с барщинным трудом крестьян на Севере-Западе не играло ведущей роли. Это вполне соответствовало природным условиям и потребительскому в основном характеру земледелия на этой территории. В 1590-е
гг. кабальными людьми обрабатывалось 79,2 % господской пашни, а крестьянами -лишь 14,4 %.
В аналитических обзорах советской историографии 70-х гг. отмечалось, что во второй половине XVI в. в России начинается двухвековой процесс вызревания барщинной системы. Выразилось оно в широком территориальном распространении барщины. Масштаб ее развития в конце XVI в. (размеры барщинных повинностей крестьян) в науке преувеличивался, но совсем игнорировать значение барщины в процессе установления крепостного права нельзя.
Ю.А.Тихонов выступил против статичного понимания проблемы барщины как хозяйственного фактора закрепощения (либо признание его, либо отрицание как важной составной части системы угнетения крестьян). Проблема должна рассматриваться в динамике, как процесс, с учетом комплекса факторов -географического, демографического, колонизационного, не забывая и об историческом наследии России, доставшемся от XIII-XV вв. Взаимосвязь барщины с остальными факторами закрепощения и являлась той объективной основой, которая позволила классу феодалов накинуть на зависимое население крепостнические путы. В целом же процесс складывания барщинной системы и оформления крепостного права затянулся до конца XУШ в., испытав на себе воздействие развивающихся буржуазных связей.
Л.В.Милов также считает, что внедрение системы поместного землевладения в конце XV- XVI в. не привело к сколько-нибудь заметному росту помещичьей барщины, не говоря уже об ее товарном характере. Автор не согласился с А.Л.Шапиро, выводящем крепостничество из повышения нормы эксплуатации в XVI в. Происхождением своим оно было связано не с конъюнктурными причинами второй половины XVI в., а с глубинными, постоянно действующими факторами жизнедеятельности российского социума -необходимостью существования общины как компенсационного механизма выживания в неблагоприятных природно-климатических и географических условиях и невозможностью для класса феодалов сломить общинные порядки землеустройства и землепользования, внедрить полевую барщину и принудить крестьян к ее обработке без обращения к самым жестким государственным мерам воздействия на крестьянство. С вопросами феодальной ренты тесно связана проблема монастырского податного иммунитета, так называемых «тарханов». Для X1V-XV1 вв. она была обстоятельно изучена Л.В.Черепниным, Н.Е.Носовым, и особенно С.М.Каштановым. Его перу принадлежат многочисленные, глубокие и разноплановые (теоретические, методические, источниковедческие, археографические, конкретно-исторические и др.) исследования по феодальному иммунитету. Общая направленность иммунитетной политики государства в отношении церкви заключалась в постепенном привлечении ее к выплате основных налогов (дани, ямских денег), выполнению монастырскими крестьянами государственных повинностей (городового дела и посохи). В работах С.М.Каштанова развивается мысль о вариативно-корпоративном иммунитетном праве духовных феодалов в Русском государстве XVI в., хотя правительство и пыталось его унифицировать. В большей степени это удалось по отношению к светским феодалам. В целом, по мнению С.М.Каштанова, «в XVI в. не нашлось удовлетворительной общей платформы для выработки унифицированного податного права иммунистов. Это объясняется
переходным характером эпохи, когда - усилившееся самодержавие уже было способно на проведение общерусской политики, однако сохранение экономической раздробленности препятствовало созданию, а главное проведению в жизнь единообразных норм финансововго права».116а
Содержание соборного приговора 20 июля 1584 г., отменившего «тарханы», было рассмотрено в специальной статье В.Петрова. По его мнению, приговор был направлен главным образом на прекращение действия жалованных грамот на те земли, особое положение которых в податном отношении не было закреплено писцовыми и платежными книгами. Особый порядок податного обложения монастырских земель правительство совершенно не склонно было нарушать. Местными же властями приговор 1584 г. был понят в прямом смысле полного уравнения в податном отношении монастырских вотчин с другими землями. Касается В.Петров и проблемы «таможенных тарханов». В 1590-е гг. монастыри получают ряд привилегий на ведение своей торговли, то есть их таможенный иммунитет несколько расширяется. Государство заботилось о монастырской торговле и старалось оградить ее от произвола местных властей. О более широком таможенном иммунитете монастырей в 1620-е гг. по сравнению с 1590-ми гг. писал Е.Д.Сташевский (конкретные его наблюдения приведены у нас в гл.7 об иммунитете).
В новейшей научной литературе признается, что тарханы ряда монастырей фактически были нарушены уже в начале 1580-х гг. (Б.Н.Флоря, Е.И.Колычева, Д.П.Тебекин). В то же время почти одновременно с отменой тарханов началась выдача новых жалованных грамот (наблюдения А.П.Павлова, Д.П.Тебекина). По мнению последнего, во второй половине 1580-х гг. расширяется выдача иммунитетных грамот как раз Троице-Сергиеву монастырю. В условиях голода первых лет XVП в. правительство Б.Годунова резко сокращает выдачу новых и подтверждение старых жалованных грамот, и лишь Сергиев монастырь получил наиболее крупные льготы. Об иммунитетной политике в России в период правления Лжедмитрия I есть обстоятельная статья В.Д.Назарова. Автор выявил 100 иммунитетных грамот и упоминаний о них - жалованных и указных - духовным корпорациям. Показательно, что Лжедмитрий считал действующим соборное постановление 1584 г. об отмене тарханов церковным организациям Суть его заключалась, по мнению правительства 1 -го Самозванца, в том, что «тарханы все отставлены». В.Д.Назаров приводит свидетельство Конрада Буссова о том, что Лжедмитрий повелел сделать ревизию монастырей, подсчитать их доходы, урезать корма, а лишек взять в казну на содержание войска. О безвозвратных займах правительства Лжедмитрия у монастырей свидетельствует и А.Палицын. В.Д.Назаров сделал вывод о том, что правительство Лжедмитрия скупо и неохотно подтверждало права собственности духовных корпораций на их городские владения. Большинство монастырей подобной санкции не получило вообще.
Иммунитетная политика правительства Михаила Федоровича в начале 1620-х гг. была проанализирована в небольшой ранней работе С.Б.Веселовского. Автор писал о пересмотре монастырских жалованных тарханных грамот, начатом в 16191620 г. специальной созданным Сыскным приказом. Была выработана унифицированная формула для значительного числа монастырей (не менее 60-ти), предписывавшая им обязательно платить ямские деньги, деньги за стрелецкий хлеб,
выполнять городовое, острожное и засечное дело. В общеобязательности указанных выплат для всех грамотчиков Веселовский видел суть так называемого «нового уложения» о монастырских тарханах 1620-х 120 гг. До Веселовского в общей форме об этом «уложении 1620-х гг. отзывался историк русских финансов В.А.Незабитовский. В других своих работах С.Б.Веселовский развивал мысль о противоположности «черного» и «белого» тягла и землевладения. Первое воплощалось в служилых и монастырских землях и крестьянах, второе - в податях и повинностях посадских людей, черносошных и дворцовых крестьян. «Белое тягло» заключалось в особом порядке уплаты государственных податей со служилых и монастырских земель, отдельно от «черных сох». Сложилось оно в результате длительного и неуклонного процесса обособления монастырских земель от служилых и черных.
Последовательных наблюдений о ходе развития и характере монастырского иммунитета после 1620-х гг. в научной литературе мы не встречали. Имеются две статьи, рассматривающие борьбу правительства за отмену «тарханов» в позднее время - 1670-е гг. - И.А.Булыгина и П.В.Седова. В новейшей статье П.В.Седова на основе неопубликованного материала, происходящего главным образом из архива патриаршего Иверского монастыря, обращается внимание на реакцию монастырских властей, самого царя Алексея Михайловича, наиболее влиятельных думных людей, воевод и других чиновников на ограничение тарханов в 1670-е гг. В научной литературе можно найти сведения о «отменах тарханов» в отношении монастырей - в 1551, 1584, 1620-е гг., 1670-е гг. Отмены эти, хотя и означали ограничение моастырского иммунитета, самим его институтом никак не могли покончить. Можно согласиться с мнением П.В.Седова о том, что привилегированное положение церкви в государстве, некоторые черты которого сохранялись даже и в XVIII в., было характерно для традиционного общества.
