CC BY
148
ПРИЗВАНИЕ—ИСТОРИЯ
А.А.Мещенина
ИСТОРИК ПО ПРИЗВАНИЮ (К БИОГРАФИИ С. Д. ШЕРЕМЕТЕВА)
Сергей Дмитриевич Шереметев — представитель старинной российской аристократии — родился 14 ноября 1844 г. в Санкт-Петербурге в родовой шереметевской усадьбе на Фонтанке. Родоначальником графской ветви Шереметевых стал его прапрадед — фельдмаршал Борис Петрович Шереметев, который за военные победы получил в 1706 г. первый в России графский титул. Дед С. Д. Шереметева, Николай Петрович Шереметев, стал крупнейшим в истории России благотворителем. Он был женат на крепостной актрисе Прасковье Ивановне Ковалевой-Жемчуговой и основал в память о ней Странноприимный дом в Москве, стоивший ему 3 млн руб. Что касается родителей, то отец, Дмитрий Николаевич, в молодости служивший в кавалергардском полку, предпочитал уединенную жизнь, страстно любил церковное пение и прослыл «щедрым и нищелюбивым» человеком. Мать, Анна Сергеевна, умерла, когда Сергею было всего шесть лет. Д. Н. Шереметев женился вторично на Александре Григорьевне Мельниковой. Родившийся от этого брака Александр Дмитриевич Шереметев, сводный брат Сергея Дмитриевича, стал композитором, автором духовных сочинений, основал Русское музыкально-историческое общество и много лет руководил придворной певческой капеллой.
С. Д. Шереметев был сверстником Александра III и, еще будучи ребенком, в 1850 г. познакомился с великими князьями в московском Кремле, куда его «приглашали играть», а затем, уже в Петербурге, часто бывал в Зимнем дворце, где по воскресеньям устраивались
© А. А. Мещенина, 2010
вечера для детей. Однако вскоре эти, уже начинавшие надоедать С. Д. Шереметеву, «собрания» прекратились, «и каждый пошел своей дорогой»1. Отношения с великими князьями на долгое время прервались, о чем С. Д. Шереметев совсем не жалел: «Был у меня дом, который заменил все...», — писал он в своих воспоминаниях2.
В этом старинном доме, с которым было связано столько семейных преданий, он получал традиционное домашнее образование и уже в то время с большим интересом занимался историей под руководством своего учителя Михаила Петровича Мосягина. Список обязательной литературы для чтения, составленный под его влиянием, включал труды Н. М. Карамзина, Н. И. Костомарова, С. М. Соловьева; многотомное жизнеописание императора Николая I, составленное Н. К. Шильдером; книги по отечественной и всемирной истории. С. Д. Шереметев вспоминал, что М. П. Мосягин был «прекраснейший человек и отличный преподаватель» и «сумел приохотить» его к занятиям: «Особенно приятны были с ним уроки истории»3. Среди архивных документов сохранились тетради, в которых ученик старательно описывал события из истории древней и средневековой Руси4.
«Внутреннюю потребность» в изучении родной старины укрепляли поездки на лето в Москву, в Новоспасский монастырь, где находилась фамильная усыпальница, в усадьбы Кусково и Останкино, хранившие множество семейных реликвий5. Здесь он впервые уловил «аромат истории», осознал необходимость сохранения его для потомков. «Никогда я не испытывал высокомерного или враждебного чувства к прошлому в силу лишь того, что принадлежу к другому поколению, — писал С. Д. Шереметев.—Никогда не понимал я: почему сочувствие и стремление к движению и совершенствованию должны развивать подобные чувства к отошедшему, столь часто полному разнообразного и глубокого назидания»6.
Рано проявившаяся любовь к истории не нарушила семейной традиции — в 1863 г. С. Д.Шереметев сдал экзамены на офицерский чин в Пажеском корпусе и поступил корнетом в Кавалергардский полк, где служили многие его родственники. Он стал снова часто встречаться с великими князьями, а в 1868 г. был назначен адъютантом наследника, цесаревича Александра Александровича, и имел возможность в течение нескольких лет общаться с ним практически ежедневно7.
Часто сопровождая будущего императора в поездках по России и Европе, вращаясь в среде «золотой» петербургской молодежи, С. Д. Шереметев познакомился с последними достижениями философской и политической мысли. Однако твердое убеждение, что Россия—страна с собственным, неповторимым путем развития, и только монархия есть единственная приемлемая форма правления в ней, не смогли поколебать ни популярный в то время «Колокол», ни расхожие сочинения социалистов-утопистов8.
Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. С. Д. Шереметев находился на Балканах вместе с цесаревичем, командовавшим Ру-щукским отрядом. Письма, которые он отправлял в Россию и потом частично напечатал в сборнике «Старина и новизна»9, показывают, что участие в войне, масштабном историческом событии, нисколько не влияло на живой интерес к истории древней. Так, о появлении в отряде нового врача С. Д. Шереметев писал: «доктор... грек, любопытный человек; с ним разговаривали о Греции, о раскопках Шли-мана...»10. Еще более показательна в этом смысле переписка с Н. П. Барсуковым. В ней нашли отражение не только вся история создания Общества любителей древней письменности (далее — ОЛДП), в которой С. Д. Шереметев принимал самое деятельное, хотя и «неличное», участие, но и явно выраженный, постоянный интерес к тому, что происходит в Москве — в библиотеке Печатного двора при Синодальной типографии, где собирали материал для книги о роде Шереметевых, в Румянцевском музее, на квартирах у друзей-исто-риков, у Вяземских. «Я чувствую такую потребность спокойно сидеть в кресле в своем кабинете», — писал 33-летний адъютант11. Результатом такого «спокойного сидения» стали сотни томов изданных исторических памятников, трудов самого С. Д. Шереметева, создание научных обществ и самое деятельное участие в их работе.
Военным человеком, несмотря на активное участие в боевых действиях, отмеченное различными наградами, С. Д. Шереметев так и не стал, и вскоре, в 1884 г., в чине полковника он перешел на гражданскую службу с переименованием в действительные статские советники и с назначением егермейстером Высочайшего двора12. За годы службы С. Д. Шереметев сблизился с наследником, чьи политические, религиозные и нравственные позиции и воззрения он полностью разделял. Царствование Александра III, с которым он не просто
сохранял дружеские отношения, но и, что называется, был «знаком домами» (Александр III не раз гостил в поместьях С. Д. Шереметева, в том числе и кавказском — Карданахе13), навсегда осталось для него образцом «созидания», а сам монарх был олицетворением заботы о старине и традициях, без которых невозможно представить жизнь графа С. Д. Шереметева14.
С 1883 по 1894 г. он возглавлял Придворную певческую капеллу, с 1885 по 1890 г. был московским губернским предводителем дворянства и жил в эти годы в Москве, которая притягивала его своей стариной, храмами, монастырями, дворянскими подмосковными усадьбами.
Женившись на дочери Павла Петровича Вяземского Екатерине Петровне, С. Д. Шереметев породнился с семьей чрезвычайно близкой ему по духу. В 1898 г. он выкупил у брата жены знаменитую усадьбу Остафьево, которая находилась в удручающем состоянии, и уже через год здесь был открыт первый общедоступный пушкинский музей. Личные вещи А. С. Пушкина, Н. М. Карамзина, П. А. Вяземского, предметы обстановки бережно сохранялись в старинном доме, а в начале XX в. усадебный парк был украшен скульптурами тех, кто составлял славу русской литературы, изготовленными по заказу С. Д. Шереметева. Подмосковный ансамбль приобрел «поразительное по настроению и стилистической тонкости мемориальное завершение»15.
И в Остафьево, и в Михайловском, другой любимой загородной усадьбе С. Д. Шереметева, часто бывали такие известные специалисты в области русской истории, как С. Ф. Платонов, И. С. Беляев, Б. Д. Греков, В. Т. Георгиевский, Н.П. и А. П. Барсуковы, приезжавшие не только отдохнуть, но и поработать в обширных архиве и библиотеке16. Нередко здесь устраивались «громкие чтения», во время которых слушали и обсуждали не только литературные произведения, но и документы из усадебного архива, например, письма М. П. Погодина и Н. М. Карамзина17. «И Михайловским и Остафьевым я был поражен, — писал С. Д. Шереметеву в 1908 г. его постоянный корреспондент С. Ф. Платонов, — Среди общего крушения культурной старины “дворянского периода” нашей истории и в пору расцвета “нового стиля” Ваши усадьбы красноречиво говорят о том, что было хорошего тогда и что может быть сохранено при хороших условиях
теперь из отжившей эпохи. На хорошее старое Вы еще успели нарастить столь же хорошее новое, свое»18.
В усадьбах нередко проходили и заседания московской редакционной комиссии журнала «Старина и новизна», который издавало Общество ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III под председательством С. Д. Шереметева. В Москве, в Воздвиженском наугольном доме Шереметевых, на этих заседаниях, помимо специально приглашенных гостей, почти всегда присутствовали историки Н. П. и А. П. Барсуковы и И. С. Беляев19. Последний занимался подготовкой материалов сборника к публикации и почти каждый вечер бывал у С. Д. Шереметева. Они или обсуждали корректуры рукописей самого Сергея Дмитриевича, над которыми он работал в Михайловском, или И. С. Беляев оставался для занятий в так называемой «Воздвиженской вышке», где располагалась библиотека. Среди дневниковых записей С. Д. Шереметева о И. С. Беляеве, которого он часто называет «хорошим и честным», «добрейшей души» человеком, можно найти, например, такие: «Вечером на Воздвиженке... Беляев с корректурами и документами... Много интересного»; «Вечером Беляев привез корректуру. Долго с ним занимался»20. Занятия эти подчас заканчивались настолько поздно, что историк нередко оставался ночевать в усадьбе С. Д. Шереметева.
В Петербурге таким же центром притяжения для ученых-исто-риков был Фонтанный дом графов Шереметевых. Племянник Сергея Дмитриевича В. И. Мусин-Пушкин, считавший, как и многие, своего дядю «большим чудаком с очень трудным нравом», признавал, тем не менее, что он «был крупным деятелем в развитии русской национальной культуры...», и отмечал, что «его дом был единственным “бытовым” и “самобытным” домом в Петербурге, где русская церковная, историческая и художественная жизнь ярко была представлена деятелями настоящего», и «одно это делало “Фонтанку” интересной...»21.
Здесь, начиная с 1888 г., стали проходить заседания ОЛДП, председателем которого С. Д. Шереметев стал после смерти князя П. П. Вяземского. Для занятий общества С. Д. Шереметев сделал в своем доме специальную пристройку, где в шести комнатах разместился знаменитый музей предметов русской старины, насчитывавший в своих коллекциях тысячи икон, предметов церковного обихода и декоративно-прикладного искусства, а также обширное собрание древнерусских
рукописей (свыше полутора тысяч), поступивших впоследствии в Отдел рукописей Публичной библиотеки22. Сокровища музея и библиотека ОЛДП охотно предоставлялись для работы ученым, и, как замечал «Исторический вестник», все труды по древней русской письменности и искусству, вышедшие в свет в конце XIX-начале XX в. «не обошлись без помощи этого ценного музея древностей и богатого собрания рукописей общества»23.
При С. Д. Шереметеве основные направления деятельности ОЛДП существенно не изменились, однако гораздо большее внимание стало уделяться не только воспроизведению самих памятников, но и публикации исследований о них. Издания ОЛДП становились «необходимыми пособиями в научной работе для всех русских историков и историков русской литературы и языка», как отмечали, например, ученые Юрьевского университета24, и получали престижные награды на различных выставках (серебряная медаль на Парижской выставке 1878 г., награда на Всероссийской выставке в Москве 1882 г.). Всего обществом с 1877 по 1918 гг. было выпущено более 140 томов «Изданий ОЛДП» и 170 выпусков «Памятников древней письменности». Выполнение такой колоссальной работы требовало весьма значительных средств. Характерно, что председатель Общества, сам жертвовавший огромные суммы на издательскую деятельность, умел заинтересовать и привлечь к работе общества не только лучшие ученые силы (с ОЛДП активно сотрудничали: С. Ф. Платонов, Н. П. и А. П. Барсуковы, Д. И. Иловайский, П. И. Бартенев, А. Н. Пы-пин, М.Н. Сперанский, Л. Н. Майков, И. В. Ягич), но и состоятельную просвещенную аристократию, а также высокопоставленных государственных деятелей.
Весьма важным С. Д. Шереметев считал просветительский аспект деятельности ОЛДП. «Распространение положительных сведений о духовной и гражданской жизни русского народа несомненно будет оплотом против всегда вредного и тлетворного влияния ложных и мечтательных учений во имя произвольно измышленных народных интересов и стремлений»,—утверждал его председатель25.
В 1895 г. в Петербурге было учреждено еще одно историческое общество. В соответствии с современным пониманием археографии члены Общества ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III (ОРРИП) предполагали
посредством издания документов прошлого для нужд исторической науки одновременно способствовать «популяризации интереса к историческим материалам и ознакомлению с ними общественных кругов, более широких, чем круг ученых-исследователей»26. «Архиреак-ционная сущность проповедуемых обществом идей» и «ультраправые» взгляды многих его участников не способствовали проявлению исследовательского интереса к его истории. А между тем это общество, просуществовавшее до 1918 г., вело весьма активную работу: выпускало ежегодный сборник «Старина и новизна», в котором публиковались документы, не только посвященные жизни и царствованию Александра III, но и другим периодам русской истории, издавало отдельные исторические сочинения как русских, так и иностранных авторов, печатало собственные «Известия», открыло местные отделы во всех крупных городах России, учреждало бесплатные народные библиотеки. Бессменным председателем и главной опорой Общества был С. Д. Шереметев, вложивший немало сил и средств в это дело27.
В связи с научно-организаторской деятельностью С. Д. Шереметева необходимо сказать еще об одном его начинании. По воспоминаниям Н. П. Кондакова, С. Д. Шереметев «заинтересовался русской иконописью до такой степени, что в течение 10 лет считал свой интерес к ней главным своим делом»28. Он впервые на государственном уровне поднял вопрос о необходимости сохранения русского иконописного искусства. Как и в случае с ОРРИП, он стал инициатором создания в 1901 г. особого Высочайше учрежденного Комитета попечительства о русской иконописи и руководил его деятельностью в течение 18 лет, до последних дней своей жизни. Комитет преследовал как научные, так и практические цели: помощь русским иконописцам в возрождении и поддержании традиций, которые стремительно утрачивались ввиду появления икон массового машинного производства.
На наш взгляд, активное участие в работе Комитета таких известных ученых, как Н. П. Кондаков, В. Т. Георгиевский, Н. В. Покровский, С. Ф. Платонов, В. Г. Дружинин, не говоря уже о том, что вся деятельность этих учреждений в рассматриваемый период направлялась одним человеком — С. Д. Шереметевым, принимавшим самое непосредственное и живое участие во всех делах и являвшимся постоянным и единственным ходатаем перед власть предержащими
о всех нуждах как самих учреждений, так и их сотрудников, а также тот факт, что идея сохранения «русского народно-исторического самосознания», утратившая всякую популярность в эпоху бурно развивающегося капитализма и «всеразлагающего космополитизма», объединяла и сплачивала всех участников этого практически безнадежного дела (во всяком случае, будущее это показало), по праву ставит Комитет в один ряд с другими научно-историческими организациями конца XIX-начала XX в.
С точки зрения исторической науки наиболее интересен третий период работы Комитет попечительства о русской иконописи, с 1910 по 1918 г., связанный с приходом таких крупных ученых-историков как, С. Ф. Платонов и В. Г. Дружинин. Последний составил проект реформирования Комитета, согласно которому он должен был получить статус сугубо научного учреждения, причем основной его задачей считалось изучение истории русского иконописания. Полностью поддерживая автора проекта, С. Д. Шереметев полагал, что начать необходимо с реформы «Иконописного сборника», выпускавшегося Комитетом, придав ему характер научного издания. Развернувшаяся вслед за этим бурная деятельность членов Комитета не завершилась даже после февраля 1917 г., хотя он потерял такое важное преимущество, как непосредственное покровительство государя. В мае 1917 г. был утвержден новый устав, согласно которому он входил как ученое учреждение в состав Министерства народного просвещения, однако вся последующая деятельность Комитета сосредоточилась в основном на решении хозяйственных вопросов, таких как сохранение имущества и архивов Комитета, Археографической комиссии, ОРРИП и ОЛДП, помещавшихся в одном здании.
В 1902 г. С. Д. Шереметев был назначен членом Особого совещания о нуждах сельского хозяйства. Здесь стоит сказать о том, как относился С. Д. Шереметев к крестьянству, к проблемам деревни, поскольку это назначение отнюдь не было случайным. Для улучшения системы землепользования в его вотчинах использовали современную технику, следили за правильным севооборотом; здесь разводили новые породы скота и птицы, занимались разведением рыбы и лесоводством. Эта сельскохозяйственная деятельность получила общероссийское признание — в 1896 г. на Всероссийской промышленной и художественной выставке в Нижнем Новгороде С. Д. Шереметев
получил золотую медаль за ведение лесоводства и серебряную за земледелие и скотоводство. Среди архивных документов можно обнаружить немало писем о сельскохозяйственном производстве, о создании культурного сельскохозяйственного центра, где крестьяне могли бы получать племенной материал, изучать технику земледелия: «Этим упорядочилась бы положение человека и тем самым всего общества»,— считал С. Д. Шереметев29.
Об отношении С. Д. Шереметева к крестьянству писали и его современники. Так, В. П. Мещерский вспоминал: «из числа помещиков всего менее взимавших оброка со своих крестьян, были граф Шереметев да мой отец» и далее: «Имена некоторых сподвижников по крестьянскому делу, из творивших его с желчью и с ненавистью, перешли в историю. А между тем, вне всякого сомнения, что такие помещики, как... граф Шереметев, более сделали для славы крестьянского дела своими отношениями к крестьянам и для славы русского дворянства»30. Своим детям и внукам граф С. Д. Шереметев завещал: «Не живите себялюбивой, мелкой жизнью, живите для пользы нуждающихся!», «Берегите наше дорогое крестьянство! Они—кормильцы, они основа нашей России!»31
В 1900 г. император Николай II назначил С. Д. Шереметева членом Государственного совета, а в 1903 г. обер-егермейстером Двора32. Это последние позиции в послужном списке графа, который был кавалером многих орденов Российской империи, в том числе ордена св. Александра Невского с бриллиантовыми знаками, который он получил в 1913 г. «в изъявление искреннего Моего уважения к вашей почти полувековой службе, проникнутой... преданностью Престолу и любовью к Отечеству», — так говорилось в именном рескрипте императора33.
С. Д. Шереметев в достижении своих званий и должностей никогда не прибегал к чьей-либо протекции и очень не любил пользоваться своим высоким положением, даже когда самые близкие родственники просили «порадеть родному человечку». Однако объяснялось это отнюдь не душевной черствостью или высокомерием, а исключительно заботой о благе государства. Хорошо зная государственную систему изнутри со всеми ее недостатками, С. Д. Шереметев считал, что у кормила власти не должны оказываться случайные люди, которых в царствование Николая II было предостаточно.
Даже таких крупных государственных деятелей, как С. Ю. Витте или П. А. Столыпин, в своих дневниковых записях он оценивал весьма критически, хотя неизменно признавал, что «люди с подобными способностями редки, и при “сильном” Государе они — находка неоценимая»34. Другое дело, ученые — деятели науки, искусства всегда могли найти покровительство и поддержку у С. Д. Шереметева, если, конечно, их труды способствовали приумножению духовных богатств и славы России.
Многогранная и плодотворная деятельность графа С. Д. Шереметева не исчерпывается сведениями из его послужного списка. По сути своего характера «он был из породы тех людей, которых называют хранителями исторической памяти», и его главной заслугой следует считать то, что он стал «выдающимся организатором исторической науки, издателем исторических трудов»35 и, не имея профессионального образования, историком по призванию, краеведом, написавшим множество очерков и заметок.
Диапазон научных интересов С. Д. Шереметева был достаточно широк, но особенное внимание он уделял истории России конца XVI-начала XVII в. По мнению исследовательницы творческого наследия С. Д. Шереметева М. Д. Ковалевой, у него был собственный метод исторического исследования, истоки которого «следует искать в трудах Михаила Погодина», вслед за ним многие исторические события он стремился объяснить «фатальными обстоятельствами»36. Если М. П. Погодин реформы Петра I рассматривал как отдаленное следствие смерти царевича Дмитрия, то для С. Д. Шереметева практически «вся история Смутного времени находится в зависимости от семейных, родственных и дружественных связей», оба считали, что история — «целый курс психологии в лицах», а С. Д. Шереметев добавлял: «Если допустить влияние отдельных лиц на события, вопреки известной теории (имеется в виду спор о роли масс и личности в истории. —Сост.), то и самые события с их последствиями получат более определенное освещение»37.
С этой точки зрения С. Д. Шереметев с 1890-х гг. изучал историю «Угличского дела» и заинтересовал своими изысканиями императора Александра III, который предложил ему прочитать доклад на заседании Русского исторического общества. Новизна постановки вопроса заключалась в том, что С. Д. Шереметев пытался найти
доказательства того, что царевич Дмитрий Иванович не был убит в Угличе 15 мая 1591 г., а скрывался в одном из северных монастырей до бегства в Литву с Григорием Отрепьевым. Отсюда следовал и новый взгляд на последующие события Смутного времени. Непонятные действия многих людей конца XVI - начала XVII в. С. Д. Шереметев объяснял тем, что они знали о спасении царевича, и пытался выяснить биографию всех вовлеченных в Угличское дело лиц, проследить судьбу их предков и потомков, установить всевозможные связи между ними: родство, совместная служба, владение землей по соседству. Интересовал С. Д. Шереметева и вопрос о дальнейшей судьбе царевича Дмитрия: если его удалось спасти, то где и каким образом он скрывался.
В июне 1892 г. близкий друг С. Д. Шереметева можайский уездный предводитель дворянства А. К. Варженевский писал ему: «Как продвигается твое “Угличское событие”? Москва полна о нем слухами. Тебя даже в ереси обвиняют»38. Трудности преодоления официальной точки зрения, исходящей из того, что в Москве 1605-1606 гг. правил «Расстрига», проклятый как Лжедмитрий, С. Д. Шереметева не смущали39, и даже со смертью Александра III он не терял надежды довести свое исследование до конца. Хотя у многих современников концепция С. Д. Шереметева вызывала скептическое отношение40, нельзя совершенно пренебречь его трудами. По мнению Л. И. Шохина, он был «продолжателем так называемого дворянского направления в историографии и являлся талантливым последователем Н. М. Карамзина, обладал обширной эрудицией, живым воображением и литературными дарованиями»41.
Основная проблема заключалась в том, что найти неоспоримые доказательства, подтверждающие или опровергающие предположения С. Д. Шереметева, оказалось невозможно, причем С. Д. Шереметев считал, что они уничтожались сознательно заинтересованными лицами — В. И. Шуйским или воцарившимися Романовыми, поэтому он писал Н.П. Барсукову в 1895 г.: «...без всякой скромности им (трудам С. Д. Шереметева.—А.М.) и не место пока выдвигаться... потому что труды эти отрывочны и случайны.—Меня окрестили “партизаном” (здесь и далее подчеркнуто С. Д. Шереметевым), таковым я и останусь. Партизаны в [18]12 году пригодились, но не они вели дело. [Кое-что] быть может пригодится из моих набросков
и пусть пригодится тому у кого есть на то “время и призвание”. Ожидать от меня цельного труда — возможно ли при моей разбросанности? Мое дело подбирать последовательно и терпеливо побольше косвенных [доказательств], пусть эти косвенные поддержат друг друга и возбудят охоту продолжать поиски в этом направлении»42. Хотя С. Д. Шереметева, время от времени излагавшего свои наблюдения на страницах исторических журналов43, постоянно спрашивали о его труде и уговаривали издать целиком, он не считал себя вправе сделать это «без полного подбора косвенных» доказательств, «ведь и совокупность косвенных не стоит одного прямого... а у меня еще нет и достаточного количества первых»44. Этой работой С. Д. Шереметев продолжал заниматься даже после Февральской революции 1917 г., когда уже не было возможности публиковать свои труды.
Несмотря на скептическое отношение одних историков, другие, причем весьма известные и уважаемые, живо интересовались публикациями С. Д. Шереметева, а в его архиве отложилась обширная переписка о событиях Смутного времени с К. Н. Бестужевым-Рюминым, С. Ф. Платоновым, Н. П. Барсуковым. Так, С. Ф. Платонов писал в 1895 г.: «Ваши соображения о возможных и вероятных условиях появления Димитрия очень оригинальны и берут вопрос гораздо шире существующих монографий. Если бы хоть часть Вашего труда скорее появилась в печати! Ей обеспечено самое живое внимание историков и она, наверное, содействовала бы самым решительным образом оживлению интереса к той эпохе»45. В другом письме, уже в 1898 г., главный специалист по истории Смуты обращается к С. Д. Шереметеву: «Охотно сознаюсь, что я менее вдумался, чем Вы, в интересующую нас эпоху», и далее: «...очень желал бы знать Ваше мнение о моих “ересях”. Не знаю от кого другого в Петербурге мог бы я услышать такой компетентный отзыв как от вас»46.
В том, что «плодотворные труды» «остаются под спудом», укорял С. Д. Шереметева Н. П. Барсуков47. Летом 1893 г. К. Н. Бестужев-Рюмин писал ему следующее: «Ваши “рассуждения” очень для меня интересны: Вы так живо и правдоподобно характеризуете лица, как можно сделать только после подробного и тщательного изучения времени... Каждое Ваше письмо приносит для меня что-нибудь новое; я читаю их и перечитываю, и общий очерк времени встает все яснее и яснее...»48. После такого одобрения С. Д. Шереметев настолько
«расхрабрился», что думал «завести сношения с Ключевским»49. В свою очередь Н. П. Барсуков писал: «Вчера посетил нас В. О. Ключевский и сказал нам, что очень желает познакомиться с ходом ваших исследований по Смутному времени. У Ключевского ум проницательный и бездна познаний по этой части и, сколько мне известно, самый метод Ваш ему весьма по душе»50.
Как председатель Общества любителей древней письменности и Общества ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III С. Д. Шереметев имел возможность общаться со многими крупными учеными и обсуждать с ними интересовавшие его проблемы, он приобрел большой опыт в работе с разнообразными источниками, которые постоянно им самим или по его поручению подыскивались в архивах и библиотеках, но задуманный им капитальный труд о Самозванце и его значении в российской истории так и не был закончен. Главная причина этого, по-видимому, заключается в том, что историку так и не удалось собрать доказательную базу и найти неопровержимые свидетельства подлинности царевича Дмитрия. Теория С. Д. Шереметева и поныне остается бездоказательной, и большинство современных исследователей Смуты вообще не воспринимают ее всерьез. Более того, высказывается мнение, что историк стремился «выдать во что бы то ни стало Лжедмитрия за убитого в Угличе царевича», чтобы оправдать «сомнительный поступок» своего предка Петра Никитича Шереметева, который «одним из первых среди бояр перешел на сторону самозванца, нарушив тем самым данную царю присягу»51. Опровергнуть подобное предположение достаточно непросто, да и вряд ли в этом есть необходимость. Важно отметить тот факт, что сегодня историки вновь обращаются к истории как «психологии в лицах», и в этом смысле изучение исторических работ С. Д. Шереметева может оказаться весьма плодотворным.
С. Д. Шереметев как историк интересен и своими краеведческими работами, в которых значительное место занимают Москва и Подмосковье. Об истории Воздвиженского наугольного дома Шереметевых, родные стены которого помогли пережить февральские и октябрьские события 1917 г., можно узнать из нескольких очерков его владельца52. «Каждая комната в нем, — писал С. Д. Шереметев, — имеет свои воспоминания о членах семьи, уже отошедших; ими доныне все полно
в этом доме. Предания в нем живы еще гораздо далее того, что мы помним, и захватывают былое шести поколений», и уже в 1916 г.: «чувство тишины и безмятежения [здесь] утешительно»53. Начиная с 1889 г., С. Д. Шереметев стал публиковать свои записки о подмосковных усадьбах54, о путешествиях по историческим городам, селам, монастырям55. Важное место в его трудах занимали воспоминания и материалы о роде Шереметевых, о старой Москве, путевые заметки и записные книжки, биографические очерки.
Творческое наследие С. Д. Шереметева представляет, таким образом, интерес не только для специалистов, изучающих историю Российской империи, но и для генеалогов, москвоведов, музейных работников, искусствоведов, литераторов, а также всех тех, кто дорожит своим прошлым и стремится сохранить «корневую русскую культуру», утрата которой сегодня столь остро ощущается. «Напрасно думают иногда, что это влечение к искусству есть удел досужих людей, отдалившихся от высоких истин, придающих чересчур большое значение этой ветоши, этому бренному искусству человеческому, которое, конечно, есть червь и тля. Но нам сдается, что к ясному и верному сознанию мировой Истины можно прийти только путем широкого изучения деятельности человеческой мысли, а не узкою сосредоточенностью сухого рассудка и высокомерным презрением ко всему, чего мы не знаем и чему нас не учили»56,—этими словами С. Д. Шереметева, написанными по поводу уникального Остафьевского собрания князей Вяземских, можно закончить краткую характеристику человека, чьи заслуги в научной и общественной деятельности еще ждут своего признания.
1 Мемуары графа С. Д. Шереметева/Сост. Л.И. Шохин. М., 2001. С. 19-22, 414.
2 Там же. С. 22.
3 Мемуары графа С. Д. Шереметева. Т. 2.1 Сост. К. А. Ваха, Л. И. Шохина. Подгот. текста и примеч. Л. И. Шохина. М., 2005. С. 197-198.
4 [Ковалева М. Д.] Сергей Дмитриевич Шереметев (1844-1918) II Шереметевы в судьбе России: Воспоминания. Дневники. Письма I Авт.-сост. А. И. Алексеева, М. Д.Ковалева. М., 2001. С. 199; Ковалева М. Д. Старая Москва графа Сергея Шереметева. М., 2003. С. 55.
5 Об «особой любви к истории, историческим реликвиям, памятным местам» как «родовом» качестве Шереметевых писала М. Д. Ковалева (См., например:
Ковалева М. Д. Граф С. Д. Шереметев как историк рода II Культурное наследие российской эмиграции. Т. 1. М., 1994. С. 455-458).
6 Цит. по: Ковалева М. Д. Старая Москва графа Сергея Шереметева. С. 58.
7 РГИА. Ф. 1088. Оп. 2. Д. 1. Л. 21-25; Мемуары графа С. Д. Шереметева. С. 414-493.
8 С журналом «Колокол», издававшимся за границей «врагом трона и династии» А. И. Герценом, внимательно знакомился и наследник и, хотя «с удивлением обнаруживал, что некоторые нелицеприятные оценки и суждения Герцена, касающиеся высших должностных лиц империи, порой совпадали с его собственными», пришел к тем же выводам о путях развития России, что и С. Д. Шереметев (Боханов А. Н. Император Александр III. М., 1998. С. 148).
9 Из писем с Рущукского отряда. 1877 г. / Гр. С. Д. Шереметева// Старина и новизна: Исторический сборник. Кн. 2. СПб., 1898. С. 322.
10 Цит. по: [Ковалева М.Д.] Сергей Дмитриевич Шереметев (1844-1918). С. 201.
11 РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 2983. Л. 62 и др.
12 РГИА. Ф. 1088. Оп. 2. Д. 1. Л. 21-25.
13 См., например: [Шереметев С. Д.] Император Александр III в Карданахе в 1888 г. //Старина и новизна. Кн. 7. СПб., 1904. С. 275-279.
14 Александр III: Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2001. С. 378.
15 СныткоН. Остафьево II Наше наследие. 1988. № 6. С. 145.
16 Историки часто жили и трудились в усадьбах С. Д. Шереметева. В Михайловском были даже «барсуковские комнаты», а сумевшему произвести «наиприятнейшее» впечатление Б. Д. Грекову (которого С. Д. Шереметеву рекомендовал С.Ф. Платонов для описания библиотеки в Михайловском), работавшему там каждое лето с 1910 по 1913 гг. и одновременно писавшему магистерскую диссертацию, на зиму была предоставлена комната в особняке Шереметевых на Воздвиженке, чтобы ему «было удобно заниматься в Московских архивах» (Письма Б. Д. Грекова С. Д. Шереметеву I Публ. В. Г Бухерта II Отечественные архивы. 1994. № 3. С. 81-83; Археографический ежегодник за 1994 год. М., 1995. С. 222-226).
17 Шевелева О. И. Жизнь городской и загородной усадьбы во второй половине XIX-начале XX вв. (на примере Воздвиженского дома и усадьбы Михайловское Шереметевых) II Русская усадьба. Вып. 5. М., 1999. С. 205-206.
18 Цит. по: Ковалева М. Д. Старая Москва графа Сергея Шереметева. С. 109.
19 Беляев Иван Степанович (1860-1918) — историк, архивист, сотрудник Московского архива Министерства юстиции (с 1886 г.), член Общества истории и древностей Российских, Общества любителей древней письменности, Московского археологического общества.
20 Шохин Л. И. С. Д. Шереметев-историк в своих дневниковых записях// Археографический ежегодник за 1994 год. М., 1995. С. 201; Шевелева О. И. Жизнь городской и загородной усадьбы... С. 208.
21 Мусин-Пушкин Вл. Золотой век русской семьи II Шереметевы в судьбе России... С. 241.
22 Лопарее X. Описание рукописей Императорского Общества любителей древней письменности. Ч. 1-3. СПб., 1892-1899.
23 Пятидесятилетний юбилей графа С. Д. Шереметева II Исторический вестник. 1913. № 7. С. 374.
24 РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 3730. Л. 82.
25 Там же. Д. 4158. Л. 9-9 об.
26 Пресняков А. Е. Реформа архивного дела II Русский исторический журнал. 1918. Кн. 5. С. 221-222.—См. также: Чирков С.В. О применении термина
«археография» в начале XX в. II Археографический ежегодник за 1981 год. М., 1982. С. 21-25.
27 В отечественной историографии деятельность ОЛДП и ОРРИП не получила объективной оценки: в советских пособиях по истории археографии и в общих историографических курсах их авторы эти общества обычно или вообще не упоминали (см., например: Софинов П.Е Из истории русской дореволюционной археографии. М., 1957; Корнева И. П., Тальман Е.М., Эпштейн Д.М. История археографии в дореволюционной России. М., 1969), или давали им предельно краткую критическую характеристику (Дмитриев С. С. Русские справочные издания по истории СССР II Дмитриев С. С., Федоров В. А., БовыкинВ.И. История СССР периода капитализма. М., 1961. С. 184; Очерки истории исторической науки в СССР. Т. III. М., 1963. С. 580). Подробно об их истории см.: Мещенина А. А. С. Д. Шереметев: деятельность в области организации русской исторической науки конца XIX - начала XX вв.: Дис. ... канд. ист. наук. СПб., 2004.
28 Кондаков Н. П. Воспоминания и думы I Сост. И. Л. Кызласовой. М., 2003. С. 178.
29 РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 5108.
30 МещерскийВ.П. Воспоминания. М., 2001. С. 80-81.
31 Цит. по: АлексееваА.П. «На достоинствах нравственных, а не на силе...»//Человек. 1991. № 6. С. 149. — О том, как помогали крестьяне своим бывшим владельцам, лишенным всяких средств к существованию в 1920-е гг., см.: ЕрошокЗ. Шереметевы //Комсомольская правда. 1990. 23 мая.
32 РГИА. Ф. 1088. Оп. 2. Д. 1. Л. 21-25.
33 Подробный перечень должностей и наград С. Д. Шереметева см.: Сборник биографий кавалергардов. 1826-19081 Под ред. С. Панчулидзева. Т. 4. СПб., 1908. С. 241-243; Шереметевы в судьбе России... С. 414-415.
34 См.: Шохин Л. И. 1) Дневниковые записи С. Д. Шереметева о С.Ю. Витте II Отечественная история. 1998. № 2. С. 149-163; 2) Дневниковые записи С. Д. Шереметева о П. А. Столыпине II Археографический ежегодник за 2001 год. М., 2002. С. 360-371.
35 Краско А. В. Жизненный путь и творческое наследие графа С. Д. Шереметева II Известия Русского генеалогического общества. Вып. 2. СПб., 1995. С. 14.
36 [КовалеваМ.Д.] Сергей Дмитриевич Шереметев (1844-1918). С. 203.
37 Там же.
38 Цит. по: Там же. С. 202.
39 Так, например, А.А. Половцов отметил в своем дневнике 11 декабря 1891 г. следующее: «Шереметев сообщает о занимающем его теперь разыскании исторических документов, доказывающих, что самозванец был не Лжедмитрий, а настоящий царевич. Со стороны гр. Шереметева подобное исследование быть может неуместно» (Дневник государственного секретаря А.А. Половцова. Т. II. 1887-1892 гг. М., 1966. С. 398).
40 Большинство историков XIX в. сходились в том, что истинный царевич Дмитрий, то есть сын Ивана Грозного и Марии Нагой, погиб в Угличе 15 мая 1591 г., однако даже придерживавшиеся мнения о том, что царевич был спасен и Лжедмитрий и Дмитрий Угличский одно и то же лицо, А. С. Суворин и К. Ф. Ва-лишевский считали версии С. Д. Шереметева лишь «предположениями» либо «чересчур смелыми», либо «построенными на фактических ошибках». Вместе с тем писатель и историк К. Ф. Валишевский отмечал: «Смерть маленького Дмитрия в Угличе научно не доказана. Я позволю себе еще раз прибавить, что хотя историческая критика в России, по соображениям не строго научного характера, все еще далека от признания этого предварительного сведения, а все же в последнее время несколько приблизилось к нему. И может быть, решительный шаг был бы уже сделан, если бы книга графа Шереметева — труд долгих лет — вышла в свет. Но вряд ли можно надеяться, что будет издана в близком будущем и что мы познакомимся доподлинно с теми документами и новыми обстоятельствами, на которых основано убеждение автора, находившегося в наиболее благоприятных условиях для того, чтобы черпать прямо из источников, даже таких, которые недоступны большинству ученых» (Валишевский К. Ф. Смутное время. М., 1989. С. 50-51).
41 Шохин Л. И. Неопубликованная работа С. Д. Шереметева о Смутном времени «Лев Сапега и Федор Шереметев» II Археографический ежегодник за 1994 год. М., 1995. С. 186.
42 РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 2985. Л. 21.
43 См., например: Шереметев С. Д. 1) По поводу родословия Нагих//Известия Русского генеалогического общества. 1900. Вып. 1. С. 3-6. Отд. отт. СПб., 1900; 2) Царевна Феодосия Федоровна 1592-1594 гг. II Старина и новизна. Кн. 5. СПб., 1902. С. 235-309; 3) От Углича к морю студеному//Там же. Кн. 7. СПб., 1904. С. 200-254. Отд. отт. СПб., 1904; 4) Дело Дмитрия Битягов-ского//Известия Русского генеалогического общества. 1903. Вып. 2. С. 32-45; 5) «Тушинцы» II Летопись Историко-родословного общества в Москве. Вып. 2 М., 1907; 6) Ближняя дума царя Федора Ивановича. М., 1910; и др.
44 РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 2985. Л. 21. — Это письмо совершенно опровергает мнение Э.В. Колосовой о С. Д. Шереметеве-историке, который будто бы «не стремился к документальной точности своего повествования» и «свою задачу он понимал иначе — эмоциональным воздействием на читателя внушить ему свои мысли, чувства, переживания, сделать читателя единомышленником, союзником в борьбе за возвращение к “седой старине”» (Колосова Э. В. Личные архивы историков и историография// Советские архивы. 1971. № 4. С. 23-24).
45 Академик С.Ф. Платонов: Переписка с историками. Т. I: Письма С.Ф. Платонова, 1883-1930/ Сост. В.Г. Бухерт. М., 2003. С. 46.
46 Там же. С. 54, 58.
47 РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 2985. Л. 21.
48 Письма Константина Николаевича Бестужева-Рюмина о Смутном времени. (1892-1896). СПб., 1898. С. 20.
49 РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 2985. Л. 20.
50 Цит. по: [КовалеваМ.Д.] Сергей Дмитриевич Шереметев (1844-1918). С. 203.—В настоящее время обнаружено и письмо самого В. О. Ключевского, в котором он высказывает свои соображения о научных трудах С. Д. Шереметева (Неизвестное письмо В. О. Ключевского С. Д. Шереметеву / Публ. Л. П. Шохина II Ключевский: Сб. материалов. Вып. 1. Пенза, 1995. С. 342-343).
51 Прокофьев С. О. Тайна царевича Дмитрия. М., 2001. С. 200.
52 Шереметев С. Д. 1) Старая Воздвиженка. СПб., 1892; 2) Воздвиженский наугольный дом сто лет назад. Вып. 1-2. М., 1899-1904; 3) Романов двор на Воздвиженке. СПб., 1911.
53 Цит. по: Ковалева М. Д. Старая Москва графа Сергея Шереметева. С. 132, 134.
54 См., например: Шереметев С. Д. 1) Остафьево. СПб., 1889; 2) Покров-ское. СПб., 1891; 3) Останкино. СПб., 1897; 4) Кусково. М., 1898; 5) Введенское. М., 1900; 6) Вяземы. М., 1906; 7) Михайловское. М., 1906; и др.
55 См. об этом: МещенинаА.А. Путевые заметки С. Д. Шереметева II Мавро-динские чтения. 2008. Петербургская историческая школа и российская историческая наука: дискуссионные вопросы истории, историографии, источниковедения: Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения профессора В. В. Мавродина. СПб., 2009. С. 590-594.
56 Шереметев С. Д. Остафьево. С. 4.
