7. Османов А.И. Аграрные преобразования в Дагестане и переселение горцев на равнину (20-70-е годы XX в.). Махачкала: Ин-т истории, археологии и этнографии ДНЦ РАН, 2000. 328 с.; Карпов Ю.Ю., Капустина Е.Л. Горцы после гор. Миграционные процессы в Дагестане в XX - начале XXI века: их социальные и этнокультурные последствия и перспективы. СПб.: Петербургское востоковедение, 2011. 450 с.
8. См., напр.: Стародубровская И.В., Зубаре-вич Н.В., Соколов Д.В. и др. Северный Кавказ: модернизационный вызов. М.: Издательский дом "Дело", 2011. 328 с. Соколов Д., Магомедов Х., Силаев Н. Источники конфликтов и развития на Северном Кавказе. Доклад Кавказского центра проектных решений // Кавказский узел. [Электронный ресурс]. URL: http://www.kavkaz-uzel.ru/ articles/222451/; Агларов М.А. Сельская община в Нагорном Дагестане в XVII - начале XIX в. (Исследование взаимоотношения форм хозяйства, социальных структур и этноса). М.: Наука, 1988.
236 с.; Дибиров А-Н.З. Дагестанский суперэтнос и проблема этнического национализма // Двадцать лет реформ: итоги и перспективы: Сб. статей. / Под общ. ред. М.К. Горшкова, А.-Н.З. Дубирова. М.-Махачкала: Наука, 2011. С. 530-543.
9. Адиев А.З. Земельный вопрос и этнополитиче-ские конфликты в Дагестане. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ ЮФУ, 2011. 144 с.
10. Брежитская Е., Патрушев Н. На Северном Кавказе нарастает религиозный экстремизм // Российская газета. 2013 г. 29 мая. [Электронный ресурс]. URL: http://www.rg.ru/2013/05/29/reg-skfo/ patrushev.html.
11. Ярлыкапов А.А. Проблемы ваххабизма на Северном Кавказе. М.: ИЭА РАН, 2000. 28 с.
12. Межэтнические и конфессиональные отношения в Северо-Кавказском федеральном округе: экспертный доклад / Под общ. ред. В.А. Тишкова. М.: ИЭА РАН; Ставрополь: Изд-во СКФУ, 2013. С. 92.
12 октября 2013 г.
УДК 316.33
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ КАК ФАКТОР ПОСТСОВЕТСКОЙ РЕИНТЕГРАЦИИ РОССИИ
А.М. Кумыков, А.В. Сериков
Социальная память - одна из форм бытия общества и личности, когда обращенность человеческого разума в будущее обусловливает постоянную актуализацию тех или иных пластов индивидуальной и коллективной памяти. Во-прошание памяти является онтологической потребностью, удовлетворение которой дает возможность обществу и человеку выбирать способы и пути решения современных задач. Идентичность в понимании ценностно-смыслового содержания социальной памяти всеми субъектами коммуникации способствует правильному восприятию и интерпретации переданного сообщения. Установлению понимания между субъектами коммуникацион-
Кумыков Ауес Мухамедович - доктор философских наук, профессор, проректор Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М. Бербекова, 360004, Республика Кабардино-Балкария, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173, e-mail: [email protected], т. 88662)422532.
Сериков Антон Владимирович - кандидат социологических наук, доцент, декан отделения "Ре-гионоведение" Южного федерального университета, 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 160, e-mail: [email protected], т. 8(863)2506398;
ной деятельности способствует прежде всего однозначное восприятие смыслов социальной памяти.
Посредством этих смыслов, отражающихся в сознании и действиях ее субъектов, осуществляются коммуникационные процессы. Социальная память - это движение смыслов в социальном пространстве и времени и поэтому точное и правильное восприятие этих смыслов в процессе коммуникации способствует пониманию ценностно-смыслового мира предыдущих поколений и, возможно, дальнейшему движению в русле воспринятых традиций и ценностей.
Вся мировая история свидетельствует, что интерес к опыту прошлого обостряется
Auyes Kumykov - Doctor of Philosophy, professor, the vice rector of the Kabardino-Balkarian State University named by Kh.M. Berbekov, 173, Chernishevskiy Street, Nalchik, Kabardino-Balkaria, 360004, e-mail: profkbsu@ mail.ru, tel. +7(8662)422532.
Anton Serikov - Ph.D. in Sociology, associate professor, dean of Faculty "Regional Studies" at the Southern Federal University, 160, Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: [email protected], tel. +7(863)2506398;
в эпохи социальных потрясений и катаклизмов, когда человек и общество пытаются найти логику и смысл в череде событий и перемен. Социокультурные и политические проблемы современной российской действительности придают этому особую остроту: политическое и юридическое сведение счетов с прошлым; критика официальных версий истории и возвращение на поверхность вытесненных воспоминаний; смена идеологии забвения идеологией памятования и национально-культурного наследования и преемственности культур; активное развитие мемориальных практик и генеалогических изысканий; повышенное внимание к сбору архивов и открытию "памятных мест" - все это является свидетельством того, что перед обществом стоит ощутимая потребность в формировании системы представлений и идей, репрезентирующих "коллективную память" народа [1].
Проблема социальной памяти как коллективной памяти о прошлом становится особенно актуальной в постсовременных обществах, находящихся в состоянии непрерывного становления, и, следовательно, разрушения старых форм социальной жизни и динамичного потока инноваций. При этом важно сохранить устойчивость общества. В ответ на навязывание "сверху" новых идей, представлений и опыта большинство склонно замыкаться в своем локальном мире, абсолютизировать его ценности. В условиях трансформации России в постсовременное общество происходит архаизация коллективных идентичностей, усиливается непринятие иных социокультурных идентичностей, даже тех, которые сосуществовали вместе длительное время. Возникает стремление использовать прошлое как аргумент социокультурной нетерпимости, спроектировать "новую историю". Так возникает множественность картин мира, однако эта множественность неплодотворна -это расколотая социальная память [2].
Смысловые взаимосвязи актуализации исторического прошлого и распространения социальной амнезии проявляются в условиях, когда отечественная интеллектуальная элита, не способная прийти к консенсусу относительно будущего страны, продолжает спорить и о прошлом, конструируя его различные образы. Апелляция к историческому прошлому, политико-идеологическое обоснование с по-
мощью этого прошлого различных проектов преобразований - все это предопределяет социально-философскую рефлексию феномена актуализации исторического прошлого в аспекте конкуренции различных философ-ско-исторических воззрений и проблематики "мобилизации прошлого" в идеологических практиках современной политической и интеллектуальной элиты.
В процессе разработки понятийно-теоретического инструментария анализа и интерпретации современной российской трансформации история и историческое познание выступают как рефлексия социальности. Социальные и духовные процессы современной эпохи не просто обострили проблему предназначения исторического знания, но и заставили во многом по-новому взглянуть на его сущность. Объем социального знания стремительно увеличивается. В проблемное поле знания входит все более широкий круг явлений, тем, сюжетов.
Все большее значение обретают идеологические практики как процесс производства идеологии в качестве атрибута политической борьбы. Многие исторические концепции и воззрения противоборствовали не только как теоретические конструкты, но и как идеологические и политические практики. Одни идеи и теории оказываются востребованными властными структурами, партиями, движениями в целях создания соответствующих идеологем. Теоретические знания обретали нормативный статус и преобразовывались в программы практических действий.
Смысловые взаимосвязи актуализации исторического прошлого и распространения социальной амнезии в российском обществе проявляются в политизации истории. Как полагает отечественный историк А.И. Миллер, политизация истории - "неизбежная и неизбывная вещь". Она начинается уже на индивидуальном уровне: в своих исследованиях всякий историк в большей или меньшей степени находится под влиянием современной ему общественной ситуации, собственных политических взглядов, а также национальной, религиозной, социальной идентификации. В определенном смысле эта связь является источником постоянного развития и обновления истории, потому что новое время и ситуация, равно как и личный опыт, каждый раз под-
талкивают историков к постановке новых вопросов. В той мере, в которой различные группы историков подвержены сходным воздействиям политических факторов, мы можем говорить о том, как политизация истории функционирует не только на индивидуальном, но и на групповом уровне. Мы часто говорим также о делении историков по их политическим предпочтениям, которые оказывают влияние и на методологические подходы, -отсюда такие термины, как "либеральные историки", "консервативные историки", "историки-марксисты" и т. д. [3].
Большую роль в распространении социальной амнезии в виде экспансии исторического беспамятства играет также упрощение, примитивизация истории. Распространение социальной амнезии в виде экспансии социального беспамятства проявляется в искажении и частичной утрате в обществе памяти о прошлом, в размывании чувства самоценности истории и наличии искаженного опыта прошлого. Социальная амнезия ведет к дезорганизации социальной памяти как символической реконструкции прошлого в настоящем и совокупности социокультурных практик, осуществляющих отбор и преобразование социальной информации в знание о прошлом в целях сохранения и трансляции культурного опыта.
Историческое сознание обретает функцию социальной регуляции. Эмоционально нагруженные представления об исторических фактах, событиях, выдающихся деятелях, героях и антигероях играют роль ценностных ориентиров, определяющих оценку современной действительности и поведение людей. При этом важнейшая составляющая исторического сознания - чувство гордости за историческое прошлое своего народа. Именно оно обусловливает его национальное достоинство и позитивную идентичность. И наоборот, негативная историческая память актуализирует девиантные социальные процессы, связанные с экстремизацией, агрессией, межнациональными конфликтами [4].
Через рецепцию посредством социокультурных практик прошлое входит в настоящее, но в силу противоречивого восприятия и неоднозначной интерпретации политическими элитами и различными социальными группами событий, сюжетов и образов прошлого
оформляются "лакуны памяти" и формируется неупорядоченная (неустойчивая) социальная память.
Смысловые взаимосвязи актуализации исторического прошлого и распространения социальной амнезии в российском обществе обусловлены тем, что социальная трансформация и модернизация у нас наталкиваются на элементы архаики, традиционализма и пласты мифологического мышления. Недавний крах тоталитарной мифологии в России не привел к демифологизации общественного и исторического сознания. Скорее наоборот, он стал мощным стимулом нового мифотворчества. Общество, существующее в мифологическом пространстве, не способно эффективно развиваться. Человек, обуреваемый мифами, не способен рационально мыслить и эффективно действовать в конкурентной среде.
Изменение политической системы и демократизация общественной жизни способствовали возрождению таких идеологий, как либерализм, консерватизм, радикальные политические течения. Однако новым идеологиям не удалось полностью заполнить образовавшийся после крушения былой идеологической монополии духовный и психологический вакуум, что отразилось в тенденциях деидеологизации и широкого применения политических и информационных технологий, а взаимные разоблачения выливаются в настоящую "войну мифов".
Чтобы умножить возможности и способности общества к социальным преобразованиям, в социальную память возвращается с помощью реконструкции память тех групп общества, которые потерпели социополитиче-ское поражение на предыдущих исторических этапах или были маргинальными или деви-антными. Эти социальные группы (например, в современной России священнослужители, предприниматели, дворянство и т.д.) получают новый исторический шанс: предложить, проведя "работу с памятью" (П. Рикер), свой вариант трансформации, опираясь на свои базовые, социокультурные традиции. Более успешными во влиянии на сознание масс окажутся те, кто встроит в свою модель реинтерпретации из памяти других социальных групп (больше-лучше), продемонстрировав понимание, сострадание, стремление к интеграции. Поэтому социальная агрессия
по отношению к советскому прошлому, коммунистам и их сторонникам вредит в первую очередь влиянию этих новых социальных групп с их моделями трансформаций, а также тормозит процесс реформ [2].
У некоторых народов существуют крайне болезненные образы трагедий прошлого, своего рода тяжелейшие психологические травмы, связанные с огромными жертвами, переломными моментами развития: геноцид армян в 1915 году, холокост у евреев в годы Второй мировой войны, депортация некоторых народов в период Великой Отечественной войны и т.д. Такая память стала ментальной чертой народов, некоторые исследователи даже используют термин "аварийный ген".
В советский период трактовка этих проблем менялась, но трансформации исторических концепций происходили не столько в связи с теоретическими и источниковедческими исканиями, сколько под влиянием изменения идеологических установок ЦК партии.
Особенно остро процессы, связанные с исторической памятью, проходят в настоящее время на Северном Кавказе. В постовет-ский период понимание исторического процесса стало дискретным, российско-кавказские отношения превратились в предмет войны исторической памяти разных народов, а в научном дискурсе - в предмет бескомпромиссной борьбы различных школ и направлений.
Историческая память народов как одна из форм коллективной памяти имеет базовые структуры, но формируется на основе воздействия на исторические образы самых различных факторов: мифов, преданий, семейных традиций, учебных курсов, популярной и научной литературы, СМИ и т.д.
В современных условиях возможности коррекции и регулирования исторической памяти, образов тех или иных событий в общественном сознании на основе современных коммуникативных технологий многократно возросли, но не стали всемогущими. Для длительного, стратегического процесса такие технологии должны опираться на особенности исторической памяти и отдельных интерпретаций фактов в научном историческом дискурсе, иначе они в лучшем случае будут иметь лишь ситуативное значение.
В постсоветский период активное распространение получила политическая мифология, построенная на паранаучных интер-
претациях прошлого. Научный исторический дискурс не всегда эффективно влияет на историческую память народа. Но у небольших по численности и компактно проживающих народов исторические исследования, их результаты довольно быстро получают широкое распространение (в традиции публикация больших исторических очерков в газетах) и становятся частью массового этнического сознания [5].
Таким образом, смысловые взаимосвязи актуализации исторического прошлого и распространения социальной амнезии в российском обществе обусловлены тем, что в ходе развернувшейся в России социальной трансформации "конструируемое историческое прошлое" остается неустойчивым. В обществе отсутствует согласие относительно желательного будущего страны, отсюда и неутихающая полемика об историческом прошлом. В результате формируется исторический нарратив власти, обусловленный ее политическими претензиями и идеологическими мотивациями.
Социокультурные условия и факторы проявления в российском обществе социальной амнезии связаны с тем, что социальная память, транслирующая ценностно-смысловое содержание прошлого, позволяет субъектам идентифицировать свое бытие с бытием предшествующего поколения.
Через рецепцию посредством социокультурных практик прошлое входит в настоящее, но в силу противоречивого восприятия и неоднозначной интерпретации политическими элитами и различными социальными группами событий, сюжетов и образов прошлого оформляются "лакуны памяти" и формируется неупорядоченная (неустойчивая) социальная память. Смысловые взаимосвязи актуализации исторического прошлого и распространения социальной амнезии в российском обществе обусловлены тем, что социальная трансформация и модернизация у нас наталкивается на элементы архаики, традиционализма и пласты мифологического мышления.
ЛИТЕРАТУРА
1. См.: Лебедева Г.В. Память и забвение как феномены культуры. Автореф. дис. ... канд. философ. наук. Екатеринбург, 2006. 26 с.
2. Лыкова В.В. Роль социальной памяти в трансформации России // Конференции НИУ-ВШЭ. [Электронный ресурс]. URL: http://regconf.hse.ru/upl oadsZ70d32e11850192f95d07275c0f27258e46938396.doc
3. Миллер А. Россия: власть и история // Pro et Contra. 2009. № 3-4. С. 6.
4. Глушко В.С., Сериков А.В. Социальная стабилизация в российском обществе: роль регулирования миграционных процессов // Научная мысль Кавказа. 2010. № 4. С. 12.
5. Patrakova V.F., Chernous V.V. The Caucasian War and the Circassian problem in the historical memory and historiographical myths // Olympic games and information warfare. Rostov-on-Don, 2012. Р. 9-10.
5 ноября 2013 г.
УДК 37(470.6)
РОЛЬ КАВКАЗСКОЙ ЭЛИТЫ В СТАНОВЛЕНИИ ПОЛИЭТНИЧЕСКОГО РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА
П.А. Кузьминов, М.С. Тамазов
Напрашиваются сразу два уточнения. Первое - история и культура России, кто бы и как бы к этому не относился, творились и творятся множеством российских народов. Наш небольшой дискурс будет касаться фактов истории и культуры, иллюстрирующих этот тезис. И второе уточнение - речь будет идти, главным образом, об адыгах, поскольку "ни счесть всех" выдающихся кавказцев, причастных в самом добром смысле слова к истории и культуре России, начиная с древнейших времен.
Россия - с момента первых шагов становления - полинациональное государство. Оно формировалось на протяжении столетий с помощью соглашений, завоеваний или поиска "земли за горизонтом", включая в свой состав близлежащие территории Восточной Европы, Прибалтики, Крыма, Кавказа, Азии. Характерной чертой становления и развития государственности было комплиментарное отношение к элитам присоединенных народов, что давало возможность, во-первых, приглашать на службу наиболее выдающихся представителей этих народов, укрепляя тем самым свой военный потенциал, и, одновременно, ослабляя сопредельные общества;
Кузьминов Петр Абрамович - доктор исторических наук, профессор кафедры истории России Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М. Бербе-кова, 360004, Республика Кабардино-Балкария, г Нальчик, ул. Чернышевского, 173, e-mail: [email protected];
Тамазов Муслим Султанович - кандидат исторических наук, доцент, заведующий кафедрой всеобщей истории Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М. Бербекова, 360004, Республика Кабардино-Балкария, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173, e-mail: [email protected].
во-вторых, пополнять количественно и качественно сословие дворян-бояр, в-третьих, развивать традиции полиэтничного симбиоза, восходящие к эпохе расширения Московского великого княжества, которое принимало на службу всех, кто умел держать меч, щит, копье [1, с. 250]. Ведь полиэтничность является постоянной константой российской истории с XVI века [2].
Типичной для российской государственности была кооперация с княжеско-дворян-скими этническими общностями, которые по своему социально-политическому положению соответствовали русскому дворянству, т.е. представляли собой оседлое, владеющее землей военное сословие. Они легко входили в состав российского наследственного дворянства [3].
Такая политика привела к тому, что в первой половине XIX в. среди потомственных дворян России нерусских было значительно больше, чем русских*. Интересы Его Величества и лояльность новых поддан* Эта тенденция начала формироваться еще в XVI в. По подсчетам Д.А. Валуева - известного историка-славянофила - в Разрядной книге XVII в. указывалось, что "на 36 непришлых дворянских родов приходится 551 выехавших в Россию со всех концов света" [4].
Petr Kuzminov - Doctor of History, professor of the Department of History of Russia at the Kabardino-Balkarian State University named by Kh.M. Berbekov, 173, Chernishevskiy Street, Nalchik, Kabardino-Balkaria, 360004, e-mail: [email protected]
Muslim Tamazov - Ph.D. in History, Head of the Department of General History at the Kabardino-Balkarian State University named by Kh.M. Berbekov, 173, Chernishevskiy Street, Nalchik, Kabardino-Balkaria, 360004, e-mail: [email protected]