УДК 94
Попов Михаил Юрьевич
доктор социологических наук,
профессор
popov-52@mail.r
Касьянов Валерий Васильевич
доктор социологических наук, доктор исторических наук, профессор, декан факультета журналистики, заведующий кафедрой истории России факультета истории, социологии и международныхотношений, Кубанский государственный университет culture@kubsu.ru Mikhail Yu. Popov
Doctor of Sociological Sciences, Professor
popov-52@mail.r
Valery V. Kasyanov
Doctor of Sociology, Doctor of Historical Sciences, Professor, Dean of the Faculty of Journalism, Head of the Department of Russian History, Faculty of History, Sociology and International Relations, Kuban State University culture@kubsu.ru
Историческая память и культура общества: динамика и закономерности взаимовлияния. Часть 1.
Historical Memory and Culture of Society: Dynamics and Patterns of Mutual Influence. Part 1.
Аннотация. Тема исторической памяти стала достаточно актуальной у представителей различных гуманитарных наук на протяжении, практически, всей российской истории, когда многочисленные отечественные и зарубежные историки и политики, по самым разным причинам, пытались ее наполнить содержанием, не всегда соответствующим исторической правде.
Авторы данной публикации, отмечая решающую роль этого феномена в цивилизационном развитии общества, высказывают мнение о том, что и историческая память, и культура общества находятся в глубокой взаимозависимости, определяя динамику и вектор развития научного знания; именно поэтому ими в данном исследовании акцентировано внимание на необходимости исследования этой проблемы в столь сложный для нашей страны период ее истории.
Ключевые слова: история, культура, историческая память, культурный код, современное российское общество, фальсификация истории, вестернизация.
Annotation. The topic of historical memory has become quite relevantamong representatives of various humanities throughout almost the entirenational history, when numerous domestic and foreign historians and politicians, for a variety of reasons, tried to fill it with content that does not always correspond to the objective course of history. The authors of this publication, noting the decisive role of this phenomenon in the civilizational development of society, express the opinion that both historical memory and culture of society are in deep interdependence, determining the dynamics and vector of development, focusing attention in this study on the need to focus on this problem of domestic scientists in such a difficult period of its history for our country.
Key words: history, culture, historical memory, cultural code, modern Russian society, falsification of history, Westernization.
Тема исторической памяти стала достаточно актуальной у представителей различных гуманитарных наук на протяжении, практически, всей отечественной истории, когда многочисленные отечественные и зарубежные историки и политики, по самым разным причинам, пытались ее наполнить содержанием, не всегда соответствующим объективному ходу исторических процессов.
Если обратиться к трактовке этого феномена, то под исторической памятью понимают систему социокультурных методов и институтов, контролирующих и преобразующих важное для настоящего времени социальное знание в информацию о прошлом для передачи новым поколениям накопленного опыта общественного быта. Ее составными элементами является набор передаваемых из поколения в поколение исторических сообщений, мифов, субъективно преломленных рефлексий о событиях прошлого. Является видом коллективной (или социальной) памяти[1].
Основатель теории исторической памяти М. Хальбвакс, высказал идею о ней как о важнейшем факторе самоидентификации социальной или любой группы, выделяя в ее структуре коллективную историческую память, утверждая, что она представляет собой непрерывный ход мыслей и сохраняется только в сознании той группы, которая ее поддерживает... Другими словами, историческая память «конечна», она «умирает» с естественным уходом тех групп, которые являлись ее непосредственными или ближайшими носителями[2, c. 26].
Эта точка зрения привела его к мысли о том, что одновременно существуют несколько вариантов коллективной памяти. Это определяется существованием многих групп, и в жизни человека оказывается связанной не с одной, а со многими из них. У каждой из этих групп - своя история[2, c.26].
Развивая эту мысль, В.В. Касьянов отмечал, что историческая память восходит к ранним исследованиям социальной и культурной памяти, поэтому ее по праву можно считать более ранней формой рефлексивной рецепции человеческого бытия, ибо пусковым механизмом ее формирования и развития являются описания далекого исторического прошлого, материально запечатленного и сохраненного в письменных источниках и артефактах[3].
По утверждению В.В. Касьянова, память обладает таким важным свойством, как избирательность (впрочем, как и всякая память); это проявляется в том, что она, оперируя различным набором фактов, акцентирует внимание на одних и абстрагируется от других событий, тем самым, предавая их нивелированию и забвению[3]; и письменная история нашей страны является ярким подтверждением представления об исторической памяти, высказанных этим ученым.
Объектом обостренного внимания к исторической памяти со стороны исследователей стали события в СССР почти сорокалетней давности (с середины 1980-х гг.), получившие название «перестройка», когда стало очевидным, что многие процессы и события в истории нашей страны были искажены и фальсифицированы в угоду политических интересов руководства СССР, которое предпринимало немалые усилия в направлении переформатирования исторической памяти у своих граждан на коллективном и индивидуальном уровнях, начиная, фактически, с первых дней советской власти, объявившей «красный террор» в отношении представителей дворянства, промышленников, купечества, священнослужителей и других слоев населения, отнесенных ее идеологами к классово враждебным элементам, который спровоцировал Гражданскую войну; её жертвами с обеих сторон стали около 10 миллионов человек.
Одним из последствий этих трагических событий в истории нашей страны, помимо миллионов погибших и более двух миллионов эмигрантов, стало появление в нашей стране такой категории ее граждан, как «лишенцы», то есть, представители, так называемых, «чуждых элементов» или «эксплуататорских элементов», которые квалифицировались как нетрудовой элемент и поэтому лишались избирательных прав, а заодно - и большинства остальных прав гражданина Республики Советов[17]. Юридическое закрепление этого нового института бесправных групп населения получило закрепление в ст. 65 первой Конституции РСФСР в 1918 г., где указывались отдельные категории граждан, к которым применялись поражения в правах. Так, не могли избирать и не могли быть избранными кулаки, бывшие офицеры царской армии, полицейские, жандармы и охранники царской семьи. К лишенцам, то есть, к юридически мертвым, причислили и тех, кто использовал труд наёмных работников или жил на нетрудовые доходы, например, на проценты от вклада в банке. Лишились гражданских прав и священнослужители, в том числе, монахи. Наравне с ними, в категорию
лишенцев входили и душевнобольные, и лица, находящиеся под опекой, и преступники, совершившие тяжкие преступления. Попадали под 65 статью и те, кто открыто не поддерживал новый строй. Словом, в СССР пытались избавиться от всех потенциально контрреволюционных элементов, угрожавших существованию новой власти. В результате подобной «фильтрации» наших соотечественников на благонадежных и чуждых им элементов, пораженными в их гражданских правах оказался один миллион человек, а два года спустя, после принятия Конституции СССР к юридически мертвым были отнесены уже более трёх с лишним миллионов человек. При этом к лишенцам причислялись и члены их семей, не учтённые в переписи, поэтому, фактически, эта цифра была в несколько раз больше[18]. И в таком положении эта часть населения нашей страны находилось до принятия Конституции СССР 1936 года, в соответствии с которой, им предоставлялись избирательные права, но еще до 1961 года их дети по-прежнему не могли поступать в вузы, а родители - занимать какие-либо должности, вступать в профсоюзы и т.д.; при заполнении же анкет нужно было ответить на вопрос: «Лишались ли вы права голоса, когда и за что?»[18]. Поэтому не случайно на протяжении всей своей жизни несколько поколений наших соотечественников, преследуемые страхом быть пораженными в своих правах (читай - во избежание репрессий), старались скрыть историю своего происхождения, в том числе, и от членов своих семей, что привело к тому, что, фактически, официальная история семьи для большинства советских людей ограничивалась советским периодом, хотя, по нашему убеждению, именно семья является базовым носителем исторической памяти поколений. Ведь, не случайно, в патриархальной традиции, и не только русских семей, было сохранение их истории, но, чаще всего, в устной форме, и эти истории передавались из поколения в поколение до тех пор, пока они не стали ставить под угрозу безопасность самой семьи.
В контексте борьбы советской власти в направлении «очищения» общества от классово чуждых и враждебных элементов в ходе реализации программы построения социализма в отдельно взятой стране, проходила коллективизация, в ходе которой под репрессии попала трудолюбивая и зажиточная часть крестьянства, так называемые, кулаки, которые не только «раскулачивались», то есть, фактически, лишались собственности в пользу создаваемых колхозов, но и выселялась из европейской части СССР в его восточные неосвоенные районы. Для многих раскулаченных, выселенных из родных мест, подобное «переселение» означало смерть от голода и болезней, что пополнило статистику жертв принудительной коллективизации, в результате которой в эти годы страна столкнулась с продовольственным кризисом, приведшим к массовому голоду; его жертвами стали более полутора миллионной человек. Естественно, что в подобных условиях не могло быть речи о сохранении и передаче семейной исторической памяти новым поколениям, которую, нередко, и передавать уже было некому.
Не менее «яркий» след в исторической памяти поколений советских людей оказал и террор, организованный руководством СССР во второй половине 1930-х гг., когда репрессиям подверглись сотни тысяч руководителей и рядовых граждан по обвинениям в контрреволюционных заговорах, в работе на иностранные разведки, в подрывной деятельности против советской власти и т.д. И подобные действия государства в отношении к своим гражданам вполне логично вписывались в сталинскую концепцию обострения в обществе классовой борьбы в процессе построения социализма.
Страх ответственности советских людей за участие своих предков в событиях, которые могли нанести вред советскому государству, был заложен в структуру советской идеологии, что можно проиллюстрировать на примере анкет, заполняемых ими, например, при приеме на работу в правоохранительные органы или на государственную службу, перед предстоящей поездкой за рубеж, где они должны были ответить на вопросы о наличии судимости у своих ближайших родственников, об их пребывании в плену или проживании на территориях, оккупированными фашистами во время Великой Отечественной войны, о наличии родственников за границей. Наличие же в истории семьи анкетируемого подобных фактов неминуемо становилось источником проблем для этого человека, вплоть до запрета на профессию, попадание под категорию «невыездных» за пределы страны, поэтому вполне естественным было стремление представителей старших поколений скрыть от потомков эти страницы из истории семьи. И эти обстоятельства на протяжении десятилетий советской власти являлось одной из причин фактического стирания исторической памяти или ее переформатирования на уровне микросоциума, появления целых поколений наших соотечественников, «родства не помнящих».
На более масштабном, государственном уровне историческая память социума также периодически подвергалась воздействию, в первую очередь, в политических интересах властных элит, вплоть до фальсификации определенных периодов истории государства. Нередко, для создания иллюзии достоверности своих политических фантазий они вербуют недобросовестных исследователей, которые идут на поводу у политиков из идеологических или меркантильных соображений. Наиболее ярким примером создания исторических легенд в угоду политикам является фантастическая, иного термина она не заслуживает, история украинской «цивилизации», по утверждению авторов которой, она является древнейшей на нашей планете и стала предтечей европейской цивилизации. Одной из известных легенд этих горе-историков является утверждение, что Черное море является искусственным водоемом, выкопанным украми - предками современных украинцев.
Одним из факторов, стимулирующих потребность у властьпридержащих к трактовке некоторых исторических процессов в угоду
их политических интересов, является их стремление принизить достижения предшествующих властей. Так, на протяжении десятилетий, прошедших после победы Октябрьской революции 1917 г., в советской историографии настойчиво пропагандировалась идея о том, что наша страна до этого времени влачила нищенское существование с безграмотным и полуголодным населением. На самом же деле, наша страна была в начале ХХ века одной из ведущих мировых держав по экономическим показателям в результате промышленной революции второй половины XIX века с самым высокой в мире концентрации производства, а темпы роста национального дохода на рубеже 19-20 веков составляли 3,4%, а на душу населения - 1,75% (в странах Западной Европы - 2,7% и 1,6%, соответственно) [4; 5; 6]. Также, например, по общему объему сельскохозяйственного производства она занимала первое место в мире и второе место по протяженности железных дорог, а в 1913 году по абсолютному объему промышленного производства Россия вошла в пятерку наиболее крупных индустриальных держав (наряду с США, Германией, Великобританией и Францией). Ее доля в мировом промышленном производстве составляла 5,3%[4].
В результате демократических преобразований, происшедших в нашей стране после завершения Первой русской революции, в России сформировалась ограниченная монархия, многопартийная система, были реформированы новые органы государственной власти и создана Государственная Дума. В результате активной внешней политики России, по инициативе ее руководства, состоялись 1 -я и 2-я Гаагские конференции с целью ослабления международной напряженности.
Если же касаться темы состояния культуры и образования в дореволюционной России, то привычным для советской историографии был штамп, что наша страна представляла собой территорию, на которой проживало безграмотное, непросвещенное, оболваненное религиозным дурманом население, и только, благодаря Великой Октябрьской социалистической революции, народы, населявшие СССР, вступили на путь цивилизованного развития. Но, как свидетельствуют исследования, проведенные историками образования в постсоветской России, подобный взгляд на состояние просвещения в дореволюционной России не соответствует действительности, так как большой вклад в его развитие вносили хорошо организованная система земского образования[7; 8] и церковно-приходских школ[9; 10], практически, во всех регионах империи.
Так, по сведениям О. Данкира, в 1915 г. в 43 земских губерниях насчитывалось 77 тысяч земских начальных образовательных учреждений, в которых учились почти 8 млн. детей[11]. А по данным А. Суворого, в 1905 г. численность церковно-приходских школ составляла 42696 (46,5% от всех начальных школ Российской империи), в которых обучалось более 500 тыс. детей[12].
Таким образом, в дореволюционной России, в частности, начальное
образование находилось на весьма высоком уровне развития, но просуществовало оно до 1917 года, когда после революционных событий 1917 г. и прихода в стране к власти революционных марксистов, эта образовательная система прекратила свое существование, а ее новая парадигма получила закрепление в достаточно большом количестве нормативных документов, провозглашавших бесплатность и общедоступность образования, которые достаточно продолжительное время оставались декларациями о намерениях в силу многих причин, среди которых следует выделить:
- Гражданскую войну, иностранную военную интервенцию, спровоцировавших экономическую разруху и массовый голод в стране;
- фактическую ликвидацию в течение 1920-х гг. дореволюционной структуры школьного образования;
- проблемы, связанные с созданием системы массового образования в Советской России, а затем, и в СССР (отсутствие квалифицированных кадров, соответствующих требованиям новой образовательной идеологии и стратегии его развития, образовательных программ и учебной литературы и т.д.
Естественно, что на решение этих проблем ушло немало времени и усилий со стороны государства и профессионального педагогического сообщества, и только в 1930 г. в стране было введено всеобщее начальное (четырехклассное) образование. Тем не менее, неграмотность продолжала оставаться острейшей проблемой. Так, в 1939 г. каждый 5-й житель нашей страны старше 10 лет не умел читать и писать[13]. И эти факты расходятся с официальными заявлениями советских исторических источников о ликвидации в СССР безграмотности в результате культурной революции в 30-е годы ХХ века.
В контексте вышеизложенного, и по нашему глубокому убеждению, попытки фальсификации истории нашей страны, которые, к сожалению, не прекращаются и в настоящее время не только со стороны Запада, но и внутренней оппозиции, оказывают крайне негативное влияние и на культурное развитие российского общества. Именно поэтому историческая память в отношении национальной культуры выступает как один из значимых элементов, когда выстраивание определенных исторических нарративов и означало формирование национальных культур и национального самосознания.
Таким образом, формирование национальных культур и исторической памяти наций - это неразрывные переплетающиеся процессы [14].
Вне всякого сомнения, выработка нарратива о прошлом является не только историко-научной, культурно - просветительской, но и политической задачей, потому что все больше внимания действующей властью уделяется сегодня политике памяти, исторической политике, культурной политике и т.д.[15, с.5-6].
Таким образом, на протяжении практически всего периода советской истории российские революционные марксисты стремились переформатировать историческую память и культурный код населения нашей страны, как на государственном, так и на индивидуальном уровнях посредством искажения истории нашей страны, воинствующей атеистической пропаганды, истребления представителей потенциально враждебных действующей власти классов и слоев населения в надежде на то, что таким образом ей удастся создать новый тип личности - советского человека, активного строителя коммунизма. И под реализацию этой идеи в Программе построения коммунизма в СССР, принятой в 1961 г. на XXII-ом съезде КПСС, был даже принят Кодекс строителя коммунизма, хорошо известного автором данной публикации, так как на протяжении ряда лет он входил в перечень средств наглядной агитации, размещаемых во всех государственных учреждениях и в учебных заведениях[19], который, по целому ряду позиций, перекликался с христианскими заповедями.
Литература
1 .Историческая шмятъ//dic.academic.ru
2. Халъбвакс М. Коллективная и историческая памяти/неприкосновенный запас. 2005. №2-3
3.Касъянов В.В. Диалектика взаимодействия исторической памяти и социальной памяти//ХХХУШ Адлеровские чтения. Научно-практическая конференция «Проблемы национальной безопасности России: уроки истории и вызовы современности. К 85-летию Краснодарского края» Краснодар., 2022.
4.Начало ХХ века //Большая российская энциклопедия. М., 2004.
5.Полошников А.Ф., Абрамов И.Е., Грищенко А.Н с соавт. Отечественная история: ХХ век. Курс лекций. Краснодар., 2015.. 268 с.
6. Попов М.Ю., Прохода П.В. История Отечества. 4-е дополненное издание. Краснодар., 2007, 406 с.
7. Калачев А.В. Развитие земской школы России второй половины ХШ - начала ХХ в. как образовательной системы демократического типа. Дисс. на соиск.уч. степ. канд. ист. н. 2001. Дисс. на соиск.уч. степ. канд. пед. н.2008.
8. Волкова Г.Б. Роль земского самоуправления в развитии народного образования в России 1864-1914 гг. Дисс. на соиск.уч. степ. канд. ист. н. 2006.
9. Крутицкая Е.В. Церковно-приходские щколы России в конце Х!Х -начале ХХ века. Дисс. на соиск.уч. степ. канд. ист. н. 2006.
10. Ященко Р.В. Развитие церковно-приходских школ в Х!Х- начале ХХ века. Дисс. на соиск.уч. степ. канд. ист. н. 2005.
11. Данкир О. Образование в царской России. Земская школа. Copiright: Олег Данкир.2020. Свидетельство о публикации №220032200078.
12. Суворый А. 1900. Церковно-приходские школы. Copiright: Александр
Суворый . 2020. Свидетельство о публикации №220062101043
13. Советская школа и педагогика в 1917 - 1930 ггУ/studopedia.ru >... sovetskaya...pedagogika-v-----gg.html.
14.V. Grishai, N. Gafiatulina, V. Kasyanov, I. Velikodnaya, S. Kosinov, N. Lyubetsky, S. Samygin. Social health of youth in the context of migration processes in Russia: assessment of the threat to national security(2018)//Heralt National Academy of Managerial staff of culture and arts. №2. Р.141-145. http://heraldnamsca.in/ua./index.php/hnamsca/articl/vew/310
15. Касьянов В.В. историческая память как ресурс национальной безопасности//Причерноморье в контексте российской цивилизации: история, политика, культура: материалы Международной научно-практической конференции - Краснодар., 2019. 589 с.
16. Касьянов В.В., Ковалев В.В., Самыгин С.И. Крым и Россия: единство и борьба противоположностей/Национальное здоровье. 2018. № 3. С. 147-152.
17. Лишенцы//history.wikireading.ru>207217
18. Почему в СССР лишенцы становились изгоями общества// https://www.factroom.ru/rossiya/sssr/yuridicheski-my. 20.11.2022
19. Программа КПСС. М.: Политиздат. 1961. Literature:
1.Historical memory//dic.academic.ru
2. Halbvaks M. Kollektivnaya i istoricheskaya pamyat//inviolable zaba.
2005. No2-3.
3.Kasyanov V.V. Dialectics of interaction between historical memory and social memory //XXXVIII Adler readings. Scientific-practical conference "Problems of national security of Russia: lessons of history and challenges of our time. To the 85th anniversary of the Krasnodar Territory" Krasnodar., 2022.
4. The beginning of the XX century // Bolshaya rossiiskaya entsiklopediya. M., 2004.
5. Poloshnikov A.F., Abramov I.E., Grishchenko A.N et al. Otechestvennaya istoriya: XX vek. Course of lectures. Krasnodar., 2015.. 268 s.
6. Popov M.Yu., Prohoda P.V. Istoriya Otechestva. 4th Enlarged Edition. Krasnodar., 2007, 406p.
7. Kalachev A.V. Development of the Zemstvo school of Russia of the second half of the XIX - the beginning of the XX century. as an educational system of a democratic type. Diss. on the soisk.uch. Step. cand. East. n. 2001. Diss. on the soisk.uch. Step. cand. Ped. n.2008.
8. Volkova G.B. The role of zemstvo self-government in the development of public education in Russia 1864-1914. Diss. on the soisk.uch. Step. cand. East. n.
2006.
9. Krutitskaya E.V. Tserkovno-prikhodskie shkoly Rossii v kontse XIX -nachale XXveka. Diss. on the soisk.uch. Step. cand. East. n. 2006.
10. Yashchenko R.V. Development of church-parish schools in the XIX - the
beginning of the XX century. Diss. on the soisk.uch. Step. cand. East. n. 2005.
11. Dankir O. Obrazovanie v tsarskoi Rossii. Zemstvo school. Copiright: Oleg Dankir.2020. Certificate of Publication No. 220032200078.
12. Suvory A. 1900. Parochial schools. Copiright: Alexander Suvoriy . 2020. Certificate of Publication No. 220062101043
13. Soviet school and pedagogy in 1917 - 1930. //studopedia.ru >...sovetskaya...pedagogika-v-----gg.html.
14.V. Grishai, N. Gafiatulina, V. Kasyanov, I. Velikodnaya, S. Kosinov, N. Lyubetsky, S. Samygin. Social health of youth in the context of migration processes in Russia: assessment of the threat to national security(2018)//Heralt National Academy of Managerial staff of culture and arts. No.2. pp.141-145. http://heraldnamsca.in/ua./index.php/hnamsca/articl/vew/310
15. Kasyanov V.V. historical memory as a national security resource//The Black Sea region in the context of Russian civilization: History, Politics, culture: materials of the International Scientific and Practical Conference - Krasnodar., 2019. 589p.
16. Kasyanov V.V., Kovalev V.V., Samygin S.I. Crimea and Russia: unity and struggle of opposites//National health. 2018. No. 3. pp. 147-152.
17. The deprived//history.wikireading.ru>207217
18. Why in the USSR the deprived became outcasts of society// https://www.factroom.ru/rossiya/sssr/yuridicheski-my. 20.11.2022
19. The program of the CPSU. M.: Politizdat. 1961.