CC BY
127
сти дополняют друг друга» (6, с. 57-58).
Таким образом, во многих жизненных поступках встреченных В.М. Дорошевичем на Сахалине людей неверно было бы видеть просто экстравагантные выходки единичных «занятных» личностей и иронически усмехаться над ними, к чему заметно склоняется сам автор, соответственным образом обрисовывая и истолковывая увиденное. На самом деле понимать многое из им описанного следует более сложно. Дорошевич невольно соприкоснулся на острове с разнообразными поведенческими проявлениями, за которыми стоят имеющие массовое распространение серьезные психологические проблемы.
Великий прозаик Чехов в книге о Сахалине подчеркнуто не стремится к беллетристической занимательности, но талантливый литератор и журналист Дорошевич, напротив, о ней здесь не забывает. Если искать из писавших о криминале в России более или менее ему близких авторов, назвать приходится, пожалуй, В. Гиляровского. В Чехове, например, не было и репортерской дотошности Дорошевича, которая позволяла ему подмечать интереснейшие подробности как быта острова, так и поведения встреченных им людей. Притом, беллетризуя свои очерки о Сахалине, Дорошевич постоянно играет «инсценировками», прямой речью.
Богата гамма человеческих типов, представленных в трилогии Дорошевича. Обилие разнообразных психологических комплексов, проявлений гордыни и т.п. проистекает из удручающей атмосферы безрелигиозности на фоне личностной униженности. Каторга разбивает любые «ницшеанские» чаяния, которые мог принести с воли интеллигент. С другой стороны, внутренне сильная личность остается свободной и в условиях каторги.
Книга В.М. Дорошевича вводит читателя в особый человеческий мир, побуждающий вспомнить, прежде всего, «Мертвый дом» Ф.М. Достоевского, но имеющий, как мы убедились, целый ряд оригинальных черт.
Литература
1. Дорошевич В.М. Каторга. Т. 1-3. - М., 2001.
2. Чехов А.П. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 14/15. - М., 1978.
3. Решетников М.М. Психическая травма. СПб., 2006. О психических травмах, которые могут приводить к различным формам патологии личности, см., например: Жмуров В.А. Психопатология. - М., 2002.
4. Фромм Э. Бегство от свободы. Человек для самого себя. - М., 1990.
5. Гроф С. Духовный кризис. - М., 2000.
6. Адлер А. Наука жить. - Киев, 1997.
Literature
1. Doroshevitch V. M. Convict prison 1-3 volumes. M., 2001.
2. Chekhov A. P. Complete set of works // in 30 volumes 14/15. M., 1978.
3. Reshetnikov M.M. About psychic traumas which can lead to different forms of personality's pathology.
4. Fromm E. Escape from freedom. Human for himself. М., 1990.
5. Grof S. Spiritual crisis. M., 2000.
6. Adler A. Science of living. Kiev. 1997.
Минералов Алексей Юрьевич, аспирант кафедры русской литературы и журналистики XX-XXI вв. Московского педагогического госуниверситета
Адрес: 140000, г. Люберцы, Московской обл., Октябрьский пр., д. 263, кв. 37
Mineralov Aleksey Yurevich, postgraduate of (sub) department of Russian literature and journalism XX-XXI ages of Moscow Pedagogical State University
Address: 140000, Luybertsy, Octyabrskaya avenue, 263-37
Tel: 8 (485)5576731; e-mail: mineralov@yandex. ru
УДК 821.161.1
С.Н. Васина
Исповедь в поэтике психологизма В.М. Гаршина
Исследование проблемы психологизма в русской литературе второй половины XIX в. осуществлено на материале творчества В.М. Гаршина.
S.N. Vasina
The confession in poetics of V.M. Garshin's psychologism
This article about research on the ptoblem of the psychology in Russian Literature, deal with this problem in V.M. Garshin's works.
Психологизм является важным достижением русской классической литературы, характеризующим индивидуальную поэтику писателя. А.Б. Есин справедливо отмечает «особую глубину» в художественном освоении внутреннего мира человека у «писателей-психологов».
В.Е. Хализев пишет, что психологизм выражается в произведении через «индивидуализированное воспроизведение переживаний персонажей в их взаимосвязи, динамике и неповторимости» (1, с.211).
Многочисленные исследования проблемы психологизма в русской литературе второй половины XIX в. показывают интерес науки к этому вопросу. Но работы в основном посвящены рассмотрению поэтики психологизма Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, И.С. Тургенева, И.А. Гончарова, А.Н. Островского, а психологизм в творчестве В.М. Гаршина изучался все же немногими исследователями.
Хотя еще В.Г. Короленко указывает: «Гаршинское время - еще далеко не история. А в произведениях Гаршина основные мотивы этого времени приобрели ту художественную и психологическую законченность, которая обеспечивает им долгое существование в литературе» (2, с.247).
В.Н. Архангельский определяет форму произведений писателя как небольшой психологический рассказ. Он говорит о психологическом облике героя, которому «свойственна крайняя нервная неуравновешенность с ее внешними проявлениями: чувствительность, тоска, сознание своего бессилия и одиночества, склонность к самоанализу и отрывочность мышления» (3, с.87).
Исповедь как литературный жанр после Н.В. Гоголя все больше распространяется в русской литературе XIX в. С того момента как в русской литературной традиции исповедь утвердилась в качестве жанра, началось обратное явление: она становится компонентом литературного произведения, речевой организацией текста. Именно о такой форме исповеди можно говорить в контексте творчества Гаршина.
Исповедь как речевая организация текста является доминантой рассказа «Ночь». Каждый монолог героя наполнен внутренними переживаниями. Повествование ведется от третьего лица, Алексей Петрович, его действия, мысли показаны глазами другого человека.
Герой рассказа анализирует свою жизнь, свое «я», оценивая внутренние качества, ведет диалог с собой, проговаривает свои мысли: «Он услышал свой голос; он уже не думал, а говорил вслух...» (4, с. 113). Обращаясь к себе, пытаясь разобраться со своим «я» через словесное выражение внутренних импульсов, в какой-то момент он теряет чувство реальности, в его душе начинают говорить голоса: « . говорили они разное, и какой из этих голосов принадлежал ему, его «я», он не мог понять» (4, с.108). Желание Алексея Петровича понять себя, выявить даже то, что характеризует его не с лучшей стороны, показывает, что он действительно откровенно, искренно говорит о себе.
Большую часть рассказа «Ночь» занимают монологи героя, его размышления о никчемности своего существования. Алексей Петрович принял решение покончить с собой, застрелиться. Повествование - это углубленный самоанализ героя. Алексей Петрович задумывается о своей жизни, пытается разобраться в себе: «Все перебрал я в своей памяти, и кажется мне, что я прав, что остановиться не на чем, некуда поставить ногу, чтобы сделать первый шаг вперед. Куда вперед? Не знаю, но только вон из этого заколдованного круга. В прошлом нет опоры, потому что все ложь, все обман.» (108). Перед глазами читателя предстает мыслительный процесс героя. С первых строк Алексей Петрович четко расставляет акценты в прожитой жизни. Он говорит сам с собой, озвучивая свои действия, до конца не понимая, ЧТО он собирается совершить.
«Алексей Петрович снял шубу и взял было ножик, чтобы распороть карман и вынуть патроны, но опомнился <...>.
- Зачем трудиться? Довольно и одного.
- О да, очень довольно одного этого крохотного кусочка, чтобы исчезло все и навсегда. Весь мир исчезнет <...>. Не будет обмана себя и других, будет правда, вечная правда несуществова-
ния» (4, 0.112-113).
Повествование состоит из монологов-исповедей героя. Не случайно, один из них посвящен теме вечности и беспощадности времени. Алексей Петрович погружается в свой внутренний мир: часы его жизни заведены на определенный срок, который герой решает себе отмерить сам. Он пытается осмыслить свою жизнь, прошлое, но делает это возбужденно и зло. При этом он упивается своими страданиями, получая странное наслаждение от того, что его внутренний мир рушится, исчезает связь с людьми.
Размышления героя прерывает звучание колокола. С этого момента у Алексея Петровича словно раскрываются глаза. Он вспоминает детство, отца. Эпизоды из прошлого, колокольный звон наводят его на мысли, далекие от желания умереть. Герой осуждает себя: «... обратиться и сделаться как дитя! <...> Это значит не ставить во всем на первое место себя. Вырвать из сердца этого скверного божка, <...> это отвратительное Я, которое, как глист, сосет душу и требует себе все новой пищи. » (4, с.119).
Колокольный звон заставил героя отказаться от совершения смертного греха - от самоубийства. Алексей Петрович выбирается на свет из своего темного «я». Не случайно колокол зазвонил с утра: ночь прошла, все дурное, греховное ушло с ней. Герой прозрел. Его мысли обратились к людям: «Ведь есть же мир! Колокол напомнил мне про него. Когда он прозвучал, я вспомнил церковь. Вспомнил толпу, вспомнил огромную человеческую массу, вспомнил настоящую жизнь. Вот куда нужно уйти от себя и вот где нужно любить. И так любить, как любят дети» (4, с.119).
Ф.И. Евнин пишет о том, что «морально переродившийся герой свои новые жизненные цели облекает в форму евангельской сентенции» (5, с.298). Действительно, монолог-исповедь, следующий после звука колокола, можно сопоставить с христианским нравоучением. Герой нравственно очищается, он готов пересмотреть свои жизненные позиции, отношение к людям, изменить себя, обрести душевное успокоение. Он испытывает состояние умиротворения подобно человеку, который совершил таинство исповеди в церкви. Герой не застрелился, как писал в своей статье «О Всеволоде Гаршине» Н.К. Михайловский: «Но недолог был этот переворот в Алексее Петровиче: еще один психический толчок, и он все-таки покончил с собой.» (6, с.278). Но в следующей статье «Еще о Гаршине и о других» он отмечает: «В.М. Гаршин пояснил мне, что я ошибся; Алексей Петрович (герой «Ночи») не застрелился; он умер от бурного прилива нового чувства, физически выразившегося разрывом сердца» (6, с.283). Озарение, просветление героя не могло толкнуть его к смерти, для него открылась наконец Истина, которую он не постиг за все годы жизни.
На монологе-исповеди построен психологический рассказ Гаршина «Четыре дня», состоящий из описания внутренних переживаний героя, его чувств, размышлений. Центральное место здесь занимает образ раненого солдата - рядового Иванова, оставленного на поле боя. В повествовании (по аналогии с рассказом «Ночь») можно отметить ряд черт исповеди как компонента речевой организации: наличие фигуры исповедующегося, психологическое изображение внутреннего мира героя, откровенность и искренность высказываний, размышления вслух.
Герой анализирует самого себя, стараясь увидеть себя со стороны. Он оказался в страшной ситуации: один на один со смертью. Иванов не только делает попытку разобраться в своей жизни, но и обращается к общечеловеческой теме - теме войны. Как пишет Ю. Айхенвальд, «человечество привыкло уже к тому, что брат убивает брата. Впервые это сделал Каин. Но у Гаршина убивает Авель. Это гораздо трагичнее и сложнее; совесть, натолкнувшаяся на дело, сраженная им, должна испытывать здесь безмерные муки.» (7, с.5).
Герой - молодой человек, интеллигент, ощутивший ужас войны в момент, когда пришлось убивать. Он шел на войну ради идеи, но никакая идея не может объяснить убийство - к такому выводу приходит герой рассказа. Столкнувшись с тем, что это война, он вынужден уничтожать врага, Иванов убивает турка, герой полубессознательно совершает это действие. Очутившись на поле рядом с трупом, раненый солдат задумывается о сущности войны. Его монолог бессвязен, и психологическая динамика размышления ни на минуту не позволяет оторваться от хода повествования. Ситуация полна внутреннего трагизма. Иванов ранен, но это физическая боль, гораздо страшнее и тяжелее душевные страдания. Пространство вокруг героя сужено: практически на протяжении всего повествования он лежит на земле, находясь в одном положении (вертикальном), он борется за свою жизнь.
В сознании героя оценка нынешней ситуации тесно переплетается с воспоминаниями о доме, с размышлениями о своем поступке - убийстве турка. Оказавшись лицом к лицу со своей жертвой, Иванов рассуждает: «Передо мной лежит убитый мною человек. За что я его убил? Он лежит здесь мертвый, окровавленный. Зачем судьба пригнала его сюда? Кто он? Быть может и у него, как у меня, есть старая мать...» (30). Герой размышляет о том, что турок ни в чем перед ним не виноват. Мысль о том, что придется убивать, не приходила в голову рядовому. Труп феллаха (турецкого крестьянина), не дающий о себе забыть распространяемым запахом, помогает бедному идеалисту определить свое отношение к войне. В убитом турке герой увидел образ войны: «Сосед в этот день (четвертый) сделался страшнее всякого описания. Раз, когда я открыл глаза, чтобы взглянуть на него, я ужаснулся. Лица у него не было, оно сползло с костей. Страшная костяная улыбка, вечная улыбка, показалась мне такой отвратительной, такой ужасной, как никогда, хотя мне случалось не раз держать череп в руках и препарировать целые головы. Этот скелет в мундире со светлыми пуговицами привел меня в содрогание. «Это война. -подумал я. - вот ее изображение»» (46). Физическая боль, жажда, голод - не это волнует писателя. Душевная травма, трагедия - вот что важно для Гаршина.
Четыре дня на поле рядом с разлагающимся на жаре трупом стали для Иванова важным этапом в переосмыслении жизни. Ярче видятся истинные ценности (семья, дом), глубже осознаются человеческие проблемы (отношение к войне). Иванов в своем монологе-исповеди прозревает, начинает видеть в жизни истинное, настоящее.
Гаршин дает подробный психологический анализ внутреннего мира героя. Рана Иванова усугубляет, обостряет его восприятие, сознание то покидает героя, то возвращается. Поэтому воспоминания носят отрывочный характер. Но что удивительно: герой настолько погрузился в воспоминания, в размышления о смысле войны, что о физической боли практически не думает. Муки совести поглотили его. Желание выжить, спастись сильно в нем. Чтобы не умереть, Иванов готов взять флягу с водой у убитого турка. Эти четыре дня он не забудет никогда, эта встреча со смертью оставит след в его восприятии жизни.
Рассказ «Происшествие» представляет собой трагическую историю о проститутке и небогатом молодом человеке, полюбившем ее. Подобная тема поразила современников писателя по той причине, что первый литературный опыт Гаршина связан с военным рассказом «Четыре дня», имевшим успех у читателей и критиков. А. Латынина отмечает, «.что в выборе столь странной темы «субъективных мотивов» немало, что она <...> упирается корнями в биографию писателя.» (8, с.81). Исследователь имеет в виду самоубийство старшего брата Гаршина, в 1873 году застрелившегося из-за несчастной любви к особе легкого поведения. «Происшествие» актуально по тематике для времени Гаршина. До писателя этой темы касались Н.А. Некрасов и Ф.М. Достоевский.
В рассказе из четырех частей три ведутся от лица героини Надежды Николаевны и только одна - от имени Ивана Ивановича. Это была первая попытка писателя использовать записи дневникового типа, в которые исповедь включена как компонент произведения. Кроме того, в записях героев встречаются авторские лирические отступления. Это не позволяет полностью передать мысли и чувства Надежды Николаевны и Ивана Ивановича. У читателя создается впечатление, что рядом находится пристрастный очевидец событий, т.е. автор. С одной стороны, писатель пытается уйти от своей субъективности, предлагая взгляд самих героев через форму дневника, с другой стороны, он не дает им полной свободы, находясь рядом и комментируя происходящее. Поэтому исповедь не становится жанровой доминантой в повествовании. В части, написанной от лица героини, в конце читатель сталкивается не со взглядом Надежды Николаевны, а с автором-наблюдателем: «Она набросила себе на плечи накидку и вышла из комнаты, хлопнув дверью» (4, с.45).
Рассказ представляет собой самоанализ двух героев, но большая часть повествования отведена Надежде Николаевне. Героиня задумывается о своей жизни, пытается разобраться в себе, в своих мыслях: «Зачем мне думать о своем будущем, когда я и так знаю его очень хорошо? Зачем мне думать и о прошедшем, когда там нет ничего, что могло бы заменить мою теперешнюю жизнь?» (39).
Первые две части построены на контрасте. Дан один эпизод из жизни двух людей - их встреча. Автор противопоставляет их восприятие мира, показывает различное отношение к сложившейся ситуации. Это обусловлено и их социальным положением, и их жизненным опытом.
В первой части, написанной от лица Надежды Николаевны, героиня излагает мысли о своем положении в обществе, которые появились после знакомства с Иваном Ивановичем, и рассказывает о его первом приходе к ней. С появлением героя появилась надежда, быстро угасшая, но заставившая задуматься. Рассказ начинается словами: «Как случилось, что я почти два года ни о чем не думавшая, начала думать, - не могу понять. Не мог же, в самом деле, натолкнуть меня на эти думы тот господин» (4, с.37). С самого начала представлен мыслительный процесс Надежды Николаевны и появляется фигура героя. Героиня не рассказывает подробно о том, что ее привело на этот путь. Для нее важно уяснить для себя, есть ли возможность вернуться. В ее мыслях прослеживается принятие подобного образа жизни, который она сравнивает с постом. «Пусть я исполняю грязное, отвратительное дело, занимаю самую презренную должность; но ведь это - должность.» (4, с.39). В начале части представлен внутренний монолог героини, который отражает внутренний психологический процесс.
Надежда Николаевна, рассказывая о встрече с Иваном Ивановичем, не излагает сухо информацию, а описывает не только свои мысли и ощущения, но и пытается передать, как воспринимал внешне и внутренне их общение герой. «Тут я взглянула не его лицо и остановилась. Я видела, что била его каждым словом. Он не говорил ничего, но один вид его заставил меня замолчать» (4, с.41).
Во второй части представлен взгляд героя. Его жизнь изменилась, он изменился. Здесь представлены размышления героя, его внутренний монолог. «Ноги ныли сильно, но внутри меня что-то ныло еще сильнее. У меня нет сил пойти к ней. Знает ли она, что есть человек, который счел бы счастье сидеть с ней в одной комнате и, не касаясь даже ее руки, только смотреть ей в глаза? /./ Но она не хочет. » (4, с.42).
Третья и четвертая часть ведутся от лица героини. Интересен контраст ее мыслей. Когда она выходит на улицу, то мысль о самоубийстве ей кажется самой верной, но параллельно приходит осознанное понимание: «Слишком я молода, слишком много чувствую в себе жизни. Жить хочется. Хочется дышать, чувствовать, слышать, видеть; хочется иметь возможность хоть изредка взглянуть на небо, на Неву» (4, с.46). Это желание жить понятно, оно естественно. Но героиня идет на набережную, задумавшись у края о том, просвечивает ли дневной свет подо льдом.
В четвертой части героиня уже играет роль. Иван Иванович в письме попросил ее прийти к нему, и Надежда Николаевна одевается скромно, на протяжении вечера пытается быть обычной хозяйкой. Но это игра, и оба понимают это. Когда героиня уходит домой, к ней на улице приходит мысль: «Да ведь он там стреляется!» (4, с.50). Надежда Николаевна почувствовала это. Понимая всю обреченность своего положения, внутри она надеялась, что он будет рядом.
Дважды акцентируется внимание на теме самоубийства. Оба героя думают о смерти. Надежда Николаевна осознает свое положение, свой образ жизни, Иван Иванович любит героиню, но понимает, что она не будет рядом прежде всего по тому, что сама этого не хочет. Внутри она смирилась, приняла свое существование как данное, желания бороться нет, так как слишком поздно что-то менять.
В четвертой части отдельного внимания заслуживает письмо Ивана Ивановича:
«Милостивая государыня, Надежда Николаевна! Хотя я очень хорошо понял, что для вас не составляю ничего, но все-таки полагаю, что вы добрая девушка и не захотите обидеть меня. В первый и последний в жизни раз я прошу вас быть у меня, так как сегодня мои именины. Родных и знакомых у меня нет. Умоляю вас, приходите. Даю вам слово, что я ничего не скажу вам обидного или неприятного. Пожалейте преданного вам
Ивана Никитина. » (4, с.47).
Письмо - одна из деталей психологического портрета героя. Письменная форма подразумевает обращение не напрямую, а через бумагу. В этом случае исключаются прямой контакт и возможность видеть реакцию адресата. Герой «делает ставку» на внутренние качества Надежды Николаевны: сострадание, жалость. Иван Иванович принял решение, и это видно из каждой фразы: «в первый и последний в жизни раз», «Даю вам слово, что я ничего не скажу вам обидного или неприятного». Его письмо как последняя воля умирающего, она не может не быть выполнена. Надежда Николаевна идет навстречу и приходит к герою, но она не видит еще всего трагизма ситуации. Героиня полагает, что эта может быть развязка для нее:
«. Странно рассуждать - идти или не идти? Если он хочет заманить меня в западню, то или для того, чтобы убить, или. но если и убьет, все же развязка.
Е.В. Астащенко. Функция аллюзий в трилогии Андрея Белого «Москва»
Пойду» (4, с.48).
Рассказ «Происшествие» - это исповедь Надежды Николаевны, а не героя. Именно к ней приходит просветление, когда она неожиданно понимает, что встреча с Иваном Ивановичем была последняя. Это прозрение коснулось ее слишком поздно, она не в силах остановить героя.
Таким образом, анализ рассказов отчетливо демонстрирует то, что в одних («Ночь) исповедь героя становится главной формой психологического анализа. В остальных же («Четыре дня», «Происшествие») ей не отведено центральное место, она становится лишь частью поэтики, но частью очень важной во взаимодействии с другими формами психологического анализа.
Элементы исповеди способствуют глубокому проникновению во внутренний мир героя. В этих произведениях также как и в рассказе «Ночь», исповеди героев становятся художественным способом раскрытия процесса самосознания. И в этом главная художественная функция исповеди в поэтике гаршинского психологизма.
В заключение сделаем вывод типологического характера: при всем структурном различии рассказов все исповеди в поэтике психологизма Гаршина обретают общие черты: наличие фигуры исповедующегося, размышления героя вслух, откровенность, искренность высказываний и прозрение.
Литература
1. Хализев В.Е. Теория литературы. - М., 2002.
2. Короленко В.Г. Воспоминания. Статьи. Письма. - М., 1988.
3. Архангельский В.Н. Основной образ в творчестве Гаршина // Литература и марксизм, 1929.
4. Гаршин В.М. Сочинения. Вступ. статья, ред. и коммент. Ю.Г. Оксмана. - М.-Л., 1934.
5. Евнин Ф.И. Ф.М. Достоевский и В.М. Гаршин // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1962. № 4.
6. Михайловский Н.К. О Всеволоде Гаршине // Н.К. Михайловский. Статьи о русской литературе XIX-XX вв. -Л., 1989.
7. Айхенвальд Ю. Гаршин // Ю. Айхенвальд. Силуэты русских писателей. Т. 2. - М., 1998.
8. Латынина А. Всеволод Гаршин. - М., 1986.
Literature
1. Khalizev V.E. Theory of literature. М., 2002.
2. Korolenko V.G. Memories. Articles. Letters. М., 1988.
3. Arkhangelsky V.N. The basic image in the work of V.M. Garshin // Literature and marksizm, 1929.
4. Garshin V.M. Works. The introductory article, wording and commentaries by U.G. Oksman. М.-L., 1934.
5. Evnin F.I. F.M. Dostoevsky and V.M. Garshin // Transactions AN USSR. 1962.
6. Mikhailovsky N.K. About Vsevolod Garshin // Mikhailovsky N.K. Articles about Russian literature XIX - XX century. L., 1989.
7. Aikhenvald Yu. Garshin // Aikhenvald Yu. Silhouettes of Russian writers. Т. 2. М., 1998.
8. Latynina A. Vsevolod Garshin. М., 1986.
Васина Светлана Николаевнa , аспирант кафедры русской и зарубежной литературы Московского государственного педагогического университета
Адрес: 109029, Москва, ул. Воловья, д.3, кв.158.
Vasina Svetlana Nikolaevna, postgraduate of Russian and Foreign literature of Moscow State Pedagogical university
Address: 109029, Moscow, Volovya str., 3-158.
Tel: 8-9629397561; 8-9168533951; e-mail: [email protected]
УДК 821.161.1
Е.В. Астащенко
Функция аллюзий в трилогии Андрея Белого «Москва»
Статья посвящена изучению связи литературы и музыки в трилогии А. Белого «Москва». Литературные и музыкальные аллюзии в трилогии объединены общей целью. Функция каждой аллюзии и их общая цель - представить путь от хаоса к гармонии.
E. V. Astaschenko The function of allusions in the trilogy «Moscow» by Andrey Beliy
This article about connection literature and music in the trilogy «Moscow» by Andrey Beliy. Literature and music allusions have used for general purpose. The function of all allusions is creation of the way from chaos to harmony.
