CC BY
15
скрытое содержание. Так, название продукта Schauma отмечает его пенистость, марка ликера на травах Doppelherz («двойное сердце») - целебные свойства. Основатель Puma AG Рудольф Дасслер создал компанию, которую изначально назвал Ruda (от Rudolf Dassler). Но из-за подобного, но лучшего звучания и ассоциации с динамикой американского «серебристого льва» он сменил название на Puma.
Заметим, что иногда название компании производит и ошибочные ассоциации. Финансовая компания Elster - акроним от Elektronische Steuererklarung, однако само слово на немецком означает «сорока», что приводит к мысли о «воровстве». Особенно часто это происходит, когда название имеет другой перевод на иностранный язык. Например, всемирно известная и успешная марка Persil вызвала неподдельное удивление французов, потому что там это слово означает «петрушка», поэтому во Франции этот бренд продают под названием Le Chat.
Что касается лексико-синтаксического способа, используемого для создания названий-словосочетаний и предложений, то заметим, что в немецкоязычных брендах преимущественно употребляются простые названия, есть немного словосочетаний, например, Ergee Strümpfe.
Образование слова непосредственно из фонем без опоры на морфемные элементы (фонетический способ), как в случае с компанией Rolex, также не очень распространено, как и нумерализация: 4711 - марка известного одеколона, который изготовляли в Кельне на Glockengasse в доме номер 4711.
Правильно созданное имя бренда имеет значительный семантический подтекст и, соответственно, повышает его коммуникативную значимость. Семантика
Библиографический список
бренда формируется в сознании человека, обеспечивая эмоциональную связь между лингвистическим восприятием бренда и его содержательной функциональностью. Таким образом, название формирует стратегический потенциал бренда, а его лингвистические аспекты позволяют придавать имени новый семантический оттенок.
С этимологической точки зрения основными источниками пополнения лексики для номинации торговых марок служат имена собственные, общие названия, заимствования и искусственно созданные фонетическим способом слова. В современной рыночной нише вполне естественно дать марке имя производителя, указать на географический локус или раскрыть функциональные возможности продукта, чтобы из названия уже были понятны его особенности, назначения. Среди источников пополнения названий немецкоязычных брендов наблюдаем преимущественно реальные антропонимы, топонимы и заимствования.
Названия брендов могут образовываться морфологическим, лексико-се-мантическим, фонетическим и иногда специфическим способом. Среди морфологических способов образования названий торговых марок преобладают аффиксация, аббревиация, телескопия, усечение, словосложение, реже - деформация. Лексико-семантическими моделями номинации брендов являются заимствование, создание неологизмов, описательных названий и метафорический перенос (по сходству признака или функции). Значения и внутренняя форма слова несут положительные или нейтральные коннотации, а переносное значение слов и семантика не должны противоречить маркетинговой идее.
1. Боровикова Н.В. Бренд как культурный феномен. Иностранные языки в высшей школе. 2018; № 3 (46): 46-53.
2. Сасина С.А., Бричева М.М. Лингвистические аспекты нейминга (на материале англоязычных брендов). ВестникАГУ. 2017; Выпуск 2 (197): 113-118.
3. Pathak A., Velasco C., Calvert G.A. Identifying counterfeit brand logos: on the importance of the first and last letters of a logotype. European Journal of Marketing. 2019; Vol. 53 (10): 2109-2125.
4. Pathak A., Calvert G.A. Sooo sweeet! Presence of long vowels in brand names lead to expectations of sweetness. Behavioral Sciences Journal. 2021; Vol. 11 (2): 1-14.
5. Ромашова И.П. Лингвистический анализ бренд-коммуникации. Научный диалог. 2016; № 6 (54): 80-93.
6. Попова Т.В. Словообразование и текст: контекстуальное словообразование по аналогии. Вестник ОГУ. 2012; № 11 (147): 111-113.
7. Дьяков А.И. Англицизмы: заимствование или словообразование. Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2012; № 5: 72-76.
8. Спирина Т.С. Бренд как категория лингвокультурологии и бренд-менеджмента. Гуманитарные исследования. 2018; № 3 (67): 29-32.
9. Куликова О.В. Локус-брендинг как отражение специфики геокультурного пространства (лингвокогнитивный аспект). Вестник СПбГУ. Язык и литература. 2020; Т. 17, Выпуск 1: 22-37.
10. Мадиева М. Теоретический анализ брендов с лингвистической точки зрения. Общество и инновации. 2022; № 3 (7): 114-121. References
1. Borovikova N.V. Brend kak kul'turnyj fenomen. Inostrannye yazyki v vysshej shkole. 2018; № 3 (46): 46-53.
2. Sasina S.A., Bricheva M.M. Lingvisticheskie aspekty nejminga (na materiale angloyazychnyh brendov). VestnikAGU. 2017; Vypusk 2 (197): 113-118.
3. Pathak A., Velasco C., Calvert G.A. Identifying counterfeit brand logos: on the importance of the first and last letters of a logotype. European Journal of Marketing. 2019; Vol. 53 (10): 2109-2125.
4. Pathak A., Calvert G.A. Sooo sweeet! Presence of long vowels in brand names lead to expectations of sweetness. Behavioral Sciences Journal. 2021; Vol. 11 (2): 1-14.
5. Romashova I.P. Lingvisticheskij analiz brend-kommunikacii. Nauchnyjdialog. 2016; № 6 (54): 80-93.
6. Popova T.V. Slovoobrazovanie i tekst: kontekstual'noe slovoobrazovanie po analogii. Vestnik OGU. 2012; № 11 (147): 111-113.
7. D'yakov A.I. Anglicizmy: zaimstvovanie ili slovoobrazovanie. Filologicheskie nauki. Voprosy teoriiipraktiki. 2012; № 5: 72-76.
8. Spirina T.S. Brend kak kategoriya lingvokul'turologii i brend-menedzhmenta. Gumanitarnye issledovaniya. 2018; № 3 (67): 29-32.
9. Kulikova O.V. Lokus-brending kak otrazhenie specifiki geokul'turnogo prostranstva (lingvokognitivnyj aspekt). Vestnik SPbGU. Yazyk i literatura. 2020; T. 17, Vypusk 1: 22-37.
10. Madieva M. Teoreticheskij analiz brendov s lingvisticheskoj tochki zreniya. Obschestvo i innovacii. 2022; № 3 (7): 114-121.
Статья поступила в редакцию 15.01.24
УДК 378
Guseva N.V., Cand. of Sciences (Pedagogy), senior teacher, Prince Alexander Nevsky Military University of the Ministry of Defense of the Russian Federation
(Moscow); senior lecturer, Financial University under the Government of the Russian Federation (Moscow, Russia), E-mail: englevel-1@mail.ru
THE USE OF DISINFORMATION METHODS IN MATERIALS OF ITALIAN PUBLICATIONS. Based on the analysis of scientific literature and reflection of her own experience related to the fight against fake information spread among students, the author demonstrates the specifics of the main disinformation methods implementing process. This research is carried out mainly on the Italian publications material. To do this, first of all, the forms in which fake content exists in the information field today are determined. Then it turns out how Internet subcultures can use the current media ecosystem for manipulative purposes. Further, the "information disorders" phenomenon and its role in shaping the worldview of modern man are characterized. Using an example of the Italian mass media and telecommunications, the combating information violations most characteristic features are studied. The same material examines the possible reasons for such policy failures.
Key words: mass media, fake, factoid, disinformation in media, "information disorders"
Н.В. Гусева, канд. пед. наук, ст. преп., ФГКВОУ ВО «Военный университет имени князя Александра Невского Министерства обороны РФ», г. Москва,
доц. ФГБОУ ВО «Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации», г. Москва, E-mail: englevel-1@mail.ru
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ МЕТОДОВ ДЕЗИНФОРМАЦИИ В МАТЕРИАЛАХ ИТАЛЬЯНСКИХ ИЗДАНИЙ
Основываясь на анализе научной литературы и рефлексии собственного опыта, связанного с борьбой против распространения фейковой информации среди учащихся, автор настоящей статьи демонстрирует специфику процесса реализации основных методов дезинформации. Данное исследование осуществляется преимущественно на материале итальянских изданий. Для этого в первую очередь определяются формы, в которых сегодня фейковый контент существует в информационном поле. Затем выясняется, как интернет-субкультуры могут применять текущую медиаэкосистему в манипулятивных целях.
Далее характеризуется феномен «информационные расстройства» и его роль в формировании картины мира современного человека. После этого на примере итальянских средств массовой информации и телекоммуникации изучаются наиболее характерные черты политики борьбы с информационными нарушениями. На этом же материале рассматриваются возможные причины неудач такой политики.
Ключевые слова: средства массовой информации, фейк, фактоид, дезинформация в СМИ, «информационные расстройства»
Актуальность темы, выбранной для рассмотрения на страницах настоящего исследования, может быть обоснована тенденцией, при которой большая часть исследований фейковых новостей основана на теориях, касающихся социальных и медийных механизмов их возникновения (Р Водак, О.С. Иссерс, Ю.С. Степанов, А.П. Чудинов, Е.И. Шейгал). В этой связи в фокус внимания исследователей в большинстве случаев попадают так называемые фактоиды - факты, которые были выдуманы, но при этом представлены как реальные [1, с. 146]. При этом многие фактоиды повторяются и распространяются настолько широко, что представители читающей публики зачастую включают их в свой запас знаний (О.С. Иссерс, А.П. Чудинов, Е.Я. Шмелева, А.Д. Шмелев) [1-12].
Действительно, указанный информационный феномен может представлять определённый интерес для современного учёного. В частности, внимание привлекает его происхождение [2, с. 17]. Последнее уходит корнями в народную культуру, в дописьменный период развития человечества [3, с. 267]. Например, «великий страх» перед иностранными наёмниками, широко распространившийся во Франции в связи с революционными событиями конца XVIII в., возник «из ниоткуда», т. е., выражаясь современным языком, «снизу» [1, с. 149]. Он, таким образом, представлял собой не эффект точной воли манипулятора, но полностью выдуманный народный слух [4, с. 208].
При справедливости всего вышеизложенного исследование механизмов дезинформации не может и не должно ограничиваться рассмотрением путей генезиса фактоидов. Данная тема представляется куда более обширной (З.В. Боровикова, Е.В. Валиуллина, С.Д. Ворошин, С.А. Дружилов, А.И. Подберёзкин, Л.Н. Толстова, В.В. Шиллер). Попытка частичного восполнения недостатка работ, которые могли бы осветить другие её грани, предпринята на страницах данной статьи.
Соответственно, её цель - рассмотрение специфики применения основных методов дезинформации на материале итальянских изданий.
С данной целью коррелируют следующие задачи:
- выделить формы, в которых сегодня фейковый контент существует в информационном поле;
- выяснить, как интернет-субкультуры могут применять текущую медиаэ-косистему в манипулятивных целях;
- охарактеризовать феномен информационных расстройств и его роль в формировании картины мира современного человека;
- на примере итальянских СМИ изучить характерные черты политики борьбы с информационными нарушениями;
- на этом же материале рассмотреть возможные причины неудач такой политики.
По ходу решения перечисленных выше задач применялись следующие методы исследования:
- анализ научной литературы;
- рефлексия собственного опыта автора, связанного с борьбой против распространения фейковой информации среди учащихся.
Научная новизна статьи состоит в определении основных форм, в которых фейковая информация может распространяться в информационном поле.
Теоретическая значимость заключается в изучении феномена информационных расстройств и той роли, которую он играет в формировании картины мира современного человека.
Практическая значимость видится в исследовании наиболее характерных черт политики борьбы с информационными нарушениями и потенциальных причин её неудач.
Основные формы, в которых фейковый контент циркулирует в сети, различаются на основе двух критериев (табл. 1).
Таблица 1
Формы циркуляции фейковых новостей и критерии их разделения
Критерии Формы
Степень соответствия информации реальным фактам Основанные на прямой фабрикации
Созданные через сопоставление и манипулирование деконтекстуализированным исходным материалом [5, с. 202]
Степень манипуляции Имитирующие типичные способы циркуляции новостей в медиа- и информационной среде [6, с. 50]
Усиленные за счёт физиологического эффекта сочетания архитектуры сети и методов производства новостей [4, с. 211]
Соответствующие возможности широко используются различными интернет-субкультурами [5, с. 110]. Таким образом, ресурсы текущей медиаэкосистемы направляются на реализацию ряда аспектов. К таковым относятся:
манипулирование новостным информационным полем;
- определение повестки дня;
- распространение идей.
СМИ при этом могут быть уязвимыми из-за трёх сопутствующих факторов (табл. 2).
Таблица 2
Факторы уязвимости современных средств массовой информации перед распространением фейкового контента
Наименование Характеристика
Необходимость экономить место в заголовках Заставляет СМИ прибегать к стратегиям «клик-бейта», чтобы побудить публику переходить на их сайты и увеличивать доходы от рекламы, особенно ярко выражается в условиях характерного для рыночной экономики отсутствия государственного финансирования издательской деятельности [6, с. 53]
Упадок местных новостных каналов Также обусловлен капиталистической логикой, связанной с конкуренцией, может быть минимизирован, если реализовать преимущество, связанное с близостью репортёров к местам событий [3, с. 268]
Отсутствие или низкий уровень доверия к СМИ Там, где доверие к СМИ недостаточно высоко, возрастает риск возникновения пагубной тенденции, при которой дезинформация уходит корнями в само инфополе. Исследователи сообщают: в тех странах, где менее половины населения считает СМИ заслуживающим доверия источником информации, люди склонны замыкаться в рамках информационных и идеологических ограждений, что, в свою очередь, приводит к распространению дезинформации (В.К. Конах, ПМ. МакЛюэн, Т.В. Пискун)
Описанная выше ситуация может привести к формированию в сознании масс феномена, который, по аналогии с расстройствами пищевого поведения, носит название «информационные расстройства» [7, с. 29]. Они касаются ряда проблем, в числе которых следует отметить следующие:
- рост предложения «нездорового» контента;
- формирование индустрии, которая вознаграждает определённый тип упрощённых, стандартизированных и повторяющихся сообщений.
В первую очередь такие «расстройства» касаются поведения людей, которые не придерживаются правильной «медийной диеты», не хотят или не могут отличить надёжные источники от ненадёжных, сертифицированный контент от контента, основанного на необоснованных теориях (А.М. Бычкова, О.С. Иссерс, Р Крейг, А.П. Суходолов, С.С. Распопова). «Информационные расстройства» в значительной степени способствуют усугублению проблемы неравенства не только в доступе к информационно-коммуникационным технологиям (ИКТ) и опыте их использования, но и в понимании и эффективном использовании этих технологий для расширения знаний и осуществления демократической гражданственности [8, с. 27]. Они, таким образом, заставляют задуматься о критической «медиаграмотности», которая может сопровождать инициативы консорциумов, занимающихся проверкой фактов, и обязательства институтов иметь более чёткий голос в потоке информации, которая ежедневно влияет на граждан [9, с. 323].
Отсюда следует, что практическая реализация политики борьбы с информационными нарушениями должна характеризоваться плюралистичностью используемых приёмов и методов. Однако и в этом случае что-то может ускользнуть от контроля, особенно в мире, который постоянно испытывает на прочность непрерывный технологический прогресс [10, с. 265].
Так, во время пандемии COVID-19 Управление по коммуникационным гарантиям, которое является регулирующим и антимонопольным органом в отрасли связи в Италии, внимательно следило за тенденцией дезинформации, отметив, что на пике 17-23 февраля 2020 г. таковая составила 6,8% от общего количества опубликованных в Интернете новостей на данную тематику. Отсюда следует, что как только борьба с новой инфекцией стала основой повестки дня в итальянских СМИ, дезинформация потеряла значительную часть своего места в информационном поле [10, с. 270]. Однако в то же самое время фиксировался рост потребления не только верифицированной информации, но и дезинформации. Более того, если брать количество просмотров как показатель распространения последней, то просмотры итальянцами на популярных виде-охостингах роликов, в которых коронавирус называют «божественной карой» и «вмешательством сил из вне», достигли 8,4 млн. чел [3, с. 266]. Столь большое количество информации, потребляемой ежедневно, увеличило риск возникновения тревожных настроений и паники, социальной тревоги и искаженного видения
реальности. Это привело к опасным последствиям, затронувшим жизненно важные темы для понимания, например, те правила, которые необходимо соблюдать для профилактики, диагностики и лечения СШЮ-19.
Запутанная, местами неясная и покрытая слухами информация о вирусе вместо того, чтобы повысить осведомлённость о нём, привела к распространению страха [5, с. 154]. На пике пандемии соответствующее отношение разделяли порядка 65% жителей Апеннинского полуострова. Далее соответствующие показатели в основном демонстрировали рост, причём среди всех категорий населения. Они достигали почти 73% среди людей старше 65 лет и почти 80% среди тех, кто на тот момент не имел диплома о среднем образовании.
Для того чтобы остановить распространение фейковых новостей, необходимы меры, которые ставят на первый план ответственность различных пользователей сети [5, с. 258]. Необходимо также проведение информационно-пропагандистских и профилактических кампаний по сознательному использованию социальных сетей [9, с. 325]. По этому поводу заместитель секретаря премьер-министра, ответственный за информацию и издательства, сенатор Рокко Джузеппе Молес отметил необходимость признания существенной роли социальных платформ, представляющих собой важные, но в некоторых случаях «токсичные» инструменты. По его словам, в настоящее время социальные сети, как правило, выполняют ненадлежащую функцию, в некоторых случаях публикуя только то, что читатель хочет «услышать».
Подобная тенденция, в свою очередь, ведёт к появлению замкнутой экосистемы, в которой человек теряет способность различать происходящее, особенно в отношении истинности фактов [11, с. 302]. Её ликвидации будет в некоторой
Библиографический список
степени способствовать организация сотрудничества между хозяевами хостин-гов, с одной стороны, и производителями информации - с другой. Оно может помочь сделать цифровую экосистему более безопасной [12, с. 124].
По этому поводу небезынтересным также представляется высказывание Альберто Барачини - президента Комиссии по фильтрации информации телекомпании Rai. Одной из главных её задач в период пандемии указанный деятель назвал придание информационным потокам правильного направления. Так, по инициативе комиссии была создана целевая группа по борьбе с фейковыми новостями, а министру образования Аззолине - предложено согласовать с Rai расписание программ, посвященных школам, для проверки образовательного контента [12, с. 127]. В этом контексте коммуникационные агентства нередко оказывали действенную поддержку, в том числе благодаря способности журналистов быть посредниками и противостоять друг другу [2, с. 114].
Таким образом, приведённые примеры демонстрируют следующее: дезинформация распространяется как вирус, который чрезвычайно сложно контролировать даже тем, кто эту дезинформацию создал. Важными элементами противостояния всеобщей панике во время поражения дезинформацией являются данные, подкреплённые реальными доказанными фактами, подтверждёнными несколькими источниками.
Итальянский опыт позволяет заявить, что распространение таких данных требует координации совместных усилий авторов верифицируемого контента, представителей государственных и коммерческих структур, заинтересованных в борьбе с фейками, а также владельцев медийных ресурсов. Кроме того, совместные усилия этих акторов должны обеспечивать формирование у населения системы компетенций, составляющих минимальную «медиаграмотность».
1. Пром Н.А. Фактоид vs фейк: идентификация и модели анализа. Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 2: Языкознание. 2022; Т. 21; № 4: 142-152.
2. Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. Москва: URSS, 2008.
3. Кузнецова Н.В. Информационная война в современных французских СМИ (На примере освещения событий в России 24 июня 2023 года). Мир науки, культуры, образования. 2023; № 5 (102): 266-268.
4. Ковшов И.В. Противодействие фальсификации истории великой отечественной войны в современной информационной среде как педагогическая проблема: на примере уральского региона. Мир науки, культуры, образования. 2023; № 3 (100): 206-212.
5. Доценко Е.Л. Психология манипуляции: феномены, механизмы и защита. Москва: ЧеРо, МГУ, 1997.
6. Ефанов А.А. «Закон о фейковых новостях» с позиций методологической корректности. Информационное общество. 2020; № 1: 49-56.
7. Зелинский С.А. Манипуляции массами и психоанализ. Манипулирование в СМИ. Москва: ИТД «СКИФИЯ», 2008.
8. Крайнюков С.В. Влияние современных информационных технологий на картину мира человека. Социальная психология и общество. 2019; Т. 10; № 4: 23-41.
9. Шуйская Ю.В., Смекалина К.С., Платицын А.В. Тенденции развития новых медиа в условиях трансформации социального запроса. Мир науки, культуры, образования. 2023; № 1 (98): 323-325.
10. Шульц Э.Э. Фейковые новости в современных коммуникационных процессах. Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Государственное и муниципальное управление. 2022; Т. 9, № 3: 262-273.
11. Калмыков А.А., Коханова Л.А. Интернет-журналистика. Москва: Юнити-Дана, 2005.
12. Dale T. The Fundamental Roles of Technology in the Spread of Fake News. Handbook of Research on Deception, Fake News, and Misinformation Online. Hershey: IGI Global, 2019: 122-137.
References
1. Prom N.A. Faktoid vs fejk: identifikaciya i modeli analiza. Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya 2: Yazykoznanie. 2022; T. 21; № 4: 142-152.
2. Issers O.S. Kommunikativnye strategii i taktiki russkojrechi. Moskva: URSS, 2008.
3. Kuznecova N.V. Informacionnaya vojna v sovremennyh francuzskih SMI (Na primere osvescheniya sobytij v Rossii 24 iyunya 2023 goda). Mirnauki, kultury, obrazovaniya. 2023; № 5 (102): 266-268.
4. Kovshov I.V. Protivodejstvie fal'sifikacii istorii velikoj otechestvennoj vojny v sovremennoj informacionnoj srede kak pedagogicheskaya problema: na primere ural'skogo regiona. Mir nauki, kultury, obrazovaniya. 2023; № 3 (100): 206-212.
5. Docenko E.L. Psihologiya manipulyacii: fenomeny, mehanizmy izaschita. Moskva: CheRo, MGU, 1997.
6. Efanov A.A. «Zakon o fejkovyh novostyah» s pozicij metodologicheskoj korrektnosti. Informacionnoe obschestvo. 2020; № 1: 49-56.
7. Zelinskij S.A. Manipulyaciimassamiipsihoanaliz. Manipulirovanie v sMl. Moskva: ITD «SKIFIYa», 2008.
8. Krajnyukov S.V. Vliyanie sovremennyh informacionnyh tehnologij na kartinu mira cheloveka. Social'naya psihologiya i obschestvo. 2019; T. 10; № 4: 23-41.
9. Shujskaya Yu.V., Smekalina K.S., Platicyn A.V. Tendencii razvitiya novyh media v usloviyah transformacii social'nogo zaprosa. Mir nauki, kultury, obrazovaniya. 2023; № 1 (98): 323-325.
10. Shul'c 'E.'E. Fejkovye novosti v sovremennyh kommunikacionnyh processah. Vestnik Rossijskogo universiteta druzhby narodov. Seriya: Gosudarstvennoe i municipal'noe upravlenie. 2022; T. 9, № 3: 262-273.
11. Kalmykov A.A., Kohanova L.A. Internet-zhurnalistika. Moskva: Yuniti-Dana, 2005.
12. Dale T. The Fundamental Roles of Technology in the Spread of Fake News. Handbook of Research on Deception, Fake News, and Misinformation Online. Hershey: IGI Global, 2019: 122-137.
Статья поступила в редакцию 27.12.23
УДК 82
Sagova M.Yu., postgraduate, Department of Ingush Literature and Folklore Ingush State University (Magas, Russia), E-mail: suzon09@list.ru
THE IMAGE OF THE LYRICAL HERO IN M.-S. PLIEV'S NOVEL "BALAN DI" ("DAY OF SORROW"). The object of the study of this article is a novel in verse by M.-S. Pliev "Balan di" ("Day of Sorrow"). In this novel, the poet describes in great detail the road to Siberia, the hard life in a foreign country. Masterfully using antithesis techniques, he told about returning home, enhancing the sharp contrast of the beginning and ending of the work. For M.-S. Pliev, the events of those years were not information received from other people's mouths. He was an eyewitness to everything that happened to his people. The author himself appears in the image of the lyrical hero. In the process, the evolution of the character of the hero is traced. Through the prism of his vision of the events taking place, the author plunges the reader into the abyss of hopelessness and arbitrariness of a cruel regime: painfully tells about the famine days, about families cut out by typhus, about inhuman living conditions and hard work in an unusual environment. There is a feeling that the author communicates directly with the reader, through his thoughts the author reveals the psychological portraits of the other characters even more deeply. Together with the lyrical hero, the reader plunges into the heavy atmosphere of a stuffy carriage, where a teenager, separated from his family, has been experiencing hunger and cold for two weeks, and watches his fellow travelers die one by one every day.
Key words: M.-S. Pliev, novel in verse, deportation, Ingush folklore, lyrical hero, deportation, image, spiritual growth
