CC BY
275
КОММУНИКАЦИЯ. ДИСКУРС. РЕЧЕВЫЕ ЖАНРЫ
УДК: 81'23; 82'374.3 DOI: 10.31249/Ъ[пв/2021.04.04
Нагорная А.В.©1
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ МЕТАФОР В ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ.
(Обзор)
Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»
Аннотация. В обзоре рассматриваются современные подходы к использованию метафоры при работе с пациентами в ходе психотерапевтических сессий. Описываются преимущества метафорического метода, исследуются механизмы совместного конструирования метафор в ходе взаимодействия терапевта и пациента, изучаются контекстуальные факторы, предопределяющие выбор метафорических стратегий, описывается методика логлинейного анализа, используемого для количественной оценки метафорической коммуникации между терапевтом и пациентом.
Ключевые слова: междисциплинарные исследования; психотерапия; терапевтическая беседа; метафорология; метафора; когнитивно-поведенческая терапия; логлинейный анализ.
В последние десятилетия все большую популярность в психотерапевтической практике приобретает так называемый метафорический метод. Суть его заключается в использовании метафор
1 © Нагорная А.В., 2021
для концептуализации широкого спектра субъективных переживаний и исследовании терапевтического эффекта, который достигается при подобном подходе. Описывая преимущества метафорического, или аллегорического, метода, Дж. Сандос отмечает, что он помогает терапевтам более эффективно общаться с пациентами, а самим пациентам и их семьям более глубоко понимать тонкую и сложную динамику проблемы. Метод помогает избегать чрезмерной интеллектуализации и позволяет применять визуальные и аффективные инструменты, с помощью которых достигается «трехмерность» в объяснении природы аддикции. Кроме того, динамика этого состояния описывается в таком нарративном формате, который является забавным и способен привлечь внимание пациента / слушателя / читателя и пробудить его воображение [Sandoz, 2009, p. XV].
В данном обзоре представлены три статьи, в которых обсуждаются возможности применения метафорического метода в психотерапии.
Статья А. Ли «Сила метафоры в терапии» [Lee, 2018] содержит ряд замечаний общего характера. Метафора признается важнейшим источником и движущей силой личностных изменений. Автор поясняет, что, когда пациент пытается осмыслить собственные переживания и затрудняется с поиском необходимых слов, метафора позволяет ему «присвоить» (to own) [ibid, p. 326] ранее неведомые ему смыслы. Выбрав оптимально подходящую ему метафору, пациент может изменять ее значение, исследуя ее интер-претативный потенциал совместно с терапевтом. Трансформируя метафору, он изменяет и свое отношение к ней, а следовательно, и переосмысляет свое состояние. Таким образом, пишет автор, метафора обретает собственную жизнь и становится чем-то большим, чем просто метафора. Развиваясь и трансформируясь в сознании пациента, она обретает целительную силу. То, что может изначально быть «темной и болезненной метафорой», может эволюционировать в нечто «светлое и полное надежд» [ibid], став метафорой личностного перерождения. Автор признает, однако, что этот процесс бывает весьма болезненным и долгим. Он описывает два наиболее типичных подхода, используемых в терапии: терапевт либо работает с метафорой, предложенной самим пациентом, либо предлагает свою собственную, которая, по его мнению, соответ-
ствует психическому состоянию пациента. Во втором случае пациент часто не принимает готовую метафору, однако он может трансформировать ее, адаптировав ее под собственные когнитивные потребности.
Автор называет использование метафоры «очень органичным процессом» [ibid]. Метафора расширяет границы опыта, способна вести пациента сразу в нескольких направлениях и обретать свойства реальности. В то же время, метафору нельзя признать панацеей; это всего лишь один из возможных способов терапии.
В работе Ф. Мэтьисон, Дж. Джордан и М. Стабби [Mathie-son, Jordan, Stubbe, 2020] рассматриваются возможности использования метафор в когнитивно-поведенческой терапии1 (КПТ). По признанию авторов, метафоры давно используются в психотерапевтической практике, однако в когнитивно-поведенческой терапии интерес к ним возник лишь в последние годы. Это отчасти объясняется тем, что метафора долгое время считалась слишком сложным инструментом для работы из-за отсутствия ее однозначного определения и надежного подхода к ее идентификации, а также из-за сложностей с поиском соответствующей методологии для ее применения в терапии, основанной на устном общении.
Как поясняют авторы, основной принцип КПТ заключается в том, что, если появляется возможность изменить смысл переживания, само переживание теряет интенсивность и глубину. Пациенты часто выражают свои опасения, ощущения, отношение к себе и другим с помощью метафорического языка. Метафора представляется способом трансформации значения, поскольку она работает в качестве мостика, который помогает пациентам использовать свои знания о мире и творчески применять их к решению проблем. Метафора может открывать доступ к структурам значения, которые остаются полностью закрытыми при использовании традиционных терапевтических методов.
Как показывают аппаратные исследования, основывающиеся на магниторезонансных технологиях, существует связь между метафорическим языком и эмоциональным возбуждением. В соответствии с теорией КПТ, активация эмоций необходима для возникновения значимого изменения, поэтому метафорический язык
1 Cognitive Behavior Therapy
может служить важным механизмом выхода из психологически тяжелой ситуации. КПТ фокусируется не столько на специфических техниках воздействия, сколько на процессе терапии. Авторы полагают, что метафорический язык, сознательно конструируемый терапевтом в сотрудничестве с пациентом, может стать важным компонентом, повышающим качество терапевтического процесса. Например, предложенная пациентом метафора «я вишу в середине отвесной скалы и не могу найти, за что зацепиться» может быть проанализирована на предмет ассоциаций, ощущений и типов поведения. Можно совместно выработать подходы и решения и применить их к жизненной ситуации пациента.
В КПТ принят совместный управляемый подход к обнаружению и решению проблем пациента. Совместная работа терапевта и пациента чрезвычайно важна, поскольку она является условием результативности терапии. В последние годы все чаще рекомендуется использовать в такой работе метафоры и разрабатываются соответствующие протоколы. Терапевтам предлагается использовать метафоры самого пациента для выработки общего языка при обсуждении проблемы.
В статье Ф. Мэтьисон, Дж. Джордан и М. Стабби содержится описание четырех ранее проведенных авторами исследований. В первом из них авторы использовали дискурсивно-динамический подход к идентификации метафоры [Cameron, Maslen, 2010], чтобы определить частотность метафор в КПТ на материале объемного корпуса транскриптов терапевтических сессий и оценить надежность и полезность этого подхода. Сам подход был выбран потому, что он был разработан для разговорной речи, включает метафоры, представленные как словами, так и фразами, и является индуктивным, позволяя идентифицировать идиосинкретичные (индивидуально-авторские) метафоры. Ф. Мэтьисон, Дж. Джордан и М. Стабби считают важным, что в рамках этого подхода язык представлен как сложная, самоорганизующаяся система, которая «плавно разворачивается» [Mathieson, Jordan, Stubbe, 2020, p. 201] во времени и находится под влиянием индивидуальных, контекстуальных и культурных факторов, а также телесных состояний, предшествующих актов общения, целей и мотиваций [Cameron, 2008].
Авторы проанализировали 48 транскриптов сессий КПТ, в ходе которых проводилась терапия депрессивных состояний. Преимущество материала этого типа заключается в том, что он собирался в естественных условиях, а не специально для целей изучения метафорического языка, что могло бы повлиять на поведение пациента или терапевта. Были проанализированы транскрипты первых четырех сессий, проведенных с 12 пациентами при участии 3 терапевтов. Первые четыре сессии были выбраны потому, что, как было установлено опытным путем, наиболее выраженные изменения наблюдаются в ранних сессиях, причем около 50% пациентов демонстрируют выраженное улучшение в течение первых восьми сессий, а затем интенсивность снижается.
Для определения надежности кодирования транскриптов был привлечен независимый эксперт, который работал параллельно с участниками проекта и оценил в общей сложности 10% тран-скриптов. Два эксперта одинаково идентифицировали метафоры в 70,2% случаев и определили их с близкой частотностью (36,8 против 34,7). Такой уровень совпадения результатов обычно квалифицируется как адекватная степень надежности.
Метафорические слова или фразы употреблялись с частотностью 31,5 единиц на 1000 слов. Терапевты использовали метафоры приблизительно в два раза чаще, чем пациенты (21,2 против 10,3 на 1000 слов). Наблюдалась значительная вариативность в парах «терапевт - пациент» (диапазон от 17 до 49 единиц на 1000 слов). Остается неясным, почему терапевты использовали метафоры гораздо чаще, чем пациенты. Возможно, показатели оказались высокими из-за частого использования конвенциональных метафор типа goals (цели) и homework (домашняя работа), которые занимают центральное место в КПТ. Кроме того, терапевты могли намеренно использовать метафоры в качестве обучающих аналогий, чтобы передать терапевтически важные смыслы.
В ходе второго исследования Ф. Мэтьисон, Дж. Джордан и М. Стабби проанализировали процесс совместного конструирования метафор терапевтом и пациентом. Изучалась частота, с которой метафора предлагалась каждой из сторон, и рассматривались реакции на метафоры собеседника. Метод был частично позаимствован у К. Хилла и А. Регана [Hill, Regan, 1991], которые определили (operationalized) совместное конструирование метафор те-
рапевтом и пациентом тремя способами: 1) соотношение между количеством метафор, используемых терапевтом и пациентом во время сессий; 2) повторение, использование точных слов собеседника во время одной сессии; 3) разворачивание содержания метафоры, т.е. последовательное использование разных, но концептуально связанных, метафор.
Материалом исследования послужили 12 ранее использованных транскриптов с уже идентифицированными метафорами. Были произвольно отобраны три пары «терапевт - пациент». Процесс кодирования проходил итеративно, исследовались ответы пациента и терапевта во время трех диалогов. Все транскрипты были дополнительно кодированы привлеченным экспертом. После кодирования был проведен анализ метафорических единиц с определением авторства метафоры. Были выявлены следующие группы:
(a) воспроизведение метафоры с использованием тех же или родственных слов. Ср.: Пациент: I freeze up. («Я замерзаю1».) Терапевт: So you mention freezing up. («Итак вы говорите, что замерзаете».)
(b) перефразирование метафоры с использованием простых перифрастических конструкций или синонимов. Ср.: Пациент: It is kind of a steady improvement but it has got lumps in it. («Это своего рода устойчивое улучшение, но в нем есть и бугры» .) Терапевт: Yeah a few dips here and there, I can imagine. («Да, то здесь впадина, то там, представляю себе».)
(c) разъяснение значения метафоры для достижения взаимопонимания (например, терапевт задает вопросы о связанных с метафорой образах, мыслях, телесных ощущениях или чувствах).
(d) расширение метафоры (разворачивание или модификация метафоры, включая буквализацию и расширенную аналогию). Ср.: Пациент: It's like bases. You know, first base, second base, third base... So obviously he played this all the way. («Это как базы. Знаете, первая база, вторая база, третья база. Итак очевидно, что он всю дорогу так играл».) Терапевт: How are you going to make sure he plays this game with you? («Как вы собираетесь убедиться в том, что он играет с вами в эту игру?»)
1 Здесь и далее по тексту обзора перевод с английского языка на русский наш. - А. Н.
(е) эксплицитное одобрение метафоры / согласие с метафорой. Ср.: Пациент: I sabotage myself... you want to win the race but you take the engine out of the car. («Я саботирую сам себя. ты хочешь выиграть гонку, но вынимаешь двигатель из машины».) Терапевт: Yeah that is a really good analogy. («Да, это очень хорошая аналогия».)
По наблюдениям Ф. Мэтьисон, Дж. Джордан и М. Стабби, относительно часто использовалось расширение. Этот тип оказался клинически продуктивным, потому что он способствует развитию интересного, живого творческого процесса, в ходе которого может возникать новое понимание проблемы. Пациенты и терапевты инициировали метафоры с одинаковой частотой (общее количество: терапевты - 170, пациенты - 168). Пациенты и терапевты подхватывали друг у друга метафоры с одинаковой частотой, что свидетельствует о наличии плотного взаимодействия. Эти данные идут в разрез с экспериментами К. Хилла и А. Регана, в которых терапевт преимущественно подхватывал и развивал метафорические высказывания клиента. Такая разница в результатах может объясняться незначительным объемом корпуса, которым пользовались К. Хилл и А. Реган.
Ф. Мэтьисон, Дж. Джордан и М. Стабби вводят понятие «сгустка» (bursts) [Mathieson, Jordan, Stubbe, 2020, p. 203] метафор. Первая метафора в «сгустке» часто оказывалась повторением ранее использованной метафоры (44%). «Сгустки», инициированные терапевтом, как правило, повторяли метафоры самого терапевта, а не пациента (49 против 23 случаев). «Сгустки», инициированные пациентом, с одинаковой частотой повторяли собственные метафоры и метафоры, предложенные терапевтом (35 против 33 случаев). Было замечено также, что в 44% случаев первое высказывание в сгустке метафор было повторением метафоры, использованной ранее в ходе сессии или в предыдущей сессии. Это свидетельствует о том, что метафора может стать тематической внутри сессии и между сессиями.
В третьем исследовании, проведенном авторами, описывается процесс обучения терапевтов использованию метафор при обсуждении клинического случая и реагированию на них. Обсуждение клинического случая - это совместный процесс, в котором участвуют терапевт и пациент; обсуждаются ключевые проблем-
ные убеждения и вредные психологические стратегии. Основная задача заключалась в том, чтобы обучить терапевтов намеренно использовать метафорические стратегии ранее описанных типов и исследовать эффект от их применения в создании «терапевтического альянса» [ibid, p. 204] с пациентом. Кроме того, авторы пытались установить, является ли метафорическое общение универсально приемлемым для всех пар «терапевт - пациент».
Было организовано два специальных обучающих тренинга при участии 12 опытных терапевтов, практикующих КПТ. Эффективность тренинга оценивалась по записям ролевых игр, проведенных до и после него. В качестве пациентов при этом выступали студенты-психологи. Оценка тренингов осуществлялась, в том числе, приглашенным экспертом, который не знал, был ли анализируемый тренинг проведен до или после обучающей сессии. Терапевты и пациенты также заполнили анкету, где указали степень приемлемости и предпочтительности метафорического метода. Был отмечен существенный рост положительных показателей в оценке сессий после внедрения метафорического метода. Корреляции между рейтингом предпочтительности метафорического языка и рейтингом эффективности совместной деятельности показали, что метафорический метод наиболее эффективен, когда терапевт и пациент совпадают в оценке предпочтительности метафорического языка.
Четвертое исследование было тематически связано с предыдущим. Было рассмотрено то влияние, которое пройденные тренинги оказывают на работу терапевтов в течение трех месяцев после обучения, и изучена способность терапевтов последовательно изменять принципы своей работы. Тренинги проводились экспертами в области КПТ и включали дидактическое обучение, обсуждение, видео демонстрации, интерактивные упражнения, ролевые игры для выработки навыков, домашние задания и обсуждение результатов. После обучения терапевты отмечали возросшую степень осознанности в употреблении метафор, более уверенное их использование в ответах-реакциях на слова пациента и применение в совместных обсуждениях, возросшее количество времени, в течение которого терапевт расширял и развивал метафоры пациента и более высокую степень метафоричности речи при беседе с пациентами.
При обсуждении результатов проведенных экспериментов Ф. Мэтьисон, Дж. Джордан и М. Стабби отмечают необходимость увеличения выборки и воспроизведения экспериментальных алгоритмов при работе с реальными пациентами, а не в условиях ролевой игры. Кроме того, представляется целесообразным проследить роль метафоры на разных стадиях терапии (например, при постановке целей или для предотвращения срывов), а также с пациентами, имеющими другие типы расстройств.
Авторы подчеркивают междисциплинарный характер проведенных ими исследований, указывая на необходимость учета новейших достижений психолингвистики. Участие лингвистов в работе такого рода должно основываться на понимании того, что терапевтическая беседа - это не просто речевой контекст, и теоретические лингвистические знания могут помочь в решении конкретных проблем с психическим здоровьем.
В заключительной части работы авторы отмечают, что психотерапия основывается на языке, а поскольку язык пронизан метафорами, ее эффективность в значительной степени зависит от адекватного использования метафорического языка. Совместный поиск подходящих метафор открывает широкие возможности для формирования нового взгляда на природу проблемы, с которой сталкивается пациент. Разговор с пациентом на одном языке всегда считался важным средством создания доверительной атмосферы, позволяющей добиться позитивных изменений. Терапевты, которые проявляют чуткость к метафорам своих пациентов и используют подходящую для них образность, способны общаться более глубоко и эмпатийно, помогая пациентам исследовать логические заключения и следствия их метафор. Каждый пациент приходит к терапевту с набором уже готовых метафор, которые структурируют его индивидуальный язык и его понимание проблемы. Терапевты могут добиться лучшего понимания пациентов, сознательно исследуя их метафорические проекции, которые являются частью терапевтической беседы.
В статье Д. Тея «Совместное конструирование кризисных ситуаций с помощью метафор» [Tay, 2020] описывается количественный подход к использованию метафоры в психотерапевтической беседе. Автор поясняет, что с позиций психологии «кризис» не обязательно означает осязаемую угрозу. Ощущение кризиса
может быть сугубо субъективным, вызывая у человека ощущение, что ему «невыносимо трудно» [ibid, p. 231]. Человек, испытывающий экзистенциальный кризис, может чувствовать, что он потерял смысл жизни, даже когда у него объективно все хорошо. Психотерапевты обычно работают с мыслями, поведением и ощущениями пациента, относящимися к сложившейся ситуации, а не с самой ситуацией.
Терапевты и их пациенты часто используют образный язык для описания сложных мыслей и эмоций, которые лежат в основе личностных кризисов. Так, человек, страдающий тревожным расстройством, часто описывает это состояние как «огромную темную тучу, висящую над ним» [ibid, p. 232]. При описании анорек-сии терапевты часто прибегают к метафоре «пытаться вести машину, не заправив ее бензином» [ibid]. Подходящая к ситуации метафора способна предоставить доступ к эмоциям, задать новый фрейминг и даже улучшить отношения в паре «терапевт -пациент». Использование метафор во время терапевтических сессий может приводить к инсайтам и позволяет более глубоко понять обретенный опыт.
В работе анализируются паттерны в использовании метафор на протяжении серии терапевтических сессий и те инсайты, которые эти метафоры предлагают. Основная идея заключается в том, чтобы считать каждое метафорическое выражение единицей данных, описываемой набором взаимосвязанных и контекстуально определенных переменных. В случае психотерапии они включают ГОВОРЯЩЕГО (терапевта или клиента), ЦЕЛЬ (тему метафоры), ФАЗУ (когда метафора возникает в ходе лечения) и другие компоненты.
То, как с помощью метафоры конструируют, коммунициру-ют и разрешают кризис, представляет интерес не только для специалистов в области психиатрии, но и метафорологов, которые подчеркивают практическую ценность метафоры. Значительную часть современных метафорологических исследований составляет анализ дискурса, где изучаются естественно возникающие цепочки метафорических словоупотреблений в особых (терапевтических) обстоятельствах. Дискурсивно-нарративный анализ не может предсказать, насколько эффективно «работают» метафоры, но может выявить закономерности их появления и развития в контексте.
В связи с этим возникает вопрос, может ли количественный анализ выявить контекстуально обусловленные закономерности. Поскольку терапия часто требует проведения нескольких сессий, может оказаться, что метафоры, не представляющие интереса, когда они употребляются изолированно, с течением времени складываются в определенные паттерны. Количественные методы, с помощью которых с высокой степенью точности изучаются эти паттерны, могут обогатить контекстуальные описания метафор в психотерапии и других дискурсивных областях.
Автор кратко описывает методику логлинейного анализа (log linear analysis). Каждой единице данных присваивается определенное значение с учетом категориальных переменных, описывающих этот набор данных. Автор ссылается на два исследования, в которых использовался логлинейный анализ. В работе П. Ли [Li, 2002], в которой изучался процесс усвоения языка, единицами данных были глаголы, используемые китайскими детьми, а переменные включали возраст детей, тип глагола и тип маркера аспекта. В социологическом исследовании М. Стейси и др. [Power ..., 1975] единицами данных являлись ответы на опрос, а переменные включают род занятий, особенности договора аренды и электоральные предпочтения респондентов. В работе Д. Тея единицами данных являются метафоры, а к переменным относятся контекстуальные аспекты их употребления, описанные ниже. Логлинейный анализ выявляет статистически значимые связи или «эффекты» между переменными - расхождения между ожидаемой частотой использования определенной категории и наблюдаемой частотой. Затем эти связи интерпретируются в соответствии с теоретическими основаниями исследования.
Логлинейный анализ может рассматриваться как многомерное расширение %2 (хи-квадрат) тестов1 на независимость для связей высокого порядка между переменными, количество которых превышает 2. Автор поясняет, что понимается под связями высокого порядка. Предположим, что мы хотим установить корреляцию между гендером (Г), весом (В) и сердечными заболеваниями (С) у пациентов. Каждый пациент представляет собой единицу
1 При проведении теста хи-квадрат проверяется взаимная независимость
двух переменных таблицы сопряженности и благодаря этому косвенно выясняется зависимость обоих переменных.
данных, которая подвергается перекрестной классификации по трем категориальным переменным (Г = мужчина / женщина; В = недостаточный / излишний / нормальный; С = заболевание наличествует / отсутствует). В табл. 1 представлены все возможные связи в корпусе данных и то, что они означают.
Таблица 1
Возможные связи и их значение в исследовании с тремя переменными [Tay, 2020, р. 234]
Связи Значение
Односторонние связи (или «основные эффекты») - гендер (Г) - вес (В) - сердечные заболевания (С) - количество мужчин значительно превосходит количество женщин (или наоборот); - наблюдается значительное преобладание людей с недостаточным / избыточным / нормальным весом; - количество пациентов с сердечными заболеваниями значительно превосходит количество пациентов без них (или наоборот);
Двусторонние связи - между Г и В (Г*В) - между Г и С (Г*С) - между В и С (В*С) - мужчины / женщины значительно более склонны иметь недостаточный / избыточный / нормальный вес; - мужчины / женщины значительно более склонны иметь сердечные заболевания; - люди с недостаточным / избыточным / нормальным весом значительно чаще имеют сердечные заболевания;
Трехсторонние связи - между всеми тремя переменными (Г*В*С) - связь между любыми двумя переменными варьируется в зависимости от уровня третьей переменной (например, пациенты с избыточным весом более подвержены сердечным заболеваниям, но в большей степени среди мужчин, чем среди женщин).
После того как все пациенты проходят перекрестную классификацию, осуществляется проверка связей посредством сравнения наблюдаемой частоты каждой перестановки переменных (например, мужчины с избыточным весом, но без сердечных заболеваний) с ожидаемой частотой. Процесс обратной элиминации начинается со связи самого высокого порядка (Г*В*С) и пошагово исключает те связи, которые не были обнаружены в корпусе данных. В результате этого процесса получается окончательный список связей, которые являются необходимыми и достаточными для описания отношений в корпусе данных. Этот список связей обычно называется «лучшая модель» и пригоден для интерпретации. Например, если лучшей моделью для табл. 1 является исключи-
тельно Г*С, это означает, что тендер непосредственно связан с сердечными заболеваниями, а вес - нет. Применяя логлинейный анализ к изучению дискурсивных феноменов, таких как метафора, мы исходим из того, что эти феномены представляют собой «многофакторные коммуникативные акты» [Nicaise, 2010, p. 65], в которых каждая (метафорическая) единица может описываться как результат взаимодействия контекстуальных переменных (формы, функции и / или контекста).
Логлинейный анализ может дополнить качественные описания переменных и примеры употребления метафор несколькими способами. Во-первых, анализ проводится на крупных массивах данных и позволяет получить новые знания о природе метафор и принципах их применения в дискурсах здоровья и болезни. Во-вторых, хотя мы можем сказать, как каждый контекстуальный фактор определяет использование метафоры, одного качественного анализа недостаточно для того, чтобы определить сочетанный эффект различных факторов. В исследовании Д. Тея выявляется то, какие факторы взаимодействуют, насколько сильно это взаимодействие. Связи высокого порядка, в которых задействованы два и более фактора, часто дают новые и интересные интерпрета-тивные ракурсы. Автор подчеркивает, что в данном случае упор делается на статистические данные относительно частотности употребления той или иной метафоры в ущерб тематической значимости метафор.
Исследование основывается на записях, сделанных во время психотерапевтических сессий с двумя пациентами, посещающими одного и того же терапевта в консультационном центре одного из китайских университетов. Язык сессий - севернокитайский (мандаринский китайский). Общая продолжительность записей составляет 29,5 часов. Идентификация метафор осуществлялась двумя носителями соответствующего языка, закончившими аспирантуру. На первом этапе применялся дискурсивно-динамический подход [Cameron, Maslen, 2010], который базируется на контрасте и переносе между основным и контекстуальным значением. Автор предпочел этот подход, а не более известную «процедуру идентификации метафоры» (MIP), разработанную группой Pragglejaz [Pragglejaz Group, 2007] и активно продвигаемую амстердамской лабораторией метафоры, поскольку спонтанное создание метафо-
ры в контекстах типа психотерапевтических сессий не происходит исключительно на лексическом уровне. Автор предлагает рассмотреть три примера1:
(1) 'I can now feel the many holes that are in my heart were shot by them' (букв.: «Теперь я могу чувствовать множество дыр в моем сердце, которые были прострелены ими»).
(2) 'I seem to have sentenced myself to death' («Кажется, я приговорил себя к смерти»).
(3) 'There are some frightening things, frightening feelings' («Есть некоторые пугающие вещи, пугающие чувства»).
В примере (1) подчеркнутые части высказывания представляют собой метафоры, обозначающие чувства говорящего. Пример (2) представляет собой образное сравнение, в котором элемент seem to («кажется, что») эксплицитно сигнализирует о наличии «метафорического сравнения» [Tay, 2020, p. 236] между основным значением выражения «приговорить к смерти» и контекстуальным значением нежелательного эмоционального состояния. Пример (3) иллюстрирует трудности с идентификацией метафор в северноки-тайском языке, в котором широко распространены составные слова и наблюдаются многочисленные случаи, когда значения отдельных знаков образуют одно общее значение способами, непонятными даже для носителей языка. Так, сложносоставное слово, обозначающее «вещь», состоит из двух знаков со значением «восток» и «запад». Другим примером является сложносоставное слово со значением «беспокойство», которое состоит из компонентов «напряжение» и «расширение». Несмотря на то что в производстве этих сложных значений задействованы механизмы метафоры и метонимии, носители севернокитайского языка не осознают непрямого характера номинации. Более того, в широко используемом Новом словаре китайского языка (Xinhua Zidian) указаны конвенциональные значения сложных слов, но не эксплицированы образные основы номинации. Следовательно, подобные слова не считаются метафорами.
На следующем этапе было принято решение отсеять метафоры, которые могут создавать технические проблемы и при этом
1 В оригинале содержится пример на китайском языке и его перевод на английский.
не обладать значительной релевантностью для решения исследовательских задач. К ним относятся многочисленные высоко конвенциональные метафоры, большинство из которых не выполняет терапевтических функций и которые не могут быть заменены словами с буквальным значением. Для отсеивания конвенциональных метафор была использована модель «анализ метафор в психотерапии» 1 (АМП) [Gelo, Mergenthaler, 2003]. Согласно АМП, новые (неконвенциональные) метафоры семантически неустойчивы, требуют дополнительного усилия для своего понимания и могут быть произведены от конвенциональных метафор посредством «расширения», «разворачивания», «оспаривания» и «формирования образа» [Tay, 2020, р. 236]. В примере (1) выражение «in my heart» следует признать конвенциональной метафорой, поскольку оно обладает фиксированным значением и не требует интерпретатив-ных усилий. В то же время «many holes», «shot» и пример (2) следует признать новыми метафорами. После отбраковки материала объем конечной выборки составил 2893 единицы.
Д. Тэй объясняет принцип установления переменных. Он указывает на необходимость соблюдения баланса между желанием включить наибольшее количество переменных и исключением практических сложностей, связанных с избытком последних. Например, во многих исследованиях метафор учитываются области источника, однако их сложно объединить в поддающееся анализу количество категорий, не пожертвовав при этом смыслом. При установлении количества категорий необходимо учитывать общий объем выборки: рекомендуемое минимальное число единиц данных составляет общее количество категорий переменных, умноженное на пять. Таким образом, с практической точки зрения нецелесообразно включать слишком много переменных и / или категорий. Кроме того, единицы данных не могут относиться более, чем к одной категории в рамках каждой переменной. Если метафора основана на нескольких областях источника, это требование не может быть соблюдено. В данном исследовании использовались четыре переменные: ОБЛАСТЬ ЦЕЛИ, ГОВОРЯЩИЙ, ЭТАП ТЕРАПИИ и ФУНКЦИЯ.
1 Metaphor Analysis in Psychotherapy (MAP).
111
Область цели - это «тема» метафоры [ibid., p. 237]. Например, в высказывании HIV is a large dark cloud hanging over me («ВИЧ - это большая темная туча, нависающая надо мной») область цели - это HIV («ВИЧ») [ibid]. Автор ссылается на работу Р.Р. Коппа, в которой области цели стянуты в «основные параметры метафорической структуры индивидуальной реальности» [Kopp, 1995, р. 104]. К этим параметрам относятся «я», «другие», «ситуация» и «отношения» (табл. 2), причем любые три из них взаимосвязаны. Пациент - это всегда «я». Если терапевт использует метафору для описания пациента, она все равно классифицируется как «я», а не как «другие».
Таблица 2
Категории области источника [Tay, 2020, р. 237]
Категория области источника Пример
Я Метафоры для образа «я» I am the bowman («Я лучник»)
Другие Метафоры для образа других He is the real defendant («Он настоящий обвиняемый»)
Ситуация Метафоры для образа ситуации (например, событие / обстоятельства) Return those dirty things to you (букв.: «Вернуть эти грязные вещи тебе»)
Отношения Метафоры для понимания отношений между «я» и «я», «я» и «другой», «я» и «ситуация» I am using a hammer to hammer myself (букв.: «Я использую молоток, чтобы прибить себя») («я» и «я») I chased him out of my world (букв.: «Я выгнал его из своего мира») («я» и «другой») I don't have the strength to pull the bow and shoot the arrow (букв.: «У меня нет сил натянуть лук и выпустить стрелу») («я» и «ситуация»)
Переменная «говорящий» указывает на то, была ли метафора произведена терапевтом или пациентом.
«Этап терапии» - это переменная, которая указывает на то, когда была использована метафора. Это значимая переменная, поскольку эволюция используемых в ходе терапии метафорических паттернов может дать представление об изменениях, происходящих в психике пациента. Все сессии были разделены на три оди-
наковых по продолжительности блока, соответствующих начальному, срединному и финальному этапам терапии.
Переменная «функция» указывает на то, какую из трех терапевтически релевантных функций выполняет метафора (табл. 3). Автор исходит из предположения, что метафоры не являются многофункциональными или, по крайней мере, одна из функций является наиболее значимой и явной в контексте.
Таблица 3
Ключевые терапевтические функции метафоры [Tay, 2020, р. 238]
Функция Пример
Объяснение информации и понятий Whatever you see on them is actually also yours, just like a mirror («Все, что вы видите на них, также принадлежит и вам, прямо как зеркало»)
Исследование отношений, убеждений и эмоций It felt like it branded a mark on my face («Было такое чувство, будто мне поставили клеймо на лице»)
Проявление межличностной подстройки (alignment), эмпатии и т.д. Пациент: I want to take back my confidence as a man («Я хочу вернуть назад уверенность в себе как в мужчине») Терапевт: Right, take back my confidence as a man («Да, вернуть уверенность в себе как в мужчине») Примечание: метафора пациента - это пример исследования отношений / убеждений / эмоций, а ее повтор терапевтом - это демонстрация межличностной подстройки
Результаты проведенного эксперимента представлены в табл. 4.
Проведенное Д. Тэй исследование показывает, что наиболее типичными моделями являются ФУНКЦИЯ*ГОВОРЯЩИЙ* ЭТАП ТЕРАПИИ, ФУНКЦИЯ* ОБЛАСТЬ ЦЕЛИ*ЭТАП ТЕРАПИИ и ФУНКЦИЯ*ГОВОРЯЩИЙ*ОБЛАСТЬ ЦЕЛИ. Автор напоминает читателю, что в подобных трехсторонних взаимодействиях отношения между любыми двумя переменными модулируются уровнем третьей переменной. Автор вводит понятие основных (focus) и дополнительных (contingency) переменных [Tay, 2020, p. 240]. Основные переменные представляют главный теоретический интерес, в то время как дополнительные переменные расширяют паттерны взаимодействия между основными переменными.
В первых двух моделях дополнительной переменной назначается ЭТАП ТЕРАПИИ, а в третьей - ОБЛАСТЬ ЦЕЛИ. Такое распределение позволяет установить, каким образом функциональное распределение метафор между терапевтом и пациентом модулируется фазой сессии и темой беседы. Введение этих параметров позволяет пересмотреть положение о том, что в ходе терапевтических сессий метафоры конструируются совместно на паритетных началах.
Таблица 4
Четырехфакторная таблица переменных [Tay, 2020, р. 240]
Этап терапии Говорящий Функция Область цели
Другие Отношения Я Ситуация
1 Пациент Объяснение 12 40 13 84
Исследование 12 42 14 89
Межличностная 10 13 11 14
Терапевт Объяснение 15 35 17 108
Исследование 14 76 14 113
Межличностная 12 40 15 50
2 Пациент Объяснение 14 32 13 83
Исследование 15 87 14 201
Межличностная 12 30 12 23
Терапевт Объяснение 14 73 13 169
Исследование 13 59 15 165
Межличностная 14 24 14 50
3 Пациент Объяснение 21 22 12 42
Исследование 10 85 11 147
Межличностная 12 13 13 13
Терапевт Объяснение 34 38 13 105
Исследование 11 48 13 121
Межличностная 14 17 14 42
Было выявлено, что терапевт и пациент обычно используют метафоры для решения разных задач и преследуют определенные дискурсивные цели, несмотря на то, что терапевтическая беседа часто напоминает обычный разговор. Пациенты используют метафоры, чтобы исследовать субъективные концептуализации кризисных состояний, в то время как терапевты чаще используют метафоры в целях объяснения и установления межличностных отношений. Автор приводит следующие примеры:
Пациент: 'I think although what he said was a little crazy, he wouldn't have been crazy without a clear reason'. («Я думаю, что хотя то, что он сказал, было несколько безумным, он не был бы безумным без ясных на то причин»).
Терапевт: 'That's because his inner avoidance is preventing him from absorbing knowledge. That is, when the field is irrigated, some places get the water and some don't. So the knowledge is unable to nourish him where he needs it most'. («Все это потому, что его внутреннее избегание не дает ему впитывать знания. Это значит, что когда поле орошается, в некоторые места попадает вода, а в другие -нет. Поэтому знание не может напитать его там, где ему больше всего это нужно») [ibid., p. 242].
В данной ситуации пациентка пытается понять поведение своего сына. Терапевт предлагает метафору оросительной системы, сравнивая знания с водой, а психологическое состояние ее сына - с урожаем на поле, чтобы объяснить ситуацию более конкретно.
Терапевт: 'So when others are getting worried, when mother is getting worried, he doesn't appreciate this at all. He doesn't recognize that he is the child's father'. («Итак, когда другие беспокоятся, когда мать беспокоится, он этого совсем не ценит. Он не признает, что он отец ребенка»).
Пациент: 'So I think he is without blood and flesh. Why should I treat him well?' («Поэтому я думаю, что у него нет крови и плоти. Почему я должна хорошо к нему относиться?»)
Терапевт: 'Without blood and flesh'. («Нет крови и плоти») [ibid.].
В данном случае терапевт резюмирует рассказ пациентки о том, что ее бывший муж совершенно не проявляет внимания к их сыну. Пациентка отвечает с помощью исследовательской метафоры, оправдывая свое плохое отношение к бывшему мужу, описывая его как человека, лишенного «крови и плоти». Терапевт повторяет эту новую концептуализацию, чтобы подтвердить свое понимание ее позиции. Таким образом, здесь реализуется функция установления межличностных отношений.
Пациент: 'There is this resentment, there is this fear, there is a sense of being violated. It's like you are in a corner, in a very dark house. The surroundings are dark, there are no stars, no moonlight, no
green grass. The floor is dark and the sky is dark'. («Есть эта обида, есть этот страх, есть ощущение, что ко мне применяют насилие. Как будто ты в углу, в очень темном доме. Все вокруг темное, звезд нет, лунного света нет, зеленой травы нет. Пол темный и небо темное») [ibid.].
В данной ситуации пациент вновь использует относительно оригинальную метафору для исследовательских целей. На этот раз метафора «темного дома» передает обиду и страх, вызванный сексуальным насилием со стороны родственника. В отличие от объяснительных метафор (метафора оросительной системы), которые передают некоторое знание, относящееся к текущей кризисной ситуации, исследовательские метафоры используются, когда отсутствует ясное понимание ситуации, и, как следствие, они обычно предлагаются пациентами.
Приведенные выше примеры позволяют убедиться в том, что совместное конструирование метафор характеризуется стабильным и предсказуемым распределением функций между говорящими. Однако картина меняется при введении фактора ЭТАП ТЕРАПИИ. Данные эксперимента показывают, что терапевту и пациенту требуется некоторое время, чтобы войти в свои функционально специфичные роли и утвердиться в них. В то время как терапевты чаще, чем пациенты, используют метафоры для выражения личностной подстройки и эмпатии (функция установления межличностных отношений) на протяжении всех трех этапов, различия носят менее выраженный характер на срединном этапе. Это означает, что на срединном этапе пациенты более активно используют метафоры, предлагаемые терапевтом, повторяя их в ответных репликах. Этот процесс проиллюстрирован в примере ниже. Терапевт предлагает забыть старые обиды, используя метафоры «забрать», «вернуть себе» вещи, а пациент с энтузиазмом подхватывает и повторяет их. Оба говорящих приходят к единому пониманию кризисной ситуации, как и в предыдущих случаях, однако здесь наблюдается более сильное взаимодействие.
Терапевт: 'I mean his secretive actions. All these must be returned to him'. («Я имею в виду его тайные действия. Все они должны быть ему возвращены»).
Пациент: 'Yes. I want to return these to him'. («Да. Я хочу вернуть их ему»).
Терапевт: 'Good'. («Хорошо»).
Пациент: 'I want to return these'. («Я хочу вернуть их»).
Терапевт: 'What will you take back?' («А что вы вернете себе?»)
Пациент: 'Take back my sexual fulfillment and energy. Take back my attractiveness and confidence'. («Верну себе сексуальное удовлетворение и энергию. Верну себе мою привлекательность и уверенность в себе») [ibid., p. 244].
Автор приводит еще несколько доказательств того, насколько полезными могут оказаться дополнительные переменные. Так, исходя из здравого смысла, терапевты должны чаще, чем пациенты использовать объяснительные метафоры. Однако при введении переменной ЭТАП ТЕРАПИИ становится очевидным, что на первом этапе существенная разница не наблюдается. Она появляется лишь на втором и третьем этапе, когда терапевт берет на себя «объясняющую» роль и использует метафору для передачи информации и формулировки совета.
Связь между ФУНКЦИЕЙ и ОБЛАСТЬЮ ЦЕЛИ подразумевает, что метафоры, выполняющие определенные функции, обычно относятся к определенной теме. Например, когда пациент использует метафоры для описания себя и значимых других, они обычно бывают менее исследовательскими и в большей степени направлены на эмпатию и подстройку. С другой стороны, когда описывается сама терапевтическая сессия, метафоры чаще бывают объяснительными.
Связи между ФУНКЦИЕЙ и ОБЛАСТЬЮ ЦЕЛИ усиливаются по мере развития терапии. Исследовательские метафоры являются в целом более частотными, но не наблюдаются преимущественно на каком-либо этапе. Межличностные метафоры, однако, менее частотны. Большинство метафор, используемых для обозначения отношений между Я и другими, встречается на финальном этапе. Метафоры, обозначающие отношения, не распределены функционально. Таким образом, динамический характер концептуализации кризисных ситуаций в психотерапии находится под влиянием временной прогрессии.
Д. Тэй рассматривает также модель, в которой ГОВОРЯЩИЙ и ФУНКЦИЯ являются постоянными переменными, а ОБЛАСТЬ ЦЕЛИ - временной. Анализ материала показывает, что
наиболее высокая концентрация статистически значимых отношений наблюдается в рамках метафор ситуации. Функциональное распределение между терапевтом и пациентом наблюдается только в тех случаях, когда метафоры описывают ситуации, а не людей (Я и другие). Это «выравнивание» означает, что пациенты более активны, когда они объясняют, делают выводы и играют утверждающую роль при описании себя и других значимых людей.
Пациент: 'I am currently one person trying to pull two oxen, I can't pull them. If his father can change, he could pull him awhile. That would make things easier. This is what I'm hoping for'. («В данный момент я человек, который в одиночку пытается тянуть двух волов, я не могу их тянуть. Если его отец сможет измениться, он мог бы тянуть его какое-то время. Тогда все стало бы легче. Вот на что я надеюсь») [ibid., p. 248].
В данной ситуации пациентка описывает своего бывшего мужа и сына как волов, которых нужно тащить. Ее близкое знакомство с обоими мужчинами мотивирует ее к использованию метафоры для объяснения ситуации терапевту, который в подобных случаях становится реципиентом, а не «поставщиком» терапевтически значимой информации.
Терапевт: 'So when the daughter is still able to, let her do more work! Whip the galloping horse. Is it like being on a wagon, whipping the horse, and letting her do as much work as possible?' («Итак, пока дочь способна, пусть она побольше работает! Подстегните бегущую галопом лошадь! Это похоже на то, будто вы в повозке, подстегиваете лошадь и даете ей как можно больше работы?»)
Пациент: 'Correct'. («Да, правильно»).
Терапевт: 'You see, so she thinks that in your eyes, she is just a tool. She has these feelings, can you understand?' («Вы видите, она думает, что в ваших глазах она просто инструмент. У нее такие чувства, вы понимаете?») [ibid.].
В данном случае терапевт использует метафору бегущей галопом лошади, чтобы исследовать свое понимание ситуации пациента. Поскольку областью цели является мать пациента, он считает необходимым проверить правильность своего понимания и прибегает к характерному объяснительному использованию метафоры в последней реплике, получив подтверждение от пациента.
При обсуждении более фактических, объективных предметов и ситуаций, функциональное распределение между терапевтами как «объяснителями» и пациентами как «исследователями» неизменно сохраняется. Подводя итог, Д. Тэй отмечает, что время (ЭТАП ТЕРАПИИ) и тема беседы (ОБЛАСТЬ ЦЕЛИ) являются важными, но существенно недооцененными контекстуальными факторами, которые заставляют пересмотреть наши представления о совместном конструировании метафор в терапевтической беседе.
В заключение автор отмечает, что совместное конструирование кризисных ситуаций с помощью метафор может описываться как функциональный «раскол» (split) между терапевтом и пациентом. Однако терапевт не всегда выполняет роль эксперта-«объяснителя», а пациент - исследователя. По наблюдению автора, терапевты и пациенты чаще выполняют свои прототипические роли, когда обсуждение касается ситуаций, а не людей, т.е. когда требуется больше технических и меньше субъективных знаний. Роль контекстуальных факторов часто не учитывается в специальной терапевтической литературе, в которой терапевты преимущественно представлены как «поставщики» информации, направляющие пациента, мотивируя его к «исследованию» своих метафор.
Таким образом, метафора является эффективным инструментом психотерапевтической практики, выполняя, по меньшей мере, три взаимосвязанных функции: осмысление широкого спектра субъективных переживаний, объяснение их сути собеседнику, установление и укрепление межличностных контактов. Подчеркнем, что метафорический метод, разрабатываемый в психотерапии, представляет большой интерес для лингвистов и открывает новые перспективы для метафорологии, предлагая ряд важных исследовательских ракурсов и приемов.
Список литературы
Cameron L. Metaphor shifting in the dynamics of talk // Confronting metaphor in use:
An applied linguistic approach. - Amsterdam : Benjamins, 2008. - P. 42-62. Cameron L., Maslen R. Metaphor analysis: research practice in applied linguistics,
social sciences and the humanities. - London : Equinox, 2010. - 306 p. Gelo O.C.G., MergenthalerE. Psychotherapy and metaphorical language // Psicoterapia. - 2003. - N 27. - P. 53-65.
Hill C., Regan A. The use of metaphors in one case of brief psychotherapy // Journal of Integrative and eclectic Psychotherapy. - 1991. - N 10. - P. 56-57.
Kopp R.R. Metaphor therapy: using client-generated metaphors in psychotherapy. -New York : Brunnel / Mazel, 1995. - 215 p.
Lee A. The power of metaphor in therapy // Journal of Psychology and Clinical Psychiatry. - 2018. - Vol. 9 (3).
Li P. Log linear models for the analysis of language acquisition data // Journal of cognitive science. - 2002. - N 3. - P. 27-41.
Mathieson F., Jordan J., Stubbe MRecent applications of metaphor research in cognitive behaviour therapy // Metaphor and the social world. - 2020. -N 10 (2). - P. 199-213.
Nicaise L. Metaphor and the context of use: a multidimensional approach // Metaphor and Symbol. - 2010. - N 25 (2). - P. 63-73.
Power, persistence, and change / Stacey M., Batstone E., Bell C., Murcott A. - London : Routledge and Kegan Paul, 1975. - 196 p.
Pragglejaz Group. MIP: a method for identifying metaphorically used words in discourse // Metaphor and symbol. - 2007. - N 22 (1). - P. 1-39. - URL: https://www.lancaster.ac.uk/staff/eiaes/Pragglejaz_Group_2007.pdf
Sandoz J. Alcoholic Iliad // Recovery Odyssey: Utilizing myth as addiction metaphors in family therapy. - Boca Raton, Florida : Brown Walker Press, 2009. - 195 p.
Tay D. Co-constructing 'crisis' with metaphor: a quantitative approach to metaphor use in psychotherapy talk // The language of crisis. Metaphors, frames and discourses. - Amsterdam : Benjamins, 2020. - P. 231-253.
