CC BY
85Исламская составляющая современной политики в Адыгее *
Наима Нефляшева
Ключевые слова: Адыгея, Черкесия, Шамиль, ислам, шариат, мусульмане, Кавказская война, мухаджиры, Российская империя, муфтиаты, репатрианты с Ближнего Востока, салафиты, джамааты, ваххабизм, «Черкесский конгресс», «Союз славян Адыгеи».
Среди северокавказских республик Адыгея занимает особое место: многие процессы, так или иначе связанные с реисламизацией, имеют здесь запаздывающий по сравнению с другими регионами характер. Специфика географического положения — Адыгея является анклавом Краснодарского края — ведет к культурной удаленности от остального северокавказского пространства, а демографические1 особенности — в Адыгее абсолютное преобладание русского населения — являются едва ли не основным козырем в политических манипуляциях исламской темой.
В настоящее время в Адыгее насчитывается более 20 тысяч мусульман. Мусульманскую общину Адыгеи составляют не только адыги; в республике проживают 4—5 тысяч чеченцев, татары, представители народов Дагестана. По данным на начало 2004 года в республике действовало 30 мечетей и зарегистрировано 30 исламских общин. Наиболее крупные общины находятся в столице республики, Майкопе (около 500 человек), и во втором по величине городе —
Наима Аминовна Нефляшева, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра цивилизационных и региональных исследований Института Африки Российской академии наук, Москва.
* Статья подготовлена при поддержке программы фундаментальных исследований Президиума РАН: «Адаптация народов и культур к изменениям природной среды, социальным и техногенным трансформациям» (проект «Российские мусульмане: современные вызовы, адаптационные механизмы и практики»).
Адыгейске (около 150 мусульман). В аулах республики численность общин невелика — по 20—40 человек каждая.
Ислам в этом регионе Кавказа стал распространяться довольно поздно, примерно с конца XV века. Длительное время проповедь коранического монотеизма не могла поколебать традиционный адыгский миропорядок, основанный прежде всего на идеях личной свободы, индивидуализма, сословной иерархии и традициях социального одобрения, почти равного по силе одобрению Божественному. Вплоть до начала XIX века в обрядовой сфере традиции шариата не смогли вытеснить местные традиции, сочетавшие языческо-христианские элементы2. Даже в XIX веке адыгские старики, как пишет Н. Дубровин, с ностальгией вспоминали красоту и величие христианской культовой практики: «Мы же умеем делать только намаз, два человека из тысячи умеют читать Коран, а старики наши до сих пор сохраняют в памяти рассказы отцов о сборах в рощах, о сборах в шо-нах-церквах, где блистали золотом шехники (епископы) и шогены (священники), говорившие им слово спасения»3.
Неспешное усвоение новой веры имело свои «пиковые» точки в виде походов крымских ханов и Кавказской войны (1817—1864).
Кавказская война стала событием, ускорившим принятие ислама прежде всего как инструмента идеологической консолидации и этнокультурной дифференциации. В исторической ретроспективе два мощных явления — шариатское движение в Кабарде, затем распространившееся и на Западную Черкесию, и проповедь наибов Шамиля4 можно рассматривать как синхронные.
Период исторического времени, отведенный западным адыгам для усвоения учения Мухаммеда, был очень коротким. Как следствие, некоторые характерные для ислама институты (например, религиозно-благотворительные фонды вакф) не сложились, не получили большого распространения арабская письменная традиция и начальное мусульманское образование. Служители культа представляли собой рыхлый и неструктурированный социальный слой. К началу российских административно-культурных преобразований влияние исламских институтов (шариатского судопроизводства, мечетей) и самого духовного сословия в западном регионе Кавказа было несравнимо меньшим по сравнению с Восточным Кавказом.
В имперский период «умиротворения» Кавказа исламским институтам, находившимся фактически в зачаточном состоянии, было придано качество, единственно допустимое русской политико-административной системой. Логику этих преобразований определял
имперский исламский дискурс. В его рамках четкое понимание путей формирования лояльности у народов Кавказа через сохранение возможностей исповедания ими своей религии сочеталось с идеей исключения какой-либо возможности возникновения аналога имамата Шамиля.
Советское государство, основанное на секулярной и атеистической идеологии, свело и без того хрупкую исламскую традицию на уровень бытовой обрядности. Немногочисленный слой мусульманской интеллигенции к концу 1920-х годов угас как сословие. К началу реисламизации 1990-х годов западные адыги мало чем отличались от тех индифферентных к идеям единобожия адыгов, которые слушали богослужение, по наблюдению итальянского географа XVI века Д. Интериано, автора первого в средневековой литературе монографического описания Черкесии, «у дверей церкви и не слезая с коня»5.
Современные процессы реисламизации в Адыгее определяются прежде всего наличием длительного исторического разрыва с духовной традицией, практически утраченной уже в первые десять лет советских преобразований. Возрождение ислама происходит при полном отсутствии системы его воспроизводства, характерной для остальных регионов Северного Кавказа. Эта ниша оказалась заполненной нероссийскими действующими лицами: адыги-репатрианты из ближневосточных стран (потомки депортированных в ходе и после Кавказской войны черкесов) еще в начале 1990-х годов стали первыми муфтиями, преподавали ислам, арабский язык, учили Корану, были имамами во многих мечетях Адыгеи, в т. ч. и в Соборной мечети г. Майкопа. Важную роль в распространении ислама в регионе играл (в 2005 году ему не была выдана российская виза) адыг из Сирии Фаиз Аутлев, возглавлявший Исламский центр при Соборной мечети г. Майкопа (рис. 1). Им были переведены наиболее известные хадисы, изданные в виде сборника на русском языке. В 2000—2005 годах имамом Соборной мечети был сирийский адыг. Сама мечеть была построена на средства шейха из Ра’с эль-Хайма (ОАЭ), выделившего для этой цели 1 млн американских долларов.
Ближневосточные адыги по существу формировали новый исламский дискурс на Северо-Западном Кавказе. Заметная психологическая и ментальная дистанция между репатриантами и российскими адыгами, сложившаяся в течение более чем 100 лет проживания в различных политических и культурных условиях, проявилась прежде всего в различном понимании культовой практики ислама.
А А
У I
Рис. 1. Соборная мечеть г. Майкопа, Ш:р://рко1о.те.ги/Апара/Р1010055?Ад11=1
Активная деятельность репатриантов совпала со структурированием самостоятельного органа управления духовной жизнью в Адыгее и Краснодарском крае — муфтията. Аналогичные процессы в это же время шли во всех северокавказских республиках. ДУМ РА и КК было образовано в 1991 году на первом съезде мусульман Адыгеи в ауле Адамий, известном своими традициями религиозного образования еще с начала ХХ века. Среди муфтиев, занимавших этот пост (Саид Хуако, Аслан Евтых, Энвер Шумафов), выделяется муфтий Нурбий Емиж, выходец из семьи известного адыгского эфенди6 Моса Емижа.
Нурбий Емиж был избран на должность муфтия в 2002 году и переизбран на съезде мусульман Республики Адыгея и Краснодарского края в 2004. Он единственный из всех муфтиев пытался предотвратить появление процессов, которые уже протекали в других республиках Северного Кавказа. Сущность этих процессов — в формировании не только умеренной, но и радикальной салафитской идеологии, молодежных джамаатов, самостоятельных по отноше-
нию к духовным управлениям. Опыт показал, что поиски путей обновления ислама имели деструктивные последствия, создавали угрозу российской государственности.
Нурбий Емиж предлагал вынести проблемы на уровень республиканского правительства и создать правительственную комиссию по пропаганде ислама среди населения Адыгеи. В комиссию должны были войти представители силовых структур — МВД и прокуратуры, а также министерства образования, культуры, здравооохране-ния7. Именно он инициировал создание в рамках ДУМ РА и КК молодежного центра для мусульман Теучежского, Тахтамукайского района и города Адыгейска. Однако конфликт между официальным и умеренным салафитским крылом был неизбежен. В этом плане показательно «дело Рамадана Цея».
Рамадан Цей — уроженец одного из сел югославской провинции Косова, выпускник Амманского университета. Он репатриировался вместе с большой группой косовских адыгов в 1999 году в рамках инициативы правительств РФ и Адыгеи. В 1999 году Рамадан Цей получил вид на жительство, был зарегистрирован в «Центре адаптации репатриантов» в Майкопе и подал документы о предоставлении ему гражданства РФ. Рамадан Цей давал уроки ислама в Соборной мечети Майкопа, на средства мусульманской общины аула Тахтаму-кай издавал газету «Читай», вокруг него собиралась немногочисленная, но образованная молодежь. За пять лет проживания в Адыгее у него сложились напряженные отношения с Духовным управлением мусульман Республики Адыгея и Краснодарского края: официальные духовные лидеры и Р. Цей разошлись по вопросу организации некоторых ритуалов. Конфликт нарастал и на личном уровне. К весне 2004 года противостояние достигло критической точки, в дело вмешались местные власти и разрешили проблему путем депортации Р. Цея в Турцию под предлогом нарушения паспортно-визового режима.
Официально для Р. Цея этот конфликт — личный, связанный с выборами нового муфтия. В интервью «Кавказскому узлу» он подчеркнул: «Я муфтием не хотел и не собирался быть. Но Емиж думал, видимо, что я самая подходящая кандидатура на этот пост — имею высшее религиозное образование, молод, мною можно управлять, поставив на службу своим интересам. Когда он понял, что это у него не получится, то быстро отступил. Более того, он с помощью своих людей исключил меня из Совета духовного управления мусульман, в состав которого я был ранее включен»8.
На самом деле конфликт носит системный характер. Духовные управления — порождение еще екатерининского времени, наследники советского периода, закостеневшие структуры, не сумевшие справиться с вызовами 1990-х годов. Современные муфтияты в силу своей природы не могут продуцировать комплексные, привлекательные для молодых мусульман проекты, способные адаптировать культуру ислама к реалиям современной жизни. Эту функцию не смогут взять на себя и внешние по отношению к муфтияту действующие лица. Однако они, обладая безусловно большей образованностью, будут предлагать очень простой для усвоения продукт, в котором апелляция к переживаниям трагической истории муха-джирства и последующей демографической катастрофы, мотивы утраты «этнического лица» и традиций создают негативно окрашенный нарратив пребывания адыгов в Российской империи, СССР, постсоветской России. Составляющая этого дискурса — преодоление деструктивных тенденций через возврат к «чистоте» ислама, свободного от языческих наслоений прошлого. В Адыгее многочисленные советы ДУМ, Исполком Совета ДУМ, молодежный центр, Исламский центр, созданный в начале 1990-х годов, Дин-хасе (религиозная организация мусульман г. Майкопа) не могли удержать сильно изменившуюся исламскую среду, их рамки были слишком тесны для молодежи, находившейся в мучительном поиске религиозной идентичности.
Конфликт с Р. Цеем обострил отношения ДУМ с некоторыми молодыми мусульманами, исламский подтекст размежевания оказался переплетенным с личными противоречиями и ускорил обособление молодых мусульман в отдельную группу верующих. С этой группой молодых мусульман вероятно будут сближаться адыгские студенты, вернувшиеся после учебы на шариатских факультетах университетов в Сирии и ОАЭ.
События в Нальчике в октябре 2005 года стали своеобразной границей в истории мусльманской общины Адыгеи. Прежнее организационное оформление мусульманской общины, несколько съездов верующих, никогда не выходящих за рамки организационных вопросов и деклараций о необходимости следовать «пути шариата», неудачные попытки издавать собственную газету и публикация сборника хадисов на адыгейском языке — создавали ощущение стабильности, для которой нет никаких внешних вызовов и угроз. Дело Рамадана Цея на этом фоне выглядело досадным эпизодом, на время нарушившим устоявшийся баланс сил.
После октября 2005 года силовики Адыгеи, опасаясь нальчикского сценария, спровоцировали протестные настроения. В октябре 2005 года после ночного намаза сотрудниками милиции были задержаны 6 прихожан Соборной мечети г. Майкопа. Их продержали всю ночь в здании управления, добиваясь под пытками признания в причастности к ваххабизму. Пострадавшие подали заявление в прокуратуру Адыгеи, было возбуждено уголовное дело. Вскоре сотрудником МВД Адыгеи был избит в подъезде своего дома имам Соборной мечети Руслан Хакиров, в настоящее время покинувший Адыгею. В апреле в одном из крупных адыгейских аулов (Новая Адыгея) милиция с собаками обыскивала машины с мусульманами, направляющимися на традиционное пятничное моление. Был задержан и доставлен в милицию имам мечети г. Адыгейска Абази Наджмудин. Репатрианту из Югославии, прожившему в Адыгее почти 10 лет, были предъявлены обвинения в организации экстремистского сообщества, разжигании религиозной нетерпимости, хранении литературы экстремистского толка. Из мечети были изъяты книги и 11 флаконов масла черного тмина. Следствие продолжалось около 11 месяцев, материалы дела составили 5 томов и 1300 страниц. Следствие не нашло ни одного доказательства его виновности. Обвинения в экстремизме были сняты, но уголовное дело не прекращено. 21 августа 2006 года имам был осужден Теучежским районным судом по статье 238 ч. 1 УК РФ за «хранение в мечети в целях сбыта, а также сбыт товаров и продукции, не отвечающей требованиям безопасности жизни и здоровью потребителей». Ему было назначено наказание в виде штрафа в 10 000 рублей.
Через год мусульмане Адыгейска вместе с представителями ДУМ РА и КК потребовали восстановить Абази в должности, но он отказался. Имамом был избран хирург районной больницы ученик Абази Мурат Хеж.
Суд республики Адыгея рассмотрел кассационную жалобу Абази о незаконном привлечении его к уголовной ответственности и удовлетворил ее. Прокуратура Теучежского района закрыла уголовное дело, переквалифицировав факт продажи масла черного тмина без должной информации о составе и производителе продукта в административное правонарушение, сумма штрафа уменьшена до 3000 рублей. Кроме того, по представлению председателя Совета муфтиев России Равиля Гайнутдина Абази был награжден медалью «За духовное единение»9.
Особую роль в усилении конфликтной ситуации сыграли публикации в региональной прессе, которые сводят весь сложный ком-
плекс проблем, связанных с возрождением ислама в Адыгее, к проблемам наличия или отсутствия головного убора на похоронах, длительности траурного обычая, приготовления ритуальной пищи. В ситуации, когда мусульмане Адыгеи оказались под пристальным вниманием силовых структур и спецслужб, данные публикации послужили своего рода идеологическим оправданием силовых методов по отношению к репатриантам с Ближнего Востока, занятым духовной деятельностью, оправданием закрытия мечети в г. Адыгейске, проверок сотрудниками милиции нескольких сельских мечетей.
Процессы 2004—2005 годов происходили на фоне противостояния двух крупных и влиятельных общественных организаций — «Союза славян Адыгеи» и «Черкесского конгресса». Для первого идея возвращения Адыгеи в Краснодарский край, во многом замешанная на адыгофобии, была программным пунктом, с ней «Союз» вошел в региональную и федеральную политику. Одно из основных положений «Союза» заключается в том, что адыги, составляющие численное меньшинство в республике, угнетают русскоязычное население, узурпировав власть не только в системе управления республикой, но и в системах образования, здравоохранения и т. д. «Союз славян», реализуя националистическую программу, настаивает на принятии закона о региональном референдуме по поводу статуса республики Адыгея. В случае прохождения этой инициативы в республиканском парламенте итоги референдума очевидны и предсказуемы: неадыгское население, составляющее 76% населения республики, очевидно, проголосует за интеграцию Адыгеи в Краснодарский край.
«Союз славян» по существу спровоцировал организацию в 2004 году адыгского общественного движения «Черкесский конгресс». Если первые акции «Черкесского конгресса» (обращения в Государственную Думу и в ОБСЕ по вопросу о признании Россией факта геноцида адыгов в период Кавказской войны) были связаны с переживанием исторической трагедии и все же обращены в прошлое, то новые инициативы направлены на осуществление уже глобальных геополитических проектов. Рассматривая адыгейскую государственность как гарант сохранения адыгской идентичности, «Черкесский конгресс» предложил альтернативный вариант укрупнения регионов, предполагающий объединение в составе России Адыгеи, Кабарды, Черкесии и Шапсугии в Адыгскую (Черкесскую) республику в рамках исторических границ. Существовал и еще один вариант решения проблемы, о чем проговаривались лидеры «Конгресса» в своих интервью: «Великая Черкесия», открытый Кавказ-
ский хребет, нелояльная России Грузия, потомки мухаджиров, готовые с оружием в руках отстаивать честь Отечества.
Деятельность «Конгресса» быстро получила международный резонанс: через ближневосточную и европейскую диаспоры адыгов был создан Всемирный комитет солидарности с Республикой Адыгея со штаб-квартирой в Израиле. Вопросу сохранения статуса и был посвящен чрезвычайный съезд адыгейского народа 21 мая 2006 года. Эта дата была выбрана не случайно: 21 мая — это День скорби по погибшим в Кавказской войне. Съезд, собравший 696 делегатов из 720 избранных, объединил адыгские общественные движения «Ады-гэ Хасэ» и «Черкесский конгресс», на это время преодолевшие разногласия по поводу способов и механизмов сохранения статуса Адыгеи.
Съезд принял резолюцию, по резкости формулировок не сравнимую с каким-либо документом адыгских национальных движений последних лет:
«В случае принятия на уровне власти решения о проведении всенародного (с участием всего населения) референдума по статусу республики адыгский народ не участвует в референдуме»10.
Риски слияния религиозных и национальных настроений в единый поток были велики и очевидны, возникла реальная угроза появления нового очага напряженности в регионе. И Кремль, и краевые власти проявили гибкость — политики публично заявили о снятии проблемы вообще.
В Адыгее, конечно, далеко до самоуправляющихся джамаатов, конкурирующих с официальными властями. Однако и здесь наблюдается предсказуемая тенденция, связанная также с неспособностью официального Духовного управления удержать молодежь в поле своего влияния. По словам Мурата Берзегова, лидера «Черкесского конгресса», «часть мусульманской адыгейской молодежи, не имеющая возможности для социального продвижения в современном коррумпированном российском обществе, вынуждена замыкаться в независимые от Духовных управлений мусульман локальные религиозные группы, возможность перерождения которых в радикальные структуры, вопреки традиционным для адыгов-черкесов миролюбию и гибкости, возрастает при складывающихся условиях» 11.
Новый повод — инициированное федеральной и республиканской властями празднование 450-летия присоединения Адыгеи к
России в октябре 2007 года. События 1557 года, имеющие неоднозначный исторический фон, трактовку и очень спорную привязку к Адыгее, уже сфокусировали новое напряжение на Северо-Западном Кавказе.
Бывший президент Адыгеи Хазрет Совмен не ошибался, когда говорил о своих «намерениях изменить то, что нельзя изменить» как о наивных — системный кризис все еще не имеющей концептуальных и прагматичных оснований исламской российской политики на Северном Кавказе делает регион культурным пространством, «неизменяемость» которого становится качественной характеристикой, препятствующей как реализации модернизационного проекта, так и формированию мощных противовесов внешним деструктивным идеологиям. Таким ограничителем могла бы стать политика, опирающаяся на синтез этнических нормативов северокавказских народов, исламских предписаний и пророссийской ориентации рационально мыслящих северокавказских горцев.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Территория Адыгеи — 7,8 тысячи кв. км, население по данным переписи 2002 года — 447 тысяч человек. В республике проживает более 80 национальностей. 68% населения — русские, 22,5% — адыгейцы (западные адыги), значительные этнические группы в Адыгее — украинцы (3,2%) и армяне (2,4%). Ислам у адыгейцев — суннитского направления ханафитской религиозно-правовой школы.
2 Первые христиане появились на территории Западного Кавказа в ГГГ—ГУ веках, когда в Зихию, Абазгию и аланские земли в верховьях Кубани были сосланы христиане Римской империи. Наиболее интенсивное распространение христианства среди адыгов связано с эпохой византийского императора Юстиниана Г (527—565). Уже в первой половине VI века адыги, как и абхазы, имели две собственные епископские кафедры — в Тмутаракани и Никопсии (раннесредневековый город на Черноморском побережье у устья р. Нычепсухо). VI Вселенский собор (680—691) включил адыгские земли в состав Мцхетского (грузинского) патриархата. На рубеже УГГГ—ГХ веков христианство распространилось среди закубанских адыгов (касогов), тогда как на причерноморских адыгов (зихов) христианство оказало незначительное влияние. В дальнейшем распространении и поддержании христианства на Северо-Западном Кавказе значительную роль сыграли в Х—ХГГГ веках Тмутараканская Русь, Абхазское государство (восточная часть адыгских земель контролировалась Севастопольской епископской кафедрой и Аланской кафедрой, основанной по инициативе абхазского князя Георгия в Х веке). КХГГГ—ХУ векам относятся попытки распространения католичества среди черноморских адыгов через генуэзские колонии и епископскую кафедру в Кафе. Подробнее об этом см.: Чамокова С. Т. Религиозные верования адыгов. Дис. канд. ист. наук. Майкоп, 1997.
3 Дубровин Н. Адыги (Черкесы). Краснодар, 1991. С. 31.
4 Шамиль направил в Черкесию трех представителей. Хаджи-Мухаммед (май 1842 — май 1844) посетил аулы темиргоевцев, хатукаевцев и бжедугов, добился определенного влияния среди абадзехов. Второй наиб Шамиля на Северо-Западном Кавказе — Сулейман-Эфенди (февраль 1845 — весна 1846) якобы был подкуплен русскими властями и отказался бороться против России. Наибольших успехов достиг третий наиб — Мухаммед-Амин (1848—1859). Он создал у адыгов конную стражу — муртази-ков. Мухаммед-Амин ввел также систему наказаний по шариату и штрафы за неисполнение религиозных обрядов. В Абадзехии было учреждено четыре шариатских суда мехкеме, затем еще одно мехкеме — у шапсугов и два — у натухайцев. В состав этих судов входили по одному муфтию и три кадия. При каждом мехкеме были устроены мечеть, духовное училище, тюрьма или яма для заключения преступников, провиантский магазин, конюшня, помещения для судей, начальства и военной стражи.
5 Интериано Д. Быт и страна зихов, именуемых черкесами. Достопримечательное повествование // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов ХІІІ-ХІХ вв. Нальчик, 1974. С. 47.
6 Эфенди (староосм. от греч.) — почетный титул мусульманских ученых (улемов).
7 См.: Бабич И. Л. Исламские организации и религиозная политика властей // Ислам и право в России. Вып 3. М., 2004. С. 39.
8 www.kavkaz-uzel.ru/printnews/news/id/1183799.html.
9 www.kavkaz-uzel.ru/printnews/news/id/1138981.html.
10 http://www.heku.ru/page. php?id=100.
11 http://smi.kuban.info/article/7854/1001/.
