CC BY
1вл. А. семенов
искусство скифов на севере Центральной Азии
Север Центральной Азии - Тува, Горный Алтай и Западная Монголия являются прародиной скифов. Это стало ясно после раскопок кургана Аржан, расположенного в Уюкской котловине в Туве. На сегодняшний день это самый древний скифский курган в Евразии. Он датируется концом IX - началом VIII в. до н. э. В нем представлены все составные части скифской триады, то есть конское снаряжение, вооружение и звериный стиль. Кроме Аржана, в Уюкской котловине имеются некрополи скифских культур более позднего времени - алды-бельской и уюкско-саглынской, а также памятники монументального скифского искусства - оленные камни. Открытие последних лет в Уюкской котловине Тувы подтверждает ее ключевое место в процессах скифского культурогенеза Центральной Азии.
Ключевые слова: Центральная Азия; Тува; Уюкская котловина; курган Аржан; скифы; звериный стиль; оленные камни.
Vl. A. Semenov Scythian Art on the North of Central Asia
North of the Central Asia - Tuva, Highland Altai and Western Mongolia was a homeland of the Scythians. This fact became clear after excavations of the Arzhan mound, situated in the Uyuk basin in Tuva. Today that is the oldest Scythian mound in Eurasia, dated as the end of IX - beginning of VIII century B.C. Three components of the Scythian triad are presented into this burial -horseman's equipment, Scythian weapons and the animal style. There are several Scythian necropolises located in the Uyuk basin except Arzhan mound,
which belong to the later archeological cultures of Aldy-Bel' and Uyuk-Sagly also there are some objects of the Scythian monumental art - so-called Stag stones. Discoveries of the recent years in the Uyuk basin confirm it's significant role in the processes of the Scythian cultural genesis in Central Asia. Key words: Central Asia; Tuva; Uyuk Basin; Arzan mound; Scythians; Animal style; Stag stones.
Почти столетние археологические исследования на севере Центральной Азии открыли ее ведущую роль в процессе формирования культур скифо-сибирского круга, но начальные фазы скифского культурогенеза остаются не вполне определенными, поскольку представлены безынвентарными погребениями монгун-тайгинского типа и керексурами. В этой ситуации основным источником, позволяющим очертить исходную территорию, на которой сформировалась скифская культура, являются оленные камни - монументальные памятники с изображениями оружия и звериных образов, сопоставимыми с материалами, происходящими из более поздних, уже несомненно скифских, курганов. Наиболее ранний из них - курган Аржан - расположен на севере Тувы в Уюкской котловине.
Монументальное искусство Уюкской котловины представлено значительным числом оленных камней, большая часть которых в настоящее время хранится в Кызылском краеведческом музее. Один камень находится в Туранском музее, один в Государственном Эрмитаже, два в Российском этнографическим музее (СПб.). Собственно из Уюкской котловины происходят 10 камней: 1) Туран-ский; 2) Орзак-Аксы; 3) камень с реки Уюк; 4) Сушинский; 5) из кургана Аржан; 6) камень с оз. Белое; 7) Кош-Пейский; 8) из поселка Аржан; 9) Уюк-Аржан; 10) камень из музея в поселке Туран.
Эти стелы относятся к разным типам, которые выделяются по стилю изображений. Самый распространенный из них - монголо-забайкальский. Уюкская котловина наиболее крайняя, северная точка ареала камней этого стиля. Но и здесь представлен один камень первого типа, который был найден у Белого озера на пашне, вблизи цепочки курганов. Это не канонический памятник. На нем отсутствуют все основные атрибуты оленных камней - такие как три
полосы, ожерелье, пояс. Это плоская плита, на одной из граней которой выбиты три полномерные и две неполные фигуры оленей в монголо-забайкальском стиле. Олени устремлены вверх, слева направо. Фигуры тщательно сделаны. Подчеркнуто проработаны острые листовидные уши, раскрытые клювовидные рты, изящные, не слишком длинные рога, раскинутые вдоль спины. Ниже этой как бы орнаментальной группы оленей несколько неясных фигур и два отчетливых круга. Возможно, здесь была изображена колесница. Наличие столь оригинального монголо-забайкальского стиля на значительном удалении от основного ареала распространения олен-ных камней этого типа наводит на мысль о том, что здесь находился мастер, знакомый с основными канонами монголо-забайкальской «школы» (илл. 1: 4).
Две подобных стелы происходят из Монгун-Тайги. Они также лишены основных атрибутивных признаков оленного камня. На их гладкой лицевой поверхности силуэтно выбиты клювовидные, устремленные по диагонали вверх (слева направо) олени с утраченными рогами и почти полностью редуцированными ногами.
Особое место занимает обломок оленного камня из сооружения кургана Аржан с изображениями, выполненными в аржано-майэмирском стиле (илл. 2: 2). Этот камень, а точнее, нижняя часть круглой столбообразной стелы правильной цилиндрической формы имеет высоту 30 см и диаметр 18 см. По всей видимости, этот камень был высотой около 1 м или чуть больше. Изображения животных заполняют всю поверхность камня. Круговое расположение рисунков под поясом с оружием редко встречается на оленных камнях этого типа. Все изображения небольшие, размером около 10 см, что также не характерно для оленных камней. Животные выбиты в двух манерах - силуэтной и контурной. В основном преобладают фигуры кабанов: три из них выбиты четким глубоким контуром, а три других - силуэтно. Первоначально они были выбиты глубоким контуром, а затем повторно проведена повторная «чистовая» пробивка более тонким инструментом. В том же «поясе», что и фигуры кабанов, помещены изображения двух оленей, обведенных глубокой контурной линией, отличающейся четкостью
и изяществом. Олени стоят спиной друг к другу на кончиках копыт, причем у животных показаны все четыре ноги. Здесь же находится оружие - кинжал с кольцевидным навершием и прямым перекрестием и горит. Последний рисунок нечеткий. Рядом с кинжалом, аналогии которому имеются в памятниках скифского времени, изображен оселок.
Аржанский камень позволил датировать широкий круг цент-ральноазиатских памятников начальными этапами формирования скифского звериного стиля. Это время могло относиться либо к моменту возведения Аржана, либо предшествовать ему, поскольку камень был переиспользован как строительный материал.
К аржано-майэмирской стадии были отнесены известное май-эмирское зеркало, петроглифы на реке Ур-Марал в Киргизии, Бу-раты на Горном Алтае, на скалах Ортаа-Саргола и на «Дороге Чингизсхана» в Туве [19; с. 113-119]. При раскопках кургана Ар-жан-2, расположенного справа от шоссе, соединяющего г. Туран и пос. Аржан, были найдены плиты с петроглифами, выполненными в аржано-майэмирском стиле. Этот факт свидетельствует о длительном переживании художественной традиции. Плиты с «ар-жанскими» оленями, используемые как стройматериал, находятся в одном и том же комплексе с шедеврами скифских торевтов, сделанными из золота в той же манере, что и рисунки на разрушаемых при возведении кургана скалах. Помимо того, в комплексе Аржан-2 есть вещи пазырыкского стиля. Возраст кургана по дендрохронологии определяется серединой VI в. до н. э. [9; с. 87].
Саяно-Алтайские оленные камни с изображениями в условно-реалистической манере в Уюкской котловине представлены памятниками Уюк-Аржан, Орзак-Аксы, Туранский Первый, Уюк-Тарлака и др. Они относятся к своеобразному туранскому типу [13; с. 143-154]. Это наиболее монументальные стелы из всего известного в Туве, достигающие высоты более трех метров, с тщательно обработанной поверхностью. Лицевая грань узкая, боковые - шире, приблизительно в два раза. Вместе с тем просматривается стремление к избыточному декорированию только боковых граней, тогда как лицевая сторона снабжена основными структу-
рообразующими элементами - три полосы в верхней части, ожерелье, пояс, иногда кинжал или чекан. Исключение составляет стела Уюк-Аржан, где на фронтальной грани выбиты в вертикальной последовательности семь фигур кабанов (один из которых помещен ниже линии пояса) и олень (илл. 2: 3). При этом кабаны выполнены в аржано-майэмирском стиле, а олень с подогнутыми ногами и закинутой вверх головой и рогом, концом касающимся спины, напоминает тагарские бронзовые бляхи. На правой грани камня показаны шесть силуэтных фигур оленей в позе «внезапной» остановки. Эти олени расположены по вертикали головами вверх. Голова первого (верхнего оленя) перекрывает выбитое крупными овальными ямками ожерелье стелы. Если эту стелу положить на левую грань, то перед нами будет процессия зверей, которые следуют в направлении слева направо. Если камень поставить вертикально, вернуть его в правильное положение, то фигуры будут двигаться справа налево, но тоже вверх (к «голове» стелы). Левая сторона камня декорирована четырьмя фигурами оленей (один без рогов, ниже линии пояса) в вертикальной последовательности и двумя фигурами кабанов, изображенными головой вверх. Они идут параллельно правосторонней группе животных (оленей), двигающихся слева направо. Тыльная сторона стелы не имеет изображений.
Из оружия представлены кинжалы и горит, на левой и правой гранях - два круга (серьги?). Всего на камне выбито 23 изображения зверей: 11 кабанов и 12 оленей - все силуэтные. Изображения оленей стилистически отличаются от аржано-майэмирских. В процессе неуловимых модификаций они утратили «чистые» аржано-майэмирские черты, хотя при формальном описании - вытянутые, поставленные на кончиках копыт ноги, поднятые вверх головы, тонкие, разветвленные рога указывают на происхождение этих, уже «туранских», образов.
Другой камень - Орзак-Аксы, имеет изображения животных только на боковых плоскостях (илл. 2: 5). На фронтальной стороне исключительно «базовые», «нуклеарные» признаки оленного камня - три полосы, ожерелье, пояс. Оружие - акинак находится
на правой грани. Звери - 6 оленей и 3 козла принадлежат к туран-скому типу изображений. Два оленя с подогнутыми ногами, все козлы на вытянутых ногах.
Наиболее интересным является первый Туранский камень, у которого на лицевой стороне также изображены только три косые линии, гривна/ожерелье, пояс и кинжал (илл. 2:1). На боковых плоскостях выбиты височные кольца разных типов. На правой грани под гривной - лошадь, кабан, олень, на поясе чекан, ниже пояса два оленя. Все животные стоят и обращены вправо, а кабан головой вверх. Левая плоскость более сложная. Под гривной - лошадь, олень, кабан и еще два оленя, при этом нижний вписан в пространство между ногой выше расположенного оленя, задней гранью плоскости и поясом. Для этого его пришлось изогнуть так, что голова и грудь распластаны под линией пояса, а сильно подогнутые ноги - вдоль грани стелы. Ниже пояса - оружие - оселок и горит, слева и справа от которого помещены два кабана. Под кабанами два оленя, один под другим - верхний четкий выполнен почти в классическом аржано-майэмирской технике, нижний с подогнутыми ногами и высоко поднятой головой. Тыльная сторона украшена двумя изображениями кабанов. Всего на стеле 16 изображений животных - 6 кабанов, 2 лошади и 8 оленей.
В том же условно реалистическом стиле выполнены олени на стеле Уюк-Тарлак. Здесь наряду с оленями изображены кабан с подогнутыми ногами, две свернувшиеся кольцом пантеры. Точнее, в кольцо «свернулась» одна из пантер, которая как бы кусает себя за хвост, другая «закручена» в спираль, что также необычно для этой группы изображений. На камне изображены две серьги. Одна - с конусовидным колпачком, другая - с грибовидной подвеской. А также выбиты два так называемых «щита», к семантике которых мы перейдем ниже.
Пара таких же решетчатых фигур помещена и на втором Туран-ском камне, где еще представлено несколько неясных фигур и изображение оленя в монголо-забайкальском стиле, лошади, кабана, кинжала, оселка и горита. Верхняя часть стелы отсутствует.
В процессе существования на одной территории или взаимных влияний произошло смешение двух стилей. В Уюкской котловине
примером такого смешения служит Сушинский камень. Он имеет классическое деление на три зоны. Верхняя зона отделена от нижней ожерельем. С левой и правой сторон выбиты серьги со сферическими подвесками. В средней зоне - между ожерельем и поясом справа изображены три оленя в монголо-забайкальском стиле. На левой грани - «щит» и какие-то неопределенные линии. В нижней зоне справа - чекан, слева кинжал с кольцевидным наверши-ем и прямым перекрестием, горит. Снизу вверх движется процессия коней, выполненных в условно реалистическом стиле.
Формально к смешанному типу памятников можно отнести Кош-Пейский камень (илл. 1: 3). Камень тщательно обработан, в сечении четкий прямоугольник. Он разделен на три зоны - верхнюю, среднюю и нижнюю. На «голове» - диадема или повязка, на шее - ожерелье, так же, как и на Сушинском камне, показано в виде крупных овальных углублений, пояс изображен двойной линией. На лицевой грани выбиты три косые линии (справа налево вниз), в средней части - клевец на длинной рукояти с выделенным втоком на конце, в нижней части - на поясе кинжал с кольцевидным на-вершием и прямым перекрестием. Кинжал крепится к поясу с помощью вильчатой пряжки (?). На правой грани - вверху - серьга и свернувшийся в кольцо хищник, в средней части - концентрически скомпонованные свернувшиеся в кольцо пантеры. Диаметр внешнего изображения 20 см, под пантерами 6 оленей в монголо-забайкальском стиле, с редуцированными рогами и конечностями. Длинные клювовидные морды оленей с раскрытым ртом загибаются на лицевую грань. В нижней части рельефно выполнен кабан, обращенный головой вверх. На левой стороне камня показана серьга с конусовидным колпачком и точкой в центре кольца, «щит» в средней части, нож, подвешенный к «развилке», оселок и горит с луком. На тыльной стороне круглая застежка ожерелья, ниже свернувшийся кольцом хищник и лошадь или кулан, обращенный головой вверх.
Один, может быть, важный диагностирующий признак сближает этот камень с камнем из поселка Аржан (илл. 1: 2). На этом камне пояс замыкается такой же вильчатой застежкой, как и пристяжное
устройство кинжала на поясе с Кош-Пейского памятника. На камне из поселка Аржан выделена верхняя лицевая часть, на которой нанесены три косые линии в направлении слева направо, но не сверху вниз, как на Кош-Пейском камне, а наоборот - снизу вверх, как обычно показаны фигуры оленей. Здесь, ввиду того, что лицевая грань чуть выступает вперед, отсутствует ожерелье или гривна. На боковых гранях нанесены асимметричные украшения - справа два концентрически вписанных круга (ср.: пантеры на Кош-Пейской стеле), слева - серьга с конусообразной подвеской. В средней части на левой грани изображена ладонь с растопыренными пятью пальцами и серповидной фигурой, похожей на пектораль. На «спине» силуэтно выбита «скребущая» пантера, ориентированная головой вверх. Из оружия изображены чекан на правой грани, кинжал и оселок на поясе, горит с луком на левой стороне камня. Этот памятник по стилистике как будто не входит в монголо-забайкальский круг, но в Тариат-Сомоне Анхаргайского аймака МНР найден камень, на тыльной стороне которого изображены две скребущие пантеры, обращенные головой вверх, кабан в аржано-майэмирском стиле и лось или олень, а также лошадь в условно реалистической манере [4; с. 146, табл. 31-1]. Как видно из приведенного выше описания, оленные камни Турано-Уюкской котловины очень разнообразны. Ни один ансамбль не дублируется в другом месте полностью. Это может свидетельствовать как о длительном существовании традиции ваяния оленных камней на рассматриваемой территории, так и о направлении культурных связей внутри центральноазиатского ареала этих памятников.
В Туранском музее хранится уникальная антропоморфная стела, которая, по-видимому, была создана в скифский период. Лицевая грань у нее обозначена нависающим выступом, как и на некоторых других оленных камнях монголо-забайкальского стиля. Но эта стела отличается тщательной проработкой деталей головы и лица: рельефными валиками показан большой овальный рот, прямой с небольшой горбинкой нос, овальные глаза, выделенные надбровные дуги и щеки, высокий лоб и приостренная макушка. Уши изображены рельефно, но ушные раковины развернуты в обратную сторо-
ну, к спине, как на изображении богини на стенном войлочном ковре из Пятого Пазырыкского кургана. На шее желобок - ожерелье. Ниже схематично выбиты изображения животных (илл. 1:1). Такое детальное оформление головы на оленном камне в Туве встречено впервые. В Монголии ближайшие аналогии - это камни из Ушкийн-Увер, Дундсомона, Агрын-бригада [15; с. 130-145].
На периферии аржанского вождества, на правом берегу Улуг-Хема у горы Чарга, был также найден камень с антропоморфной личиной (илл. 2: 4). Его особенности заключаются в том, что здесь личина была помещена почти на самой макушке камня, ниже выбиты три практически горизонтальные линии, пробита также гривна или ожерелье, отделяющая голову от туловища, животные в средней части стилистически сопоставимы с петроглифами на скалах. Показан пояс, но нижняя часть камня, где могли бы быть рисунки оружия, сохранилась плохо. Процессия животных, в числе которых олень, горные козлы, хищники, должно быть, опоясывала весь камень по периметру, как это можно видеть и на памятнике из кургана Аржан [14; с. 147].
Помимо монументальных богато декорированных камней, в Уюкской котловине сравнительно много простых стел с тремя полосами и серьгами, только с поясом или ожерельем, схематично показанным оружием или без него [8; с. 43]. Такие камни не редкость и на правом берегу Улуг-Хема. Они до сих пор стоят на своих местах у подножия горы Чарга. Один из таких камней был обнаружен в кургане Хорум у источника Кара-Сук, между реками Суглуг-Хем и Баян-Кол. Этот курган имел планиграфию, сопоставимую с керексуром с одним лучом. В центре в неглубокой яме обнаружена разграбленная могила. Камень находился к юго-западу от погребения. Он был снабжен минимумом деталей - три полосы, пересекающие узкую грань внизу справа налево, две асимметричные серьги, ожерелье с застежкой на «шее», то есть только те символы, которые необходимы для «опознания» памятника и его принадлежности к культуре определенного типа.
Внутри собственно Турано-Уюкской котловины петроглифы пока что не известны, но они там были, о чем свидетельствуют
плиты с изображениями оленей в аржано-майэмирском стиле, использованные при строительстве кургана Аржан-2. На окраине котловины, за невысоким водоразделом между реками Уюк и Бегире, был обследован интересный памятник, представляющий всего одну плоскость с 18 рисунками [13; с. 14-15]. Эти рисунки являются подобием своеобразной «шарады», так как здесь представлены все сюжеты или мотивы, как бы «снятые» с оленного камня и хаотически размещенные на плоскости скалы (илл. 3), тогда как на оленных камнях изображения выбивались в единой композиционной целостности, связанной с его вертикальной структурой и трехчастным делением. В центре сверху на рассматриваемой композиции изображена фигура всадника с горитом за спиной. У него нет в руках лука, как обычно изображают в сценах охоты. Перед всадником расположена фигура козла. Над козлом занесен чекан, как бы намекающий на предстоящий акт жертвоприношения животного. За всадником выбита фигура оленя в монголо-забайкальском стиле и плохо сохранившийся рисунок еще какого-то зверя. Под всадником выбит кинжал/акинак с прямым перекрестием и круглым навершием, левее большой чекан, справа решетчатая фигура - «щит». Ниже акинака показаны три фигуры козлов. Два идут вправо, один влево и на него спереди нападает хищник с раскрытой пастью. В одну линию с этой композицией, в правом нижнем углу плоскости изображен кабан, два акинака и чекан, справа от «щита» две фигуры козла и оленя. Все изображения сделаны очень схематично, грубо, точечной выбивкой, так что местами отчетливо видны следы орудия. Фигуры выполнены силуэтно в скелетном стиле, что характерно для более раннего окуневского искусства. В Туве изображения в скелетном стиле выделяются в первый изобразительный комплекс и встречаются на ранних этапах становления скифского искусства VШ-VП вв. до н. э. [11; с. 8-11]. В такой же манере выполнялись рисунки на первом Чаргинском камне [14; с. 146-147)].
Изображения на обеих категориях памятников имеют определенный содержательный уровень и могут рассматриваться как
знаки-символы. Определенное сочетание этих символов, общее и для скальной плоскости, и для оленных камней, отражает единый архетип, в котором закодированы основные мифологические представления древнего населения Центральной Азии.
Одним из наиболее сложных для интерпретации знаков является так называемый «щит», присутствие которого на композиции с Бегире отсылает нас к другому памятнику - Самагалтайскому «оленному» камню - плоской узкой плите, на широких гранях которой изображены решетчатые фигуры - «щиты». Вокруг одного из них выбиты в контурной манере (как и на Бегире) рисунки животных - козлов, кабанов и всадника с луком, стреляющего в сторону «щита». Плоскостная развернутая композиция, фигура всадника и «щита» сближают этот памятник с Бегире. Он также относится к очень ранним образцам скифского канона, а, может быть, и представляет процесс переноса определенной мифологемы и на объемный вертикальный камень. Этот процесс необходимо был связан с утратой части иконографических образов и заменой их на знаки - индексы и символы, понятные в той культурной среде, в которой они играли коммуникативную и мнемоническую роль. В первую очередь, такая метаморфоза постигла универсальный женский образ, известный в наскальном искусстве Саяно-Алтая еще с эпохи бронзы, который трансформировался в решетчатую фигуру - «щит» на оленных камнях или избушку на Бояской писанице.
Мужское начало, представленное всадником на Бегире и Сама-галтайской плите, передается на оленных камнях как оружие - лук, акинак, оселок, связанное с генетативной символикой, идеей зачатия, смерти и возрождения. Совмещение этих двух образов воплощает целостность мира, реконструируемую в «Оленном камне», где индивидуально человеческое полностью отсутствует, и лишь изредка, как мнемонические индексы, на нем появляются личины или полнообъемное изображение головы, как это можно видеть на изваянии из Туранского музея. Этим можно объяснить почти полное отсутствие оленных камней в Европе. Здесь была утрачена связь, понимание сложной символики оленного камня, но предание хранило память о человеке-первопредке (Таргитае/Траэтоне
индо-иранской мифологии), и на смену оленным камням пришли статуарные изваяния - скифские каменные бабы.
На «дальней» периферии «аржано-уюкского» вождества, на скалах вдоль порубежных рек - Бий-Хема и Улуг-Хема были выбиты петроглифы всех стилей. То есть здесь известны петроглифы в монголо-забайкальском стиле, аржано-майэмирские классические изображения, а также условно-реалистические, в которых аржано-майэмирский канон выдерживается не столь строго, и представлены различные варианты, связанные с индивидуальными воззрениями исполнителя или его художественными пристрастиями.
Обычно в культурах, именуемых первобытными, или допись-менными, стили петроглифов не сопоставимы с памятниками прикладного искусства. Но у центральноазиатских скифов мы находим большое число стилистических совпадений между петроглифами и элементами декора как на вещах престижного характера (оружие, золотые украшения, снаряжение коня), так и на поделках из рога и кости, которые создавались рядовыми членами кочевнических социумов.
Несколько вещей из числа случайных находок и погребального инвентаря может быть отнесено к аржано-майэмирской традиции. Среди них нож, купленный С. А. Теплоуховым в Туране (илл. 4: 4). Его рукоять венчает навершие в виде кошачьего хищника с кольцевидными окончаниями лап, круглым глазом и ноздрей и колечком на конце хвоста. На рукояти отлиты 4 рельефные изображения оленей в аржано-майэмирском стиле, у основания рукояти круглый глаз и клюв хищной птицы. Наиболее полная аналогия туранскому ножу происходит с верховьев Абакана [7; с. 222-232]. Подобные вещи, но более массивные, найдены в кладе на р. Кан севернее Красноярска. На рукоятях ножей из Южной Сибири изображали не только оленей, но также кабанов и козлов, то есть персонажей, которые обычны для оленных камней. Ножей с декорированной в зверином стиле рукояткой известно сейчас довольно много. Все они датируются периодом «Весен и осеней» (1X^11 вв. до н. э.) и происходят с территории Западного Чжоу.
Из числа других художественных изделий к этому стилю можно отнести изображение кабана, вырезанное из золотой фольги, из кургана 1 могильника Кош-Пей-2 и бронзовую поясную бляху в виде кабана с опущенным рылом из могильника Сыпучий Яр на правобережье Улуг-Хема. К их числу можно присовокупить и аржанское литое навершие кабана с рукояти кинжала. Разница во времени бытования всех этих комплексов может быть весьма значительной и, вероятно, аржано-майэмирский стиль в Туве существует, как и в Западном Чжоу, в течение двух-трех столетий [22; с. 184-191; 21; с. 168].
Из кургана Аржан происходят бронзовые навершия с литыми фигурками баранов, имеющие одну характерную особенность: у них рога разворачиваются по объемной спирали, не смыкаясь со спиной, как мы это видим в подавляющем большинстве на минусинских и других бронзах (илл. 4: 2). Подобные изображения встречаются среди ордосских бронз и датируются в широких пределах от эпохи Шан-Инь до Сражающихся царств (ХШ-Ш вв. до н. э.). В Туве подобное изображение горного барана происходит из могильника Доге-Баары, курган 10 [24; s. 302]. Этот могильник укладывается в хронологические рамки Уюкских курганов и соответствует им по особенностям погребального обряда и материальной культуры.
Свернувшийся в кольцо хищник - своеобразная манифестация скифского звериного стиля, в Уюкской котловине представлен всего одним предметом из кургана Аржан - конской бронзовой бляхой диаметром 22 см (илл. 4:10). Почти точная копия этой бляхи воспроизведена на Кош-Пейском камне вместе с оленями в монголо-забайкальском стиле. Это наводит на мысль, что в Туве подобные изделия являются импортными и занесены с какой-то иной территории, где мотив свернувшегося хищника не был изолированным явлением в искусстве. Равным образом появление двух булавок с навершиями в виде оленей в кургане Аржан-2 (одно в ар-жанском, другое в пазырыкском стиле) явление для Тувы не характерное. Эти вещи имеют особый статус и принадлежали либо захороненной здесь соправительнице, попавшей сюда в результате
замужества, что возможно при экзогамных браках были либо военной добычей или даром сопредельных владетелей.
Другим важным образом скифского мира является крылатый конь. Мифологическое сравнение коня с птицей кажется настолько банальным, что не воспринимается на бытовом уровне как что-то неестественное или, напротив, сверхъестественное. Блоковская строка: «Летит, летит степная кобылица» (и таких примеров можно привести немало) уже не вызывает никаких мифологических ассоциаций. Но при рассмотрении совокупности семасиологических универсалий поэтический троп оказывается основой устойчивой мифологемы, в которой англ. horse уравнивается с литовским skrist - «летать», хеттское paras - конь с русским «парить» (в воздухе), перо; древнеинд. pat- «летать» с диалект. англ. pad - «лошадь», древнеангл. wieg - «конь/лошадь» с англда^ - «крыло» [17, с. 169-172]. Этот ряд можно было бы продолжить, но он и без того достаточно убедительно свидетельствует об архетипе образа крылатого коня в индоевропейских языках. В Центральной Азии подобные представления восходят к индоиранской подоснове и зафиксированы у таджиков, среди которых сохранилось поверье, что лошади имеют крылья и распускают их по ночам, когда никто не видит [16; с. 148], Четыре гимна Ригведы посвящены коню царя Трасадасью - Дадхикре [10; IV, 38-40; VII, 44], который воспевается и как боевой, и как обожествленный конь. Эпитет Дадхи-кры - «обгоняющий колесницы, мчащийся, словно ветер» [10; IV, 38.3]; «как измученный коршун, падающий вниз (Дадхикра кидается) к славе и стаду скота» [10; IV, 38.5]; «истинный бегун, бегущий быстро, подобный птице» [10; IV, 39.2] и др.
Другой ведический конь - Эташа влечет колесницу Солнца. В некоторых случаях в колесницу Сурьи запряжена семерка рыжих кобылиц, и само Солнце изображается в виде жеребца, птицы, грифа или быка. В той мере, в какой Солнце обнаруживает черты конской природы и связанные с ней атрибуты, в нем проявляются также и хтонические погребальные элементы [23; с. 274].
Мифологический крылатый конь, сведения о котором содержатся в нарративных и лингвистических источниках, находит свое ико-
ническое отражение в искусстве скифо-сакских племен Центральной и Средней Азии, а также в культуре ирано-мидийцев и хеттов, на кикладской керамике ориентализирующего стиля. В последнем случае речь идет о коне Беллерофонта Пегасе, который в хеттской мифологии известен как Пихассассис, откуда, вероятно, и был заимствован древними греками. Есть упоминания о том, что в хеттской иконографии крылатый конь известен на цилиндрических печатях, по которым и можно судить о времени появления наиболее ранних изображений этого персонажа. Среди луристанских бронз УШ-УП вв. до н. э. встречаются удила с псалиями-пластинами в виде крылатых коней [3; с. 88]. Таким образом, изобразительный знак, являясь деталью конского снаряжения, включается в погребальный ритуал, и вместе с тем, в единый мифологический текст, связанный с обрядами перехода души в царство мертвых. у коней изогнутые лебединые шеи и лытки, колени, скаковой сустав на ногах выделены в виде своеобразных кривых «шпор».
При раскопках могильника Кош-Пей-1 в Туве в 1989 г. было обнаружено изображение лежащего с подогнутыми ногами крылатого коня [22; с. 184-191] (илл. 4: 30). Кош-Пейские курганы могут быть отнесены к рубежу У1-У вв. до н. э. Кош-пейский конь выполнен в скифском зверином стиле из золота. Его размеры 7,0 на 4,0 см. Скифские торевты не декорировали поверхности изображения (как это можно видеть на костяном изделии из могильника Саглы-Бажи - илл. 4: 27) и сохранили широкие гладкие плоскости, характерные для золотых изделий подобного рода. Но подчеркнуты грива, ухо, глаз. Из плеча вырастает небольшое крыло, отчетливо выступающее над спиной. Лытка задней ноги увеличена и походит на «шпору», характерную и для луристанских коней, и для сяньбийских коней-единорогов, датируемых П-Ш вв. н. э. Подобная бляха с крылатым конем-единорогом была найдена в некрополе сюнну на могильнике группе Аймырлыг (Тува).
Кроме памятников кочевнической торевтики в Туве, фантастические крылатые животные с рогами представлены среди петроглифов в местонахождении Овюр-Ш [5; рис. 114:5]. Некоторые аналогии позволяют считать их также конями. Основанием для такого
заключения служат протомы крылатых и рогатых коней из кургана Иссык [1; с. 68], которые являлись деталями декора головного убора - кулаха. И на Овюрских петроглифах, и на кулахе конские головы украшены рогами горного козла. Подобный синкретизм, характерный для скифского искусства в целом, позволяет обратиться к конским погребальным маскам из ледяных курганов Алтая [6]. Здесь нарочито подчеркнута мифологизированная природа жертвенного коня - психопомпа, маски которого имеют оленьи или козлиные рога с выступами и отростками, снабженными изображениями кошачьих хищников или головками грифонов или хищных птиц [18; табл. 38, 69, 70, 72). В эллинистическое время в Среднюю Азию проникает образ средиземноморского Пегаса, представленный на Каргалинской диадеме, датируемой II в. до н. э. - I в. н. э. [2; с. 48].
Для территории Тувы выделено 6 изобразительных комплексов, которые объединяют несколько линий художественного развития , на базе которых формировался скифский звериный стиль [12; с. 179-182] (илл. 4). Эти «комплексы» не совпадают с археологическими культурами и не вмещаются в жесткие археологические рамки. Два первых комплекса (1 и 2) сохраняют в своей основе первоначальные художественные традиции, восходящие к оку-невскому и карасукскому искусству. Они сосуществуют на протяжении VШ-VП вв. до н. э. (возможно, !Х-УП вв. до н. э.). Третий изобразительный комплекс сложился как результат контаминации первых двух и датируется VI в. до н. э. Произведения искусства, определяющие своеобразие этого комплекса, происходят, как правило, из алды-бельских памятников Тувы. Четвертый и пятый изобразительные комплексы демонстрируют процесс дезинтеграции алды-бельской культуры, что связано, в первую очередь, с усилением алтайских влияний на западные территории Тувы и вторичной эгалитаризацией степных племен. Под влиянием этих двух факторов формируется саглынская культура и более гротескно очерчиваются признаки уюкских памятников, также сформировавшихся на какое-то время в самостоятельную культуру, удерживающую ряд «аржано-алды-бельских» традиций. Шестой изобразительный комплекс маркирует полное исчезновение «уюкских» традиций. На
этом этапе в III-II (возможно, III—I) вв. до н. э. саглынская культура вбирает в себя ряд инноваций, связанных с эпохальными этно-политическими изменениями в этой части степной Евразии. Вместе с тем приходится отметить, что в Уюкской котловине и на ее периферии представлены памятники всех шести изобразительных комплексов. В меньшей мере это относится к пятому изобразительному комплексу, основная территория сложения которого лежала в основном за пределами Уюкской котловины. Косвенным образом об этом свидетельствует и фактическое отсутствие здесь ранних «саглынцев» — V—IV вв. до н. э. и больших групп позднего са-глынского населения (озен-ала-белигский этап) в III—II вв. до н. э., которые оставили такие некрополи как Суглуг-Хем-I и II у южного склона Уюкского хребта [20].
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Акишев К. А. Древнее золото Казахстана. Алма-Ата, 1983.
2. Артамонов М. И. Сокровища саков. М. : Искусство, 1973.
3. Ванден-Берге Л. Древности страны луров. СПб. : Государственный Эрмитаж, 1992.
4. Волков В. В. Оленные камни Монголии. М. : Научный мир, 2002.
5. Грач А. Д. Древние кочевники в Центральной Азии. М. : Наука, 1980.
6. Грязное М. П. Первый Пазырыкский курган. Л. : Государственный Эрмитаж, 1950.
7. Грязное М. П. Саяно-алтайский олень (этюд на тему скифо-сибирского звериного стиля) // Проблемы археологии. Вып. 2 / Ред. А. Д. Столяр. Л, 1978. С. 222—232.
8. Грязное М. П. Аржан. Царский курган раннескифского времени. Л. : Наука, 1980.
9. Евразия в скифскую эпоху : Радиоуглеродная и археологическая хронология / Ред. Г. И. Зайцева и др. СПб. : ТЕЗА, 2005.
10. Елизаренкова Т. Я. Ригведа. Мандалы I—IV. М. : Наука, 1989.
11. Килуновская М. Е. Искусство Центральной Азии в скифское время (региональные и хронологические особенности) // Проблемы развития зарубежного искусства / Ред. В. И. Раздольская. СПб., 1997. С. 8—11.
12. Килуновская М. Е. Типология и хронология памятников искусства скифского времени Тувы // Евразия сквозь века / Ред. С. Н. Астахов, И. Я. Фроянов. СПб. : Филологический факультет СПбГУ 2001. С. 179—182.
13. Килуновская М. Е., Семенов Вл. А. Бегире - новый памятник наскального искусства раннескифского времени в Туве // Вестник САИПИ. Вып. 2 / Ред. Я. А. Шер. Кемерово, 2000. С. 14-15.
14. Килуновская М. Е., Семенов Вл. А. Оленные камни Тувы (Ч. 1. Новые находки, типология и вопросы культурной принадлежности) // Археологические вести. Вып. 5. СПб. : Дмитрий Буланин, 1998. С. 143-154.
15. Килуновская М. Е., Семенов Вл. А. Оленные камни Тувы (Ч. 2. Сюжеты, стиль, семантика) // Археологические вести. Вып. 6. СПб. : Дмитрий Буланин, 1999. С. 130-145.
16. Литвинский Б. А. Древние кочевники «Крыши мира». М. : Наука, 1972.
17. Маковский М. М. Язык - миф - культура. Символы жизни и жизнь символов. М. : Русские словари, 1996.
18. Руденко С. И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время. М. ; Л. : Изд-во АН СССР, 1960.
19. Семенов Вл. А. Наскальное искусство Центральной Азии и центры культурогенеза // MIRAS. № 2. Ашхабад, 2001. С. 113-119.
20. Семенов Вл. А. Суглуг-Хем и Хайыракан - могильники скифского времени в Центрально-Тувинской котловине. СПб. : Петербургское Востоковедение, 2003.
21. Семенов Вл. А. Сыпучий Яр - могильник алды-бельской культуры в Туве / Ред. С. Н. Астахов, И. Я. Фроянов. СПб. : Филологический факультет СПбГУ, 2001. С. 167-172.
22. Семенов Вл. А. Хронология курганов знати могильника Кош-Пей-1 в Уюкской котловине в Туве // Элитные курганы степей Евразии в скифо-сарматскую эпоху. СПб., 1994. С. 184-191.
23. ЭлиадеМ. Трактат по истории религий. Т. 1. СПб. : Алетейя, 1999.
24. Cugunov K. Der skythenzeitliche Kulturwandel in Tuva // Eurasia Antiqua. Band 4. 1998. S. 273-308.
