CC BY
124
-о£>
<$о-
А.Н. Хохлов
ИСАЙЯ ПОЛИКИН: МИССИОНЕР, ПЕРЕВОДЧИК, ФИЛОЛОГ
За время существования Пекинской духовной (православной) миссии среди её сотрудников было немало больших знатоков китайского языка, занимавшихся составлением словарей и других учебных пособий для россиян, связанных с Китаем дипломатической службой, миссионерской деятельностью, торговлей и деловыми контактами в других сферах межгосударственных отношений. Среди лиц духовного звания, добившихся серьёзных успехов в изучении китайского языка, следует особо упомянуть иеромонаха Исайю Полики-на (в миру Иван Фёдорович Поликин), прибывшего в 1857 г. в китайскую столицу с новой группой членов Пекинской духовной миссии, возглавляемой архимандритом Гурием (в миру Григорий Платоно-вич Карпов)1.
Как видно из архивных данных, И.Ф. Поликин по окончании Архангельской семинарии обучался в Санкт-Петербургской духовной академии. Согласно свидетельству, выданному этой академией 8 ноября 1856 г. в связи с предстоящим зачислением его в состав Пекинской духовной миссии, Иван Фёдорович Поликин - сын умершего дьячка Вазенского прихода Онежского уезда Архангельской губернии, «имеющий ныне от роду 25 лет»2. В январе 1857 г. он принял монашеский постриг.
Перед отъездом в Пекин Исайя (Поликин) просил Азиатский департамент МИД выдавать из его жалованья 150 руб. серебром ежегодно матери Евтихии Фёдоровне Поликиной, жившей в Пияльском приходе Онежского уезда Архангельской губернии, а в случае её смерти своему брату Самуилу Поликину, учившемуся тогда в Архангельском духовном училище.
В связи с предстоящим отъездом в китайскую столицу иеромонаху Исайе была выдана подорожная из С.-Петербурга до
Кяхты через Архангельск, Онегу, Вологду и Казань, которая обычно являлась местом сбора всех новых членов миссии, отправлявшихся через Сибирь в Забайкалье на китайскую границу в Кяхту3.
С прибытием в китайскую столицу сын дьячка увлёкся китайским языком, и благодаря усиленным занятиям он вскоре смог заявить о себе как о преуспевающем китаисте, успешно работавшем с китайскими текстами разной трудности. О его высокой квалификации переводчика свидетельствует выполненный им перевод китайской оды времён правления династии Тан («Тэн ван гэ»)4, изданный в 1874 г. в Санкт-Петербурге.
О характере и содержании научных занятий иеромонаха Исайи (Поликина) позволяет судить его отчёт, представленный архимандриту Гурию 20 января 1860 г. в следующем виде:
«На основании утверждённой программы для наших занятий в Пекине я обязан был в течение 6-летнего срока заниматься критическим разбором [древнекитайских] классических сочинений-цзинов и показать влияние содержащегося в них содержания -жу-цзяо [конфуцианство] на гражданский и семейный быт жителей Китая. Для этой цели я в течение минувшего года ежедневно занимался с учителем-китайцем чтением и переводом классических книг учения жу-цзяо (конфуцианства). Мне удалось прочитать всё "Четверокнижие" ("Сы-шу"), потом "Шу-цзин", самую древнюю и важнейшую из сочинений конфуцианства, и несколько мест из "И-цзин". Кроме того, я ознакомился с двумя сочинениями, подробно описывающими жизнь и дела Конфуция, его мудрые изречения и правила житейской науки, записанные по порядку времени. Эти сочинения: а) "Кун-цзы цзя-юй" и б) "Цюэ-ли вэнь-сянь као".
Из общих сочинений мною сделаны нужные выписки для составления полного жизнеописания Конфуция. Кроме того, при чтении классических книг [цзинов] я всегда входил в разговор с учителем о том, что меня особенно занимало, и нередко, опровергая какую-либо истину, я вынуждал учителя защищать её и таким образом высказывать свои собственные убеждения, основанные, разумеется, на конфуцианстве, но тем не менее несогласные с этим учением. Разумеется, я далёк от мысли предположить, что мнение одного-двух китайцев есть выражение [суждений] всех современных китайцев
- адептов Жу-цзяо [конфуцианства], тем не менее, как мне кажется, этим способом [путём бесед с учёными китайцами] я скорее [чем из книг] достигну одной из моих целей
- узнаю, в каком состоянии в настоящее время находится древнее учение, очищенное Конфуцием, и какое оно оказывает влияние на жизнь китайского народа - семейную и гражданскую. Подобные разговоры имели, кроме того, ещё и ту пользу, что ознакомили меня с философскими терминами конфуцианства и с отвлечённым [философским] китайским языком, так что я теперь в состоянии понимать китайца, говорящего об отвлечённых предметах, и сам могу вести подобный разговор.
Знакомясь с философскими понятиями китайцев из первых источников, я в то же время не мог не обратить внимания на сочинения учёных Западной Европы, так много писавших о Китае вообще и в частности о его классических книгах»5.
Касаясь предварительной работы с иностранными и китайскими источниками и её некоторых результатов, Исайя Поликин указывал в том же отчёте от 20 января 1860 г.:
«Мною прочитаны сочинения [на западноевропейских языках], заслуживающие особенного внимания, каковы, например, записки иезуита Амиота, сочинения Дюгаль-да, аббатов Потье и Гросье и несколько дельных путешествий [иностранцев] в Китай.
Для усовершенствования же в обыденном разговорном языке, кроме ежедневных
разговоров с учителем и другими окружающими [нас] китайцами, я прочитал два небольших тома китайских разговоров, причём учитель объяснял мне встречавшиеся идиомы языка и особенно замечательные построения речи. Во всё время занятий я старался посредством писания пером и кистью заучивать начертания иероглифов, и в настоящее время могу написать на память большую половину известных мне иероглифов.
Несмотря на то, что у меня переведены и записаны вчерне книги: "Чжун-юн", "Лунь-юй" и книга "Мэн-цзы", я не могу представить Вашему Высокоблагородию никакой учёной статьи до тех пор, пока не прочитаю все 13 цзинов или, по крайней мере, пока достаточно не ознакомлюсь с книгами: "И-цзин", "Ши-цзин" и "Чжоу-ли". Тогда только, получивши ясное представление о всей философии конфуцианства, я могу составить о ней своё мнение, не опасаясь, чтобы мне не пришлось впоследствии от него отказаться»6.
Занятия Исайи Поликина, связанные с изучением древнекитайской философии, активно продолжались и в последующие годы, о чём свидетельствует его отчет за 1861 г., в котором говорилось: «В течение прошедшего 1861 г. я по-прежнему занимался, согласно избранной мною программе моих учёных занятий, изучением древней философии Ки-
7
тая» .
Одновременно с освоением древнекитайской классики, написанной на труднодоступном языке - «вэньяне», Исайя Поли-кин с помощью китайских учителей знакомился с произведениями современной китайской литературы. Выбор их для перевода, как правило, определялся потребностями российского внешнеполитического ведомства, заинтересованного в получении из Пекина достоверной информации о Китае, охваченном крестьянской войной тайпинов (1850-1864). С этой целью Поликин к июню 1860 г. на основе перевода (с краткими комментариями) двух современных китайских брошюр подготовил работу под названием «Заметки китайца об инсуррекции и
-о£>
<$о-
инсургентах в Китайской империи»8. В предисловии к этой работе автор подробно рассказал о её целях и задачах в историографическом плане, что видно из нижеприводимого текста:
«В минувшее десятилетие китайская инсуррекция обратила на себя внимание всего образованного мира. О ней много писали и в наших, и в иностранных газетах. Авторы статей об инсуррекции, передавая события, вызванные ею, нередко делали из них выводы по своим личным соображениям, нисколько не сомневаясь в том, что образованный ум смотрит шире и видит несравненно дальше, чем узкий и ограниченный взгляд китайца. Я думаю, однако ж, что и этот взгляд не может быть лишён некоторого интереса, особенно в деле, весьма близком сердцу жителя Поднебесной империи, какова инсуррекция. Признаюсь, я всегда с особенным вниманием расспрашивал знакомых мне китайцев, что думают они об этой кровавой драме, последний акт которой может быть весьма печальным для них. Но не всегда ответы их были интересны и удовлетворительны, как потому, что китаец не любит говорить иностранцу о своём национальном горе, так и особенно потому, что сами они довольствуются весьма неточными и часто неверными слухами с театра внутренней войны. В этом отношении весьма интересны недавно появившиеся в Пекине две небольшие брошюры об инсур-рекции. Они особенно занимательны тем, что напечатаны на юге Китая, в пределах, занятых инсуррекциею, и притом напечатаны не очень давно - в седьмой год настоящего царствования Сяньфэн (1857 г.). Жаль только, что автор брошюры не передаёт нам совершенно полной истории инсуррек-ции. Всё его внимание сосредоточено на событиях, сопровождающих взятие [тайпи-нами] города Нанкина, знаменитой южной столицы Китая...
Не лишне заметить, что автор-китаец ведёт свой рассказ без всякого порядка и последовательности. Коснувшись, например, хода военных действий инсургентов, он вдруг вводит [в текст повествования]
маленькую тираду о состоянии просвещения между инсургентами, а потом, заговорив тут же о продовольствии, весьма наивно начинает рассуждать о [их] верованиях. Всё это до того пестрит мысль, так утомляет внимание, что из прочитанного трудно вывести какое-либо общее заключение, а между тем рассказы весьма оригинальны и занимательны.
И потому-то необходимо было всему напечатанному в двух брошюрах придать некоторый порядок и однородные рассказы соединить вместе, не изменяя, впрочем, воззрений автора на инсуррекцию, избегая преувеличений и натяжек. В том-то, кажется, и должен заключаться весь интерес этих книжек, что в них передаётся чисто китайское понятие об инсуррекции и инсургентах.
Всё содержащееся в двух брошюрах можно передать в следующем порядке:
1. Начало инсуррекции, дальнейшие движения и завоевания инсургентов (стр. 6);
2. Взятие Нанкина (стр. 13);
3. Попытка со стороны богдоханских войск вернуть Нанкин (стр. 30);
4. Судьба инсуррекции после взятия Нанкина до настоящего времени (стр. 41);
5. Эпизоды из пребывания инсургентов в Нанкине (стр. 53);
6. Биографии семи главных князей [руководителей] у инсургентов (стр. 60);
7. Образ войны у инсургентов (стр. 71);
8. Их религиозные верования и степень умственного образования (стр. 83);
9. Их жилища, одежда, некоторые обычаи и установления (стр. 91)»9.
Чтобы полнее представить характер и содержание комментариев Исайи Поликина, ниже приведём несколько наиболее интересных пассажей:
1) Л. 275. Текст о контактах восточного князя с любимой женой, которая, ударивши в колокол*, сказала:
* Примечание переводчика: «В древности на дворе перед главными воротами императоров висели барабаны и медные литавры. Все подданные имели свободный доступ к царю и всякий, имеющий [к нему] просьбу, приходил и бил в литавру, а жалующий-
ся на обиду или неправый суд бил по барабану. По звуку этих инструментов царь немедленно выходил из своих палат и тут же выслушивал просителей (Конфуций в "Лунь юй" и Чжу Си в своём толковании на "Лунь юй"). По всей вероятности, инсургенты как ревнители древних, собственно китайских обычаев ввели у себя барабан и литавру перед княжеским двором».
2) Л. 293. Примечание переводчика. «Цилин, баснословное животное, по понятиям китайцев, своим появлением в известной стране предвещает или рождение великого мужа, или начало... благополучного царствования. Так, например, цилин появился в день Конфуция в саду его отца и выбросил из своего рта нефритовый камень с надписью: "Родившееся дитя поддержит падающую династию Чжоу и будет царём без царства (т.е. царём в нравственном смысле) (см.: «Кунцзы цзя-юй», гл. 1-я).
3) Л. 285. Автор-китаец пишет: «Инсургенты веруют в Есу*, святого мужа западных стран. По понятиям инсургентов Есу, сын Неба, есть первородный сын Небесного отца. Главный предводитель мятежников Хун Сю-цюань считает себя 2-м сыном небесного отца, восточный князь Ян Сю-цин -3-м ... Ши Да-кай - 7-м сыном Небесного отца».
* Примечание переводчика. Есу - латинское Jesus (Иисус). Замечательно, что автор-китаец для тонического перевода имени Jesus употребил те же самые [иероглифические] начертания, какими переводится у католиков святейшее имя Иисуса Христа10.
4) Л. 288, 287. Примечание переводчика. «Священнейшее жертвоприношение в честь предков они [тайпины] дерзнули назвать заблуждением, первых китайских императоров. Яо и Шуня и трёх доблестных ванов [правителей] Юй-вана, У-вана и Вэнь-вана признали людьми с обыкновенными человеческими слабостями. Все священные 13 цзи-нов (книги /каноны/), равно и толкования на них, [тайпины] считают вздорным учением, и тех, у кого найдут эти книги, предают смертной казни. При погребальной церемонии запрещено курить [фимиам], а вместо
листов из красной бумаги, сожигаемых истинными последователями Конфуция ради умерших для умилостивления небесных духов, мятежники употребляют какие-то клятвенные слова, называемые ими раскаянием в грехах. По понятиям инсургентов, умерший восходит на небеса, а потому они считают смерть событием радостным, а отнюдь не временем скорби и плача».
Указывая на существование у тайпинов экзаменационной системы, открывавшей возможности для чиновничьей службы, переводчик сообщает: «У инсургентов даже бывают публичные испытания для желающих держать экзамены. Лучших из учеников возводят в звание докторов первых степеней: чжуан-юань, бань-ян, тань-хуа и чжу-ань-люй.»11.
О состоянии астрономической науки в государстве тайпинов («Тайпин-тяньго») свидетельствует, например, принятый ими лунный календарь, в точности которого переводчик сомневается. Он полагает, что инсургенты, «не зная правильного летоисчисления, впали в разные погрешности». Так, «вместо 13 лун в году они считают 12, и все нечётные луны (1, 3, 5 и т.д.) полагают в 31 день, а чётные (4, 6 и т.д.) в 30 дней. Очевидно, они не знают прибавочных лун и дней. В годы гуй и чоу (в невисокосные) во 2-й луне (в феврале) у них ошибка на 1 день, и потому в этой луне у них недостаёт одного дня. Кроме того, слово "юэ" (луна) они заменили словом "ци" -круг времени (месяц), а слово "жи" (день) словом "дань" (утро)»12.
Среди других комментариев интересно примечание Поликина о различиях в головном уборе китайских чиновников соответственно рангу: «Китайцы носят на шапках шарики с голубиное яйцо круглой формы: лица первой степени имеют темно-малиновый прозрачный шарик, второй степени - такого же цвета шарик, но непрозрачный, 3-й степени - голубой прозрачный, 4-й степени голубой непрозрачный, 5-й степени белый прозрачный, 6-й степени - непрозрачный, 7, 8 и 9 степени - медный позолоченный. Богатые носят шарики из цельных драгоценных камней»13.
С учреждением Российской дипломатической миссии в Пекине в июле 1861 г. и переходом светских членов духовной миссии в её почти полное распоряжение основная миссионерская деятельность россиян в китайской столице легла на плечи архимандрита Гурия (Г.П. Карпова) и его подопечных иеромонахов. Среди последних наиболее полезным и активным помощником главы православной миссии стал иеромонах Исайя, добившийся к тому времени серьёзных успехов в изучении разговорного и письменного китайского языка. О его активном участии в миссионерской работе свидетельствуют донесения в Азиатский департамент не только самого архимандрита Гурия, но и его преемника - архимандрита Палладия (в миру Пётр Иванович Ка-
фаров)14.
Об активной деятельности Исайи Поли-кина на ниве миссионерского служения позволяют судить его опубликованные статьи - дневники за 1861-1862 гг. Так, о первой поездке миссионера в окрестности Пекина рассказывают его дневниковые записи (с 16 по 23 октября 1861 г.), приводимые ниже:
«16-го октября. Сегодня я отправился из Пекина в деревню Дундинъань посетить тамошних христиан. Со мною были два христианина из албазинцев: Иван Юй и Никита Вэнь, оба доброго поведения, очень грамотны, а главное - весьма хорошо знают христианское учение.
Благополучно достигнув деревни Матоу (в 45 верстах от Пекина на реке Байхэ по дороге в Тяньцузинь), мы решили переночевать в китайской гостинице, потому что было уже темно, и мы точно не знали, где та деревня, в которой живут наши христиане. На другой день утром к нам явился христианин Владимир. Он пришёл из деревни Дун-динъань продать капусту и тут случайно узнал о моём приезде. Из его рассказов оказалось, что наши христиане живут не в одной, а в трёх деревнях.
18-го октября. Сегодня [в деревне Дун-сычжуан] я окрестил 8 чел. и двоих из них приобщил Св. тайн. Вечером же, окружённый китайцами-христианами и язычни-
ками, я ходил осматривать деревню. Меня попросили заглянуть в кумирню. Идолы лежали разбитые и изуродованные. Англо-французские войска, проходя этою дорогою для захвата Пекина, обычно разоряли все встречавшиеся им на пути кумирни и разбивали идолов. То же самое сделали они и здесь, хотя само здание кумирни всё же пощадили.
О деревенских жителях здешних мест можно сказать, что они гораздо радушнее, проще и обязательнее городских. Я не видел здесь ни одного просящего милостыню.
19-го октября. Сегодня утром я переехал в деревню Дундинъань, отстоящую от Дунсычжуан в двух с половиной верстах. Христиане этой деревни встретили меня за версту от деревни, и каждый из них приглашал остановиться у него. Я выбрал помещение христианина Владимира. Владимиру [китайское имя - Фу-жун] 33 года; в молодости он учился в нашем албазинском училище, знает грамоту и больше других [односельчан] знаком с христианским учением.
Вскоре, по прибытии моём в эту деревню, явились некоторые жители оной - человек 40 и тут же объявили, что они желают креститься, и даже читали предо мною "Верую" и "Отче наш". Собравшимся была предложена проповедь на обычную тему. Вечером объяснена половина [текста] Символа веры и произведено испытание всем, желающим креститься. Готовыми к принятию сего таинства найдены 26 мужчин и женщин. Им хотелось послушать нашего церковного пения, а потому мы пропели сначала на китайском языке: Символ веры, "Отче наш". а потом это же мы повторили по церковно-славянски.
20-го октября. Сегодня утром объясняемо было десятисловие и две новозаветных заповеди: возлюбивши Господа Бога твоего всею душою и возлюбивши ближнего твоего яко сам себя. Окрещено было три человека: жена и дочь-малютка Владимира и 65-летний крестьянин Иосиф. Своею фигурою он атлетического телосложения, но чрезвы-
чайно кроткий и симпатичный: в течение 30 лет крестьянин курил опиум... Однако уже перестал курить. Когда я приехал в деревню, было уже полгода, как он бросил курить и не чувствовал никакого влечения к этому опасному и вредному зелью.
21-го октября... До сих пор в этой деревне было 9 христиан. 60-летний старик Вонифаций ранее в великие праздники [Пасху и Рождество] с членами своего семейства и родственниками приходил в наш Сретенский монастырь [в Пекине]. Отец его по имени Даниил ещё в царствование Екатерины II, находясь в услужении у архимандрита Иоакима Шишковского, был окрещён и потом в продолжение наших четырёх миссий считался одним из лучших христиан. Он хорошо говорил по-русски и много раз оказывал много услуг нашим новоприезжим миссионерам.
22-го октября. После обедницы я крестил 8 человек и совершил панихиду на сельском кладбище об упокоении душ прежде усопших здешних православных христиан [перечисленных по русским именам].
После обеда я решился отправиться домой, а в деревне оставил ещё на неделю катехизатора Ивана с тем, чтобы он ещё раз повторил христианам всё то, что они слышали в течение прошедшей недели.
При прощании с новыми христианами я умолял и просил, чтобы они всячески избегали разных языческих обычаев и суеверий. Твёрдо внушал им, чтобы они в случае тяжёлых болезней непременно присылали за священником; не заключали браков без предварительного совещания со священником, а главное - жили между собою в самом тесном мире и христианской любви»15.
В полдень 22 октября 1861 г. иеромонах Исайя выехал из деревни Дундинъань и на другой день благополучно вернулся в Пе-кин16.
В другой поездке (с 5 по 11 марта 1862 г.) в окрестности Пекина по делам распространения христианства Исайю Полики-на сопровождали тот же катехизатор Иван Юй и дьячок Пётр Ли - для чтения и пения.
Как он пишет, причин для посещения деревни Дундинъань было немало. Новокрещён-ные христиане должны были говеть в период великого поста, что для них из-за уборки урожая было весьма обременительно, т. к. пришлось оставить работу на целую неделю и ехать за 50 вёрст в наше северное Успенское подворье. Посоветовавшись с о. архимандритом Гурием [Карповым], иеромонах Исайя решил поехать в деревню сам, чтобы на третьей седмице великого поста совершить там богослужение.
О поездке инициативного иеромонаха свидетельствуют приводимые ниже пассажи из его дневника:
«6 марта 1862 г. . Европейские учёные обыкновенно пишут, что в Китае каждый крестьянин знает грамоту и, возделывая своё поле, читает Конфуция. Может быть, это и так на юге [Китая]. Что же касается здешних мест, то приходится говорить противное, хотя прежде я и сам держался такого мнения иностранных писателей. Доказательством тому то, что вот уже третья из деревень, мне хорошо известных, а ни в одной из них нет ничего похожего на школу, причём едва наберётся 2-3 человека наполовину грамотных.
Между тем в деревне Дундинъань насчитывают 100 душ, и земледельцы живут там в достатке. Хорошо было бы открыть здесь школу для девиц. В лицах, желающих учиться, недостатка нет, но встречается самое непреодолимое затруднение - во всей деревне нет ни одной грамотной женщины. Обучение же девиц мужчиною - по китайским понятиям - считается весьма непристойным.
7-е марта. Среда. Я предложил христианам посоветоваться между собой насчёт постройки [вскладчину] особого здания (сообразно самой простой форме деревянной архитектуры) для отправления богослужений, так как в их жилых помещениях - весьма тесных и не всегда опрятных - неудобно и даже неприлично (кроме крайней нужды) совершать таинства, особенно Св. литургию. Слава Богу, они приняли мой совет и решились между собой сделать общую рас-
кладку пожертвований, посильную для каждого, и по составлении сметы расходов материалов и средств отправить её к нам, к празднику - Пасхе.
Так как мне в 6 час. предстояла служба в Дундинъани, я отправил в соседнюю деревню катехизатора Ивана. Ему было дано несколько экземпляров священной истории и катехизиса на китайском языке для раздачи местным жителям.
Между тем я сам занялся объяснением Символа веры для христиан, причём слушателей собралось немало. Это был первый, довольно удачный опыт моей личной устной проповеди.
Изучение китайского языка всегда связано с серьёзными затруднениями, так что редкий иностранец может совершенно правильно произносить китайские звуки, поэтому китайская речь порой скорее походит на пение, чем на разговор. Для этого нужно по крайней мере 10 лет постоянной практики применительно к живому разговорному языку. Всё, что говорят наши христиане, лично мне понятно: почти до каждого слова, но им нужно пообщаться со мною некоторое время, чтобы понять мою [книжную] китайскую речь. По этой причине, когда я приезжаю в деревню, я сначала рассказываю своему катехизатору содержание и основной смысл проповеди, а потом он уже облекает её в приличные [привычные] формы китайского языка, которые передаёт слушателям».
«9-го марта. Пятница. Сегодня принял 18 чел. Судя по религиозно-нравственному образованию молодых по возрасту христиан, они исповедовались так разумно, что надо благодарить Бога.
10-е марта. Суббота. Сегодня в деревне Дундинъань была совершена первая православная литургия на антиминсе, полученном от преосвященного иркутского Парфения. Перед литургией было окрещено 5 взрослых. На литургии я приобщил 30 чел. взрослых и младенцев. После обедни был отпет молебен к нашей заступнице Пресвятой Богородице об охранении здешних весей и об избавлении юных христиан от всякой нужды и печали.
11 марта. Воскресенье. После богослужения было совершено освящение воды, которую христиане разносили по своим домам. Потом меня попросили посмотреть то место, которое они предполагают отдать под строительство храма.
Трудами прежних миссионеров написаны, а нашим начальником [архимандритом Гурием] напечатаны на китайском языке "Краткая священная история" и "Зерцало нравственного исповедания"17. Эти две книжки иногда заменяют устную проповедь. Грамотные из китайцев, видя у своих родных или знакомых означенные сочинения, сначала читают их из любопытства, а потом по благодати Божьей. они принимают Святое крещение.
В эту поездку я окрестил только 6 чел. В настоящее время число деревенских христиан возросло до 60 чел. обоего пола»18.
В полдень 11 марта 1862 г. иеромонах Исайя отправился в Пекин.
Сведения о действиях Исайи Поликина по распространению православия в столичном округе цинского Китая довольно скупо представлены в отчёте начальника Пекинской духовной миссии архимандрита Гурия (Карпова) за 1859-1862 гг., что позволяет увидеть его публикация в цитируемом ниже журнале «Христианское чтение»:
«В конце октября 1861 г., когда можно было с достоверностью предполагать, что полевые работы окончены, иеромонах Исайя отправился в деревню Дундинъань -окрестить желающих и готовых к крещению. С ним отправились катехизатор Иван и учитель училища Никита, [бывший] воспитанник албазинского училища, очень хорошо говоривший по-русски. По возвращении своём Исайя донёс начальнику миссии, что он нашёл в деревне порядок, его приняли там радушно, слушали внимательно. Он окрестил 30 чел., но желающих креститься было так много, что он отложил их крещение, чтобы они более познакомились с христианством.
В половине ноября 1861 г. в этой деревне было открыто и ныне существует православное училище, в котором теперь обучаются 6 мальчиков и одна девочка.
В начале марта (1862 г.) на третьей неделе великого поста Исайя отправился в деревню Дундинъань для совершения великопостной службы и божественной литургии. Старик Вонифатий отдал своё поле под предполагаемый молитвенный дом. Иные дали по силам своим денег. Другие же обещали дать лошадь с упряжью и работника на время постройки [дома] .19
Кяхтинские купцы Иван Нерпин и Николай Лушников, оказавшиеся проездом из Тяньцзиня в Калган в китайской столице, с удовольствием сделали пожертвования в пользу строительства молитвенного дома. Российский посланник Л.Ф. Баллюзек прислал полученные им из Иркутска собранные там деньги в размере 253 руб. 46 коп. Таким образом, набралось более 500 руб. серебром - сумма, необходимая для строительства упомянутого дома.
За три года было окрещено 200, а по другим данным (к осени 1862 г.) - 300 чел. -
взрослых поселян обоего пола из язычни-
20
ков» .
О переводческой деятельности Исайи Поликина позволяют судить данные из Архива Св. Синода за 1865 г. (по архивной описи д. 1957), приводимые ниже:
1) Переведён весь «Требник» со славянского на китайский язык.
2) Переведён «Часослов» (до 9-го часа).
3) Составлен русско-китайский словарь богословских и церковных речений.
4) Составлен русско-китайский словарь разговорного языка (8 тыс. слов) с разными прибавлениями в конце.
5) Составлен китайско-русский словарь (в нём 7700 иероглифов).
6) Составлено сто общеупотребительных разговоров на китайском языке, с русским переводом, для начинающих заниматься китайским языком.
7) Сделан перевод китайских классических книг: «Да-сюэ», «Чжун-юн» и «Лун-юй», содержащих в себе философское начало в учении Конфуция21.
Любопытную характеристику Исайи По-ликина находим в статье известного российского дипломата и писателя И.Я. Коростовца
«Русская духовная миссия в Пекине. Исторический очерк, опубликованный в 1893 г. в журнале "Русский архив"», где сказано о весьма деятельном русском миссионере:
«Из всех названных лиц [Пекинской духовной миссии] иеромонах Исайя провёл в Пекине наибольшее время, и его имя связано с деятельностью миссии за довольно продолжительный период. Это был редкий тип монаха, соединившего в себе качества деятельного администратора и хозяина с более высоким призванием убеждённого проповедника. В Пекинской миссии он нашёл вторую родину и всею душою посвятил себя её интересам. О. Исайя с ничтожными средствами сделал много для распространения и укрепления православия среди албазинцев и язычников-[китайцев]. Этот иеромонах положил начало переводу богослужебных книг православной церкви и составил русско-китайский словарь: один - общего содержания, а другой - специально-богословского и церковного.
Кроме сочинений и переводов после о. Исайи сохранились обширная переписка и дневник, представляющий летопись событий, пережитых [духовной] миссией.
Дневник о. Исайи имеет тем большую цену, что управление архимандрита Гурия можно отметить как переходное время в жизни духовной миссии. Тогдашняя эпоха ознаменовалась, кроме того, реформою в положении миссии, из ведения которой были изъяты светские дела, перешедшие в руки дипломатического представителя»22.
Для характеристики неутомимой творческой деятельности иеромонаха Исайи весьма знаменательно нижеследующее донесение архимандрита Палладия от 10 марта 1869 г.:
«Иеромонах Исайя в прошедшем году по примеру прежних лет посвящал своё время преимущественно переводу духовных и богослужебных книг на китайский язык. Из прежде начатых им трудов в настоящее время кончены переводом между прочими пространный катехизис, последо-вание всенощного Бдения и канон Андрея Критского»23.
В начале 1860-х гг. Исайя Поликин составил необходимый для миссионерской деятельности «Русско-китайский словарь богословских и церковных речений». В предисловии к этому труду, написанному в Пекине 8 февраля 1861 г., говорилось:
«В начале 1860 г. мне назначено было отправлять богослужение и [церковные] требы при нашем Успенском храме в Пекине для наших христиан из китайцев. Не вполне владея китайским языком, но принуждённый ежедневно удовлетворять духовные потребности своей паствы, я стал искать в нашей Богословской китайской библиотеке каких-либо руководств вроде краткого словаря, чтобы научиться, как выражаются по-китайски Св. таинства, великие праздники и другие церковно-богословские [понятия].
Были ли прежде какие-либо руководства по этому предмету, - не знаю, но только я ничего не нашёл в этом роде, кроме одной тетрадки, в которой рукою достопамятного отца архимандрита Аввакума24 были записаны двунадесятые праздники, св. таинства и пр. - всего слов до 100. Необходимость заставила меня читать имевшиеся тогда на китайском языке некоторые молитвы (в рукописях), а затем изданные начальником миссии архимандритом Гурием [Г.П. Карповым] книжки: "Зерцало православного исповедания" (краткий катехизис, изданный в 1807 г.), краткую священную историю и проч. и выбирать из них те слова и фразы, которые казались мне необходимыми.
Таким образом в течение трёх лет у меня составился маленький словарь богословских и церковных речений. Все слова я записывал без всякой перемены, тем более, что они были приняты в прежних наших переводах. В 1864 г., занимаясь переводом на китайский язык "Требника" и уже больше прежнего зная китайский язык, я стал замечать неудовлетворительность многих терминов, неточность некоторых и пр. и нередко беседовал об этом с настоятелем миссии (архимандритом Гурием, ныне епископом Симферопольским). Вследствие чего означенный словарь был им просмотрен. Неко-
торые слова исправлены, и в таком виде в сентябре 1865 г. словарь этот, заключавший в себе 1800 слов, был представлен Святейшему Синоду.
По возвращении [из России] в Пекин в начале 1866 г. я снова занялся переводом наших богослужебных книг на китайский язык. Словарь мой постепенно пополнялся, так что к концу прошедшего 1868 г. в нём было до 3300 речений.
Перечитав много классических и протестантских сочинений на китайском языке, я пришёл к тому убеждению, что большая часть нашей китайской богословской терминологии целиком взята из католических китайских сочинений и что она требует немалых перемен согласно преданиям нашей православной церкви»25.
Важной вехой в реализации Поликиным его глубоких познаний в области китайского языка стало издание им русско-китайского словаря, о чем российский посланник в Пекине А.Г. Влангали поспешил сообщить в Петербург одному из известных деятелей Азиатского департамента МИД П.Н. Стре-моухову. В его письме от 1 марта 1868 г. говорилось: «Член здешней духовной миссии иеромонах Исайя составил и ныне отпечатал русско-китайский словарь разговорного языка. Книга эта есть первое произведение подобного рода на отечественном языке и может быть очень полезна для приезжающих в Китай русских, не успевших ещё ознакомиться со здешним [китайским] язы-ком»26. Восемь экземпляров этой книги автор отправил руководителям и сотрудникам внешнеполитического ведомства (А.М. Горчакову, П.Н. Стремоухову, Н.П. Игнатьеву, Ф.Р. Остен-Сакену и др.) и один экземпляр обер-прокурору Св. Синода.
В течение длительного времени этот русско-китайский словарь иеромонаха Исайи оставался единственным пособием для живших в Пекине и других городах Китая россиян в изучении китайских фраз, столь необходимых для общения с местным населением - китайцами и лицами других национальностей Китайской империи, знакомых с разговорным китайским языком, а
-о£>
<$о-
порой и с китайской письменностью. Об уникальности словаря Исайи Поликина позволяет судить сообщение столичной (петербургской) газеты «Новое время» от 26 мая (7 июня) 1879 г. о выходе в свет русско-китайского словаря, составленного китаистом-дипломатом П. С. Поповым27. В этом газетном номере (1162), в разделе хроники говорилось: «На днях появился русско-китайский словарь, составленный первым драгоманом Императорской Российской (дипломатической) миссии в Пекине П.С. Поповым. Он посвящён памяти досточтимого отца архимандрита Палладия, бывшего начальника Пекинской духовной миссии. У нас имелся только ставший уже библиографической редкостью словарь члена пекинской духовной миссии о. Исайи Поли-кина».
О новых успехах Поликина как опытного лексикографа и дельного лингвиста после выхода в свет в 1868 г. его русско-китайского словаря свидетельствует сообщение поверенного в делах в Пекине Е.К. Бюцова, направленное 4 января 1870 г. в Азиатский департамент МИД России. В нём говорилось: «Исайя издал ныне, в дополнение к составленному им русско-китайскому словарю,
28
краткую грамматику китайского языка» . Два экземпляра этого труда автор отправил в МИД (А.М. Горчакову и П.Н. Стремоухо-ву) и один - своему коллеге-китаисту Дмитрию Алексеевичу Пещурову, бывшему с ним в составе Пекинской духовной миссии, а затем в 1861 г. ставшему драгоманом Российской дипломатической миссии.
В следующем году Исайя Поликин отправил к Д.А. Пещурову свою новую работу под названием «Прибавления к русско-китайскому словарю» с новой лексикой, на что известный китаевед, знакомый со словарной работой, 11 июля 1871 г. ответил письмом с выражением благодарности за получение «экземпляра этой книги, которая служит лучшим доказательством ваших ревностных и неутомимых трудов по изучению китайского языка»29.
После смерти великого труженика, каким был Исайя Поликин (11 ноября
1871 г.)30, его рукописи и особенно печатные труды не раз переиздавались, пользуясь широким спросом у россиян, особенно у лиц, приезжавших в Китай по делам службы и по другим поводам. В пользу широкого бытования этих работ среди нуждавшихся в них заинтересованных лиц, например, российских переводчиков, говорят выписки из русско-китайского словаря Исайи и его же добавления к нему, сделанные 27 апреля 1899 г. в Кульдже И. Л. Асановым (из Бий-ска). Ныне они находятся в Архиве востоковедов Института восточных рукописей Санкт-Петербурга31.
Для критической оценки вклада Исайи Поликина в отечественное китаеведение можно привести любопытную характеристику его «Краткой китайской грамматики» в связи с её 3-м изданием (в Пекине) в 1906 г., данную газетой «Новый край» в номере от 13 октября 1906 г.: «Изучить язык по книжке иеромонаха Исайи нельзя, но при других руководствах, при словарях она может служить хорошим пособием, и при насущной необходимости для нас изучения китайского языка появление её имеет в этом смысле большой интерес». К сказанному можно добавить, что эта рецензия помещена в разделе «Библиография» и подписана буквой «Р», которая легко ассоциируется с фамилией известного преподавателя Восточного института во Владивостоке китаиста Рудакова Апполинария Васильевича32.
Более скромно, но конкретнее на фоне предыдущей оценки выглядит значимость другой работы Исайи Поликина - русско-китайского словаря, в предисловии к нему от редакции, в котором сказано: «Основанием для русско-китайского словаря, издаваемого уже третьим изданием, послужило литографированное издание словаря, составленного членом Пекинской духовной миссии иеромонахом Исайей. Количеством слов, переведённых на китайский язык, предлагаемый словарь превосходит почти вдвое [прежний] словарь иеромонаха Исайи.
При втором издании словарь был пополнен по изданному в 1896 г. генеральным консулом в Пекине П.С. Поповым, который
снабдил свой словарь примерами, объясняющими употребление слов. Эти примеры, впрочем, не вошли во второе издание, чтобы не повлиять на его объём.
Предлагаемое издание (третье) против предыдущего значительно пополнено по русским словарям Рейфа, Даля и др. .Иероглифы печатаны цинковыми литерами, а не деревянными, как прежде»33.
Приведенные выше архивные и опубликованные материалы свидетельствуют о необычайно редком трудолюбии Исайи Поли-кина, которому приходилось совмещать свои нелёгкие служебные (миссионерские) обязанности с научными студиями в области древнекитайской философии и филологии. Успешному ходу его просветительской деятельности, основанной на благородных идеалах православия, благоприятствовало глубокое знание им жизни китайского народа и его традиционной культуры.
Подобный пример добросовестного служения учёного Родине и его верности принципам дружбы народов России и Китая достоин подражания и в наши дни, особенно для молодёжи, вступающей на путь самостоятельного научного поиска в разных сферах гу
манитарной деятельности.
Примечания
1 См.: История и культура Китая / Сборник памяти акад. В.П. Васильева. М.: ГРВЛ, «Наука», 1974. С. 47.
2 Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. СПб. Главный архив 1У-2. 1856-1865 гг. Д. 11. Л. 10.
3 Там же. Ф. СПб. Главный архив 1-5. 1823. Д. 1. Папка 93. Л. 129, 282.
4 Там же. Ф. Библиотека Азиатского департамента. Оп. 505. Д. 159.
5 Там же. Ф. СПб. Главный архив 1-5. 1823. Д. 1. П. 94. Л. 233 (автограф).
Там же. Л. 234.
Там же. Л. 356 (автограф).
«Записки китайца об инсуррекции и инсургентах в Китайской империи. Пер. с китайского члена Российской духовной миссии в Пекине иеромонаха Исайи Поликина. 20 июня 1860, г. Пе-
кин» (автограф). См.: АВПРИ. Ф. СПб. Главный архив I-5. Оп. 4. 1823. Д. 1. П. 74. Л. 247-296.
9 Там же. Л. 247-249.
10 Там же.
11 Там же. Л. 290.
12 Там же. Л. 289.
13 Там же. Л. 295.
14 Подробнее см.: Хохлов А.Н. П.И. Кафаров: жизнь и научная деятельность / Краткий биографический очерк // П.И. Кафаров и его вклад в отечественное востоковедение / К 100-летию со дня смерти. Материалы конференции. Ч. I. М., 1979. С. 3-90.
15 Странник. 1863. Апрель, III. С. 19-26.
16 Там же. С. 26.
17 «Краткая Св. история вместе с кратким катехизисом (начатки христианского учения)» была переведена членом Пекинской миссии Фео-филактом Киселевским в 1839 г. и тогда же введена в виде учебного пособия в албазинском училище. Что касается «Зерцала нравственного исповедания», то это произведение было переведено на китайский язык членом миссии Даниилом Сивилловым в 1829 г.
18 Духовная беседа. 1863. № 16 (20 апреля). С. 564-576. Согласно сведениям, полученным осенью 1862 г., численность деревенских христиан тогда достигла 300 чел. См.: Духовная беседа. 1863. № 5 (2 февраля). С. 159-160.
19 «Христианское чтение», издаваемое при Санкт-Петербургской духовной Академии. Часть первая (январь-апрель). СПб.: Тип. Департамента уделов, 1864. С. 496-498; 502-504.
20 Духовная беседа. 1863. № 5 (2 февраля). С. 159-160. Российский посланник в Пекине А.Г. Влангали в письме от 1 (13) февраля 1864 г. к Н.П. Игнатьеву сообщал: «Всех православных [россиян] в Китае немного более 200 душ вместе с албазинцами». См.: Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 832. Оп. 1. Д. 33. Л. 11.
21 Краткая китайская грамматика иеромонаха Исайи, с приложением [данных] о мерах, весах и деньгах (по Матусовскому). Издание третье. Пекин: Типография Пекинской духовной миссии, 1906. С. II. Многие печатные труды пекинских миссионеров-россиян, в том числе И.Ф. Полики-на, осели в библиотеке Восточного института, основанного во Владивостоке в 1899 г.
22
24
Русский архив. 1893. I 9. С. 73. РГИА. Ф. 796. Оп. 440. Д. 1275. Л. 4. Подробнее см.: История и культура Китая.
С. 48.
f\
25 Архив востоковедов Института восточных рукописей РАН (АВ ИВР). Разряд I. Оп. 1. Ед. хр. 67. Л. 1-20.
26 АВПРИ. Ф. СПб. Главный архив 1-5. Оп. 4. 1823. Д. 74. Л. 448.
27 Подробнее см.: Хохлов А.Н. Китаист П.С. Попов и его первая лекция в Петербургском университете // XXX научная конференция «Общество и государство в Китае». М., 2000. С. 136-149.
28 АВПРИ. Ф. СПб. Главный архив 1-5. Оп. 4. 1823. Д. 1.П. 74. Л. 448.
29 Там же. Слева автограф Д.А. Пещурова: «1 экз. "Прибавления к русско-китайскому словарю" иеромонаха Исайи получил для Библиотеки Азиатского департамента».
30 Китайский благовестник. 1916. Вып. 9-12. С. 50.
31 См.: АВ ИВР. Разряд 2. Оп. 1. Ед. хр. 70. Л. 1-264, 265-340. В данном архивном деле русские слова в словаре (от «А» до «Я») сопровождаются китайскими иероглифами и их русской транскрипцией, которая иногда даётся без указания иероглифов (например, яхонт - инхун, яшма ю й. а также слова, начинающиеся с буквы «Ю»).
32 Подробнее см.: История отечественного востоковедения с середины XIX века до 1917 года. М.: Восточная литература РАН, 1997. С. 60-63.
33 Русско-китайский словарь разговорного языка пекинского наречия. Издание Пекинской духовной миссии. Пекин: Тип. Пекинской духовной миссии, 1906 (с указанием разрешения епископа Иннокентия (Фигуровского) от 29 октября 1905 г. относительно печатания этого словаря).
