CC BY
47
[взаимосвязь литературы и языка]
I
Е. И. Асташина
ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНЫЕ УЗЛЫ КАК ЕДИНИЦЫ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ДИСКУРСА
(НА МАТЕРИАЛЕ АНАЛИЗА ЛЕКСЕМЫ КВАДРАТНЫЙ РОМАНА «МЫ»
И ПОВЕСТИ «ОСТРОВИТЯНЕ» Е. И. ЗАМЯТИНА)
YEVGENIA I. ASTASHINA INTERTEXTUAL NODES AS UNITS OF LITERARY DISCOURSE: ANALYSING THE LEXEME 'SQUARE' IN YEVGENY ZAMYATIN'S "WE" AND "THE ISLANDERS"
Евгения Игоревна Асташина
Аспирант кафедры русского языка Брянский государственный университет имени академика И. Г. Петровского ул. Бежицкая, 14, Брянск, 241036, Россия ► [email protected]
Evgenia I. Astashina
Bryansk State University named after I. G. Petrovski 14 ul. Bezhitskaya, Bryansk, 241036, Russia
Научный руководитель: д-р филол. наук, проф. А. Л. Голованевский
Лингвистический анализ вхождений лексемы квадратный и ее производных в художественные тексты Е. И. Замятина выявляет узуально-семантические, а также символико-метафорические смысловые потоки содержания всего квадратного в интертекстуальном пространстве художественного мира писателя. Однако квадратный является не только собственно текстовой единицей, но и идиостилевым интертекстуальным узлом замятинской прозы, а далее — единицей художественного дискурса произведений Е. И. Замятина. Материал статьи проявляет дискурсивные параметры языковой единицы (в данном случае лексемы квадратный) и отражает один из путей анализа параметра художественного дискурса.
Ключевые слова: квадратный, символический, метафора, контекст, дискурс.
The linguistic analysis of the occurrences of the lexeme ‘square’ and its derivatives in Yevgeny Zamyatin’s literary texts identifies usual-semantic and symbolic-metaphorical streams of the content of all ‘square’ phenomena in the writer’s intertextual space. But ‘square’ is not only the textual unit, performing a syntactic function of an attribute, it is also an idiostylistic intertextual node of Zamyatin’s prose, a unit of literary discourse of his works. The article reveals the discursive parameters of the linguistic unit — in this case, of the lexeme ‘square’ — and reflects one of the ways of literary discourse analyzing.
Keywords: square, symbolic, metaphor, context, discourse.
Замятинский текст — богатый языковой материал для верификации теоретических представлений многих филологических научных отраслей и их фундаментальных теоретических положений. Е. И. Замятин — модернистский изобретатель «интеллектуального» слова. Дешифровка только одной лексемы квадратный повести «Островитяне» (1917) и романа Е. И. Замятина «Мы» (1921) требует привлечения знаний семиотики, теории текста, когнитивной лингвистики. Столь «трудоемкая» интерпретация слова объясняется особым объемом ее смыслового содержания. Определим его в анализе названной лексемы.
В романе «Мы» описывается новое — квадратное — состояние:
Вот что: представьте себе — квадрат, живой, прекрасный квадрат. И ему надо рассказать о себе, о своей жизни. Понимаете, квадрату меньше всего пришло бы в голову говорить о том, что у него все четыре угла равны: он этого уже просто не видит — настолько это для него привычно, ежедневно. Вот и я все время в этом квадратном положении. Ну, хоть бы розовые
г~.
81
талоны и все с ними связанное: для меня это — равенство четырех углов, но для вас это, может быть, почище, чем бином Ньютона [7: 224].
Для декодирования странного единства лексем квадратный и положение обратимся к их семантике по отдельности.
Квадратный — относительное прилагательное, обозначающее такой признак, который свойствен геометрической фигуре «квадрат», например, равенство его частей, перпендикулярность и т. п. В общелитературном значении прилагательного обобщенно отмечена отнесенность к фигуре по ее форме, которую, по сути, и составляет равенство перпендикулярно пересекающихся между собой четырех сторон:
Квадратный — ‘1. Имеющий форму квадрата’ [9: 43].
Положение — ‘1. Расположение в пространстве, местонахождение’, ‘2. Расположение, постановка тела или его частей; поза, ‘4. Состояние, обусловленное какими-л. обстоятельствами’ [10: 266].
В приведенном выше контексте образно говорится о самочувствии человека и оживленного квадрата, вынужденных доказывать аксиомы. Сложно представить, что слово положение употребляется в нем в значении 1-2. Квадратное положение человека как состояние, имеющее форму квадрата, представляется с большей сложностью. На поверхностном уровне смысловой структуры контекста в данном словосочетании относительное прилагательное квадратный выступает как притяжательное — ведь квадрат живой. Однако если привлечь общекультурное символическое значение слова квадрат, начинают просматриваться новые грани смыслового пространства данного словосочетания. Квадрат как геометрический символ «выражает ориентирование человека в пространстве». «Квадрат считается отражением соразмерного с человеком космоса» [4: 112]. «Интерес к квадрату (как и кресту) объясняется в первую очередь желанием разобраться в хаотически проявляющем себя мире посредством введения направлений и координат» [Там же]. Квадрат словно выделяет фрагмент неизвестного пространства как место «витрувианского» человека в мире и ориентирует в этом мире, по-
[Е. И. Асташина]
вторяя стороны света, соприкасаясь с четырьмя стихиями мироздания.
Тогда состояние определенности, ясности в привычной для человека, соразмерной с ним среде вполне может описываться эпитетом квадратный — в знакомом пространстве досягаемости известны все его потаенные точки, найдены все координаты и ориентиры. И ЛСВ — 4 лексемы положение получает возможность синтагматически взаимодействовать с определением квадратный, т. е. ‘привычный’, ‘ежедневный’, ‘до неразличимости понятный’. В контексте, в который входит словосочетание квадратное положение, говорится как раз о таком интеллектуальном состоянии Д-503. Прилагательное квадратный называет сущностный признак явления действительности. В художественном пространстве замятинского текста относительное прилагательное квадратный выступает притяжательным, а функционирует как качественное. «Ролевая игра» лексемы создает художественную двусмысленность.
Данное уникальное словосочетание в рассмотренных символических значениях гармонично входит в идеологизированный математический дискурс Единого Государства. «Е. И. Замятин в романе „Мы“ проводит лингвистический эксперимент по художественно-гипотетическому созданию политизированной директивной проекции живого языка-langue — избыточно стандартизированного идеологическими догмами тоталитарного языка» [2: 116]. Основные концепты дискурса Единого Государства математика, логика, кривая, прямая, твердый, упругий, отдистиллиро-ванный-стерильный и др. рассмотрены в [1] и [3]. Смысловая смежность квадратного положения с дискурсом Единого Государства и неоднозначность рассматриваемого словосочетания создается еще одной символической идеей квадрата, которая логически связана с предыдущими. Квадрат, «своё» пространство, исключает поиски исследования этого пространства, защищает от враждебной, опасной неизвестности. Поэтому неизвестное отрицается представителями мы не только как явление неразумного существования (Это противоестественно: мыслящему — зрячему существу жить среди незакономерностей, неизвест-
[мир русского слова № 4 / 2015]
81
[взаимосвязь литературы и языка]
I
ных иксов [7: 329]). Контекст Вот если бы вам завязали глаза и заставили так ходить, ощупывать, спотыкаться, и вы знаете, что где-то тут вот совсем близко — край, один только шаг — и от нас останется только сплющенный, исковерканный кусок мяса... [Там же: 329-330] дополняет: неизвестное противоестественно физиологически — оно смертельно опасно естеству, а не разуму. В квадратном же пространстве жизнь перманентно спокойна интеллектуально и физически. Квадрат является «символом рaвновесия и пропорциональности, стабильности и постоянства, защиты и ограничения» [5: 127], символом основных категорий мировоззрения мы, которые заключены и в вышеобозначенных концептах.
Геометрические свойства квадрата укрепляют его позиции в языковой картине мира мы. Квадрат составляют пересечения прямых под прямым углом. Равновеликость сторон и углов квадрата «супрематично» изображает равновесие и стабильность.
В замятиноведении известен факт интертекстуальной связи повести Е. И. Замятина «Островитяне» и его романа «Мы». Ее отмечал еще современный писателю литературный критик А. К. Воронский: «... он [Е. И. Замятин] перелицевал своих „Островитян“ и перенес оттуда в роман [«Мы»] главнейшие черты Лондона и Десмонда и не только это, но и фабулу» (цит. по [8: 19]). Значения лексемы квадрат, его словоформ и дериватов участвуют в интертекстуальной трансляции. Локальные смысловые приращения всего квадратного романной вариации выявляются в тонких смысловых связях не только с единогосударственными контекстами математика, логика, прямая-кривая и др., но и с текстовыми единицами «Островитян». Квадратное Джесмонда также приобретает новые смысловые грани от взаимодействия с языковой системой романа «Мы».
Так, символическая идея квадрата о «своем» пространстве безмятежного бытия реализуется в метафорическом тексте, вербально изображающем сферы сознания Кембла:
Кембл мучительно морщил лоб, рылся в голове.
Там, в квадратных коробочках, были разложены
известные ему предметы, и в одной, заветной, вместе лежали: Бог, британская нация, адрес портного и будущая жена — миссис Кембл — похожая на портрет матери Кембла в молодости [6: 415].
Ячейки памяти уподобляются здесь квадратным коробочкам. В данном контексте символические идеи квадрата об ориентированности, ясности, постоянстве, безопасности выступают как необходимое знание для интерпретации метафорического образа квадратные коробочки, основанием метафоризации которого являются представления читателя о памяти. В ней хранятся живые — понятные, восполнимые или возобновляемые — знания. Эти общеизвестные сведения составляют сферу цели «Сознание Кембла» метафорической проекции. Источником метафо-ризации служат образы привычных предметов мебели — шкафов, бюро и т. п. В их коробочках, ящичках, хранятся «самые личные», знакомые вещи. Так и в голове Кембла содержатся близкие и понятные ему знания и ценности. В этом отношении они принадлежат Кемблу, они его личные мысли. Кембл уверен в их назначении и значимости, постоянен в них, потому они служат гносеологическим багажом и аксиологическим ориентиром. Безусловно, Кембл не видит в них опасности. Однако для данной метафоризации важно и то, что «шкафные» вещи сугубо материальной природы — это сущности обыденного, бытового, зачастую незамысловатого, мира. Возможны здесь намеки на пресловутую моду. Метафорическое сравнение несет соответствующую характеризацию художественному образу Кембла. В голове Кембла стройно укладывается определенный набор простых знаний, типичный для представителя джесмондского общества, и они являются его собственными лишь как догмы традиций и веры. Читатель может догадываться, осознанно или нет Кембл наводит порядок в голове, в коробочках. Яркий метафорический образ дополняется тонко намеченными автором аллюзиями на фразеологизмы русского языка навести порядок в голове, не укладывается в голове / уложить в голове, голова забита (забивать, набивать голову), держать в голове, перебирать в голове, не идет в голову, выбрасывать (дурь) из головы и т. п.. Так Замятин
82
[мир русского слова № 4 / 2015]
иронично изображает тривиальность сознания, общекультурный компонент которого вытеснил индивидуально-личностный. Как бы понималась метафора без символических компонентов смысловой структуры квадратного? Полагаем, их можно включить в сферу источника данной метафоризации.
Нарочитая упорядоченность коробочек обсуждаемой метафоры, аккуратная расчлененность знаний Кембла на квадратные порции намекают на однообразие его мировоззрения и мировосприятия. Такие геометрические свойства квадрата, как плоскостность и «однообразное» равенство элементов, снова питают контекстуальные приращения. Более того, структурные единицы сознания героя «Островитян» сопоставимы с единицами дифференцирования необъятной реальности в мировоззрении жителей Единого Государства романа «Мы». Оно описано в записи 12-й главного героя Д-503:
Я не боюсь этого слова — «ограниченность»: работа высшего, что есть в человеке, — рассудка — сводится именно к непрерывному ограничению бесконечности, к раздроблению бесконечности на удобные, легкопереваримые порции — дифференциалы [7: 254-255].
Квадратные коробочки и дифференциалы — идентичные понятия (при большей художественной осложненности романной математической метафоры). Ими обозначены результаты восприятия и познания действительности, расщепляющие ее на нечто более «осязаемое» мыслью, иными словами, известное и понятное: Кемблу привычен мир бытовых принадлежностей, и его сознание ассимилировало с ним. Д-503 мыслит как математик, мир в его представлении — система дифференциалов. Д-503 определяет ее назначение — ограничение бесконечности, что порождает противоречие, ведь представление целостного бесконечного множества тождественно или меньше совокупности отдельных его частей, «дифференциалов». Интертекстуальные пересечения смысловых сфер повести «Островитяне» и романа «Мы» снимают противоречие. Скорее всего, дифференцирование бесконечности в Едином Государстве сопро-
[Е. И. Асташина]
вождается отбором дифференциалов — только легкоперевариваемых. Так и Кембл воспринимает только общепринятые ценности. Тогда ломается тождество, и бесконечность действительно ограничивается, упрощается.
В контексте Кембл облегченно расправил лоб: теперь налицо были и малая, и большая посылка — полный силлогизм. Все становилось квадратно-просто [6: 401] основа лексемы квадратный в наречном эндоцентричном композите квадратно-просто поясняет особенность самой простоты, однообразия существования в мире: все становилось просто, как квадрат. Примечательно, состояние квадратно-просто возникает после нахождения силлогизма, в логике — ‘умозаключения, в котором из двух данных суждений (посылок) получается третье (вывод)’ [11: 92]. Данный логический термин встречается в романе «Мы». В нем он основательно подвергся идеологии Единого Государства в силу непосредственного взаимодействия с логикой, но уже концепта дискурса мы. В соответствии с последней, представители мы стремятся улучшить точность детерминистических мыслей и ускорить правильность решения ментальных задач по принципу «вопросстимул — ответ-реакция» до полной автоматизации. Силлогизм оказывается подходящим для этого алгоритмом размышлений. Подтверждение тому — внутренний диалог Д-503, в котором он настраивается на необходимую для представителя мы рациональность в рассуждениях:
Возьми себя в руки, Д-503. Насади себя на крепкую логическую ось... ворочай жернова силлогизмов — пока не запишешь, не обмыслишь всего, что случилось... [7: 342].
Здесь логический мыслительный процесс метафорически представлен образом жернова «силлогического хода», примитивного перемалывающего механизма кругового хода действия, перерабатывающего таким образом посылки силлогизмов и производящего их выводы. Единогосударственная политизированность лексемы силлогизм в замятинском тексте меняет перспективы и в смысловом пространстве квадрата, квадратного, связывает их с единогосударственной логикой. Тогда квадратная простота послед-
[мир русского слова № 4 / 2015]
83
[взаимосвязь литературы и языка]
I
него контекста — скупая детерминированность, упрощающая многосложность бытия.
В повести «Островитяне» прилагательное квадратный участвует также в портретно-психологическом описании главного героя произведения, Кембла, являясь эпитетом, характеризующим в стиле кубизма его обувь и подбородок: Громадные квадратные башмаки [6: 390]; Квадратные мертвые подошвы [Там же: 391]; ...с квадратным, свирепо выдвинутым подбородком [Там же: 413]. В дистрибуции этих словосочетаний лексема квадратный обозначает признак массивного, грубого, мужского. Однако в других контекстах атрибут квадратный (квадратно) проявляет иные смыслы — символические и основанные на них единогосударственные. В текстовом пространстве повести они постепенно разворачиваются в результате синтагматического взаимодействия с лексемами упрямый (упрямо), непреложный (непреложно), уверенность, твердый в значении ‘4. перен. Такой, от которого не отступают, которому не изменяют; неколебимый, нерушимый’ [11: 343]. Они проявляют смыслы о том, в чем уверен «автоматически»:
Но Кембл непреложно, квадратно был уверен... [6: 402];
С квадратной уверенностью говорил... [Там же: 394];
...все квадратно-твердо впереди: и маленький домик, и сияющий белизною порог, и ваза для воскресных гвоздик — зеленая или голубая [Там же: 422].
Дистрибуция из перечисленных лексем подтверждает наличие в квадратном символических идей о знакомом и понятном, потому безопасном и стабильном. Но их объединяет еще одна общая «семантическая» идея — убежденность в философии «ограниченной бесконечности», безоговорочная уверенность в ней, это необходимые атрибуты общественного мнения. Если в романе «Мы» Замятин имитирует политический дискурс уравнительности, то «Островитяне» отражают авторские знания о социально-философском дискурсе уравнительности.
Обнаруживающиеся зигзагообразные сплетения текстов двух произведений активируют инферентные когнитивные механизмы
сознания их интерпретатора. Неизвестно, как бы понимались оба текста, если бы они оказались изолированными друг от друга. Однозначно, они декодировались бы иначе. Данный анализ вновь сигнализирует о первостепенной значимости контекстуальной и интертекстуальной информации для более полного понимания вербального художественного текста. Сложность языковой системы замятинской прозы делает ее изучение этой направленности особенно ярким.
Более того, подобные интертекстуальные пересечения, какие совершаются в точке функционирования лексемы квадрат и ее производных, следует рассматривать как единицы художественного дискурса. Под последним мы понимаем особую разновиность дискурса.
Дискурс — это текст, многосложная комбинация языковых знаков, семантика и структура которого осложнена и расширена экстралингвистическими информационными приращениями. Иными словами, текст и дискурс — разные масштабы восприятия и понимания языковых комбинаций. Одна и та же языковая конструкция может осознаваться и как текст, и как дискурс, при этом дискурс — всегда текст, но не всегда текст понимается как дискурс.
Специфика художественного дискурса заключается в соответствующей ему прагматике. Если автор, например, научного дискурса стремится быть понятым, политического дискурса — принятым, а религиозного или медийного — воспринятым, то создатель художественного дискурса желает быть услышанным. И далеко не всегда художественный дискурс логичен, однозначен, никогда — корыстен и обязательно философичен и дидактичен.
По нашим наблюдениям, сам текст романа «Мы» или повести «Островитяне» содержит меньше смысловой информации о квадратном, чем интертекст анализируемых произведений. Квадратное интертекстуального расширения, в свою очередь, имеет экстралингвистические приращения смысла: читатель, хоть немного знакомый с творчеством Замятина, видит в интересующей нас лексеме идеи о геометрических предпочтениях писателя-математика, его поразитель-
84
[мир русского слова № 4 / 2015]
но проницательные предположения о когнитивно-прагматическом потенциале языка, историкокультурный фон рождения этих предположений (1917-1920-е гг.); наконец, эстетические литературные вкусы писателя, названные им в литературно-критических статьях импрессионистскими, синтетическими, неореалистическими и материализованные в, как назовем мы, супрематичных языковых новообразованиях (квадратное положение, квадратно-просто и многие другие). Эти знания сопутствуют ментальной активности интерпретатора замятинского текста, т. е. текст не только декодируется как знаковая субстанция, он разворачивается в сознании адресата в новые экстралингвистические измерения своего когнитивного пространства. Тогда квадратное выходит на другой уровень существования текста — дискурсивный. Важно изучать подобные интертекстуальные узлы и искать иные типы единиц художественного дискурса. Это уточнит и углубит знания об этом виде дискурса, описанном еще неполно.
Замятинский текст — новый источник знаний о языковой художественности, художественном тексте и слове, о модернистском литературном тексте. Лингвистическое замятиноведение имеет широкие перспективы развития, в том числе и особенно в областях лингвистических наук, выводящих исследование языка из структурносистемной парадигмы.
ЛИТЕРАТУРА
1. Асташина Е. И. Математическая терминология романа Е. И. Замятина «Мы» в лингвистическом, идеологическом и литературоведческом аспекте // Текст. Язык. Человек: сб. науч. тр. В 2 ч. Ч. 2 / Редкол.: С. Б. Кураш (отв. ред.) [и др.]. Мозырь, 2013. С. 6-8.
2. Асташина Е. И. Политико-прагмалингвистические контекстуальные значения романа Е. И. Замятина «Мы» // Российско-Белорусско-Украинское пограничье: проблемы взаимодействия в контексте единого социокультурного пространства — история и перспективы: Матер. Междунар. науч. конф. (г. Новозыбков, Брянская область, 17-18 окт. 2013 г.) / Под ред. В. В. Мищенко, В. Н. Пустовойтова, С. Н. Стародубец. Брянск, 2013. С. 115-120.
3. Асташина Е. И. Художественный опыт гносеологического программирования (на матер. романа Е. И. Замятина «Мы») // Мова i Культура. (Науковий журнал). Ктв, 2013. Вип. 16. Т. IV (166). С. 323-328.
[Е. И. Асташина]
4. Бидерманн Г. Энциклопедия символов. М., 1996.
5. Вовк О. В. Энциклопедия знаков и символов. М., 2006.
6. Замятин Е. И. Островитяне // Замятин Е. И. Собр. соч.: В 5 т. Т. 1. Уездное / Сост., подгот. текста и коммент. ст. С. Никоненко и А. Н. Тюрина. М., 2003.
7. Замятин Е. И. Мы // Замятин Е. И. Собр. соч.: В 5 т. Т.2. Русь / Сост., подгот. текста и коммент. ст. С. Никоненко и А. Н. Тюрина. М., 2003.
8. Михайлов О. Гроссмейстер литературы // Замятин Е. И. Мы: Роман, рассказы, повесть. М., 1990. С. 5-26.
9. Словарь русского языка: В 4 т. Т. 2. К-О / Под ред. А. П. Евгеньевой. М., 1986.
10. Словарь русского языка: В 4 т. Т. 3. П-Р / Под ред. А. П. Евгеньевой. М., 1987.
11. Словарь русского языка: в 4 т. Т. 4. С-Я / Под ред. А. П. Евгеньевой. М., 1988.
[мир русского слова № 4 / 2015]
85
