CC BY
47УДК 821.161.1 Д. Ф. Керимова
Интертекстуальность романа Т.Н. Толстой «Кысь»: функциональная доминанта цитируемой авторской лирики
Дагестанский государственный университет; dinarych2012@yandex.ru
В статье рассмотрена интертекстуальная природа романа Т.Н. Толстой «Кысь», и на основе проделанного анализа обобщены представления о роли и функции цитируемой авторской лирики в обозначенном произведении.
Ключевые слова: интертекст, цитата, постмодернизм, функциональная доминанта.
This article is devoted to the exploration of the intertextual nature of the novel "Kys" by Tatyana Tolstaya. It summarizes the role and fonctions of the author's quoted lyric in the novel.
Keywords: intertext, quotation, postmodernism, functional dominance.
Постмодернизм - явление в мировом искусстве, актуальное со второй половины XX в. до наших дней, своего рода «игра цитат, откровенных подражаний, заимствований и подражаний на чужие темы» [1, с. 442]. Это реалии современной культуры. Более того, постмодернизм - это то, на основе чего, вероятнее всего, будет формироваться культура следующих поколений. Постмодернизм в русской литературе - явление отнюдь не новое, но для многих он по-прежнему остается не до конца интерпретированным. В качестве одной из наиболее ярких особенностей этого направления критики называют обезличенность, которая проявляется «посредством комбинирования цитации» [2, с. 441], то есть через интертекстуализацию повествования.
Интертекстуальность - наиболее яркая и знаковая черта философии и эстетики литературы постмодернизма, которая позволяет провести анализ взаимодействия различных смысловых пластов и измерений в рамках одного художественного произведения, которая «служит формой коммуникации художника и читателя» [3, с. 388].
Термин «интертекстуальность» был введен французским постструктуралистом, ученицей Ролана Барта Юлией Кристевой в 1967 г. и стал затем одним из основных понятий постмодернистской поэтики. Под влиянием теоретиков структурализма и постструктурализма (А.Ж. Греймаса, Р. Барта, Ж. Лакана, М. Фуко, Ж. Дерриды и др.) сознание человека было отождествлено с письменным текстом как единственно возможным средством его фиксации более или менее достоверным способом. В целом концепция интертекстуальности восходит к «фундаментальной идее неклассической философии об активной роли социокультурной среды в смыслопонимании и смыслопорожде-нии» [4]. М.М. Бахтин в «Эстетике словесного творчества» (1979) писал, что человека можно изучать только через тексты, созданные или создаваемые им.
Постмодернизм - опыт непрерывного обмена знаками, взаимопровокаций и перекодировок. Этим вполне объясняются присущие ему центонность (цитатность) и интертекстуальность: «постоянный обмен смыслами стирает различия между «своим» и «чужим» словом, введенный в ситуацию обмена знак становится потенциальной принадлежностью любого участника обмена» [5, с. 443].
Отметим, что интертекстуальные ссылки в любом виде текста выполняют различные функции из классической модели функций языка, предложенной в 1960 г. Р. Якобсоном.
Экспрессивная функция интертекста проявляется в той мере, в какой автор текста посредством ссылок сообщает о своих культурно-семиотических ориентирах, а в ряде случаев и о прагматических установках: тексты и авторы, на которых осуществляются ссылки, могут быть престижными, модными и т. д. Подбор цитат, характер аллюзий -все это в значительной мере является немаловажным элементом авторского самовыражения.
Апеллятивная функция интертекста проявляется в том, что отсылки к каким-либо текстам в составе данного текста могут быть ориентированы на совершенно конкретного адресата - того, кто в состоянии эту интертекстуальную ссылку опознать, оценить ее выбор и адекватно понять стоящую за ней интенцию. В некоторых случаях интертекстуальные ссылки фактически выступают в роли обращений, призванных привлечь внимание определенной читательской аудитории.
Следующей функцией интертекста является поэтическая (развлекательная): опознание интертекстуальных ссылок предстает как своего рода разгадывание кроссворда, сложность которого может варьироваться в очень широких пределах: от безошибочного опознания цитаты из нашумевшего фильма до профессиональных поисков, направленных на выявление таких интертекстуальных отношений, о которых автор текста даже и не помышлял (в таких случаях говорят об «интертекстуальности на уровне бессознательного» и т. п.). При такой цитации автор преимущественно «эксплуатирует реконструктивную интертекстуальность, регистрируя общность «своего» и «чужого» текстов» [6, с. 65].
Интертекст может выполнять референтивную функцию передачи информации о внешнем мире: отсылка к иному тексту потенциально влечет активизацию той информации, которая содержится в этом претексте. В этом отношении когнитивный механизм воздействия интертекстуальных ссылок обнаруживает определенное сходство с механизмом воздействия таких связывающих различные понятийные сферы операций, как метафора и аналогия. Интертекстуальные ссылки могут стилистически возвышать или, наоборот, снижать содержащий их текст. В этом случае и происходит «взрыв ли-неарности» [7, с. 15] текста: воспринимающий пытается найти источник семантического преобразования данного «выбивающегося из правил» языкового выражения не в системе языка, а в сфере «индивидуально сотворенного смысла» претекста.
Наконец, интертекст выполняет и метатекстовую функцию. Для читателя, опознавшего некоторый фрагмент текста как ссылку на другой текст, всегда существует альтернатива: либо продолжать чтение, считая, что этот фрагмент ничем не отличается от других фрагментов данного текста и является органичной частью его строения, либо обратиться к тексту-источнику, благодаря которому опознанный фрагмент в системе читаемого текста выступает как смещенный. Цитаты могут «актуализировать авторскую установку на некий метафизический план произведения» [8]. При этом ключ к прочтению может быть подсказан и имплицированной цитатой.
Таким образом, интертекстуальное отношение представляет собой одновременно и конструкцию «текст в тексте», и конструкцию «текст о тексте».
В настоящей статье мы попытаемся дать анализ конкретных примеров использования Татьяной Толстой цитат классической поэзии и на основе проделанного анализа обобщим представления о роли и функции интертекста в обозначенном произведении.
Цитата - это воспроизведение двух или более компонентов претекста с сохранением той предикации (описания некоторого положения вещей), которая установлена в тексте-источнике. При этом возможно точное или несколько трансформированное воспроизведение текста-образца. Впервые по ходу чтения мы сталкиваемся с интертекстуальной цитатой, лермонтовским переводом стихотворения Гете «Горные вершины спят
во тьме ночной» [9, с. 30], в сцене, когда Бенедикт Карпов переписывает поэтические творения Федора Кузьмича, не помышляя о том, что Наибольший Мурза - плагиатор и мошенник. Следом за ней помещены строфы из стихотворения О. Мандельштама «Бессонница. Гомер. Тугие паруса» [9, с. 30] и А. Пушкина «Вертоград моей сестры» [9, с. 31], причем две последние даны в резком контрасте с предыдущим: главный герой отмечает семантическую прозрачность строк Лермонтова и лексическую недоступность поэзии акмеиста Мандельштама и реалиста Пушкина. При мысли о приближающейся весне главный герой вспоминает строки А. Блока «О весна без конца и без краю» [9, с. 31], непроизвольно приписывая их авторство Каблукову. Следующей в ряду приведенных лириков становится М. Цветаева, причем соответствие предшествовавшего цитате контекста самому стихотворению «В черном небе - слова начертаны» [9, с. 46] ограничивается лишь лексикологическим наполнением, без намека на глубокий идейно-философский подтекст. Лидером по количеству упоминаний в романе становится А. Пушкин. Несколько раз в романное повествование вторгаются строки из его стихотворений «Конь» и «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы» [9, с. 54]. Вторым по популярности становится поэт А. Блок. Демонстрируя многогранный талант Наибольшего Мурзы, Бенедикт зачитывает друг за другом, не проводя дифференцирующих границ, стихотворения «Свирель запела на мосту» А. Блока [9, с. 55] и «Метель» Б. Пастернака [9, 56]. Сидя в ресторане с Варварой Лукинишной, Бенедикт вспоминает строки из стихотворения «В ресторане» А. Блока [9, с. 57]. Глядя на восход, герой вспоминает стихотворение Я. Полонского «Качке в бурю» [9, с. 64].
Отдельное место отведено в книге цитатам из известных музыкальных произведений. Так, например, в романе присутствуют строки из таких, уже практически перешедших в разряд застольных, песен, как «И улыбка, без сомненья» (из кинофильма «Карнавальная ночь») [9, с. 120], «Сердце красавицы склонно к измене» (ария герцога Мантуанского из оперы Джузеппе Верди «Риголетто») [9, с. 121], «Моя звезда» (автор и исполнитель А. Вертинский) [9, с. 136], «Радуга-дуга» [9, с. 285] и др.
Есть в книге и стихи, которые главный герой относит к разряду «про бабское дело» [9, с. 137]. Это и «Горит пламя, не чадит» Б. Окуджавы [9, с. 138], и «Хочу быть дерзким, хочу быть смелым» К. Бальмонта [9, с. 138], и «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем» А. Пушкина [9, с. 138]. Словам «дивным, летучим» [9, с. 289] посвящены, как считает Бенедикт, стихотворения «О, город! О, ветер! О, снежные бури!» А. Блока [9, с. 289] и «Но разве мир не одинаков» Н. Крандиевской [9, с. 289]. Т. Толстая намеренно вводит перед диалогом Бенедикта с тестем Кудеяром Кудеярычем строки из стихотворения А. Блока «На поле Куликовом» [9, с. 307]: оптимизм предшествовавшего повествования сменяется резкой пессимизацией нарратива, сопряженного с подготовкой заговора против Федора Кузьмича. Далее следует уже привычное цитирование с опорой на сугубо лексическую составляющую прозаического до-отступления. Это и «Дальняя дорога» и «Ночной разговор» Б. Окуджавы [9, с. 313, 353], и «Февраль! Достать чернил и плакать!» Б. Пастернака [9, с. 316], и «Здесь на земле, в долинах низких» Н. Крандиевской [9, с. 364], и «Часовой» и «О мир, свернись одним кварталом» Н. Заболоцкого [9, с. 364, 369], и «Зимняя дорога» А. Пушкина, и «Пойми простой урок моей земли» М. Волошина [9, с. 382], и «Усталость» и «Опустись, занавеска линялая» А. Блока [9, с. 410], и «К Вяземскому» А. Пушкина [9, с. 382].
По мнению Р. Барта, интертекстуальность «не может быть сведена к проблеме источников и влияний; она представляет собой общее поле анонимных формул, происхождение которых редко можно обнаружить, бессознательных или автоматических цита-ций, даваемых без кавычек» [10]. Иными словами, автору только кажется, что творит
он сам, на самом же деле это сама культура творит посредством него, используя как свое орудие.
Прозаическое повествование Т. Толстой нередко прерывается авторскими поэтическими вкраплениями. В частности, в тексте романа мы обнаруживаем такие лирические экспромты писательницы, как «Лежишь, безмолвствуя, не внемля ничему» [9, с. 139], «Но крепче за спиной рука» [9, с. 209], «О, призрак нежный и случайный» [9, с. 288], «Ах, этот миг, ах, горькое борение» [9, с. 328], «К трибунам прикипели наши взгляды» [9, с. 337].
Символично, что в финал романа Т. Толстая помещает стихотворение Н. Крандиев-ской «О миг безрадостный, безбольный!»: именно здесь и только здесь план лексического наполнения предшествовавшего контекста не превалирует над семантической доминантой автора-творца.
Наши наблюдения привели к выводу, что превалирующее число цитат, помещенных автором в текст романа, выполняет референтивную функцию: они не просто напоминают о том, что на эту тему высказывался тот или иной автор, а позволяют проникнуть в концепцию претекста и исследовать его семантическую нагрузку.
Однако следует отметить, что определение функционального наполнения цитатного материала зависит от того, кому принадлежит цитата: автору романа, читателю - герою или читателю - реципиенту. В рассмотренном случае референтность наблюдается с позиции Бенедикта. Что касается Т.Н. Толстой, то здесь очевидно использование практически всего названного функционального спектра: прибегая к цитированию, она сообщает о своих литературных пристрастиях, пытается привлечь внимание читателя, заставить его рассуждать, анализировать и додумывать авторский замысел через угадывание поэтического вкрапления. Яценко приходит к интересному выводу, что отношения текста и интертекста двусторонние, т. е. «не только текст можно интерпретировать с помощью интертекста, но и наоборот - интертекст нередко насыщается новыми смыслами в результате включения его во «вторичный» текст» [10, с. 57]. Функциональной доминантой в восприятии читателя выступает поэтичность (она же развлекательность), в сознании подготовленного, эрудированного реципиента переходящая в мета-текстуальность и влекущая некое остранение от текста романа к тексту - источнику цитаты с последующим синтезом найденных семантических стыков. Ролан Барт добавляет, что источник текста располагается не в письме, а в чтении, и поэтому «вся множественность значений и сущностей текста фокусируется в читателе» [11, с. 387].
Таким образом, окончательная дефиниция намеченной авторской интертекстуальности возникает как результат связывания между собой этих смысловых векторов, выводящих в широкий культурный контекст, выступающий по отношению к любому тексту как внешняя семиотическая среда. Отметим, что ни одному, даже самому «образцовому», читателю уловить все смыслы текста «было бы невозможно, поскольку текст бесконечно открыт в бесконечность» [11, с 257].
Это дает основание для оценки постмодернистского стиля мышления, как самой Т. Толстой, так и постмодернистского писательского сообщества в целом, как цитатного мышления, а постмодернистских текстов - как цитатной литературы.
Литература
1. Эпштейн М. Истоки и смысл русского постмодернизма // Звезда. - 1996. - № 8.
2. СкоропановаИ.С. Русская постмодернистская литература. - М., 1999.
3. Ерофеев Вик. Интервью // Постмодернисты о посткультуре. - М., 1997.
4. Интертекстуальность // Философский словарь. - www.mirslovarei.com.
5. Курицын В. Русский литературный постмодернизм. - М., 2000.
6. Смирнов И.П. Порождение интертекста. Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л. Пастернака. - СПб., 1995.
7. Фатеева Н.А. Типология интертекстуальных элементов и межтекстовых связей в художественном тексте // Известия РАН. - 1998. - № 5.
8. Насрутдинова Л.Х. Функции цитат и культурологических ассоциаций в прозе "нового реализма". Доклад на Межд. научной конференции «Языковая семантика и образ мира». - Казань, 1997.
9. Толстая Т.Н. Кысь. - М.: Эксмо, 2007.
10. Яценко И.И. Интертекст как средство интерпретации художественного текста (на материале рассказа В. Пелевина «Ника») // Мир русского слова. - 2001. - № 1.
11. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. - М., 1994.
Поступила в редакцию 25.06.2012 г.
