CC BY
7Гетеростереотип татар оказался менее устойчивой структурой, чем автостереотип. Если пожилые татары воспринимают русских главным образом как деловитых, чистоплотных и патриотичных, а казахов как гостеприимных, сплоченных и добрых, то молодежь начинает видеть русское население в большей степени добрыми, чем патриотичными, а титульное население — наоборот. Наблюдается и определенная динамика атрибуции деловитость в разных возрастных группах татар. Деловитость усиливает свои позиции в иерархии гетеростереотипа казахов у татарской молодежи, в то же время в гетеростереотипе русских это качество незначительно теряет свою значимость. Данные явления, на наш взгляд, обусловлены тем, что стереотипы старшего поколения, очевидно, сложились еще в советскую эпоху и относительно устойчивы. На стереотипах младшего поколения в больше степени отразились социально-экономические и политические трансформации. В новых условиях татарская молодежь наделяет казахов значительно большим социальным статусом, чем старшее поколение, воспринимая казахское население как «титульное». Русские незначительно теряют в глазах молодежи статусность. Однако, несмотря на актуализацию атрибуции «доброта», «деловитость» продолжает играть важнейшую роль в иерархии гетеростереотипов русских.
Известно, что автостереотипы, как правило, более позитивны, чем гетеростереотипы [6], поскольку выполняют функцию защиты позитивной идентичности. Как показало наше исследование, татары Казахстана считают себя, в сравнении с группами этнического большинства, самыми добрыми, чистоплотными, гостеприимными, одаренными, деловитыми, и только в таких атрибуциях, как сплоченность и патриотизм, было признано превосходство казахского населения. Из общего количества упоминаний позитивных качеств татары в 50 % случаях указывали на себя. Данный показатель аналогичен в разных возрастных группах.
Итак, схожесть автостереотипа и гетеростереотипов татарского населения отражает, с одной стороны, психологическую близость этнической группы с группами этнического большинства, с другой — полярное восприятие русских и казахов. В возрастной трансформации гетеростереотипов татар прослеживается влияние политического и социально-экономического фактора. Устойчивость автостереотипа свидетельствует о позитивном образе «мы» татарского населения, успешно продолжающем передаваться из поколения в поколение.
Список литературы
1. Стефаненко Т. Г. Этнопсихология / Т. Г. Стефаненко. - М: Аспект Пресс, 2009. - 368 с.
2. Солдатова Г. У. Психология межэтнической напряженности. - М: Смысл, 1998. - 389 с.
3. Fiske S. T. Stereotyping, prejudice and discrimination at the seam between the centuries: evolution, culture, mind and brain / S.T. Fiske// European Journal of Social Psychology. -2000. -Vol. 30. - P. 299-322.
4. Tajfel H. Social stereotypes and social groups // Intergroup behavior. Oxford, 1981. P. 144-167.
5. Fishman J. A. An examination of the process and function of social stereotyping // Journal of Social Psychology. - 1956. № 43. - P.
27-64
6. Арутюнян Ю. В; Дробижевой Л. М.; Сусоколова А. А. Этносоциология. - М.: Аспект-Пресс, 1999. - 271 с
7. Рыжова С. В. Этническая идентичность в контексте толерантности. - М: Альфа, 2011. - 280 с.
Сведения об авторе
Махмутов Зуфар Александрович, к. и. н. старший научный сотрудник Института истории им. Ш. Марджани, г. Казань, тел. 8(843)2928199, e-mail: zufar@inbox.ru
Makhmutov Z. A., Candidate of Science in History, senior scientific worker of the Institute of History named after Sh. Mard-jani (Kazan), phone: 8(843)2928199, e-mail: zufar@inbox.ru
УДК 81.2
ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТЬ КАК СОВРЕМЕННАЯ СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ ПРОБЛЕМА В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
INTERTEXTUALITY AS A MODERN SOCIOCULTURAL PROBLEM IN THE ERA
OF GLOBALIZATION
Л. А. Машкова, Х. Н. Садыкова
L. A. Mashkova, Kh. N. Sadykova
Ключевые слова: интертекстуальность; характеристика; межтекстовые связи; языковая личность; глобализация Key words: intertextuality; characterization; intertextual communication; language identity; globalization
Статья актуализирует понятие интертекстуальности в эпоху скоростных цифровых технологий глобализации, как некий ответ на энтропийные процессы в современном обществе. Автор показывает, как формируются межтекстовые связи, как интертекстуальность влияет на языковую личность автора и языковую личность реципиента.
This article actualizes the concept of intertextuality in the era of high-speed digital technologies globalization as a certain response to the entropic processes in the modern society. The author shows how the intertextual relations are formed and how intertextuality affects the author's language identity and the recipient's linguistic identity.
Современное состояние общества характеризуется всеобщей информатизацией, практически каждый современный человек владеет и ежедневно пользуется Интернетом через телефон или компьютер. Рабочие места, ранее предполагавшие живое общение с клиентами, оборудуются компьютерами (магазины, торговые организации, почтовые отделения и пр.). В автомобиле водители и пассажиры, на лекционных и семинарских занятиях студенты, в школьных классах учащиеся и даже вспомогательный персонал (вахтеры, уборщицы, охранники) не могут сегодня обойтись без Интернета. Это приводит к тому, что индивид чаще пишет тексты СМС-сообщений, электронных писем, писем в скайпе, чем заменяет живую речь с собеседником. Это характерно не только для представителей молодежи, но и людей среднего и старшего возраста. Зачастую дети вовлекают в такое общение своих родителей и других близких родственников более старшего возраста.
В связи с этим актуализируется понятие интертекста как социокультурного фактора информационно-пространственной реальности, образующей триединство «текст — индивид — время». Понятие максимально соответствует идее современного синкретизма, поскольку дает возможность взглянуть с новых позиций на когнитивно-коммуникативную природу таких социокультурных феноменов, как архетипич-ность, аллюзия, цитация, что вызывает особый интерес исследователей в эпоху преимущества «виртуального» электронно-цифрового общения. Сегодня все чаще высказываются мысли о наличии такого социокультурного типа личности, как текстоверт. Под текстовертом понимается «человек, который в СМС-ках смелее, чем в жизни; то есть высказывает свое истинное мнение только в текстовой форме» [1]. Для тек-стоверта характерно широкое использование интертекстуальности: развернутые цепочки ассоциаций, аллюзий, цитат, прямых заимствований, заменяющие живое общение с собеседником.
Исследователи справедливо утверждают, что в XXI веке интертекстуальность проникает во все аспекты жизни общества, поскольку сама выступает как гипертекст, как прецедентный текст: от названия ресторанного меню до наименований различных социальных объектов и т. д. Практически любой текст может быть назван интертекстом. Классическую формулировку этому понятию дал Р. Барт: «Каждый текст является интертекстом; другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры представляют собой новую ткань, сотканную из старых цитат. Обрывки культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагменты социальных идиом и так далее — все они поглощены текстом и перемешаны в нем, поскольку всегда до текста и вокруг него существует язык» [2]. Иными словами современная личность в эпоху глобализации и миграций наиболее ярко проявляется в языковой игре, где важное место отводится интертекстуальности как некоему лингвоментальному мосту между «мирами» различных языковых картин [3, 4].
Как мы уже подчеркивали ранее, само возведение в абсолют какой-либо из сторон диалога «автор ^ реципиент» не является оправданным [5]. Следует отметить, что ранее М. М. Бахтиным выделялось понятие «чужого голоса» в тексте как некоторые отсылочные заимствования компонентов других текстов, что позволило исследователю говорить о феномене скрытого диалога в художественном тексте. Литературоведческий подход анализирует интертекстуальность с позиции иного литературного влияния. В то же время в контексте социолингвистического подхода рассматривается анализ ассоциаций и интерпретаций, появляющихся у реципиента в ходе обнаружения в тексте «отголосков» других текстов [6]. Несомненно, данная проблема оказывается в сфере внимания социологов, культурологов, психолингвистов, поскольку акцентирует свое внимание на особенностях читательской перцепции. Не вызывает сомнений, что революционная и/или пионерская информация воспринимается читателем со значительными затруднениями. Реципиент зачастую неосознанно ищет в незнакомом новом тексте нечто, напоминающее ему что-то знакомое и/или известное. В связи с этим авторы, как правило, включают в свои новые тексты отрывки-отсылки в виде прямых и/или опосредованных цитат из других текстов с расчетом на то, что эти заимствования будут способствовать созданию некой иллюзии общей памяти автора и реципиента. Использование такой стратегии актуализирует собственно авторский замысел в перцепции реципиента художественного произведения. Традиционно одно сообщение рассылается нескольким сотням авторов, мы копируем или пересылаем нужную информацию в тексты писем и сообщений, отправляем звуковые поздравления или видеосюжеты.
Этот аргумент проиллюстрируем на примере оппозиционных отношений в поэзии Андрея Вознесенского и Бориса Пастернака. Известно, что А. Вознесенский считал Б. Пастернака своим учителем, поэтому он не мог не удержаться, чтобы не вступить в интертекстуальный диалог со своим наставником в стихотворении «Нас много. Нас может быть четверо», которое апеллирует к стихотворению Б. Пастернака «Нас мало. Нас может быть трое». Построение фраз сразу задает тон характеру интертекстуальности, где мы наблюдаем смысловую перекличку, как некий поэтико-политический спор, обусловленный изменениями в советском государстве.
Мысль Б. Пастернака не нова, он подчеркивает, что настоящие поэты есть явление чрезвычайно редкое (здесь мы наблюдаем также невольную отсылку к творчеству А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова и других классиков русской поэзии), а кроме того, Б. Пастернак пессимистически и обреченно констатирует, что участь поэта в тоталитарном государстве незавидна и горька. В этой связи А. Вознесенский вступает в полемику со своим учителем с помощью стихотворной парафразы «Нас много, нас может быть четверо». В вознесенскую четверку входят Б. Ахмадуллина, Б. Окуджава, А. Вознесенский и Е. Евтушенко. Само стихотворение автор посвящает Б. Ахмадуллиной, в которой А. Вознесенский видит потенциал огромной пассионарной силы. Финальное четверостишие раскрывает весь смысл стихотворения А. Вознесенского:
Что нам впереди предначертано?
Нас мало, Нас может быть четверо,
Мы мчимся — а ты божество!
И все-таки нас большинство.
Рефреном повторяющийся повтор оппозиции «мало^много», усиливает значимость опосредованного диалога с Б. Пастернаком. Суть этого полемического диалога — противопоставление пессимистического и оптимистического вектора в поэзии. Итак, интертекстуальный диалог может выступать как формирующий фактор в конструировании единого смыслового пространства как отдельных поэтических произведений, так и поэтики как качественной характеристики всей современной поэзии.
На сегодняшний день сама природа интертекстуальности вызывает ожесточенные споры у представителей социально-гуманитарного знания (от антропологов, философов до социологов, искусствоведов), поскольку не все исследователи рассматривают интертекстуальность с позиций постструктурализма. Действительно, интертекстуальность может также быть представлена как некоторая степень присутствия в тексте и/или текстах конкретных заимствованных элементов, проявляющихся в виде плагиата, цитаты, аллюзии, заимствования, коллажа и др.
При этом мы должны признать, что современная социолингвистика не может комплексно охарактеризовать явление интертекстуальности как конкретной этноязыковой категории. Вместе с тем отдельные исследователи внесли определенный вклад в разработку теории интертекстуальности [7, 8, 9]. Обоснования Н. А. Фатеевой таких понятий, как «память слова», «память текста» дают возможность развернуть когнитивно-интерпретативный механизм интертекстуальности [8]. В своих исследованиях В. Е. Чернявская подчеркивает взаимосвязь между интертекстуальностью и интердискурсивностью [9].
Впервые феномен интертекстуальности системно был описан в литературоведении [6]. Современная социология насчитывает достаточно работ, посвященных различным аспектам интертекстуальности текста [5, 9-17]. Традиционно исследователи выделяют такие функции интертекстуальности, как: 1) игровая; 2) коммуникативная; 3) функция деконструкции реальности; 4) директивная; 5) художественно-конструктивная; 6) функция диалогического отклика.
Современные работы интертекстуальность трактуют как некий социокультурный феномен, который взаимообусловлен с теорией дискурса, а также интертекстуальность анализируется как конкретная категория текста. В этой связи особую актуализацию получает анализ различных форм акцентуации текстового проникновения, а именно: включение, коллаж, аллюзия, монтаж текстовых типов, поликодовость, пародия, стилизация, цитация. Данные формы имеют маркировочный характер для переключения дискурса, являясь, на наш взгляд, определенным функционально-стилистическим инвариантом.
В стратиграфии интертекстуального пространства мы выделяем следующие поля: 1) классика художественной литературы (русская и зарубежная литература); 2) детская литература; 3) мировая мифология; 4) Библия и другие религиозные тексты; 5) фольклор; 6) политические тексты; 7) исторические тексты; 8) тексты СМИ; 9) высказывания известных людей; 10) фразеология и идиоматика; 11) музыкальное творчество; 12) искусство; 13) общекультурные стереотипы; 14) псевдонаучные факты; 15) совмещение текстов разных тематических групп [10]. Взаимодействие этих пространств формирует новые «вселенные интертекстуальности». Изменяясь, интертексты образуют поливариативный ряд, который открыт для приема
новых членов и дает возможность построить разветвленные линии для большего количества участников интертекстуальности. Вместе с тем нельзя не признать, что сам художественный текст отражает некий «общий дух литературного языка», который находит ту или иную свою акцентуацию в индивидуальном стиле автора, «проявляясь полнее, разнообразнее и ярче в отличие от языка литературной безличности».
Иными словами, интертекстуальность — это некая, нерегламентируемая восприимчивость текста, определяющая его качество аккумулировать информацию не столько за счет прямого отражения действительности, сколько за счет способности реципиента опосредованно извлекать ее из других текстов. В результате интерпретативной деятельности и расшифровки интертекстуальных кодов «идентификация себя в социальном пространстве обнаруживается и проявляется в процессе речевой коммуникации. Коммуникант очерчивает «свой круг», отграничивая себя от другого по какому-либо «идентификационному фактору»: возрасту, этнической, социальной или гендерной принадлежности и т. п.» [19]. И эта идентификация становится определенным маркером для соотнесения с конкретным стратом общества, поскольку характер интертекстуальности отражает тот уровень компетентности, который доступен «своему» кругу. Иными словами, современная действительность представляет собой объединение стилей, направлений, субкультур и семиотических систем, что приводит к сложности выделения первоначальной текстопорождающей доминанты. В связи с этим, на наш взгляд, главным в исследовательском поле должен быть вопрос анализа механизма формирования и функционирования интертекстуальности, что используется представителями различных поколений по-разному.
При анализе научной литературы по социологии, культурологии, творческих произведений как результатов креативной деятельности человека в эпоху глобализации интертекстуальность может быть определена, с одной стороны, как текстопорождающая категория, но с другой стороны, интертекстуальность в процессе постоянного полилога текстов может быть охарактеризована как смыслообразующая категория в плане содержания, в плане выражения, обеспечивая адекватность не только понимания смысла того или иного текста, но и формализации виртуальных отношений между индивидами (ограничивая их живое общение), что является особенно актуально в эпоху увеличивающегося потока информации и необходимости быстрого ответа на вызовы общества.
Список литературы
1. Текстоверт // Сны наяву. http://mariska-iriska.livejournal.com/262091.html. Postedon 19 февраля 2013г. [Электронный ресурс]. -Режим доступа: (дата обращения 30.11.2014).
2. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. - М.: Прогресс,1978. - 616 с.
3. Karabulatova, I.S. The problems of linguistic modeling of new Eurasian linguistic personality in multilinguistic and mental environment (by example of onomasphere) // Middle-East Journal of Scientific Research 17 (6), 2013 - рр.791-795. ISSN 1990-9233.© IDOSI Publications, 2013.D0I: 10.5829/idosi.mejsr.2013.17.06.12262. http://www.idosi.org/mejsr/mejsr17(6)13/15.pdf
4. Карабулатова И. С. Лингвобезопасность России как мегаконцептуальный феномен: полилингвокультурная языковая личность в условиях глобализации и миграций // Человек и язык в коммуникативном пространстве. V Международные филологические чтения им.проф. Р. Т.Гриб /ответ.и науч. ред. Б.Я.Шарифуллин. Сб.науч.ст. - Красноярск-Лесосибирск: СФУ, 2014. Т.5. №5. - С.216-220.
5. Машкова Л. А. Понимание литературно-художественного текста: парадигма возможностей // Современные научные исследования и инновации. 2011. - N° 8 [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://web.snauka.ru/issues/2011/12/5808 (дата обращения: 30.11.2014).
6. Бахтин М. М. Проблема текста в лингвистике, философии и других гуманитарных науках // Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1979. - С. 250-296.
7. Арнольд И. В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. - М.: Либроком, 2010. - 448 с.
8. Фатеева Н. А. Интертекст в мире текстов. Контрапункт интертекстуальности. - М.: КомКнига, 2007. - 282 с.
9. Чернявская В. Е. Лингвистика текста: поликодовость, интертекстуальность, интердискурсивность. -М.: Либроком, 2009. -248 с.
10. Золотухина Е. Н. Языковые уровни выражения интертекстуальности // Вестник Калужского государственного педагогического университета им. К. Э. Циолковского. - 2008. -№ 4.- С. 38-40.
11. Золотухина Е. Н. Категория интертекстуальности в современном русском языке: автореф. дис. ... канд.филол.н. - Калуга, 2009. - 28 с.
12. Карабулатова, И. С. Проблема образования новых фразеологизмов в региональной русской языковой культуре // Вестник Новгородского государственного университета. - 2014. -№ 83, ч.1. - С. 81-84.
13. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. - М.: Гнозис, 2004. - 389 с.
14. Койше К. К., Карабулатова И. С. Эстимационная характеристика образа казаха-кочевника в романе Ф. В. Булгарина «Иван Иванович Выжигин» // Вестник Орловского государственного университета. Серия: Новые гуманитарные исследования. - 2013. -№ 2 (31). - С. 67-76.
15. Кузьмина Н. А. Интертекст: тема с вариациями. Феномены языка и культуры в интертекстуальной интерпретации. - М.: Либроком, 2011.-272 с.
16. Ломакина О. В. Фразеологизмы и пословицы как смысловые доминанты художественного текста (на материале произведений Л.Н.Толстого) // Вопросы филологии.- 2011. - № 38. - С.67-72.
17. Ломакина О. В. Историко-этимологическая справка в авторском словаре // Проблемы истории, филологии, культуры: науч. журн. РАН. - 2014. - № 3 (45). - С. 335-337.
18. Ломакина О. В. Фразеология народных драм Л. Н.Толстого: состав и особенности употребления: дис. ... канд. филол. наук. -Белгород: БелГУ, 2006. - 178 с.
19. Khairullina N. G.The tolerant consciousness of youth // Life Science Journal. 2014. Т. 11. № 9s. - С. 330-332.
Сведения об авторах
Машкова Лариса Александровна, к. филолог. н., доцент, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики, г. Москва
Садыкова Хадия Нургалиевна, ассистент кафедры экономики товарных рынков Тюменского государственного нефтегазового университета, тел. 89222661199, e-mail: hadia87@mail.ru
Mashkova L. A., Candidate of Science in Philology, associate professor, National Research University «Higher School of Economics», Moscow,
Sadykova Kh. N., assistant of the chair «Goods market economics», Tyumen State Oil and Gas University, phone: 89222661199, e-mail: hadia87@mail.ru
УДК 316.1
ОСОБЕННОСТИ ЭТНОКОНФЕССИОНАЛЬНОЙ СИТУАЦИИ В ПОСТСОВЕТСКОМ ТАТАРСТАНЕ
FEATURES OF ETHNOCONFESSIONAL SITUATION IN THE POST-SOVIET TATARSTAN
Р. Н. Мусина, Н. Г. Хайруллина
R. N. Musina, N. G. Khairullina
Ключевые слова: этноконфессиональная ситуация; религия; религиозное возрождение; татары;
Татарстан; Тюменская область Key words: ethno-confessional situation; religion; religious revival; Tatars; Tatarstan; Tyumen region
Представлен анализ материалов этносоциологических исследований, проведенных в РТ и Тюменской области в течение более 20 лет. Данные показывают тенденцию роста религиозного компонента массового сознания основных этнических групп, выраженного положительной динамикой трех, почти параллельных процессов — подъемом уровня религиозного сознания, конфессиональной идентичностью и конфессиональной солидарностью.
The analysis of materials ethnosociological studies conducted in the Republic of Tatarstan and Tyumen region for more than 20 years. The data show the growth trend of the religious component of the mass consciousness of the main ethnic groups expressed positive dynamics of three almost parallel processes - the rise of the level of religious consciousness, religious identity and religious solidarity.
Этноконфессиональная ситуация в России постсоветского периода характеризуется ростом значимости религии в общественной и частной жизни ее граждан. Однако в различных регионах страны в силу особенностей их этнодемографического состава, исторического развития, региональной этнокультурной политики современные процессы в рассматриваемой сфере обладают определенной спецификой.
В Татарстане и Тюмени, где основными этническими группами являются татары и русские (вкупе они составляют по данным переписи 2010 г. 92,9 % населения Татарстана и 87,1 % Тюменской области), представляющие ислам и православие. Именно они главным образом определяют характер этноконфессиональных процессов в данных регионах.
По данным Управления Министерства юстиции РФ по РТ на 1 сентября 2014 г. в Республике Татарстан (РТ) зарегистрировано 1737 религиозных организации, из которых почти 1640 приходится на мусульманские и православные (РПЦ) организации, ссоответственно 1 313 и326 [1]. По состоянию на 28 марта 2013 г. в Тюменской области зарегистрировано 268 религиозных организаций различных конфессий.
Материалы этносоциологических исследований, проведенных в РТ в течение более 20 лет, показывают тенденцию роста религиозного компонента массового сознания основных этнических групп, выраженного положительной динамикой трех почти параллельных процессов — подъемом уровня религиозного сознания, конфессиональной идентичностью и конфессиональной солидарностью [2, 3]. Аналогичные результаты получены в ходе социологических исследований, проводимых в Тюменской области с 2002 года под руководством одного из авторов [4-6]. Основным эмпирическим материалом для написания данной работы являются результаты исследовательских проектов 2011-2012 гг. («Конфессиональный фактор идентификационных процессов в Республике Татарстан» — рук. Р. Н. Мусина, «Гражданская, региональная и этническая идентичность и проблемы интеграции российского общества» — рук. Л. М. Дробижева), которые были скоординированы, что позволило расширить изучение связей переменных. Опрошено 1 700 человек. В работе использованы также
