CC BY
39
ление и прогоняет скуку» [12, с. 410]. Сама сущность смеха, по Квинтилиану, всегда основана на выдвигании чего-то безобразного: «...всякое слово, к смеху побуждающее, есть по большей части ложное, а сие есть всегда низко» [12, с. 411]. Несмотря на то, что вслед за Цицероном мыслитель подчеркивает в качестве условия для возникновения смеха необходимость «чего-нибудь безобразного и гнусного», он признает непростую природу комического, которое управляется «каким-то неизъяснимым чувствованием». В качестве обязательных условий для побуждения к смеху автор называет «природу» (то есть врожденную физиологическую одаренность к остротам у оратора) и «случай» (стечение обстоятельств, не зависящее от знаний и таланта шутящего).
На основании анализа трудов великих ученых Античности мы можем заключить, что они рассматривали смех с эстетической точки зрения или как неотъемлемую часть риторики. Вслед за Аристотелем они отмечали, что юмор имеет в своей основе нечто безобразное и непристойное. Интересно, что несмотря на отрицательную сущность, смех для древних греков был жизнетворцем, созидателем, радостной, веселой народной стихией. Божественному смеху отводилась роль творения Мира: «Когда бог смеялся, родились семь богов, управляющих Миром. Он разразился смехом второй раз - появились воды» [24, с. 15]. Народный смех звучал и в Древнем Риме, он имел во многом ритуальное значение, чествовал производительные силы жизни и торжество плотского начала в человеке [20]. Этот парадокс позволяет сделать заключение о том, что смех имел важное значение в жизни античного человека, несмотря на то, что комическое считалось негативным явлением и связывалось с пороками и отрицательными чертами людей.
Литература
1. Аристотель. Поэтика. Риторика / Аристотель. -СПб., 2000.
2. Бахтин, М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса / М.М. Бахтин. - М., 1990.
3. Бену а, К. Комическое в музыке / К. Бенуа // Музыкальное обозрение. - 1886. - № 29. - С. 15-23.
4. Бореев, Ю.Б. Трагическое и комическое и проблемы литературы: дис. ... д-ра филол. наук / Ю.Б. Борев. - М., 1963.
5. Бореев, Ю.Б. Эстетика / Ю.Б. Борев. - М., 1975.
6. Бутенко, И.А. Юмор как предмет социологии? / И.А. Бутенко // Социологические исследования. - 1997. - № 5. -С. 135-140.
7. Википедия: свободная энциклопедия. - URL: http:// ru.wikipedia.org/wiki/Смех
8. Дземидок, Б. О комическом / Б. Дземидок. - М., 1974.
9. Дмитриев, А.В. Социология или философия смеха? / А.В. Дмитриев // Социологические исследования. - 1996. -№ 9. - С. 144-147.
10. Жуковский, В.А. О сатире и сатирах Кантемира // Жуковский В.А. Полн. собр. соч.: в 12 т. - СПб., 1902. -Т. 9. - С. 419-446.
11. Карасев, Л.В. Философия смеха / Л.В. Карасев. -М., 1996.
12. Квинтилиан, М.Ф. Риторические наставления / М.Ф. Квинтилиан; Institutio oratoria; пер. А. Никольский. -СПб., 1834.
13. Козинцев, А.Г. Человек и смех / А.Г. Козинцев. -СПб., 2007.
14. Лессинг, Г.Э. Лаокоон, или о границах живописи и поэзии / Г.Э. Лессинг; пер. Е. Эдельсона // Лессинг Г.Э. Избранные произведения. - М., 1953.
15. Лосев, А.Ф. История античной эстетики. Аристотель и поздняя классика. История античной эстетики / А. Ф. Лосев. - URL: http://www.philosophy.ru/library/losef/iae4/ index.htm
16. Любкер, Ф. Реальный словарь классических древностей / Ф. Любкер. - URL: http://slovari.yandex.ru/~книги/ Классические%20древности/Никохар/
17. Психологический словарь. - URL: http://psychology. net.ru/dictionaries/
18. Платон. Собр. соч.: в 3 т. / Платон; пер. с древне-греч.; под общ. ред. А.Ф. Лосева, В.Ф. Асмуса. - Т. 3. -Ч.1. - М., 1971.
19. Соколов, Э.В. Античность (Платон, Сократ, Аристотель). - URL: http://zhurnal.lib.ru/s/sokolow_e_w/2antich. shtml
20. Федь, Н.М. Искусство комедии или смех сквозь слезы / Н.М. Федь. - М., 1978.
21. Философский словарь / под ред. Г. Шишкоффа; пер. с нем.; общ. ред. В.А. Малинина. - М., 2003.
22. Хорунженко, К.М. Культурология: энциклопедический словарь / К.М. Хорунженко. - Ростов н/Д., 1997.
23. Цицерон, М.Т. Три трактата об ораторском искусстве / М.Т. Цицерон; под ред. М.Л. Гаспарова. - М., 1972.
24. Шантепи, Д.П. де ля Соссей. Иллюстрированная история религий: в 2 т. / Д.П. Шантепи де ля Соссей. -СПб., 2008. - Т. 2.
25. Эстетика: словарь / под общ. ред. А.А. Беляева и др. - М., 1989.
УДК 821.512.111(092)
И.В. Софронова
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ТРАДИЦИЙ ЯПОНСКОГО ХОККУ В ЛИРИКЕ А. СОСАЕВОЙ
В статье рассматриваются особенности использования традиций восточной поэзии в сочетании с фольклорным творчеством в лирике чувашского автора А.А. Сосаевой. Дается характеристика тематической, ритмической, поэтической стороне стихотворений. Наиболее подробно анализируются способы выражения образа лирического героя через рисунки природы, проявление законов диалектики, сочетание разных видов искусства в краткостишиях.
Японская литература, образ природы, влияние, тема, мотив, лирический герой.
The article deals with the features of using oriental poetry tradition with folk works in the lyric of Chuvash author A. Sosayeva. The thematic, rhythm, poetic sides of the poems are characterized. More attention is given to the representation of a lyric hero, through the image of nature, laws of dialectics, combination of different types of arts in short poems.
Japanese literature, the image of nature, influence, theme, motive, lyric hero.
Анализ творчества многих видных художников слова чувашской литературы, таких как П. Эйзин, Г. Айги, Г. Юмарт, С. Сатур, М. Карягина, Н. Мор-дяков, позволяет говорить нам об утверждении в чувашской поэзии жанра японской лирики - хокку. Поэты не слепо копируют традиции восточного жанра, а синтезируют их с национальными особенностями словесного творчества. Их стихотворения отличаются краткостью формы, созданием словесного рисунка, графичностью расположения стихотворения на странице, изображением единства противоположностей, использованием именных слов, представлением общности природы и человека, общества и человека. Стихотворения чувашских поэтов, соответствующие жанру хокку и танка, существуют и как отдельные произведения, и как объединенные в одно произведение (стихотворение, поэму, цикл). В этих кратко-стишиях можно наблюдать синтез словесного искусства с графикой, с умением создавать пейзажи, использовать цвета и их тональность, а своеобразное чередование ударений, количества слогов в строке рождает союз с музыкой. Распространению традиций японской лирики в чувашской литературе способствовали такие факторы, как наличие общих черт в мировидении двух народов, существование в фольклоре возможности передачи и сохранения глубокого смысла через небольшое количество слов, стремление к поэтическим традициям, близким душевному состоянию поэта, и мн. др. К уже перечисленным можно добавить и характерное для нашего времени стремление к краткости, желание коротко, без лишних слов изложить основной смысл.
Стремление к выражению глубокого, философского смысла через небольшое количество слов в силу определенных причин становится характерным для многих авторов современной литературы. К нему обращаются марийцы А. Бик, В. Регеж-Горохов, удмурт М. Федотов, чуваши П. Эйзин, С. Сатур, М. Карягина, Н. Мордяков, татарин Р. Файзуллин. Для некоторых авторов типичен переход от произведений большого плана к краткостишьям. В их распространении немаловажное значение имеет и возрастной фактор авторов. Кроме того, есть случаи, когда краткостишие становится новой формой выражения мысли для людей научного труда. Удмуртский этнограф В. Владыкин начал разрабатывать форму стихотворения-миниатюры, стихотворения-метафоры, овладевать формой рифмованного, белого и свободного стиха. Чувашский филолог А. А. Сосаева пробует себя в трехстишиях. Отражение традиций японского хокку проявляется как в форме, так и в содержании ее стихотворений:
Че - ре ду - рал- сах 5 Что сделать
Тух - тар те - сен мен та- ван? 7 чтобы сердце разорвалось?
А - та - па тап - та. 5 Растопчи сапогами.
(Подстрочный перевод мой. - И. С.) [4].
Как известно, «хокку обладает устойчивым метром. В каждом стихе определенное количество слогов: пять в первом, семь во втором и пять в третьем -всего семнадцать слогов» [3, с. 5]. В японском хокку изображение жизни природы и человека в их слитном и нерасторжимом единстве на фоне круговорота времен года является основной темой. Лирическая героиня А. Сосаевой также выражает себя через образы природы. Содержание подобных стихотворений соответствует пейзажной зарисовке, изображаются маленькие части и незначительные детали. Через картинки природы проглядываются душевное состояние лирической героини, ее спокойствие и переживания. Для создания пейзажного рисунка автор использует традиционные для японского хокку образы - это насекомые, капля, роса, почка и т. д.
Печек тенче те Помни, что и малый мир
асла, тенён... сывлам е велик... посмотри
тумлам витер кур. Через роснику или каплю [4].
В стихотворении описывается единство противоположных значений. Перечисление малых по объему предметов наводит на размышление о большем. Изображаемые предметы и явления не только малы по размеру, но и имеют короткий срок существования, они как мгновения. Например, роса в японской литературе - обычная метафора бренности жизни, так же как и вспышка молнии, пена на воде или быстро опадающие цветы вишни.
Шур хуран халха Бела береза повесила
дакки дакна. (Илемде - сережки. (Создатель красоты -
Илертуде... Вал.) соблазнительница... Она.) [4].
Образ белой березы с распустившимися сережками представляется идеалом красоты. Время, изображенное здесь, соответствует началу лета. Дерево готовится к цветению, приготовлению семян, к будущему. Девушки надевают сережки, чтобы выглядеть красивее, привлекательнее. Изображен период, когда зарождаются мечты, надежды. Душа лирической героини наполнена вдохновением.
В своих стихотворениях А. Сосаева показывает взаимоотношение лирического героя с человеческим миром. У нее людской коллектив соотносится с миром природы. Изображение взаимосвязи с обществом, самого внутреннего мира лирической героини соответствует традициям выражения лирического героя через образ природы в японской литературе. Внимание поэта акцентировано на описании личных пере-
живаний. В то же время, согласно традициям жанра хокку, ее волнения обретают обобщенный смысл. Описание отношений между лирической героиней и обществом имеет свои особенности. Так, общество в стихотворениях А. Сосаевой представлено через местоимение «эсе / ты» или же через образ возлюбленного. Во взаимоотношении с ним может присутствовать гармония, которая передается окружающим. Она видится в добрых красках. Душа лирической героини способна излучать доброту под влиянием этих отношений. Однако взаимоотношения могут причинять и боль:
Сана нихдан та Тебе никогда
усал туманче эпе. Не желала зла.
£иллу адтан-ши? Откуда ненависть? [4].
Стихотворение изображает момент нанесения обиды лирической героине. В этой ситуации она чувствует себя слабым, маленьким человеком. Но она не дает растоптать себя, находит силы посмеяться над своим положением, над унижающими ее людьми. Лирическая героиня не показывает свои переживания, достойно преодолевает испытания жизни. Кроме того, она не только насмехается над своим трудным положением, но и дает другим посмеяться над собой, радоваться ее несчастью.
В стихотворениях проявляется традиционный для хокку мотив - единство противоположностей. В нерасторжимом единстве показаны счастливые и грустные минуты жизни лирического героя, представление о жизни как о комедии и трагедии. Бинарные явления не противопоставлены друг другу, они не находятся в контрасте. Их единство воспринимается как данность, как течение жизни, смена дня и ночи: грубое обращение с нежными предметами (сердце, душа); создание красоты из разрезанных кусочков чувств; топтание сердца сапогами; единство лирической героини и ее возлюбленного; горе одного и радость другого...
Элчелем дитре Видя, что все
тенен. Куда хупас-и? свершилось, закрыть глаза?
Е ташша ярас? - Или ударить в пляс? [4].
Обращение лирического героя в стихотворениях к себе как к «эпе / я» воспринимается одновременно как объект и субъект. Поэтесса предоставляет слово самой себе, вводит прямую речь. В некоторых случаях «эпе» заменено словом «чун / душа»:
Таларса дитет сана Душа, хватит тебе чунам. Васка... Замыкаться. Спеши...
Читлехре эп. Я в заточении [4].
Наблюдается слияние авторского «я» с окружающим миром, героиня видит себя через него. В японской лирике поэты изображают себя частью природы - «уподобляют себя поэтическим птицам и облакам, вместе с ней следуют ритму смены времен года...» [2, с. 75]. В чувашском мировидении человек уподобляется природе, присутствует вера в то, что он является частью природы, т. е. частью общества. Филосов М.П. Желтов объясняет одушевление чу-
вашом природы следующим образом: «...человек видит природу как себя, переносит свои качества на природу. С другой стороны, в этом взаимоотношении опредмечивает себя. Другими словами, качества предмета переходят на человека, требуют, чтобы и он стал как предмет. Это единство двустороннего процесса расценивается не только как общность субъекта и объекта, но и как взаимоотношение субъекта и объекта» [1, с. 60].
Лирические произведения А. Сосаевой о любви нельзя расценивать только как любовную лирику. Проявление черт любовной, гражданской, интимной и пейзажной лирики в одном стихотворении продиктовано особенностями классического хокку. Каждый читатель отличает одно из этих качеств в зависимости от своего настроения, жизненного опыта. Возлюбленный воспринимается в них как простой, обычный человек. В этих стихотворениях вечное сочетается с временным и сиюминутным. Для лирической героини незначительное становится существенным, важным, дорогим. Она наслаждается моментами, секундами счастья. Для нее понятий «вчера» и «завтра» не существует. В тишине, уединении она занята поисками себя, она хочет понять свои чувства и чувства своего возлюбленного:
Кавайт дунать-и Костер горит ли
Сан чуну? Е шаплахра Твоя душа? Или в тишине
Эсе? Ка - вайт - лах. Ты? Множество кост - ров [4].
Огонь костра символизирует любовь, тишина же - ее отсутствие. В душе лирической героини - переживания, связанные с наличием и отсутствием ответного чувства. Разделение слова «ка-вайт-лах» по слогам можно оценить как разделение большого, значительного на мелкие части, стремление в обычном, незначительном найти значимое для души.
Для хокку А. Сосаевой характерна реминисценция народных поэтических традиций. Через мифологические, поэтические образы и детали она передает душевное состояние лирической героини. Более того, они говорят о нераздельности и неразлучности вечного и временного:
£авра кулере В круглом озере,
Шевле пуранать тейен. Скажешь, зарница живет.
Сап-сара кудла. С желтыми глазами [4].
Круглое озеро, зарница - образы из чувашской мифологии. Желтое - цвет Всевышнего, чистоты, добра, красоты. Через эти образы автор изображает модель чувашского мира, передает спокойствие душевного состояния.
Для японских авторов характерно сочетание поэзии с другими видами искусства. Нередко их стихотворения рождаются после просматривания какого-нибудь пейзажа, или рисунок рождается после прочтения хокку. Сочетание видов искусств характерно и для поэзии А. Сосаевой. В личной беседе она сообщила, что художники Н. Теветкель и Е. Енька были вдохновлены ее стихотворениями. Единство нескольких видов искусства проявляется в стихотворениях через использование слов, обозначающих цвета, их оттенки, гармонию определенных звуков:
Видкетеслехре В треугольнике
чуну сан. Иреклехе... Твоя душа. На свободу...
Тан видкетеслех. Равносторонний треугольник [4].
Представлена геометрическая фигура - треугольник, стороны и углы которого - это граница, преграда. В стихотворении выражено стремление выйти на свободу, освободиться и невозможность это сделать. Образ «равностороннего треугольника» служит утверждением безвыходности. У треугольника, по сравнению с другими фигурами, площадь сужена, острые углы, нет пространства, чтобы развернуться, как в прямоугольнике или круге. Автор использует эту фигуру, чтобы лучше передать драматичность переживаний.
Звуковые образы создаются и через гармонию определенных звуков. Аллитерация и ассонанс характерны как для определенной строки, так и для всего краткостишия. Их наличие способствует организации композиции стиха, созданию вертикальной и горизонтальной рифмы, соответствует идейному замыслу:
Юр дунан... дуре. Словно снегопад... капали...
куддуль. Пит-кудамран слезы. В лицо Усал сан пахать. Смотрит обезображенный /
злой лик [4].
Звуки у, д, а передают грустное настроение, подражание плачу. Звуки у, а постепенно переходят в а, звук д - в с, через них выражается успокоение, умиротворение душевного состояния.
В лирике А. Сосаевой затронуты и философские проблемы. Ее лирическая героиня задумывается о смысле жизни, о своем месте на земле. Она занята наблюдением за происходящим, подведением итогов. Нет осуждения или противостояния Всевышнему, что характерно для учения буддизма:
Тайлак шапа-и? Или судьба обиженная?
0-ынран тайлак мар, Вроде не хуже других,
Тетёп хам пирки. Думаю о себе [4].
Лирическая героиня А. Сосаевой стремится увидеть, запечатлеть истину в обыденности, повседнев-
ности. Это выражается в изображении светлых, добрых, вкусных предметов в окружении мрака, грязи:
Каййп тенёччё Думала пойти
вйрманне. Мйййр тёшши в лес. Семечко орешника
Илёртрё тейён. Словно заманило [4].
Лес, орехи - фольклорные, сакральные образы. По своей семантике они противоположны: лес ассоциируется с чем-то большим, темным, негативным; орех - с маленьким, светлым, добрым. В данном случае передается мысль об обретении надежды в трудное время.
Особого внимания заслуживает организация композиции хокку А. Сосаевой. По мнению Н. Теветке-ля, композиция построена по принципу «вопрос -ответ». Со своей стороны, нам бы хотелось добавить и другой принцип: «действие - результат». Первая и вторая строки стихотворения являются темой, они воспроизводят знакомое, общеизвестное. Третья строка является ремой, она подытоживает, завершает сказанное. Для выражения необходимого смысла А. Сосаева использует знаки препинания. Многоточие в ее стихотворениях служит для прерывания речевого потока, организации паузы. Оно подчеркивает значимость впереди сказанного. Тире указывает на противоположность смыслов. В скобках приводится дополнение, уточнение, пояснение.
Таким образом, стихотворения А. Сосаевой воспроизводят многие особенности японского хокку в плане лексики, образов, формы, ритмики, содержания. Эти качества она удачно сочетает с традициями народного поэтического творчества.
Литература
1. Желтое, М.П. Философия чувашского народа: конспект лекций / М.П. Желтов. - Чебоксары, 2010.
2. Кабанов, А.М. Человек и природа в поэзии Годзан Бунгаку / А.М. Кабанов // Человек и мир в японской культуре. - М., 1985.
3. Макарова, В.Н. Предисловие / В.Н. Макарова // Бабочки полет: Японские трехстишия. - М., 2002.
4. Сосаева, А.А. «Чун пуянлахён терчё...» / А.А. Сосаева // Таван Атал. - 2005. - № 5. - С. 23-24.
УДК 882 - 1
Г.В. Старостина
О ЖАНРОВОМ ИСТОЧНИКЕ СТИХОТВОРЕНИЯ А.С. ПУШКИНА «ВО ГЛУБИНЕ СИБИРСКИХ РУД...»
В статье книга ветхозаветного пророка рассматривается как источник стихотворения Пушкина. Жанровая модель пророческого послания предопределяет мотивы, образы, стиль пушкинского текста. Делается вывод о сложной структуре стихотворения, о присутствии в нем «отстраняющих друг друга смысловых оттенков», порождающих полярные интерпретации.
Жанр, источник, послание, книги пророков, гностическая традиция, образ, мотив, реминисценция.
In the article the book of the antiquated prophet is analyzed as the source of Pushkin' poem. The genre model of the prophetical message predetermines motives, images and style of the Pushkin text. The conclusion is drawn about the difficult structure of the poem, the presence of "semantic shades discharging each other", which generate polar interpretations.
Genre, source, message, books of prophets, gnostic tradition, image, motive, reminiscence.
