Научная статья на тему 'Интерпретация баллад Ф. Шиллера «Der Taucher» («Ныряльщик») и «Der Handschuh» («Перчатка») русскими литературоведами хгх-xxi вв'

Интерпретация баллад Ф. Шиллера «Der Taucher» («Ныряльщик») и «Der Handschuh» («Перчатка») русскими литературоведами хгх-xxi вв Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
2199
302
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Худорожкова Ольга Владимировна

Представлен последовательный анализ интерпретаций баллад Ф. Шиллера «Der Taucher» («Ныряльщик») и «Der Handschuh» («Перчатка») русскими литературоведами ХГХ-XXI вв. Рассматривается проблема сходства и противоположностей сюжетов баллад Ф. Шиллера «Ныряльщик» и «Перчатка»; самостоятельным объектом исследования является влияние переводов В.А. Жуковского на восприятие и интерпретации баллад Шиллера в России.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Interpretation of Schiller's ballads, «Der taucher» («The Diver») and «Der handschuh» («The Glove»), by Russian literature scientists of 19-20 centuries

The article sequentially analyses the interpretation of Schiller's ballads, Der Taucher (The Diver) and Der Handschuh (The Glove) by Russian Literature scientists of 19-20 centuries. It reviews plot similarities and opposites in the Schiller's ballads, The Diver and The Glove. A specific research target is how the translation by V.A. Zhukovskiy affects the way Schiller's ballads are perceived and interpreted in Russia.

Текст научной работы на тему «Интерпретация баллад Ф. Шиллера «Der Taucher» («Ныряльщик») и «Der Handschuh» («Перчатка») русскими литературоведами хгх-xxi вв»

О.В. Худорожкова

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ БАЛЛАД Ф. ШИЛЛЕРА «БЕЯ ТАиСНЕЯ» («НЫРЯЛЬЩИК»)

И «БЕЯ НАШ8СНиН» («ПЕРЧАТКА») РУССКИМИ ЛИТЕРАТУРОВЕДАМИ Х1Х-ХХ1 вв.

Представлен последовательный анализ интерпретаций баллад Ф. Шиллера «Бег ТаисИег» («Ныряльщик») и «Бет На^йсЬиИ» («Перчатка») русскими литературоведами Х1Х-ХХ1 вв. Рассматривается проблема сходства и противоположностей сюжетов баллад Ф. Шиллера «Ныряльщик» и «Перчатка»; самостоятельным объектом исследования является влияние переводов В.А. Жуковского на восприятие и интерпретации баллад Шиллера в России.

Баллада «Бег ТаисИег» («ныряльщик», «водолаз») была написана Ф. Шиллером в 1797 г. В России наибольшую известность эта баллада приобрела в переводе В.А. Жуковского 1831 г. под оригинальным названием «Кубок».

В русских интерпретациях баллады Шиллера «Бег ТаисИег» («Ныряльщик») главным виновником, человеком, дерзнувшим искусить богов и заслуживающим наказания, выступает молодой паж. Однако, несмотря на это, в характеристике русских интерпретаторов он предстает перед нами как личность высоконравственная, вызывающая симпатию. Перечисляя мотивы, которыми руководствуется паж при первом прыжке в воды Харибды, русские интерпретаторы приходят к единому мнению: они объясняют этот поступок не корыстолюбием пажа, а его желанием спасти честь рыцарей; то, что юноша не выходит на первый зов короля, трактуется как его уважение и почтительность к старшим.

Е.А. Рошал так описывает действия пажа: «Красавец паж отличается наивною скромностью. После нового предложения царя он хотел бы заявить о своем желании броситься в море за кубком, но его удерживает мысль, что старшие рыцари сочтут себя обиженными» [1. С. 35]. «Он выступил только тогда, когда необходимо было спасти честь рыцарей, мужество которых подлежало сомнению, так как, несмотря на троекратный вызов короля, никто не решался на смелый подвиг» [1. С. 43-44].

По мнению исследователей, золотой кубок выступает в балладе как символ рыцарской чести. Честь рыцарей спасена, собственное мужество юноши не нуждается в новых доказательствах. Чтобы побудить пажа совершить повторный подвиг, необходим другой мотив, более сильный, чем материальные сокровища короля, мотив, который заставил бы забыть все опасности и высказанное самим ныряльщиком предостережение: «Человек, не искушай Богов». Таким мотивом, как считают интерпретаторы, выступает любовь. Согласие пажа на второй прыжок доказывает, по мнению исследователей, любовь юноши к дочери короля: «Ясно, ее сердце бьется в любви к нему; в ее любви он уверен: и ему ли, мощному юноше, беззаветному герою, рыцарю в душе, малодушно устоять теперь, показать, что он - не достоин ее? Ему ли помнить о прежних, испытанных им страхах и о своих предостережениях. И неужели, отказавшись, отравить всю свою жизнь и жизнь любимого существа?! Нет, если уж он ставил жизнь на карту ради чести, то как удержаться ему, когда к чести присоединилась еще любовь, любовь самая пылкая, возвышенная!» [2. С. 26].

Как уже было отмечено ранее, тема моральной ответственности соотносится в интерпретациях русских исследователей только с поведением ныряльщика.

Трактовке роли короля в балладе уделяется очень ограниченное внимание. Большинство литературоведов хотя и признают жестокость короля, однако не подвергают его действия критике.

А.И. Новиков отмечает грубость и бессердечность короля, не стесняющегося послать во второй раз на дно морское измученного юношу [3. С. 40].

По мнению Н.С. Державина, король проявляет жестокость, жертвуя во имя удовлетворения своего любопытства жизнью отважного и преданного рыцаря [4. С. 58].

Д.В. Цветаев, характеризуя образ короля в балладе, описывает его как человека страстного и любопытного, а его предложение юноше повторить подвиг и получить в награду руку королевской дочери представляется исследователю совершенно в духе рыцарства. В своей интерпретации Цветаев не только не критикует позицию короля, но даже снимает с него всю ответственность и встает на его защиту, оправдывая его действия особенностями придворного воспитания того времени: «Ближе к правде сравнить короля с шекспировским Лиром. Подобно ему, впечатлительный, живой, причудливый, избалованный низкопоклонством “боязливой” толпы, неразборчивый в средствах, без строгого контроля над своими действиями, он привык безотчетно исполнять все свои капризы, доставлять минутные щекотания своему эгоизму, слушаться только голоса своих прихотей, едва ли подчас хорошо сознавая, как жестоко его требование, его необдуманность, страстность, любовь к торжественности и эффектам» [2. С. 25]. Тот факт, что король второй раз подвергает риску жизнь своего подданного, по мнению Цветаева, можно объяснить желанием короля испытать пажа с целью выяснить, действительно ли стоит он руки королевской дочери.

Исход баллады, по мнению исследователей, ясен: человек, осмелившийся испытать Божество и преступить меру возможного для него в сфере знаний, погибает. «Победить ли тому, кто предпочитает земное небесному, сознательно и без предосторожностей вступает в борьбу с высшей силой? Было бы совершенно невероятно возвращение его по пути, какой пред тем им самим признан непреодолимым и как бы преступным» [2. С. 28].

По мнению большинства русских литературоведов, главная идея баллады Ф. Шиллера «Бег ТаисИег» («Ныряльщик») была выражена В.А. Жуковским в его балладе «Кубок»:

Смертный, пред Богом смирись,

И мыслью своей не желай дерзновенно Знать тайны, Им мудро от нас сокровенной.

«Простой смертный не должен пытаться проникнуть в те тайны природы, которые Богу благоугодно

было сокрыть от взора людей и понимания. Подобная попытка считается дерзким подвигом по отношению к Богу и может окончиться печально. Поэт ясно и отчетливо выразил эту глубокую христианскую мысль. Смирение и покорность - главные начала, которые являются виновниками счастья и душевного покоя человека» [1. С. 33].

Говоря об интерпретациях баллад Ф. Шиллера в России, не стоит забывать, что большинство произведений немецкого поэта воспринимались в русском обществе через призму переводов В.А. Жуковского. Именно в переводах В.А. Жуковского произведения Ф. Шиллера вызвали любовь и восхищение русского читателя, однако же и об идеологии баллад Шиллера русский читатель судит по переводам русского поэта.

В своем переводе баллады Шиллера «Der Taucher»

В. А. Жуковский вносит существенные изменения в текст оригинала. Стихи оригинала

Und der Mensch versuche die Gotter nicht Und begehre nimmer und nimmer zu schauen,

Was sie gnadig bedecken mit Nacht und Grauen.

(Да не искушает богов человек,

Да никогда, никогда не возжелает он видеть того, Что они милостиво покрывают ужасом и тьмой.)

(перевод мой. - О.Х.) в переводе Жуковского звучат так:

«И смертный, пред Богом смирись,

И мыслью своей не желай дерзновенно Знать тайны, Им мудро от нас сокровенной»

[5. С. 164].

По мнению Вс. Чешихина, милосердные боги в балладе Ф. Шиллера скрывают от человека только те тайны, познание которых наполнило бы их сердце ужасом, в переводе Жуковского мысль несколько иная: боги окружили человека неразрешимыми тайнами и требуют смирения (о котором нет ни слова у Шиллера). «Неточная передача Шиллеровских стихов, по мнению автора, тем более досадна, что в них заключена вся идея пьесы, отнюдь не пиетистическая, как выходит по Жуковскому: не во имя страха должны люди избегать некоторых тайников жизни, а во имя собственного блага; этого оттенка переводчик в настроении баллады не подметил» [6. С. 157], - или трансформировал его сообразно со своей интерпретацией текста, добавим мы.

Мнение Чешихина разделяет целый ряд русских литературоведов, таких как И.М. Семенко, Л.П. Шаманская, Р.Ю. Данилевский и др.

«У Шиллера проводится мысль о том, что боги, милостивые к людям, таят от них именно те ужасные тайны природы, знание которых невыносимо для смертного (см. “Кассандру”). Жуковский, в соответствии со своей концепцией “невыразимого” в природе (см. стихотворение “Невыразимое”), перестраивает идею баллады: человеку в принципе недоступно знание всего, что должно лежать, согласно божественной воле, за пределами человеческого разумения» [7. С. 466].

«В поэтическом мире Жуковского значимой становится тема смирения. В “Кубке”, развивая начатую “Кассандрой” мысль об ужасе связей с потусторонним миром, Жуковский несколько меняет ракурс рассмотрения этой

проблемы. Теперь его волнуют не столько трагедия души, обретшей запредельное знание, сколько взаимоотношения человека с богами, скрывающими это знание. Тема смирения становится ведущей и в двух стихотворных повестях “Сражение с змеем” и “Суд божий”, переделках романса и баллады Шиллера» [8. С. 80-81].

По мнению Р.Ю. Данилевского, смысл стихотворения Жуковского едва ли не противоположен основной мысли оригинала. «Немецкий поэт, с точки зрения исследователя, воспел храбрость, Жуковский с грустью осудил дерзкое поползновение узнать то, чего знать «не дано» [9. С. 141].

Таким образом, анализируя литературоведческие концепции баллады Ф. Шиллера «Бег ТаисИег», принадлежащие русским критикам и историкам литературы, можно сделать вывод, что они строят свои интерпретации на основе перевода В.А. Жуковского. В комментариях к балладе традиционно акцентируется мотив христианского смирения, который так характерен для творчества В.А. Жуковского. В тексте Шиллера нет этих призывов к смирению и покорности; юноша, который нарушает запрет и пытается проникнуть в непознаваемое, в балладе Шиллера - отважный безумец и герой; у Жуковского - грешник.

Через несколько дней после создания баллады «Бег ТаисИег» («Ныряльщик») Шиллер пишет другую балладу «Бег ИаМ8сЬиЪ> («Перчатка»), которую называет небольшим дополнением к «Ныряльщику». В.А. Жуковский переводит балладу Шиллера вскоре после завершения работы над «Ныряльщиком», что, в свою очередь, свидетельствует о парности балладных сюжетов в творческом восприятии русского поэта.

По мнению Гете, «Перчатка» представляет собой удачную параллель и антитезу к «Ныряльщику» [10.

С. 362]: с момента высказывания этой мысли она служит исходным пунктом для всех последующих интерпретаторов баллад.

Так, Цветаев отмечает сходство баллад в изображении места, времени, обстановки, лиц и мотивов; противоположность же заключается, по его мнению, в том, что «...в “Перчатке” идеальная полнота была на одной стороне, на стороне мужчины, от этой произошли все существенные разности. Де-Лорж никогда не поступил бы так жестоко со своей Кунигундой, если бы сама она не дала ему орудия мщения. Отсюда понятна и основная мысль произведения. Кто погиб в «Кубке»? Искусивший божество. Кто потерпел должное наказание здесь? Кунигунда, оскорбившая де-Лоржа. Следовательно, как там внушалось человеку не искушать божество; так «человек, не смей оскорблять человека, честнейший из них и самый преданный в проявлении своего мужества может дойти до истинного героизма и в гневе неумолимо отмстит за себя, если эгоистично будет попрано его человеческое достоинство!» [2. С. 68].

Примерно в том же ключе проблему сходства и противоположностей обоих сюжетов решают К. Бар-хин и И. Раппорт. С точки зрения комментаторов, основная мысль «Кубка» заключается в словах «человек не должен искушать судьбу». В «Перчатке» же Шиллер, по мнению исследователей, говорит о том, как опасно подвергать испытанию человеческие чувства [11. С. 45].

Иначе рассматривает проблему сходства и различия баллад А.И. Новиков. Наличие общих черт в балладах исследователь отмечает прежде всего в факте злоупотребления властью; король в балладе «Кубок» посылает на опасный и безрассудный подвиг юношу, дама в «Перчатке» посылает на такой же опасный и ненужный подвиг своего рыцаря. «Перчатка», по мнению исследователя, свидетельствует только о грубости средневековых нравов: «Подобная грубость, бессердечность могла встречаться не только среди мужчин - рыцарей, но и среди женщин, которых так боготворили» [3. С. 41].

По мнению большинства исследователей, чувство, руководившее требованием Кунигунды, когда она предлагает Делоржу поднять перчатку, - это чувство пустого тщеславия. Может показаться, что дама таким образом просто хочет убедиться в непоколебимости любви своего рыцаря, но, как считает А. Месс, тогда Кунигунда, очевидно, не произнесла бы своих слов с усмешкой («spottenderweis»). «Нет, желание ее было показать пред всем собранием, какое господство она имеет над ним» [12. С. 6].

В характеристике русских интерпретаторов рыцарь Делорж - человек бесстрашный, решительный и благородный, он понимает всю ничтожность мотивов, руководивших Кунигундой, всю опасность и унизительность борьбы и все же не считает возможным отказаться: предложением дамы подвергнуто сомнению его мужество, затронута рыцарская честь.

Исход «Перчатки» является полной неожиданностью для читателя: героический подвиг превратился в совершенную противоположность той цели, во имя которой он предпринимался. Тем не менее критики находят такую развязку баллады вполне естественной. Делоржу, по мнению Цветаева, «несмотря на доказанное мужество, многого бы не доставало, если бы он не сбросил с себя прежних оков» [2. С. 66]. Разрыв Де-лоржа с красавицей доказывает, по мнению исследователей, что рыцарь высоко дорожит своим нравственным достоинством и, чтобы отстоять его, готов жертвовать своей жизнью и чувствами.

Позицию немецких комментаторов, часто утверждающих, что в словах «бросил ей перчатку в лицо» сказалось недостаточное знание Шиллером французского рыцарского быта, когда представление о «прекрасной душе» (bel esprit) совершенно исключало воз-

можность подобного обращения с дамой, русские литературоведы находят не вполне обоснованной. Так, например, Цветаев полностью разделяет точку зрения немецких литературоведов Хофмайстера и Грубе, которые полагают, что возвращение Шиллера к первоначальному тексту является вполне тактичным, т.к. глубокий поклон рыцаря в связи с последующими его словами ничего бы не выражал, кроме холодного презрения. По мнению Грубе, если бы Шиллер сохранил заключительные стихи баллады в первом издании, то «он низвел бы своего героя на одну и ту же степень с дамой, потому что тот платил бы за насмешку насмешкой» [2. С. 63].

«В момент предъявления Кунигундой своего требования у него, конечно, не было сознательного желания так наказать ее за ее бессердечность: тогда в нем должно было говорить чувство оскорбленного достоинства, желание на деле доказать все ничтожество сомнений в его мужестве и честности. Справедливый гнев не мог быть силен и когда де Лорж смотрел в лицо смерти. Но теперь, едва побеждена опасность, негодование выступает во всем напряжении - и в этом чувстве он бросает ей в лицо перчатку» [2. С. 65].

Таким образом, анализ литературоведческих работ показывает, что русские литературоведы вслед за Ф. Шиллером и В.А. Жуковским рассматривают эти две баллады в неразрывной взаимосвязи, считая, что одна баллада оттеняет, подчеркивает и варьирует смыслы и содержание другой. Однако же суть этой корреляции до сих пор не нашла своего адекватного выражения: что именно оттеняется, подчеркивается и варьируется? Предложенный обзор исследовательских интерпретаций позволяет, как кажется, с достаточной определенностью ответить на этот вопрос: при том, что оригиналы Шиллера содержат в себе потенциал этой мысли, в их русских переводах она оказывается дополнительно акцентирована: основной пафос русских версий текстов Шиллера составляет проблема злоупотребления властью в широком смысле слова - и проблема жертвы этой ситуации, которой может стать не только сам злоупотребивший своим положением властитель («Перчатка»), но и вполне невинный человек, подданный, встающий на защиту своей чести и достоинства. Не в этом ли секрет особой популярности именно этих двух баллад Шиллера в России, популярности, вызывающей к жизни все новые и новые переводы?

ЛИТЕРАТУРА

1. Жуковский В.А. Баллады. СПб., 1912.

2. Цветаев Д.В. Баллады Шиллера. Опыт объяснения. Филологические записки. Воронеж, 1882.

3. Жуковский В.А. Биография, разбор его главных произведений, темы и планы. СПб., 1917.

4. Жуковский В.А. Избранные баллады. Биогр. очерк. Текст. Примечания. Критические статьи. СПб., 1914.

5. Жуковский В.А. Баллады, поэмы и сказки. М.: Правда, 1982.

6. Чешихин Вс. Жуковский как переводчик Шиллера. Рига, 1895.

7. Жуковский В.А. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 2. М.; Л., 1959.

8. Шаманская Л.П. Жуковский и Шиллер: поэтический перевод в контексте русской литературы. М., 2000.

9. Данилевский Р.Ю. Шиллер в русской лирике 1820-1830-х годов // Русская литература. 1976. № 4.

10. Schillers. Werke Nationalausgabe. B. 37. T. 1: Briefe an Schiller 1.4.1797-31.10.1798 (Text). Weimar, 1981.

11. Жуковский В.А. Избранные баллады. Одесса, 1914.

12. Месс А. Выбор стихотворений Гете и Шиллера с подробными замечаниями для употребления в VII кл. гимназий и в соотв. классах др. сред-

не-учебных заведений. Рига, 1883.

Статья представлена научной редакцией «Филология» 2 ноября 2007 г.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.