CC BY
111
«Новелла» И.В. Гёте как новелла
В.А. Пронин,
д-р филол. н., профессор
В творческом наследии И.В. Гёте особое место занимают произведения с названиями «Сказка» (1794) и «Новелла» (опуб. 1827). Совпадение заголовка с жанровым обозначением подчеркивает, что веймарский классик стремился создать канон жанра.
Новелла и сказка в эпоху Гёте стали излюбленными жанрами романтиков, у которых происходило взаимопроникновение жанров: новелла включала сказочную фантастику (Л. Тик), а сказка обретала приметы современности (Э.Т.А. Гофман). Гёте делал акцент на том, что фабула новеллы неожиданна и маловероятна, а собственно в «Новелле» автор предпринял попытку рассказать нечто исключительное, но все же возможное. В этом плане новелла сродни балладе. В отличие от романтической новеллы у Гёте присутствуют хронологические и локальные координаты, что и придает событию признаки возможного.
В «Новелле» и в «Сказке» Гёте создает фантастическую феерию, сверкающую яркими огнями, которые освещают обыденность, делая ее одновременно привлекательной и пугающей. Но Гётевская фантастика подчинена дидактике, как просветитель он не преминул высказать ряд благонравных наставлений своему читателю.
«Новелла» Гёте прошла весьма длительный путь от замысла к воплощению, что не могло не сказаться на своеобразии ее поэтики, ибо сперва Гёте замышлял создание эпического произведения. Об этом он 15 января 1827 сам рассказал Эккерману: «... Я еще тридцать лет тому назад хотел развить этот сюжет, и с тех пор «Новелла» не шла у меня из головы. Но все с ней получилось как-то странно! Первоначально сразу после «Германа и Доротеи», я задумал разработать эту тему в эпической форме, в гекзаметрах, и тогда же набросал подробную схему. Когда я теперь вернулся к той же теме, оказалось, что старая схема куда-то запропастилась, и мне поневоле пришлось разрабатывать новую в строгом
соответствии с изменившейся формой, в которую я теперь хотел ее облечь».
То, что сюжет замышлялся как эпическое полотно, весьма ощутимо в тексте новеллы: авторская позиция предельно объективна, повествователь занимает нейтральную позицию по отношению к происходящему, новелла четко членится на отдельные эпизоды (в эпопее это были бы песни или авентюры), причем в каждом фрагменте свой главный герой. Начало фабулы связано с охотой, мотив весьма подходящий для эпического повествования, он связан с фольклором, достаточно вспомнить записанные и распространявшиеся изустно охотничьи россказни, где непременно происходит что-нибудь из ряда вон выходящее, исключительное по своей опасности или добыче невероятных трофеев. Отсюда происходит и знаменитое Гётевское определение жанра новеллы.
Гёте, перепробовав несколько вариантов заголовка («Мальчик и лев», «Охота», «Чудесная новелла», «Охотничий рассказ»), остановился на нейтральном названии - «Новелла» («Die Novelle»). Обращаясь к Эккерману 25 января 1827 г., он высказался по поводу трактовки жанра новеллы: «Знаете что, - сказал Гёте, - назовем ее просто «Новеллой», ибо новелла и есть свершившееся неслыханное событие. Вот истинный смысл этого слова, а то что в Германии имеет хождение под названием «новелла», отнюдь таковой не является, это скорее рассказ, в общем - все, что угодно».
Событие неслыханное следует понимать и как прежде не случавшееся, и как то, о чем если не слыхали, то и не рассказывали. В Гётевском определении совмещены два момента - событийность (новелла) и повествование (рассказ), таким образом это определение соединяет два главных компонента малого эпического жанра.
В «Новелле» четко просматриваются и основные структурные элементы: экспозиция (отъезд на охоту), завязка (пожар на ярмарке), кульминация (бегство зверей из цирка) и развязка (усмирение зверя мальчиком).
Однако, разделив текст на эпизоды, Гёте в каждом предыдущем заставляет угадывать события последующего.
В «Новелле» Гёте конкретность сочетается с недомолвками и умолчаниями. В самом начале действие происходит в замке, который расположен на вершине горы. Это не Веймар, по-видимому, это Вар-тенберг в Айзенахе, бывшем прежде до Веймара столицей герцогства. В 1817 г. 18 октября в замке случился пожар, и это еще одно подтверждение топоса, так как пожар происходит и в «Новелле».
Первые герои князь и княгиня - молодые супруги. О них сказано: «Лишь недавно вступивши в брак, они уже наслаждались единением душ. Оба характера живого и деятельного, старались вникнуть
в склонности и помыслы друг друга». Титулы есть, имен нет, что на первый взгляд странно, ибо второстепенные персонажи названы по имени. Нетрудно предположить, что прототипы почти портреты герцога Карла Августа Саксен-Веймарского-Айзенахского (1757-1828) и герцогини Луизы Саксен-Веймарской-Айзенахской. Из деликатных соображений Гёте их по именам не называет, позволяя читателю угадывать, кого автор имеет ввиду.
Образы герцога и герцогини намеренно идеализированы, они представлены просвещенными правителями, пекущимися о благе подданных.
То, что Карл-Август был заядлым охотником, общеизвестно. Сборы на охоту заставляют российского читателя вспомнить начало поэмы А.С. Пушкина «Граф Нулин», мы имеем здесь дело со сходством ситуаций: «Рога трубят» и т. п.
А что же делает супруга,
Одна в отсутствии супруга?
Немецкая герцогиня не чета провинциальной русской барыне, которая «развлеклась перед окном возникшей дракой козла и дво-ровою собакой». Герцогиня же взглянула в телескоп, чтоб оглядеть окрестности и еще разок увидеть охотника-супруга. Гёте исподволь намечает систему оппозиций даль - близь, верх - низ. Первое посредством телескопа, второе - жители равнины - жители гор, которые съехались на ярмарку.
Следующий эпизод - появление дядюшки - принца Фридриха, человека почтенного возраста, солидного жизненного опыта и полного планов. Он демонстрирует герцогине виды старого запущенного замка, который изобразил придворный художник, присутствующий тут же. Листы живописца с изображением исполинских дерев лишний раз убеждают, сколь осведомлен автор в естественных науках, а носитель авторской идеи дядюшка-принц внушает просвещенной даме, что нельзя допускать своеволия природы и пора, дескать, дерзкие заросли упорядочить дорожками и проходами, дабы всякий мог любоваться великолепием полуразрушенного замка и дивного ландшафта.
Гёте выстраивает сюжет таким образом, что прошедшее становится предзнаменованием будущего. Принц Фридрих в который раз рассказывает княгине о пожаре, который случился давно и жертвой которого он едва не стал. Рассказ не досказан, княгиня торопится совершить прогулку верхом, но сюжет продолжен неожиданным пожаром на ярмарке, от которого всадникам едва удалось спастись. Вторая угроза -звери, лев и тигр - которые вырвались из огня пожарища, охватившего заезжий цирк.
Дядюшка, совмещающий государственные обязанности с функциями резонера, посетует на то, что странствующие певцы поют о
страшном, демоническом, враждебном человеческому существованию: «Неужели мало в мире убийств, пожаров, гибели и разрушений?» Сам же он резюмирует: «Видно, добрым людям надо сперва испытать немалый страх, чтобы потом почувствовать радость и усладу спокойной жизни» (С. 443). Гёте-прозаик далеко не всегда дистанцируется от своих персонажей. Принц произносит по сути слова самого Гёте, объяснявшего необходимость демонического как создающего конфликт с разумным и рациональным, дабы возникла сила его преодоления и неизбежное торжество гармонии.
Гёте в поэме «Герман и Доротея» и других произведениях, написанных гекзаметром, тяготеет к идиллии. Но едва княгиня успела выразить умиление окрестными горами, лесами и пажитями, как умиротворенность прерывается внезапно возникшим на ярмарке пожаром. Персонажам - главным и второстепенным - угрожает огонь и зверь, ибо лев из клетки вырвался на свободу. Кульминация новеллы - лев, приготовившийся к прыжку и всадница-княгиня соскочившая с павшей лошади. Угроза страшна, участь княгини вызывает страх и жалость. Гёте считал самым удачным выразительным моментом в новелле - спасение княгини ее слугой Гонорио, который сопровождал ее в бегстве от зверя. Молодой слуга, втайне влюбленный в княгиню, выстрелил в голову хищнику, поверженному наземь, и занес над сраженным зверем нож. Прекрасная дама и вместе с ней автор любуются победителем: «Юноша был прекрасен, движения его стремительны» (С. 447). Перед читателем возникает архетипический сюжет: схватка охотника со зверем, когда побеждает тот, кто духовно сильнее противника. Гёте трактовал это момент как прекрасный сюжет для живописного полотна. В «Разговорах с Эккерманом» тогда же 15 января 1827 г. Гёте дает эпизоду лестную самооценку: «... Когда Гонорио преклоняет колени перед телом тигра, а герцогиня на лошади остановилась подле него, я, действительно, представлял себе в виде живописного произведения, и оно бы могло получиться».
Гонорио - герой? Отнюдь, это - ложный героизм. Это храбрость, отвага, самоотверженность. У Гонорио героическое обличье, но внутренний героизм отсутствует. Основной конфликт новеллы: человек и зверь, но он перенесен во внутрь натуры человека, где идет - по Гёте -извечная борьба гуманного и жестокого начал.
Подлинному герою еще предстоит появиться, и им окажется мальчик, почти ребенок.
Гёте удваивает, слегка варьируя, сюжет. У циркачей два хищника, и вслед за тигром вырывается на волю лев. Царь зверей не менее страшная угроза для людей. Гонорио, убивший ручного зверя, мог бы повторить свой «подвиг», но ему в этом отказано другими героями и самим автором.
И хотя лев на воле - страшная угроза для герцога, герцогини и их свиты, по размышлению мудрый герцог поддается на уговоры циркачей, из-за потери ручного тигра почти лишившихся пропитания, усмирить льва дозволено мальчику-циркачу, который идет к нему на глазах у всех, играя на трубочке, и заворожив игрой зверя ведет его в клетку.
Черноглазый и чернокудрый мальчик, ведомой матерью, оплакивает тигра, не выпуская из уст флейту.
Гёте называет песню умиротворяющей и поет ее мальчик. Процитируем одну - вторую строфу:
Над землей творца десница, И его над морем взор; Агнцем станут лев и львица, И отхлынет волн напор. Меч застыл, сверкая в битве. Верь, надейся вновь и вновь: Чудодейственно в молитве Открывается любовь. (С. 453)
Мысль новеллиста очевидна: сильнее всех слабый. Гёте переиначивает романтический культ ребенка, рисуя его не столько эмоциональным, а скорее деятельным повелителем природы. По завершении «Новеллы» Гёте говорил Эккерману 18 января 1827 г.: «Цель моей новеллы - показать, что неистовое, неукротимое чаще покоряется любви и кротости, чем силе; эта мысль персонифицированная в ребенке и льве, побудила меня ее написать».
Трансформация происходит и с образом льва, из прирученного животного он превращается в геральдического зверя, царя природы и при этом лев «доступен голосу миролюбия» (С. 456). «Новелла» Гёте насквозь идеологична, каждый эпизод несет в себе мысль, которая развивается в последующих. Ключевая идея «Новеллы» - всевластие природы над человеком, который частью ее и является. «Новелла» Гёте не есть канон новеллы на все времена. Скорее приходится оценивать ее как образец просветительской новеллы: доминантой является все-таки мысль, которую подтверждают события и люди. Но для Гёте маленький шедевр был чрезвычайно важен, потому что позволил ему выразить свою позицию, которая противостояла Шиллеру и романтикам - принципиальную приверженность рациональным началам. Это проявляется в частности в том, что неслыханное получает логическое обоснование, а демоническое ставится в параллель с социальным. Так, пожар, по-видимому, как и в первом действии второй части «Фауста» символизирует революцию, а отсюда возникает важнейший постулат «Новеллы»: хаос и страх возникают не из-за вмешательства потусторонних сил, а как результат неподвластности личности и народа законам природы, которые Гёте распространяет и на человеческие отношения, рисуя не
без умиления заботливого правителя и его супругу, чьей красотой, почитают за честь любоваться поданные. Однако в «Новелле» горести и испытания, которые пришлось пережить всем героям, подвергают сомнению выстроенную самим же Иоганном Вальфгангом Гёте хрупкую идиллию.
Текст новеллы превращается в плач. Но мать оплакивает зверя как друга, кормильца, ручного тигра, который, как становится понятно, был почти членом семьи. Гёте неожиданно прибегает к церковным ритуалам - плачу и проповеди. Плач по зверю призван признать все сущее, все живое как совокупное неделимое целое. Отец произносит настоящую проповедь, которой внимают все - властители, господа, охотники, жители равнин и гор. Происходит нравственное преображение персонажей, благодаря нечаянному несчастью состоялось соединение людей в единое человеческое сообщество, у Гёте-прозаика сквозь прозу прорываются стихи, которые удивительным неожиданным образом оказываются похожими на «Оду к Радости» Шиллера. Думается, что вовсе неслучайно, ибо, завершая новеллу, Гёте вернулся к моменту ее зарождения, ко времени своей дружбы с Шиллером, Гёте написал шесть восьмистиший тем же ритмом и с перекрестной рифмовкой, а главное, пронизанное шиллеровским пафосом дружества и радости.
Фабула «Новеллы» отчасти перекликается с балладой Шиллера «Перчатка». Там лев, тигр и леопарды, выпущенные королем из клетки, выражают поначалу ярость друг к другу, но подчиняясь силе более сильного, возлежат сообразно своему могуществу. Почему же рыцарь Делорж невредимым извлекает перчатку коварной дамы? У Шиллера смирение зверей никак не мотивировано. Чудо да и только! Но мысль автора спрятана: коль все распределено по рангу, человек оказывается сильнейшим благодаря своей отваге. Звери признают, что человек - царь природы, тем более им движет любовь и честь.
Притом, что «Новелла» не привлекла широкого внимания литературоведов и ценителей Гёте, встречаются различные толкования текста. В комментариях М.А. Петровского в юбилейном издании Собрания сочинений Гёте отмечается по поводу «Новеллы»: «... Среди всех Гётевских новелл представляет собой наиболее выдержанная, наиболее чистый образец жанра, каким он обрисовался в теоретических взглядах самого автора». Это бесспорно так, тем более, что соображения относительно жанра были высказаны непосредственно в процессе создания «Новеллы».
Рассматривая «Новеллу» в контексте немецкой романтической новеллистки, следует подчеркнуть, что для Гёте главный вопрос о взаимоотношениях человека и природного мира, своеволия и согласия. Это позволяет наметить параллель с некоторыми сюжетами романтиков от Новалиса до Э.Т. А. Гофмана. Другое дело, что Гёте более прямо-
линейно отстаивает позитивные ценности, у него каждый эпизод несет в себе моральную оценку происходящего.
Любопытна концепция финала новеллы, сформулированная Вяч. Ивановым: «... В «Новелле» об укрощении льва ребенком мы находим, кажется мне, намеки на умопостигаемую природу того запредельного искусства, чья божественная и чудотворная действительность будет направлена не на кумиротворчество символов, но непосредственно на освобождение Мировой Души. И кажется, что на хоругви этого художества начертаны по мысли Гёте слова: «Если не обратитесь и не будете, как дети, не войдете в Царство».
Вяч. Иванов предлагает религиозно мистическое прочтение «Новеллы», для этого он вносит некоторые, на первый взгляд, неприметные коррективы в текст песнопений отрока, которые он перевел. У Гёте упомянута могила пророка, у Вяч. Иванова конкретизировано: это пророк Даниил, и происходит экстраполяция Гётевского отрока в сонм ветхозаветных вероучителей. У Гёте акцент на вере, для Вяч. Иванова важнее всего молитва:
Меч замерзнет в разгаре битвы,
Не прольется долу кровь.
Может все - одной молитвы
Чудотворная любовь.
«Новелла» чрезвычайно привлекательна для читателя именно своими жанровыми свойствами: напряженным динамичным сюжетом, в котором события осмысливаются по-разному героями, автором и заставляют задуматься читателя. Импонирует «Новелла» и тем, что ее фабула на грани реального и фантастического и у нее относительно счастливый финал, а прием deus ex mahina не утратил своей привлекательности со времен античности, только в наше время стал называться happy end.
Библиографический список
1. Эккерман И.П. Разговоры с Гёте в последние годы его жизни. - М., 1981. - С. 197.
2. Там же. - С. 215.
3. Goethe Leben in Bilddokumenten, Muenchen, 1981. - S. 208.
4. Гёте И.В. Собрание сочинений. В 10 томах. - Т. 6. - М., 1978. - С. 438. Текст «Новеллы» цитируется по этому изданию, страницы указаны в скобках.
5. Эккерман И.П. Разговоры с Гёте в последние годы его жизни. - М., 1981. - С. 198.
6. Там же. - С. 206.
7. Гёте И.В. Собрание сочинений. В 13 томах. - Т. 6. - М.-Л., 1934. - С. 627-628 .
8. Иванов Вяч. Борозды и межи. - М., 1916. - С. 228.
9. Там же. - С. 229.
