CC BY
46
10. Радченко, О.А. Диалектная картина мира как идиоэтнический феномен / О.А. Радченко, Н.А. Закуткина // Вопросы языкознания. - 2004.
- № 6.
Статья поступила в редакцию 09. 09.10 УДК 81.42
А. С. Гавенко, канд. филол. наук, доц. АлтГАКИ, г. Барнаул, Email: [email protected]
ИНТЕРМЕДИАЛЬНАЯ МЕТАТЕКСТОВАЯ СПЕЦИФИКА СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО РАССКАЗА (НА МАТЕРИАЛЕ РАССКАЗА А. ВОЛОСА "MOON")
В статье рассматривается интермедиальная метатекстовость современного русского рассказа как способность базового текста манифестировать оцениваемые, комментируемые, поясняемые заимствования из невербальных семиотических систем, выявляется роль интермедиального метатекста в процессе художественной коммуникации.
Ключевые слова: художественный текст, рассказ, интермедиальность, интермедиальный метатекст, невербальная семиотическая система, дискурс.
Проблема изучения языка современной художественной литературы - одна из актуальных в современной лингвистике, что во многом объясняется многогранностью и противоречивостью современного литературного процесса. В современном литературном пространстве наблюдаются новые художественные тенденции, которые, с одной стороны, находятся в активном взаимодействии с традицией, а с другой - свидетельствуют о поиске авторами новых форм выражения и о новых явлениях в современном художественном дискурсе.
Специфика художественной литературы XX-XXI вв. во многом определяет необходимость выведения на первый план идей постмодернизма, так как именно постмодернизм в наибольшей степени актуализировал те проблемы, которыми по сей день являются первостепенными в сфере изучения языка художественной литературы, в частности, вопрос о взаимодействии художественных языков (кодов).
Проблема взаимодействия художественных языков возникла в сфере изучения категории межтекстовых взаимодействий и в исследовательской литературе получила различные терминологические обозначения: "взаимодействие искусств", "синтез искусств" и "интермедиальность". Термин "взаимодействие искусств" (М.П. Алексеев, В.Н. Альфонсов, Н.А. Дмитриева, Д.С. Лихачев, А.И. Мазаев, К.В. Пигарева и др.) связан с возникновением и развитием искусства и во многом синонимичен термину "синтез искусств" (А.Я. Зись, М.С. Каган и др.), который был конкретизирован в области фольклористических и культурологических исследований как феномен взаимодействия различных видов искусств на более поздних стадиях развития художественной культуры. Термин "интермедиальность", наиболее распространенный в настоящее время, был введен немецким ученым О. Хансен-Леве в 1983 г., получил детальную разработку в трудах Н.Г. Крауклис, Н.С. Олизько, И.П. Смирнова, А. Ти-машкова, Н.В. Тишуниной и др. и в большей степени соответствует специфике филологических исследований, так как акцентирует идею взаимодействия разных семиотических систем в том числе в вербальном контексте.
Проблема взаимодействия различных видов искусств не потеряла актуальности и в настоящее время, особенно это становится явным в переломные периоды, когда в ситуации творческих опытов, экспериментов, попыток осмыслить пройденные этапы и осознать тенденции развития культуры возникает необходимость создания новых художественных языков, в том числе и на основе взаимодействия выразительных возможностей различных видов творчества.
Сложность литературного пространства конца ХХ - начала XXI века позволяет многим исследователям утверждать о разнообразии и разнородности художественных "инициатив" и отсутствии "каких-либо объединенных эстетических усилий" [1, с. 10]. Существующие точки зрения на состояние современного литературного процесса в России свидетельствуют о взаимодействии различных художественных принципов, объективирующих-
ся посредством реализации категории как межтекстовых отношений, так и интерсемиотических в пределах конкретного художественного текста и формирующих в процессе такого взаимодействия новые тенденции в художественном дискурсе. В настоящее время дискуссии о специфике современного литературного процесса свидетельствуют о разнообразии художественных тенденций и сложности их осознания: критики утверждают, с одной стороны, о фактах "академического" постмодернизма, с другой -о формировании нового литературного направления, ориентирующегося на реалистическую эстетику и поэтику [2; 3 и др.] и активизировавшегося именно в начале ХХ[ в., причем тенденции "нового реализма" в его различных ответвлениях получают развитие в том числе в творчестве тех писателей, которые в настоящее время воспринимаются уже как "классики" постмодернизма (В. Пелевин, В. Сорокин, В. Пьецух и мн. др.) [см.: 4; 5].
С нашей точки зрения, выявление и изучение новых тенденций в художественном дискурсе в аспекте реализации категории межтекстовых отношений должно иметь внутрижанровый характер, что также определяется спецификой поэтики современной литературы, а именно: ее сложным мутационным характером, проявляющимся на разных уровнях (стиля, жанра, эстетики и др.) [6, с. 6]. Последнее утверждение свидетельствует и о возможности исследователя, оставаясь в рамках внутри-жанрового исследования, выходить за пределы жанра - к его мутационным формам.
Анализ текстов постмодернизма различных жанровых характеристик позволяет утверждать, что создание "поликодовых" сообщений в большей степени характерно для романного постмодернистского дискурса, нежели для дискурса постмодернистского рассказа (ср., например, романы В. Пелевина "Generation П", "Желтая стрела", "Священная книга оборотня" и др. с рассказами этого же автора), при этом в текстах рассказов, ориентированных на реалистическую эстетику и поэтику, "поликодовость" приобретает метатекстовый характер: художественный код той или иной семиотической системы, реализуемый вербальными средствами, становится объектом комментирования, интерпретации, восприятия и т.д. Такой феномен представляется правомерным обозначить термином "интермедиальная метатекстовость". Исследование данного явления, с нашей точки зрения, актуализируется, с одной стороны, уникальностью и неоднозначностью идеи "синтеза искусств", реализуемой в контексте словесного художественного произведения, с другой - его семантической насыщенностью и смысловым потенциалом, реализующимся на уровне диалогического взаимодействия автора и читателя. При этом метатекстовость понимается как способность базового текста манифестировать оцениваемые, комментируемые, поясняемые и др. текстовые заимствования (в том числе и в семиотическом смысле), метатекст (метатекстовый фрагмент) - результат реализации метатекстовости. Важно отметить, что собственно термин интермедиальность имеет множество вариантов понимания (например, как отождествления формы произведения невер-
бальной семиотической системы со структурой организации художественного текста (А.Е. Махов); как реализация в тексте приемов (их аналогов), используемых в других видах искусства (Б.М. Эйхенбаум, С.П. Шер) и др.). В рамках данного исследования обращение к интермедиальности предполагает рассмотрение ее в рамках теории интертекстуальности - как отсылки к "текстам" иных семиотических систем, как интертекстуального знака, обеспечивающего диалог текстов, их вхождение в коммуникативное пространство.
Интермедиальность - отличительная черта дискурса современного рассказа, при этом если в постмодернистском дискурсе тенденция к взаимодействию художественного дискурса с невербальными системами реализуется посредством создания креоли-зованных сообщений, то в дискурсе современного рассказа представлены семиотически сложные образования, совмещающие в себе "неязыковые объекты", которые, по выражению Р. Барта, "становятся по-настоящему значащими лишь постольку, поскольку они дублируются или ретранслируются языком" [7, с. 114].
В данном случае языковые сообщения не только подкрепляют образы иных семиотических систем, но и являются единственным средством их описания (помимо паралингвистических средств
- графического оформления, что при исследовании текстов современной художественной литературы должно быть предметом отдельного рассмотрения). В итоге создаются синкретические образования, являющиеся "комбинацией элементов разных знаковых систем при условии их взаимной синсематии, то есть при одинаковой значимости всех знаковых систем, участвующих в оформлении данного сообщения (текста), при невозможности замены или пропуска одной из них" [8, с. 185]. Уникальность художественного текста, значимость каждого его элемента в процессе художественной коммуникации позволяет утверждать, что в указанной ситуации принцип синсематии соблюдается, а взаимодействие художественного дискурса с невербальными семиотическими системами имеет результатом сложные текстовые единицы, образуемые путем взаимодействия вербальных и невербальных элементов, представляющие собой сложное целое и имеющие целью воздействие на читателя в процессе художественной коммуникации.
Так, например, в рассказе А. Волоса "Мутооп" сквозной темой является тема описания представления, которое происходит в ресторане и за которым наблюдают персонажи. В этом представлении соединяются элементы различных видов искусств -песенного творчества, музыки, хореографии и, в частности, ритуальной пляски, и др. При этом элементы разных искусств, "ретранслируемые" вербальными средствами, соединяются в некоторое синкретическое образование, где соединяется множество неотделимых друг от друга компонентов - музыки, танца, жеста, мимики, движения, костюма, голоса и др., комментируемое персонажами и/или повествователем: ... Первым выступал человек с инструментом, чей вибрирующий звон так походил на литавры. В левой руке человек держал цепь, приклепанную к начищенному листу красной меди. В правой - длинный железный штырь, которым наяривал по звонкому металлу то плашмя, то острием. Резкие бряцания неожиданно складывались в переливчатую мелодию, к недостаткам которой взыскательный ценитель отнес бы разве что присущий ей дребезг. Человек был одет в сверкающий златотканый халат с такими широкими и длинными рукавами, что целиком закрывали ладони. Голову украшала низкая малиновая шапка, по тулье обшитая сине-красной тесьмой... <... '> За ним приплясывали музыканты. Теперь они наигрывали что-то веселое и даже бравурное: первый резко и часто бренчал по струнам своего трех-грифного инструмента, второй до красноты надувал щеки, выжимая из кривых разносортных трубок визгливое дудение, ладони третьего двумя смуглыми бабочками порхали над рокочущими барабанами...
Описание, содержащее сигналы иронии, сообщающее о звуковом восприятии и составляющее основную часть как приведенного текстового фрагмента, так и собственно рассказа: вибрирующий звон, наяривал по звонкому металлу, резкие бряцания ... складывались в переливчатую мелодию, дребезг, наигрывали
что-то веселое и даже бравурное, резко и часто бренчал, визгливое дудение, рокочущими барабанами, формирует модусный план, отражающий смену "зон" восприятия субъектов, а именно: в финале представление описывается с точки зрения не только повествователя, но и героини рассказа, которая и становится главной участницей представления и в тоже время жертвой ритуальной пляски, в рамках которой и объединяются элементы разных видов творчества. Реализация, таким образом, одной ситуации-представления в разных субъектных зонах, что достигается за счет включения единиц иных семиотических систем в метатексту-альные рамки, акцентирует ее концептуальную значимость в контексте художественного произведения и определяет развитие событийной и концептуальной линии рассказа.
Интермедиальный метатекст подчеркивает эфемерность и комичность развертывающегося параллельно представлению диалога (и, шире, отношений) между персонажами - избалованной содержанки и "протвиновского пацана", носящего "голду" -толстую золотую цепь с огромным нательным крестом: наблюдая за представлением, Ева беседует со своим спутником об их отношениях, заигрывает с ним, капризничает. Хаотичность и абсурдность представления на протяжении рассказа все более и более нарастает, обретая вполне конкретную форму - ритуала жертвоприношения, сопровождающегося ритуальными песнопениями и плясками, в результате две независимые линии повествования - описание представления и диалог персонажей - соединяются в одну: героиня становится главной участницей жертвоприношения - обезьяной, а обезьяна оказывается за столом на месте Евы.
Именно реализация интермедиального метатекста позволяет автору акцентировать наиболее важные концептуальные идеи рассказа и, в первую очередь, идею потери ценностной основы человеческих отношений, существующих теперь главным образом на материальной базе и характеризующихся некой искусственностью и театральностью.
Анализ текстов современных рассказов позволяет утверждать, что интермедиальный метатекст во многих случаях является одним из центральных приемов, позволяющих автору выявить сущностные идеи, мотивировать поступки персонажей, оказавшиеся переломными в их жизни, и др. Таков, например, основной принцип организации рассказа О. Павлова "Учитель входит в класс": рассуждения учителя о живописи, выражение им отношения к произведениям изобразительного творчества и комментирование их, являющиеся центральными в рассказе, становятся теми причинами, стимулами, которые предопредели важное для рассказчика решение - стать художником.
Интермедиальная метатекстовость в текстах современных рассказов может не иметь значения главного принципа организации произведения: современные писатели часто обращаются к введению комментариев, оценок произведений невербальных семиотических систем (как правило, произведений массового искусства, легко узнаваемым, известным читателю), позволяющих наиболее точно выразить ту или иную мысль, пояснить состояние персонажа, его чувства и др. Однако и в этом случае происходит аналогичный процесс интерпретации читателем интермедиальных вкраплений в текст рассказа. Так, происходит тройное раскодирование: воспринимая и интерпретируя текст рассказа (1), читатель обращается и к внутренней интерпретации (воспоминанию) произведения другой семиотической системы (фильма, песни, музыкального произведения и др.) (2) и на определенном этапе соотносит результаты этих интерпретаций (3): (1) ...В общем, у каждого москвича была эта своя внутренняя Грузия, которая, (2) как в фильме Данелия "Не горюй!", (3) была самой настоящей волшебной страной... (В. Голованов "Волшебный рог Вахушти "); (1) А дальше все было просто, то ли потому, что там, на улице, (2) неожиданно запел Челентано, и голос его был раскован и хрипл - (3) и нам - нам троим - передалась та западная раскованность и легкость, то ли потому, что после неудобства, стесненности и напряжения неизбежно должны были наступить легкость и простота, и по правилам игры это тяжелое напряжение было недаром... (С. Василенко "За сайгаками").
Таким образом, взаимодействие в художественном дискурсе элементов различных семиотических систем в контексте произведения формирует некое художественное целое, которое не сводится только к сумме своих составляющих. Данное художественное целое представляет собой образное, композиционное и концептуальное единство, имеющее диалогическую природу, а имен-
но: интермедиальное взаимодействие, участвуя в развитии художественной коммуникации, иллюстрируя особенности дискурса современного рассказа, придавая многогранность концептуальной идее произведения и выступая в роли своеобразного художественного приема, оказывающего на читателя воздействие, активизирует диалогическое взаимодействие автора и читателя.
Библиографический список
1. Современная русская литература (1990-е гг. - начало XXI в.) : учеб. пособ. / С.И. Тимина [и др.]. - СПб.: Филол. ф-т СПбГУ; М.: Издательский центр "Академия", 2005.
2. Лейдерман, Н.Л. Постреализм: теоретич. очерк / Н.Л. Лейдерман. - Екатеринбург, 2005.
3. Степанян, К. Реализм как заключительная стадия постмодернизма / К. Степанян // Знамя. - 1992. - № 9.
4. Ермолин, Е. Не делится на нуль: Концепции литературного процесса 2000-х годов и литературные горизонты / Е. Ермолин // Континент.
- 2009. - № 140.
5. Гавенко, А.С. К вопросу лингвистического исследования текстов художественной литературы второй половины XX - начала XXI века / А.С. Гавенко // Мир науки, культуры, образования. - 2008. - №1(8).
6. Лихина, Н.Е. Актуальные проблемы современной русской литературы: Постмодернизм : учеб. пособ. / Н.Е. Лихина. - Калининград: Изд-
во КГУ, 1997.
7. Барт, Р. Основы семиологии / Р. Барт // Структурализм: "за" и "против". - М.: Прогресс, 1975.
8. Ворошилова, М. Б. Креолизованный текст: аспекты изучения / М. Б. Ворошилова // Политическая лингвистика. - Вып. 20. - Екатеринбург,
2006.
Статья поступила в редакцию 26.08.10
УДК 811.161.1 ’36
А.Ф. Гайнутдинова, старший научный сотрудник Института языка, литературы и искусства АН РТ, г. Казань, E-mail: alb in a ga in @m a il. ru.
О РАЗНОВИДНОСТЯХ ПЕРЕХОДА ПРИЧАСТИЙ В ИМЕНА СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫЕ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ
Настоящая статья посвящена субстантивации причастий в русском языке. В ней рассмотрены разновидности перехода причастий в имена существительные, приведен их квантитативный анализ, отмечены функционально-стилитические особенности употребления.
Ключевые слова: субстантивация причастий, разновидности, квантитативный анализ, стилистические особенности.
Субстантивация причастий - это использование причастий для выражения категории предметности, т.е. употребление его в функции существительного. "Субстантивированные прилагательные, причастия - это слова с окончаниями прилагательных, участвующие в обозначении категории предметности, имеющие грамматические признаки, которые служат для выражения этой категории", - пишет И.М. Подгаецкая [1, с. 291].
Субстантивация причастий в русском языке представлена следующими разновидностями.
1) Субстантивы как результат непосредственной (причастие
— существительное) субстантивации причастий. Например: Мужчина за столом начал читать: - ... Возраст тридцать лет, рост метр шестьдесят восемь... Имеется отчетливая вдавленная борозда на лобной части головы, наличие темного пятна на верхнем веке правого глаза... - Читающий поднял голову и внимательно посмотрел на Есенина, - от кого же Вам так досталось, голубчик? Не сами же Вы себе фингал под глазом поставили? - И прежде, чем Сергей успел объяснить, читающий сказал, - ну ладно-ладно, с этим потом... (Ю. Гранатова).
Как пишут авторы книги "Переходность в системе частей речи. Субстантивация" С.И. Богданов и Ю.Б. Смирнов, при непосредственной субстантивации "субстантивированное причастие сохраняет признаки глагола (видовременные значения), что обнаруживается в соотносительности с другими формами причастий. Например, субстантивированное действ. прич. наст. вр. сохраняет связи с формой прич. прош. вр.: Он курил крепкие папиросы, и Маргарита раскашлялась, проходя мимо него. Курящий, (= куривший) как будто его кольнуло, вскочил со скамейки... (Булгаков) ..." [2, с. 43-44].
2) Субстантивы как результат опосредованной (причастие —— прилагательное—— существительное) субстантивации причастий. Например: Секретарь Гарина, одна из пишущих барышень и двое рассыльных были агентами Мак Линнея (А. Толстой).
Как известно, причастие представляет собой глагольно-именную форму, обозначающую действие, приписываемое лицу или предмету как их признак, как их свойство, проявляющееся во времени. Причастие совмещает в себе признаки, как глагола, так и имени прилагательного. Наличие в причастии признаков прилагательного позволяет ему переходить в категорию имени прилагательного, т.е. адъективироваться. "Перейдя в категорию прилагательных, причастие приобретает способность субстантивироваться, т.е. переходить в категорию имен существительных, подобно всем прилагательным", - пишет О.М. Доконова [3, с. 4]. Е.В. Ломтева также утверждает, что "субстантивируются только те причастия, которые подверглись процессу адъективации" [4, с. 11]. М.Ф. Лукин считает, что субстантивированные причастия проходят стадию адъективации [5].
Однако, как показывает языковой материал, субстантивируются причастия как прошедшие адъективацию, так и не прошедшие ее.
3) Субстантивы как результат использования причастия при обращении: а) многоуважаемый, родимый, любимый; б) обвиняемый, потерпевший, пострадавший; в) следующий (вызов того, чья очередь). Например: - Бонна ночи, дорогие мои жильцы, как поживаете, - наконец пробился ко мне сквозь тревогу его басовитый возглас. - Добрый вечер, многоуважаемые, добрый вам вечер! - продолжал, чуть-чуть раскланиваясь ... (А. Иличевский). Судья посмотрел на меня и спросил. - Потерпевшая, встаньте! Скажите, все было так, как говорит свидетельница? ... - Потерпевшая, отвечайте на вопрос суда! (В. Высоцкий). ... Следующий! Почему не можете служить? Больны? Что за болезнь? ... Следующий! Кто сказал, что мы психов не должны брать? Очень даже берем! . Следующий! Войдите! . Следующий! Что? Не хотите идти в армию без компьютера и интернета? (Б. Степанов).
4) Субстантивы как результат употребления причастия в форме Р1 tantum. Ряд причастий в русском языке субстантивируются во множественном числе. Это субстантивы: а) со значе-
