CC BY
137
Е.В. Садовская*
ИНТЕРДИСКУРС. ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТЬ. МЕТАДИСКУРС.
К ПРОБЛЕМЕ ФОРМИРОВАНИЯ ВЫСКАЗЫВАНИЙ «ДРУГОГО» В ДИСКУРСЕ
К проблеме формирования высказываний «другого» обращалось немало исследователей. Выдвинуто большое количество разнообразных теорий и разработаны практические работы, анализирующие формы высказывания «другого» в тексте и дискурсе. В рамках данной статьи хотелось бы обратить внимание ученых, начинающих работать в данной области, на три основных понятия — интердискурс, интертекстуальность и метадискурс, которые являются ключевыми в аспекте изучения форм «другого», выявить их взаимосвязь и четкие терминологические границы.
Французская школа анализа дискурса одна из первых обратила свое внимание на проблему производства дискурса, изучая теорию дискурса как теорию производства эффектов значения, связанную с теорией идеологии и с теорией бессознательного. Именно французская школа заложила фундамент теории, изучающей отношение дискурса к «уже услышанному», «уже имеющемуся». Так, например М. Пешё отмечает, что ограничением при производстве дискурса является все то, что помимо языка делает некий дискурс определенным дискурсом; таким образом, имеется в виду формирующая дискурс социально-историческая ткань. Текст, целостность которого отсылает к элементу, связанному с одним каким-либо субъектом или с одним каким-либо инстуциональным организмом, оказывается распыленным. Текст обладает значением только в соответствии с условиями его производства, а также и в соответствии с условиями его толкования. Текст, вопреки обычным представлениям, не формируется связующими его элементами [2. С.36].
М. Пешё впервые формулирует мысль, которая станет центральной в развитии анализа дискурса, мысль о том, что не-высказанное, имплицитное является составным во всяком дискурсе. Эта мысль приведет к выработке понятия «интердискурс». Во французской школе анализа дискурса появляется новое лингвистическое понятие «пре-конструкт», которое в свою очередь тесно связывается с концептом
* © Садовская Е.В., 2008
Садовская Екатерина Владимировна — кафедра теории и практики перевода Тольяттинского государственного университета
«интердискурса». Уже в своих первых трудах М. Пешё отмечал значение понятий пресуппозиции и импликации, разрабатываемых во Франции лингвистом Освальдом Дюдро [2. С. 39].
Вопрос пресуппозиции, по мнению Мишеля Пешё и Поля Анри, касается непосредственно отношений синтаксиса и семантики, он находится именно в той точке, в которой дискурс соединяется с языком. Не имея ничего общего с логистической интерпретацией, синтаксические структуры, допускающие присутствие определенных элементов, вне эксплицитного утверждения субъекта, трактуются как следы предшествующих конструкций, как комбинации языковых элементов, уже сформулированные в прошлых дискурсах и которые в них черпают свой эффект очевидного присутствия [2. С. 40]. Это новое понятие «преконструкта» являлось переформулированием понятия «пресуппозиция» и позволило осмыслить и представить понятие «интердискурса». Также М. Пешё предлагает описывать «преконст-рукт» как след в самом дискурсе предшествующих дискурсов, поставляющих своего рода «заготовку», «сырье» для дискурсной формации, с которым для субъекта связан эффект очевидности [2. С.41].
Исследования преконструкта указывали на присутствие в любом дискурсе следов дискурсных элементов предшествующих дискурсов, субъекты которых забыты. Авторы этого положения настойчиво обращают наше внимание на тот факт, что интердискурс — это далеко не описание и определение ранее существующих дискурсов, а дискурсное и идеалогическое пространство, в котором разворачиваются дискурсные формации с их отношениями господства, подчинения и противоречия [2. С.45].
Мы обратили наше внимание и на то, что наряду с термином «интердискурс» появилось и понятие «интрадискурс», которое определяется как «функционирование дискурса по отношению к нему самому (то, что я говорю теперь, по отношению к тому, что я говорил раньше, и к тому, что я скажу позже), т.е. совокупность явлений «кореференции», которые обеспечивают то, что можно назвать «нитью дискурса», рассматриваемого в качестве дискурса субъекта» [2. С.49].
«Интрадискурс» может быть понят только в соотношении с «интердискурсом», так как он мыслится как пространство, в котором форма-субъект забывает, что в её дискурсе присутствует «интердискурс». Как следует из вышесказанного, предметом исследования анализа дискурса служит не столько сама по себе дискурсная формация, сколько границы её образования.
Продолжая исследования М.Пешё, Ж.Отье-Ревю обращает внимание на присутствие «другого» в речевой цепочке, которую материально производит говорящий [1. С.54]. Определяя форму присутствия другого как форму неоднородности, Ж.Отье-Ревю поясняет, что «другой» пересказанной речи — это синтаксические формы прямой и косвенной речи, которые однозначно обозначают в рамках предложения другой акт высказывания [1. С.54].
Ж.Отье-Ревю предлагает рассматривать различные формы неоднородности. Мы, в свою очередь, на основе ее классификации выделяем следующие формы неоднородности: простая форма явной неоднородности, сложная форма явной неоднородности, форма наивного метадискурса, внутрисловесная неоднородность, конститутивная неоднородность.
К простой форме явной неоднородности относится большая область встроенных цитат, аллюзий, стереотипов, реминисценций когда эти фрагменты обозначаются как «взятые из другого источника» (как говорит х, повторяя выражение х; то, что х называет). Употребление таких форм неоднородности наблюдается в следующих случаях, по нашему материалу (статьи из различного рода рубрик журнала «National Geographic»):
Haiti’s voodoo or vodun has been characterized by Yale art historian Robert Thomson as «one of the signal achievements of people of African descent in the western hemisphere».
Сложную форму автонимной коннотации можно наблюдать в маркированных формах автонимной коннотации: в речь говорящего встроены слова (без разрыва, характерного для автонимного употребления) и одновременно с указанием говорящего на них. Такие фрагменты, как правило, выделены кавычками, курсивом, интонацией или отмечены каким-либо комментарием. За комментариями, уточнениями или поправками, которыми говорящий может сопровождать некоторые элементы своей речи, можно наблюдать фигуру другого [1. С.55].
Например:
But half a dozen fishing trawlers, with names like Cherie M or Trinidad, scraped
the bottom of the channel for grass shrimp, as if nothing was wrong with their estuary.
Формами или формулами наивного метадискурса Ж. Отье-Ревю называет формы чтения и письма, которые уточняют или объясняют другой статус их элементов. Это могут быть глоссы, которые называют другого или выявляют его (как говорят итальянцы, выражаясь словами молодежи, в скандинавских языках это означало) [1. С.56].
Например:
It was there, every summer, that my family rented a cabin, as Minnesotans say, at «the lake» — in our case, Gladstone, a quiet 400-acre lake near Brainerd.
I used to be happy with a few sunnies — the ones that were big enough to be «keeper», as my mother called them.
Среди форм наивного метадискурса можно отметить обороты, выражающие сомнение, оговорку (х в некотором смысле, образно выражаясь, в (не) прямом смысле...); поправку, уточнение (х или скорее у, я должен был сказать у; х, что я говорю, у; х, я чуть не сказал у); призыв к согласию собеседника (х, если вы мне позволите, если вы
мне простите это выражение, если пожелаете; положим х; х, извиняюсь за выражение...) [1. С. 56].
Например:
They range in size from the lordly killer whale (technically a dolphin), often nearly 30 feet long, to five-foot creatures such as the rare black dolphin of Chile.
Наблюдая за маркированными формами, которые так или иначе приводят к другому, можно прийти к выводу, что «другой» — слова других, а другие слова присутствуют всюду, постоянно в дискурсе, но так, что это присутствие не поддается лингвистическому анализу. Маркеры явной неоднородности позволяют увидеть нам фигуру другого, но порой приводят нас к форме конститутивной неоднородности, где исчерпываются возможности лингвистического описания. Ж. Отье-Ревю в этом случае считает необходимым опираться на область, лежащую за пределами лингвистического, говоря что «это верно не только для форм, которые легко выпадают из лингвистического из-за ненадежных условий его обнаружения, но и принципиально важно для самых эксплицитных, самых явных, самых определенных форм присутствия другого в дискурсе» [1. С.61].
Хотелось быть отметить инновационный подход французской школы анализа дискурса в изучении дискурсных формаций. Исследователи данной школы не только ввели такие понятия, как «интердискурс», «интрадискурс» и «преконструкт», но и положили начало изучению присутствия фигуры «другого» в дискурсе.
Отечественные лингвисты, говоря о формациях высказываний «другого», чаще всего употребляют термин «интертекстуальность». Явление интертекстуальности известно и широко используется в литературоведении. Этот термин был введен в 60-х годах литературоведом из Болгарии Юлией Кристевой, разделяющей семиотический подход к тексту, на базе концепции Михаила Бахтина о диалогичности, для достижения радикально нового понимания литературы: автор и отдельно взятый текст не столь значимы по сравнению с универсумом текстов, переплетенных между собой самыми различными способами. Позднее в литературоведении развилась модель, в которой интертекстуальность стала служить для обозначения референциальных отношений между текстами. На современном этапе употребление термина «интертекстульность» связано с ответом на вопрос: «Как автор или текст намекает на других авторов, или тексты, цитирует их, плагити-зирует и пародирует?». Интертекстуальность возникает тогда, когда автор сознательно и с определенной целью ссылается на другие существующие тексты/виды текстов посредством намеков/цитат, независимо от того, маркирует ли он эти ссылки или нет. Не углубляясь в проблему теоретических различий и ограничений, можно выделить в зависимости от вида ссылки и ее структуры следующие основные формы интертекстуальности нелитературоведческого характера, которые допускают комбинирование друг с другом:
- полное заимствование (цитата): а) маркированная; б) немаркированная;
- заимствование синтаксической структуры;
- заимствование отдельных лексических элементов.
Тем не менее, значительное количество работ, посвященных интертекстуальности, рассматривают лишь простые формы явной коннотации и не затрагивают намеки на сходство языковых структур дискурса автора и «другого», что тоже, безусловно, можно считать формацией «другого».
В 1959 году в свете нового похода к пониманию языка в использовании лингвист Зеллинг Харрис вводит новое понятие «метадискурс» и подразумевает под ним способ понимания языка в использовании, представляющий попытки автора, создающего текст, помочь читателю лучше понять текст [5. С. 3].
В настоящее время метадискурс — это используемый в зарубежной школе (чаще американской и английской) анализа дискурса термин, который описывает относительно новый подход к изучению отношений между текстом и его производителем и пользователем. Несмотря на растущий интерес к данному термину, его часто понимают и описывают по-разному. Чаще всего его характеризуют просто как «дискурс о дискурсе» или «текст о тексте», определения, которые выдвигают на первый план, прежде всего важную роль взгляда внутрь текста и изучения его аспектов. Расплывчатость термина «метадискурс» была отмечена в работах Д. Суейлс и В. Неш. В своих работах они пытались определить границы концепта метадискурса. «Необходимо определить границы термина «метадискурс», такие же четкие, как скажем, у термина «риторика» или «стиль». Один читатель воспримет его как абсолютно ясный стилистический прием, а другой даже его и не заметит, воспринимая его как типичный случай авторского использования языка» [6].
Но, тем не менее, многие лингвисты понимают метадискурс по-своему. Некоторые ограничивают его лишь описанием элементов текста, которые отсылают непосредственно к самому тексту, такие как «we now turn to another topic» или «this will be discussed in the next chapter» , называя это метатекстом или рефлексивностью текста [4].
Другие исследователи сужают описание термина метадискурс до эксплитивных утверждений, таких как «I believe that» или «We demonstrate that» [3]. Первоначальный концепт Харриса позднее был изучен такими исследователями, как Д. Уильямс, В. Ванд Коппл и
А. Крисмор, которым удалось выделить целый ряд дискурсивных особенностей метадискурса: пограничные слова, соединительные слова и различные формы текстуальных комментариев, которые помогают увидеть, как именно автор отражает в тексте свое восприятие и мнение [5. С.3]. Пытаясь провести более четкую границу между пропозициональным дискурсом и метадискурсом, Д.Уильямс и Д. Дилон,
например, исследовали различные планы или уровни смысла, одни из которых снабжают читателя информацией о теме, другие же обращают внимание на сам процесс написания текста [5. С.21]. «На уровне дискурса мы лишь раскрываем идею материала, а на уровне метадискурса мы помогаем читателю организовывать, интерпретировать, оценивать и развивать собственное отношение к излагаемому материалу» [7. С.93]. Существует несколько способов классификации маркеров метадискурса, которые отсылают читателя к уровням смысла. Первая классификация, составленная В. Ванд Коппл в 1985 году, состояла из 7 маркеров, поделенных в свою очередь на текстуальные (textual) и межличностные (interpersonal).
К текстуальным маркерам метадискурса были отнесены соединительные слова (text connectives), глоссы (glosses), маркеры аргументации (validity markers) и нарративности (narrators). Соединительные слова позволяют наблюдать, каким образом части текста соединены друг с другом: first, second, next, as I mentioned in chapter 2; и фокусировать внимание на теме отрезка текста: with regard to, in connection with и т.п. Глоссы объясняют, определяют и проясняют суть текстового отрезка, обращая внимание на его коннотативное значение. К маркерам аргументации относят следующие выражения: perhaps, may, might, clearly, undoubtedly, которые, прежде всего, направлены на выражение авторских взглядов и его приверженности к теме. Иногда автор прибегает к использованию маркеров нарративности: according to Smith, the Prime Minister announced that, которые информирует читателя об источнике информации. К межличностным маркерам метадискурса
В. Ванд Коппл отнесла маркеры локализации (illocution markers), маркеры авторского отношения (attitude markers) и комментарии (commentaries). Для заключительного слова, вывода, автор чаще всего прибегает к маркерам локализации: to conclude, I hypothesize, to sum up, we predict. Маркеры авторского отношения: unfortunately, interestingly, I wish that, how awful that выражают отношение автора к высказываемому. Комментарии как бы вовлекают читателя в диалог с автором, цель которого — установить возможную реакцию читателя на излагаемый материал: you will certainly agree that, you might want to read the third chapter first [5. С.33].
В одной из последних работ по метадискурсу лингвист К. Хайланд предложил более совершенную классификацию метадискурса, которая основана, прежде всего, на функциональном подходе к изучению способов влияния автора на создаваемый им текст. Согласно его исследованию, существуют два основных вида метадискурса, основанные на двух аспектах взаимодействия (two dimensions of interaction): авторское взаимодействие с текстом (interactive dimension) и авторское взаимодействие с читателем (пользователем) (interactional dimension). В рамках данной статьи логично остановиться только на метадискур-
се в аспекте авторского взаимодействия с текстом, так как именно он описывает формации высказываний «другого».
Аспект взаимодействия автора с текстом затрагивает осведомленность автора в знаниях, интересах и ожиданиях возможной читательской аудитории. Основная задача автора в данном аспекте — создать текст, который будет соответствовать запросам определенной аудитории. В аспекте авторского взаимодействия с читателем автор как бы взаимодействует с читателем, комментируя, а порой даже навязывая свою точку зрения. Задача автора здесь — выразить свои взгляды открыто и призвать читателя к диалогу, став основным «голосом текста».
К функциям метадискурса в аспекте авторского взаимодействия с текстом, К. Хайланд относит выражение отношений между главными предложениями при помощи маркеров in addition to, but, thus; отсылка к информации в других частях текста, при помощи маркеров noted above, see Fig., in section 2; отсылка к информации, взятой из других источников, при помощи маркеров according to X, Z states, to quote X, to cite Y; уточнение пропозиционального смысла при помощи маркеров namely, e.g., such as, in other words; выражение последовательности изложения: first, second, finally [5. С.32].
В аспекте авторского взаимодействия с текстом К. Хайланд систематизирует следующие виды маркеров: перемещение (transition); маркер структуры текста (frame marker); внутритекстовая ссылка (endophoric marker); маркер доказательства (evidentials); глоссы (code glosses) [5. С.48].
В настоящей работе мы остановимся несколько подробнее на двух последних видах маркеров: доказательства (evidentials) и глоссы (code glosses).
Маркеры доказательства — это металингвистические указания на другой источник информации, помогающие читателю или слушателю интерпретировать воспринимаемый им текст. Это может быть информация, основанная как на слухах, так и взятая из надежного источника. Маркерами доказательства в английском языке могут служить следующие конструкции: (date)/(name), to cite X, to quote X, according to X, cited, quoted
Употребление таких маркеров наблюдается в следующих случаях, по нашему материалу (статьи из различного рода рубрик журнала «Forbes»):
According to cellular forecaster Herschel Shosteck, 20 million cellular phones will be sold worldwide this year.
The first cited appearance of this model was in paper in 1925.
Глоссы предоставляют дополнительную информацию, перефразируя, объясняя или поясняя то, что уже было сказано, как и ранее автором, так и другим источником: as a matter of fact, called, defined as, e.g., for example, for
instance, i.e., in fact, in other words, indeed, known as, namely, say, put another way, such as, that is, that is to say, that means, this means, viz, which means [5. С.54]:
Wall Data’s core product, a program called Rumba, is essentially an internal communication package.
Fiscal 1993 is defined as any fiscal year that ended or will end.
It would still make the condition for more common than, say, Downs syndrome, which affects 1 in 100 babes born.
То, что все сказанное нами уже сказано другими, является известным фактом нашей действительности, даже не приходится сомневаться. На нашем материале мы показали различие трех основных подходов к изучению формаций «другого», которые позволяют нам наблюдать за своеобразным раздвоением говорящего как пользователя слов, за которым возникает фигура «другого». Внимание к каждому из этих подходов позволит, на наш взгляд, провести более детальное исследование формаций «другого» и перейти к перспективному изучению компонентов смысла дискурса, к которым отсылают маркеры «другого».
Библиографический список
1. Отье-Ревю, Ж. Явная и конститутивная неоднородность: к проблеме другого в дискурсе / Ж. Отье-Ревю; пер. с франц. И.Л. Микаэлян, И.Б. Иткина// Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса: сб. науч. ст. — М. : Прогресс, 2002. — С. 54-81.
2. Серио, П. Как читают тексты во Франции; вступительная статья / П. Серио; пер. с франц. И.Н. Кузнецовой // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса: сб. науч. ст. — М. : Прогресс, 2002. — С. 12-54.
3. Beauvais, P. A speech-act theory of metadiscourse / P. Beauvais // Written Communiction. — 1989. № 6 (1). — P. 11-30.
4. Bunton, D. The use of higher level metatext in PhD thesis / D. Bunton // English for Specific Purposes. — 1999. — № 18. — P. 41-56.
5. Hyland, K. Metadiscourse / K. Hyland. — Cornwall : MPG Books Ltd, 2005. — 230 p.
6. Nash, W. Introduction: the stuff these people write / W. Nash // The Writing Scholar: Studies in Academic Discourse. — in W. Nash ed. — Newbury Park, CA : Sage, 1992.
7. Vande Kopple, W. Metadiscourse, discourse, and issues on composition and rhetoric / W. Vande Kopple. — In E. Barton and G. Stygall ed. — Gresskill, NJ : Hampton Press, 2002.
E.V. Sadovskaya
INTERDISCOURSE. INTERTEXTUALITY. METADISCOURSE. TO THE PROBLEM OF THE FORMING «NOT AUTHOR'S» UTTERANCES (INTERPERSONAL SIGNALS)
There is a great deal of various theories and practical issues which analyze interpersonal forms and signals in texts and discourse. The aim of the following article is to attract attention of scientists who have just started working on this issue to three basic terms
— interdiscourse, intertextuality and metadiscourse.
Those terms can be called key ones in the aspect of studying interpersonal utterances. There is a demand to reveal their correlation and to clarify the terms which would highlight their roles.
Статья принята в печать в окончательном варианте 14.01.08 г.
