CC BY
49
УДК 821.511.1-32(19)
О. И. Бирюкова
ИНТЕГРАЦИЯ ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫХ
И ФОЛЬКЛОРНЫХ ТРАДИЦИЙ В ПОЛИКУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО МОРДОВСКОЙ СЛОВЕСНОСТИ
КОНЦА XIX - ПЕРВОЙ ТРЕТИ ХХ в.*
В предлагаемой статье рассмотрен вопрос формирования литературного процесса мордвы конца XIX - первой трети XX в., основанный на интеграции литературно-художественных и фольклорных традиций; впервые в рамках обозначенного аспекта анализируется художественное наследие А. Коринфского.
The article deals with the problem of formation of the literary process of Mordovia at the end of the XIX - the first third of the XX centuries in the context of integration of literary and folklore traditions; it is for the first time that A. Korinfsky's artistic heritage is analyzed in the designated context.
Ключевые слова: фольклор, литература, интеграция, жанр, историко-литературный процесс.
Keywords: folklore, literature, integration, genre, literary process.
Традиционное литературоведение народов Поволжья давно утвердилось во мнении о том, что фольклор стал «фундаментом» национальной литературы, на базе которого развивались все основные идейно-тематические и жанро-во-стилевые образования в прозе, поэзии, драматургии. И тем не менее в работах современных чувашских исследователей, активно разрабатывающих новую методологическую парадигму изучения литературы с учетом «собственно-национального, этнодуховного фактора развития словесной культуры этноса» [1] и создающих «теоретическую историю национальной литературы», наоборот, все больше утверждается мысль о фольклоре как всего лишь о «материале и инструменте творческого переосмысления действительности» [2], как «одной из структурных составляющих профессиональной словесной культуры» [3]. Важность такого уточнения, на наш взгляд, небезынтересна.
Освоение мордовской литературой опыта народно-поэтической культуры пережило несколько этапов и принимало различные формы - от пря-
* Работа выполнена в рамках ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009-2013 гг. по теме «Интеграция художественных традиций литератур Поволжья и Приуралья в контекст современных социокультурных проблем» (госконтракт № П660 от 19.05.2010).
© Бирюкова О. И., 2011
мого заимствования до творческого освоения богатств фольклорного материала. Постижение народно-поэтических традиций не было прямым поступательным движением, а являлось сложным и противоречивым процессом, который зависел как от состояния литературы в целом, так и от уровня мастерства писателя, требований времени и эстетических вкусов эпохи.
Активный переход фольклора в литературную форму среди мордвы наблюдается на рубеже Х1Х-ХХ вв., когда в связи с увеличением грамотной прослойки мордовского населения начинает складываться особая разновидность словесно-художественного творчества - так называемая мордовская крестьянская литература скази-тельского типа, явившаяся переходной формой движения национальной словесности мордвы на стадии фольклорно-художественной к стадии литературно-художественной. Именно с неё в мордовской словесности начинается формирование профессиональной литературы на мордовских языках. Подобные произведения представляли собой поэтические или прозаические тексты, складываемые творчески одаренными представителями национальной сельской интеллигенции (М. Е. Евсевьев, А. Ф. Юртов, Н. Д. Барсов): различные «жизнеописания», «воспоминания», «истории», «рассказы», зарисовки бытового характера (Р. Ф. Учаев, И. А. Цыбин, В. С. Саюш-кин, Т. Е. Завражнов, С. А. Ларионов).
С историко-литературной точки зрения специфика их творчества состоит в том, что она есть одна из ступеней трансформации устно-поэтической традиции в письменную, которая генетически и функционально связана с фольклором, но в то же время отличается от него. Эти писатели были уже не сказителями в традиционном понимании этого слова, а людьми, приобщившимися в той или иной степени к грамоте и создающими свое литературное творчество.
Необходимой предпосылкой проникновения в образцы крестьянской литературы свидетельств бытовой, культурной, социально-исторической жизни народа и их художественного выражения является формирование общественных условий, на основе которых начинают складываться «отражающая рост национального самосознания народа идеология и его новые социальные, национальные и эстетические потребности» [4]. Вне этих факторов нельзя объяснить наличие опубликованных в сборнике А. А. Шахматова и им же обнародованных в журнале «Живая старина» в 1909 г. «Мордовской истории», «Мордовской земли» и различного рода жизнеописаний. Обозначенные произведения были написаны грамотными мордовскими сказителями села Новая Тепловка Бузулукского уезда Самарской губернии Т. Е. Завражновым и С. А. Ларионовым.
О. И. Бирюкова. Интеграция литературно-художественных и фольклорных традиций.
«Сочиненное ими представляет внутреннюю цельность: заимствованное из достоверных, с точки зрения авторов "Мордовской истории", источников тесно сплетается с собственными их вымыслами; это тесное сплетение делает эти домыслы необходимыми, а поэтому достоверными с их точки зрения» [5].
Общие наблюдения и выводы относительно данных текстов представлены в работах Л. С. Кав-таськина, А. В. Алешкина, С. А. Богдановой. Однако исследования структурно-жанровой природы «Мордовской истории» и «Мордовской земли» не являлись предметом пристального внимания исследователей, носили эпизодический характер, не сопровождались достаточно развернутым аналитическим комментарием, а также выявлением их функциональной значимости в историко-литературном процессе.
Тем не менее, обладая всеми признаками ис-торико-документальной литературы, названные произведения отличаются синкретическим, фоль-клорно-литературным характером и избирательностью жанровых компонентов, придающим им отчетливо выраженную внерелигиозную направленность и национально-патриотическую значимость. Это специфические жанровые образования, вобравшие в себя народные легенды, предания, песни исторического характера, в которых авторский замысел дополнялся сюжетными мотивами и образами из мордовской и русской мифологии.
По общественным функциям и эстетической содержательности, а отчасти и по манере художественного исполнения «Мордовская история» воспринимается как продолжение древнерусской летописной литературы, в которой наряду с письменными источниками основой повествования служили многочисленные устные предания. Содержание текста охватывает многовековую историю мордовского народа начиная с эпохи великого переселения до присоединения мордвы к русскому государству в XVI в.
По особенностям жанровых компонентов (проблематике, манере изложения, обрисовке характеров и т. д.) «Мордовскую историю» относим к жанру «повествования», который и характеризуется отсутствием элементов сверхъестественного, изложением событий как воспоминаний рассказчика, передающего их ход и течение в приближенной к достоверности форме. Летописно-повествовательные функции отведены не только достоверным, с точки зрения авторов, слагателям народных легенд и преданий, но и конкретным рассказчикам, в роли которых выступают и сами авторы, и их отдаленные предки (например, старик Федяпур, которому, как сообщается в сноске к «Истории», в 1907 г. было 119 лет).
В «Мордовской истории» излагаются факты многовековой борьбы мордовского народа за свою национальную самостоятельность. В контексте этой борьбы трактуется концепция вынужденного присоединения мордовских земель к русскому государству. Т. Завражнов и С. Ларионов опираются на народные представления об этом, в частности на легенды и предания, известные в науке как «Предание о завоевании мордовской земли», «Сказание о построении первого города в мордовской земле», «На горах то было, на горах Дятловых».
Если по жанровым особенностям компонентов (проблематике, манере изложения, характеру обрисовки характеров и т. д.) «Мордовскую историю» можно назвать жанром «повествования», для которого характерно изложение событий как воспоминаний рассказчика, передающего их непосредственное течение в достоверной форме, то «Мордовская земля» по своим жанровым признакам занимает промежуточное положение между синкретической легендой-повествованием и обрядово-плачевой формой мордовского фольклора.
В отличие от «Мордовской истории», в которой преобладали достоверные, с точки зрения автора народно-эпические герои (Тюштян, Паш-тени, Невмрод, Сарданапале и др.) и события, в «Мордовской земле» все жанровые компоненты связаны с традициями фольклорных плачей и причитаний и целиком подчинены их эмоционально-оценочному «заданию» передать горестные переживания за судьбу мордовского народа, утраты им социальной независимости.
Согласно эпическим и лироэпическим преданиям мордовского фольклора Тюштян, не сумев отстоять свою землю от подчинения иноземным князьям, с частью своего народа «уходит за море» или даже попадает в плен (в «Мордовской земле» отразились оба мотива). Авторы называют причину погибели мордовской земли, резко осуждают поступок Тюштяня, который перед уходом «за море» задержал свой народ для проведения национального обряда, в результате чего часть людей не смогла уйти вместе с ним: «Был хороший царь, царь-государь, Тюштень, богобоязненный, жалеющий людей, он нищую братью кормил, поил и сам потчивал... Почему же его забыл бог? Не знаю, за наши ли грехи, за наше бездолье или у него самого много грехов? Почему только бог. русскому царю отдал его, принудил нас к тяжелой работе, принудил нас к невольной работе? Ох, Тюштень! Ох, Тюштень! Зачем ты ради своего живота отдал свою землицу, свою волюшку?.. Неволя и нужда заставят тебя кланяться пеньку, и как скажут, так и сделаешь». В подобном традиционно-плачевом духе, с использованием
обрядовой символики плача и причитаний, выдержан весь текст «Мордовской земли».
Оригинальное жанровое смешение, представленное в «Мордовской истории» и «Мордовской земле» и основанное на синтезировании фольк-лорно-литературных жанров в пределах одного текста, представляет интерес для специального исследования. В пределах нашей статьи, учитывая вышеизложенный контекст, остановимся на произведении малоизвестного мордовского писателя Аполлона Коринфского (1868-1937) «Народная Русь: Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа» (1901), которое не подвергалось анализу в современном литературоведении, но в которое фольклор «властно вторгся», во многом определив его эстетические, стилевые и художественные особенности.
Неожиданной фамилией писатель был обязан деду-мордвину, награжденному в Петербургской Академии художеств золотой медалью, званием академика, потомственным дворянством - и фамилией. В литературе дебютировал в 1886 г. Был фельетонистом «Самарской Газеты», «Волжского Вестника» и других поволжских изданий; публиковал оригинальные и переводные стихотворения, рассказы и статьи о русских писателях в столичных журналах и газетах. Его юношеские стихотворения были почти исключительно лирического содержания; позднее излюбленным жанром его стали картины природы и народные сказания (бывальщины). Кроме стихотворений А. Коринфский работал в жанрах рассказа, литературно-критического этюда и этнографического очерка.
14 ноября 1828 г. он был арестован; 13 мая 1929 г. сроком на три года лишен права проживания в Ленинграде. Аполлон Коринфский был выслан из северной столицы, но смог закрепиться в Твери, где относительно спокойно прожил до конца дней, работал в типографии - неизданные воспоминания об А. Коринфском последних лет жизни хранятся в Литературном музее в г. Москве. Реабилитирован 3 июня 1994 г.
По своему социальному положению А. Коринфский был представителем русского дворянства, по научным и литературным интересам - русским поэтом, фольклористом и публицистом. По типу научного и художественного мышления, особенно в стилистике своих произведений, в нем отчетливо «проявлялся национально-мордовский "сгиб ума"» [6].
Особенности художественного мышления А. Коринфского по-своему отразились в главной прозаической книге автора - «Народная Русь.» (1901), явившейся оригинальным народоведческим исследованием изучения мифологических и фольклорных материалов русского и других народов. Это плод более чем двадцатилетних на-
блюдений автора над бытом крестьянина-великоросса, дополненных сравнительным изучением всех ранее появлявшихся в печати материалов по русской и славянской этнографии в сопровождении сотен цветных иллюстраций. Самостоятельные наблюдения автора сосредоточивались преимущественно на Нижегородско-Са-марском Поволжье (губерниях Нижегородской, Казанской, Симбирской, Самарской). Чем жива народная Русь - в смысле ее самобытности? На чем зиждутся незыблемые устои ее вековечных связей с древними, обожествлявшими природу пращурами? Какими пережитками проявляется в современной жизни русского крестьянина неумирающая старина стародавняя? Где искать источники того неиссякаемого кладезя жизни, каким является могучее русское слово, запечатленное в сказаниях, песнях, пословицах и окруженных ими обычаях? Чем крепка бесконечная преемственность духа поколений?
Народная культура в широком национальном смысле как художественный компонент вошла в произведение А. Коринфского и в некотором роде определила его жанровое своеобразие.
Жанр книги «Народная Русь: Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц» определить трудно, но с уверенностью можно констатировать, что она на идейно-тематическом и стилистическом уровне пересекается с произведениями крестьянской литературы мордвы.
Произведения, вошедшие в сборник А. Коринфского, - это и художественно-документальный эпос, и фольклорно-этнографическое художественное исследование мировоззрения народа, его поэтических верований и легенд, и художественная этнография «бродяжничества и нищенства». На фоне местной этнографии писатель комментирует выражение «мать-сыра земля», привлекая элементы мифологии, национальных обычаев и обрядов, добиваясь достоверности с помощью употребления поговорок, присловий, «крылатых слов», подавая их на широком этнографическом фоне, в котором они могли возникнуть: «от персти земной», «от земли взят, землей кормлюсь, в землю пойду», «всякому человеку - и доброму, и худому - земля приют даст», «корми - как земля кормит; учи - как земля учит; люби - как земля любит».
На наш взгляд, литературная форма «Народной Руси. » - это особая беллетристика. Она проникнута ярко выраженным личностным началом. Контакты с народной национальной культурой служат А. Коринфскому опорой в поисках нравственных идеалов, объясняют истоки его художественно-образного мышления и определяют специфику его «народного творчества», в котором синтезируется литература с народной культурой, поиск героя ведется писателем через
А. А. Аысов. Анализ стихотворения Н. Клюева «На припеке цветик алый...» (1912).
духовное, нравственное, национальное осознание русского человека. Народная культура и форма народного сознания моделируют взаимодействие человека в его нравственной и эстетической сущности и мира как выражения нравственных ценностей народа. И даже чисто внешнее проявление национально-мордовского «сгиба ума» автора «Народной Руси...» - характерные для литературно-художественного мышления А. Коринфского лироэпичность и использование экспрессивных возможностей так называемых парных слов типа «крещенный-богомольный», «свет-день», «зима-зимская», «шли-прошли годы-века», «глядь-поглядь» и др. - одна из приметных особенностей мордовского устно-поэтического творчества, где парные слова являются одной из основных особенностей образования многозначности явлений как в мокшанском, так и в эрзянском языках.
В художественной прозе А. Коринфского фольклору и другим компонентам народной культуры по своим идеологическим и художественным особенностям отводится первостепенная роль. Не случайно А. В. Алешкин отмечает то, что по методологии исследования народной культуры и крестьянского быта «труд Аполлона Коринфского типологически сближается с "Мордовской свадьбой" М. Е. Евсевьева» [7]. Эта типологическая близость не означает идейно-содержательного сходства, а обнаруживается в методологии и целях использования народно-поэтических воззрений двух народов - русского и мордовского.
Примечания
1. Федоров Г. И. Некоторые заметки к вопросу о новой методологии современного литературоведения // Вест. Чуваш. ун-та. Гуманитарные науки: науч. журн. 2005. № 1. С. 205.
2. Там же. С. 206.
3. Там же. С. 206.
4. Алешкин А. В. Формирование дооктябрьского историко-литературного процесса и ранних форм мордовской книжной словесности // Аспект 1990: Исследования по мордовской литературе: Идейно-эстетические проблемы и художественные традиции. Саранск, 1991. Вып. 102. С. 26.
5. Шеянова И. М. Сказовые формы мордовской литературы: автореф. ... канд. филол. наук. Саранск, 2004.
6. Алешкин А. В. Указ. соч. С. 26.
7. Сочинения: Степан Аникин, Степан Кундуруш-кин, Аполлон Коринфский, Александр Завалишин: конец XIX - начало XX века / сост. С. А. Богданова. Саранск, 2006. С. 24.
УДК 882
А. А. Аысов
АНАЛИЗ СТИХОТВОРЕНИЯ Н. КЛЮЕВА «НА ПРИПЕКЕ ЦВЕТИК АЛЫЙ...» (1912) (ИЗ ЦИКЛА «ПЕСНИ ИЗ ЗАОНЕЖЬЯ»)
В статье раскрывается наличие духовного элемента в образной системе стихотворения Н. Клюева «На припеке цветик алый...».
The article is concerned with revealing religious elements in the imagery of N. Kluev's poem "A Scarlet Flower in the Baking Sun".
Ключевые слова: образ, мотив, ассоциация, невидимый храм, лирический герой, орнаментальный код, узор.
Keywords: image, motif, association, unseen temple, lyric hero, ornamental code, pattern.
B цикле H. Клюева «Песни из Заонежья» стихотворение «На припеке цветик алый...» (1912) выполняет важную структурно-содержательную функцию. По мнению Л. А. Киселевой, «цикл распадается на своеобразные "гнезда"», при этом начальное «гнездо» цикла образуют первые семь песен [1]. Стихотворение же «На припеке цветик алый...» является восьмой «песней» цикла и не только начинает второе «гнездо», но и соединяет его с первым. Центральным в стихотворении выступает мотив тюрьмы, которому в ходе развития темы придается религиозный смысл. Задача данной статьи - анализ названного аспекта.
Мотив тюрьмы в стихотворении заявляется как фольклорный - передает драматическую судьбу героя - «добра молодца». Начиная с третьего четверостишия, внутри данного мотива обнаруживается новый содержательный пласт. Главную роль в этом выполняет образ колокольной иглы, которая связана как с христианской символикой, так и с тюремным мотивом.
Колокольная игла предстает атрибутом внешнего - свободного мира: ее видит узник, находящийся в тюремном заточении. Она как бы подчеркивает в его сознании мысль о невозможности насладиться красотой природы и радостями земной жизни, усиливает в этом эмоциональном контексте горечь разлуки с возлюбленной, душой-зазнобой.
Также колокольная игла предстает частью некоего невидимого храма и ассоциируется с христианской идеей непостижимости божественного начала во всей его полноте и бесконечности. Образ колокольной иглы указывает на духовную отдаленность от какого-то явления, непосредственно влияющего на судьбу человека. Что
© Лысов А. А., 2011
