CC BY
89
Ф О Л ь К Л О Р И С Т И К А УДК 821.511.152
A.M. Шаронов
О ПРИРОДЕ ЭПИКО-ГЕРОИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ НАРОДА эрзя
В статье говорится о героической поэзии народа эрзя, раскрывается ее художественная природа, представлены основные сюжеты о древних божествах и героях, о борьбе добрых и злых сил.
Ключевые слова: мифы, герои, признаки мифа, социально-мировоззренческий взгляд, жанровый синкретизм.
В фольклоре эрзи большое место занимают произведения, содержащие признаки мифа, сказки и эпической песни. Древние по происхождению, они восходят к идеологическому и жанровому синкретизму устной поэзии. Синкретизм вообще характерен для народной поэзии на всех этапах ее развития, но в позднейшие эпохи, в связи с прогрессом исторического сознания певцов и сказителей, принимает форму взаимодействия между различными жанрами. Основными персонажами древности являются божества, мифологические существа и герои, выразители нравственных и социальных идеалов народа. Становление героя охватывает большой исторический период, так как обусловлено объективными причинами, экономическими и социальными процессами, протекавшими в первобытном и раннеклассовом коллективе. Этот период на пути к герою в эрзянском фольклоре отражает песенное сказание «Сэняша», названное по имени трехголового дракона-змеи. Сэняша, обладающая большой физической силой, - опасный и коварный противник. На ее земли проникает парень с саблей, застает ее спящей и отрубает ей две головы. Проснувшаяся и растерявшаяся от неожиданности змея во весь лес кричит от боли и страха и просит не отрубать ей последнюю голову, обещая за это все свои богатства, сказочного коня и самую красивую из трех дочерей [1, С. 211-214]. Парень знает, что и без этого все достанется ему и убивает змею. Вариант песни «Сэняша» называется «Миняша», где изображается семиголовая змея. Осматривая свой луг и родник, Миняша замечает следы парня и хочет достать его. Уставши в пути, она садится отдохнуть и засыпает. Парень застает ее спящей и отрубает ей вначале шесть голов, а потом - седьмую.
Поведение Сэняши (растерянность, просьба пощадить ее за выкуп) свидетельствует о ее незрелости как врага человека; природа ее враждебности заключается в родовой и видовой противоположности человеку. На это указывает и то, что ее владения простираются не на эрзянской земле, а охватывают только луг, раскинувшийся среди леса: «Вай, сэрейть Миняшань пандонзо! Панднэде сэрейть Миняшань вирензэ. Виренть куншкасо Миняшань лугазо, Луганть куншкасо Миняшань лисьмазо. Пиже ленточка Миняшань лугазо» [2, С. 166] («Ой, высокие у Миняши горы! Выше гор у Миняши леса. Посреди леса у Миняши луг, Посреди луга у Миняши родник. Зеленая лента у Миняши луг»). Из сказанного следует вывод о том, что Сэняша и Миняша не являются этническими врагами эрзи как народа. Они владеют ничейной землей, небольшим лугом на лесной поляне. И того, кто посмел явиться на луг, принадлежащий змее, она хочет наказать как нарушителя ее покоя. Сэняша и Миняша - это силы, враждебные людям, но не изначально, а проявляющиеся лишь после вторжения человека в их владения.
Эпический противник формируется параллельно с формированием эпического героя как взаимосвязанный с ним. В данной песне он еще не принял необходимые для художественного персонажа содержательные и формальные очертания, а только наметился, так же, как только наметился герой. Однако, если герой в царе Тюштяне развился в классический образ и встал в один ряд с персонажами мирового эпоса (Вяйнямёйнен, Калевипоэг, Микула Селянинович, Илья Муромец и др.), то эпический противник в образе змеи дальнейшего развития в героическом эпосе эрзи не получил. Им стал человек, имеющий временное и пространственное определение, а не фантастическое существо.
Конфликт между многоглавым драконом и парнем придает песне сказочный колорит, подобный русским былинам о Вольге и о Добрыне и змее. Однако русские былинные герои имеют этническую, историческую и географическую приуроченность, чего нет в эрзянской песне, что объясняется более ранним ее происхождением - в период распада первобытнообщинных отношений. А.И. Ма-скаев предположил, что песня о Сэняше могла быть героической песней при-сурских эрзян, так как в других местах она неизвестна и сложилась в период уже оформившихся песенно-эпических традиций, которые переплетаются в ней с эпическими традициями сказки и баллады. В Сэняше исследователь видит олицетворение враждебных человеку сил либо природы, либо иноплеменного противника. Парень, убивающий Сэняшу, олицетворяет начало формирования эпического героя, отстаивающего общеэтнические интересы [3, С. 169-170]. В его образе обобщенно представлены не только люди, явления и мысли, но и чувства, ощущения и настроения, возникающие на подсознательном уровне. Поэтому судить о содержании его образа весьма трудно. Антропоморфность же Сэняши и Миняши позволяет предполагать, что создатели песни видели в них и людей, и непонятный, чуждый, в какой-то степени враждебный им мир.
Песня о Сэняше и безымянном парне, убивающем ее, сюжетно не развернута. Неизвестно, кто он и откуда. С неизвестной целью проникает он во владения дракона и, не испытывая страха, вступает в борьбу. Он появляется как некий сакраментальный борец, которому на роду написано стать победителем змеи. В этом отношении он похож на героя, выполняющего мироустроительную
функцию: очистить землю от врага, отнявшего ее у людей. Однако, чтобы стать полноценным героем, ему нужно обрести этническую и социальную определенность: выражать и защищать интересы конкретного этноса с его социально-политическими тенденциями развития. Борьба в песне «Сэняша» относится к периоду так называемого раннего героизма, связанного с уничтожением мифологических существ. Наличие у Сэняши трех дочерей-красавиц и сказочного коня указывает на признаки антропоморфности его образа и тенденции развития его в сторону человека - к социологизации и слиянию с миром людей.
Параллельные сюжеты с одними и теми же персонажами являются результатом фольклорно-исторической типологии и культурного взаимодействия: у контактирующих сторон созревают социальные и духовные предпосылки для бытования произведений, близких по форме и содержанию. Другой причиной, по мысли П.Г. Любомирова, может быть родственная этническая среда, трансформировавшаяся в другую народность, но сохранившая некоторые элементы прежней культуры.
Другой миф - о коне и соколе - решает социально-мировоззренческую проблему, которая может созреть только в недрах данного общества, а не может быть заимствованной у другого народа. Мировоззрение и образ жизни самобытны. Заимствуются только сюжеты и мотивы, не затрагивающие основ национального бытия.
В песнях о Сэняше-Миняше и о Коне и Соколе мы видим ранний тип героического образа, в котором намечается мироустроительная функция. Классический тип героического образа сформировался в песнях о царе Тюштяне, обладающем всеми основными признаками эпического героя. Он сын земного человека и божества, демиург нового общества, царь, пользующийся покровительством богов. Героика его образа определяется созданием им эрзянской государственности, в ходе чего он проявляет незаурядные интеллектуальные, нравственные и физические способности. Тюштян упорядочивает жизнь народа на основах справедливости, меры, закона, отторгает ее от доисторического хаоса и стихийности. В этом великом деле ему помогают верховный бог Инешкипаз и бог грома и дождя Пурьгинепаз, поддерживающие с ним связь через посредство чудесных вестников: Белого Лебедя, Иненармунь (Великой Птицы), трех ласточек, Мекшавы (пчелиной матки), Черного Ворона. Тюштян - всенародно избранный правитель, олицетворяющий народную идею о справедливом и мудром государе. Это основной эпический герой. До избрания царем Тюштян был обыкновенным человеком, но после избрания он обретает качества богочеловека, способного творить чудеса, в результате чего перевоплощается в классического героя. В народном сознании он мыслится как реально существовавший царь. Его историчность подтверждается географическими данными: в песнях о нем действие происходит в бассейнах рек Ра (Волга), Сура, Ока, Мокша, Клязьма. На реальное существование Тюштяна указывают города Копарц, Владимир, Москва, Наровчат, в районе которых происходит действие, и его грозный противник - русский царь, иногда именуемый Иваном Грозным. Упоминание имени Грозного отчасти вносит элемент историчности в эпическое время. Однако в целом время эпоса подразделяется на мифологическое время первотворения и
эпическое время «Тюштянь пинге» («Век Тюштяна»). Темп времени и его длительность зависят от развития действия в сюжете и от структуры пространства. Тюштян как герой не богатырь, богатырство не его предназначение. Он призван организовать эрзянское общество, внести в него закон и порядок. Тюштян выполняет и воинские функции, иногда совершает богатырские подвиги, однако в его образе они второстепенные. Подобно героям классического эпоса, выполнив свою миссию на земле, Тюштян либо возносится на небо, либо уходит умирать по просьбе соплеменников в неведомое место. Окончание века Тюштяна также должно свидетельствовать о нем как об исторической фигуре.
Изображаемый как исторический царь, он обладает божественными свойствами: в течение месяца трижды меняет возраст: при новолунии он юноша, в полнолуние - зрелый муж, на исходе месяца - старец; мановением руки он останавливает течение рек; взмахом платка строит над водой мосты; как по суше, скачет на коне по воде; живет неопределенно долго - несколько человеческих поколений; по окончании земной жизни возносится на небо [7]. Божественные и человеческие черты в Тюштяне обусловлены идеологией эпоса: земной царь есть отражение небесного царя.
Эволюция образа Тюштяна шла от божества к земному правителю. Спускаясь с небес на землю, он приобретал человеческие свойства. В молениях, записанных в кон. XIX - нач. XX вв., он изображается как царь, вознесшийся на небо и ставший божеством. В эпических песнях он преимущественно человек, имеющий божественное происхождение. Этот мотив развивается в песне о чудеснорожденном младенце: нового тюштяна от непорочного зачатия по воле Инешкипаза рождает 70-летняя вдова. У ее мальчика на лбу солнце, на макушке - месяц, на кончиках волос - звезды. Став взрослым, он прогоняет старого Тюштяна и становится царем [8, С. 248-251]. В мокшанской песне такого чудес-норожденного младенца, говорящего в колыбели матери о своем предназначении стать тюштяном, убивает правящий Тюштян, так что божественное происхождение не гарантирует достижения цели. Тюштян - классический эпический образ, типологически близкий Вяйнямёйнену, Калевипоэгу, отчасти - Микуле Селяниновичу и Илье Муромцу. В своем развитии он прошел мифологическую, эпическую и историческую стадии. На мифологической стадии он божество, на эпической - богочеловек, на исторической - правитель с признаками реального царя. В сохранившихся мифах-песнях названные стадии перемешались, и Тюштян выступает как целостный образ в трех ипостасях.
В образе Тюштяна выражены идеи этноцентризма и этнического скептицизма. Этнический скептицизм появится позднее - в песнях, созданных во времена кризиса национального самосознания, в эпоху русской экспансии и колонизации. Тогда возникли комические штрихи в образе эрзянского царя.
Героико-эпическая поэзия является дальнейшим развитием космогонической мифологии, как продолжение темы творения мира, но применительно к человеческому обществу. Как и космогонический миф, она выполняет этиологическую функцию, показывает и объясняет, как появилась эрзянская государственность, называет ее демиурга - царя Тюштяна, рожденного от брака Пурьгинепаза с земной девушкой Литавой. Непосредственно вырастая из мифа, героико-эпическая
песня во многом еще остается мифом и преодолевает его постольку, поскольку действующие лица в ней не боги, а люди, которые, создавая государство, выбирая инязора, царя, налаживают общественную и семейно-бытовую жизнь. Эпическая песня сохраняет тесную связь с мифологией и в том отношении, что ее главный герой Тюштян - богочеловек, обладающий некоторыми сверхъестественными способностями, присущими только богу. Тюштян - царь-мироустроитель, создатель эрзянской государственности, социальный демиург, культурный герой. Героические свойства он приобретает после всенародного избрания царем. С этого момента боги (Инешкипаз, Пурьгинепаз) наделяют его мудростью государственного деятеля, способностью творить чудо, покровительствуют ему при исполнении им обязанностей правителя народа, при помощи чудесных вестников и сообщают о надвигающейся угрозе. Став царем, Герой вносит в общество порядок, закон, меру, новые обычаи и обряды, преодолевая первобытную стихию и хаос. Главное его оружие - разум, а воинские и богатырские подвиги совершаются им лишь тогда, когда они вынуждаются силой обстоятельств. Образ Героя сформировался в эпоху военной демократии и раннего феодализма, в силу чего в нем присутствуют признаки мифологического и исторического деятеля, родоплеменного вождя и царя. Он выступает как демиург, мироустроитель. Сформировалось два важнейших типа демиургов: космический и социальный (культурный). Космические демиурги - Чам-Паз, Инешкипаз, Шкай, Шкабавас, Шайтан. Чам-Паз создает два высших божества - Шайтана и Анге-Патяй, землю, небо, солнце, луну, звезды, лепит из глины человека. Шайтан вмешивается в процесс божественного творения, при его участии появляются на земле горы, овраги, родники, реки, на небе - тучи и ветер, а в теле человека - болезни. Он демиург с отрицательным знаком. Инешкипаз силой своей мысли и слова творит мир, человека (мужчину и женщину), различные божества (Пурьгинепаза, Юртаву, Кардаз-Сярко, Мастораву, Нороваву). При создании тех или иных объектов демиург преследует конкретные цели, приближающие его к насущным интересам человека. Инешкипаз создает человека как владетеля земных богатств; чтобы человек размножался, делит его на мужчину и женщину; в помощь человеку создает божеств-покровителей. Демиург социальной ориентации царь Тюштян, избранный правителем эрзян, формирует эрзянское общество, вносит в него элементы государственного устройства: вводит законы, организует органы управления, распределяет поля, леса и луга между селами и людьми, регулирует отношения с соседними народами. Выполняя не только управленческие, но и организационно-созидательные функции, Тюштян выступает и как культурный герой. Культурные функции выполняет также Инешкипаз, создавая в помощь человеку божеств-покровителей, занимаясь формированием небесной семьи, санкционируя браки между богами и земными девушками. Идея творения мира у Чам-Паза и Инешкипаза изначально подчинена социально-культурной цели: создать на земле разумную человеческую жизнь, организованную на семейно-бытовом и общественном уровнях. Образ демиурга, ввиду этого, контаминируется с образом культурного героя.
В эпосе «Масторава» Инешкипаз отчасти наделен чертами сеятеля поля (он рассеивает песок над морем, который превращается в сушу) и ваятеля (как скульптор он лепит из глины человека), мага (силой мысли и слова создает себе жену Анге-патяй), патриарха (распределяет бытовые и хозяйственные обязанности между
мужем и женой), вселенского родителя (создает в помощь людям божества земли, урожая, леса, дома, грома и дождя), учителя-покровителя (посылает на землю своего сына Веленьпаза управлять эрзянами, учить их хозяйственным работам и семейно-бытовой жизни). Образ демиурга воплотил в себе ответы человека на вопросы, возникавшие в ходе его познавательной и трудовой деятельности.
Кроме Тюштяна признаками мироустроителя наделен Гурьян. Гурьян избирается царем, имеет божественное происхождение, ему покровительствуют боги, однако он не выполняет функций демиурга. Сабан-богатырь герой асоциальный, он совершает один подвиг - повергает русского богатыря, когда тот провоцирует борьбу с ним, остальные проявления его силы - бытового характера. В Сабане герой только намечается, его сила, как и сила русского Святогора, неразумна, не стремится реализовать себя на общественном поприще. Литава, земная девушка, став женой Пурьгинепаза, выполняет функции демиурга. Литава рожает от Пурьгинепаза сына, который становится правителем эрзян - тюштяном.
Героическую песню с космогоническим мифом сближает и характер ее героики. Героика мифа заключается в творении мира Верховным Богом, которому противодействует Идемевсь, Черт. Инешкипаз проявляет себя как вселенский герой, выполняя титаническую работу по созданию неба, земли, человека и т. д. Его героизм в том, что он творец-созидатель, вносящий в творимый им мир разум, свет, гармонию, красоту. Героичность его поступков в их созидательной сущности. Героика эпической песни в создании инязором Тюштяном эрзянской государственности.
Титул инязор (ине - великий, азор - хозяин = великий хозяин), который носит Тюштян, название высшей должности правителя народа, страны, возникает с формированием у эрзи государственности в рабовладельческо-феодальную эпоху; соответствует понятиям князь, царь. Русские летописи содержат сведения о двух князьях - эрзянском Пургасе и мокшанском Пуреше; в героико-мифологических песнях (героическом эпосе) сохранился образ одного инязора - Тюштяна, или Тюшти. Он всенародно избранный правитель, имеет божественное происхождение, при исполнении своих обязанностей опирается на покровительство и помощь верховного бога Инешкипаза и бога грома и дождя Пурьгинепаза; олицетворяет народную идею о справедливом и мудром государственном деятеле; в XVIII-XIXI вв. в мифолого-эпический образ проникают некоторые признаки реальных русских царей, вследствие чего происходит частичная его деидеализация; в отличие от исторически достоверных князей Пургаса и Пуреша, управляющих отдельными частями эрзянских и мокшанских земель, Тюштян является правителем всего народа. Появление должности инязора как государственно-политического института указывает на относительно высокий уровень развития общественных отношений у эрзи, о зарождении объединительных тенденций среди эрзянских племен в конце первого - начале второго тысячелетия н.э.
Этимологически имя Тюштяна А.И. Маскаев возводит к двум словам: тёжа (тысяча) и атя (старик), что означает тысяцкий; или же из слов тёкш (вершина) и атя (старик), что значит верховный старик, то есть инязор, великий хозяин [8, С. 177-178].
Исходя из того, что в песнях Тюштян, как правило, парень или молодой мужчина, обладающий недюжинной силой и непревзойденной красотой, с женой-
красавицей и малолетними детьми, можно предположить, что имя его восходит к словосочетанию «тюсонь максыця» («придающий образ», «обустраивающий мир», «мироустроитель») или к определению «тештень» («звездный»), то есть отмеченный небом, явившийся с неба, предназначенный на правление Инеш-кипазом. Этому соответствуют общественный статус Тюштяна, выполняемые им обязанности, способ избрания на должность и др. Нарицательное имя или название должности становится собственным именем в соответствии с новыми представлениями о человеке, о роде его занятий и должности. По этой причине «у многих народов, включая славян, был обычай несколько раз менять имя в течение жизни» [9, С. 33]. Имя, выражавшее общественный статус человека, теснейшим образом было связано с сюжетом как концептуальной категорией. Основной закон «мифологического, а затем и фольклорного сюжетосложения заключается в том, что значимость, выраженная в имени персонажа и, следовательно, в его метафорической сущности, развертывается в действие, составляющее мотив; герой делает только то, что семантически сам означает» [10, С. 223].
Эпос о Тюштяне охватывает огромные временные рамки. Он воспроизводит основные периоды жизнедеятельности своего героя и организуемого им общества. Хронологическая последовательность песенных сюжетов указывает на то, что произведения возникали как живой отклик на череду взаимосвязанных событий, следовавших друг за другом и передававших движение реальной истории. По В.П. Аникину, в былинах «как поэтических произведениях, традиционно переходивших от поколений к поколениям, сохранена живая память о далеком прошлом» [11, С. 324]. Разумеется, реальная история в художественном творчестве преобразуется, принимает идеальные формы бытия, а социально-политические оценки подводятся под эстетическую меру. Поэтому нет прямого тождества между историей в эпосе и историей предметно-материальной жизни. Но от этого реализм эпического видения мира не уменьшается, так как историческое сознание народа формируется именно в эпосе. К тому же, совершались ли «изображаемые в эпосе события или нет, они воспринимаются как реально бывшие» [12, С. 4]. Народ осознает истинное свое бытие не в приближении к нему, а в удалении от него в мир фантазии, в которой решение любых жизненных проблем возможно настолько, насколько способна на это человеческая мысль на данном отрезке времени. Ущербность и несовершенство действительного мира преодолевается и компенсируется в эпическом мире. Сюжет заключает в себе квинтэссенцию исторически назревшей проблемы и способ ее разрешения, герои выступают как средство и орудие реализации проблемы, события показывают, как сюжет реализуется в действиях героев. Сюжет и составляющие его мотивы - «не только категория художественной формы. Это емкие, в каждом отдельном случае особые неповторимые картины движения, борьбы и связей реальной жизни, соотношения порождаемых ею социальных характеров» [13, С. 268]. Сюжеты и мотивы сохраняют изначальную связь с породившими их историческими событиями. Как поэтическое явление сюжет есть «система развернутых в словесное действие метафор», выступающих «системой иносказаний основного образа» [14, С. 223]. Сюжет есть концепция действительности, воплощенная в событиях, конфликтах, отношениях.
В социальной практике идейное развитие обычно опережает ход событий. В художественном творчестве сознание следует за событиями, но, конструируя идеалы, опережает их. Однако это опережение не есть опережение реальной истории, поэтому эпос всегда является повествованием о прошлом. Отношение к настоящему и будущему он выражает через свои оценки минувшего, благодаря чему прошлое как бы переносится в настоящее.
Эпическая история настолько реальна, насколько истинно воссоздающее ее художественное и историческое сознание общества. История народа, в конечном счете, не есть те события, которые были, а те события, которые запечатлелись в памяти народа или порождены его сознанием. История существует в понятии людей как совокупность идей и представлений о прошлом, а поэтому она идеальна. Отсюда следует, что, изучая эпос, мы познаем историю развития идей, созданных авторами произведений и их последующими трансформаторами. В героическом эпосе «мы всегда имеем дело с вымышленными, то есть созданными народной фантазией по определенным законам эпического творчества, сюжетами и образами» [15, С. 239].
Реальность эпического мира, как идеальной сущности, вызывает вопрос о мере его историчности или совместимости с гражданской историей. Сколько-нибудь уловимые аналогии в событиях и действующих лицах здесь трудно обнаружить. Поэтому нельзя говорить об историзме событий и лиц, речь возможно вести об историзме идей и представлений, которые порождаются конкретной исторической действительностью. Поэтому-то «художественный замысел историчен даже тогда, когда он облекается в совершенно фантастическую форму» [16, С. 11]. В эпоху формирования эпоса о Тюштяне такими исторически обусловленными идеями были создание государственности и избрание верховного правителя, царя. Они и составляют основное содержание героического эпоса, который появляется тогда, когда «первобытно-общинный строй клонится к упадку. Он - один из предвестников разложения, распада этого строя и свидетельствует о начавшейся борьбе за новое общественное устройство» [17, с.15].
Эпос о Тюштяне сохранился в семи взаимосвязанных сюжетах: 1) Тюштян и эрзянская история, 2) эрзяне избирают инязора, 3) Тюштян и дочь его Кирдюня, 4) Тюштян и чудеснорожденный младенец, 5) Тюштян и сын 70-летней вдовы, 6) Тюштян и Белый Лебедь, 7) исход Тюштяна. Сюжеты имеют определенную хронологическую последовательность, воспроизводят жизнь героя от его избрания царем до таинственной смерти, что придает повествованию элемент биографичности.
В каждом сюжете Тюштян мыслится и представляется как общенациональный герой: он избирается царем всего народа, управляет всей эрзянской землей, выражает и защищает интересы всех эрзян (в эрзянских песнях) и всех мокшан (в мокшанских песнях), в которых он воспринимается соответственно как эрзянский или как мокшанский правитель.
Эти ипостаси указывают на дуалистичность образа Тюштяна. Объясняется это тем, что в своем этническом самосознании эрзя и мокша считают себя самостоятельными народностями. Эрзя в эпических песнях не упоминает мокшу, мокша - эрзю. Поэтому в эпосе и в фольклоре нет героев, идей и интересов, противопоставляющих или разъединяющих эрзю и мокшу. Соседи их мыслят единым народом, называя
иноэтнонимом «мордва». Однако сами они себя одним народом не считают, чем и объясняется отсутствие у них единого героического эпоса.
Эрзя - народ, проживающий по реке Ра (Волга), мокша - народ, проживающий по реке Мокша. Отсюда и самоназвания: от Ра - эрзя, от Мокша - мокша.
Эпос о Тюштяне героический, но не богатырский. Отсутствие у эрзи богатырского героического эпоса А.И. Маскаев связывал с отсутствием развитого феодализма [18, С. 53]. Но историческая наука наших дней убедительно показала, что эрзянский феодализм в эпоху возникновения эпоса о Тюштяне был достаточно зрелым, примерно на том же уровне, что и у соседних народов. Однако героический эпос формируется в период становления классовых отношений, который называется героическим веком, и степень зрелости государственности не имеет прямой связи с героизмом, так же, как и с богатырством как преимущественно русским явлением. Тезис Б.Н. Путилова: «Совокупность родовых качеств эпического героя, выделяющих его среди других типовых героев фольклора, можно определить словом "богатырство" [19, С. 67] - справедлив только по отношению к некоторым эпосам. Богатырь не есть олицетворение государственности. Русский богатырь - это воин-профессионал, обладающий гиперболизированной физической силой и находящийся на воинской службе у князя Владимира. Богатырь не обязательно герой, и богатырство не является родовым признаком героического эпоса. Это, скорее всего, черта функциональная, обусловленная родом занятий эпического персонажа. Русские богатыри отдаленно напоминают викингов и варягов, сыгравших важную роль в создании русской государственности. Они окружают князя Владимира так же, как варяжские дружинники Рюрика с приходом его в Новгород. Многие отечественные и зарубежные историки отождествляют норманов-варягов с финно-уграми, в частности с мерей, указывая на наличие их колоний в Волго-Окском междуречье, в землях эрзи в период формирования русской государственности [20, С. 39-44]. Богатырство - не определяющее, а подчиненное свойство героического эпоса. Оно характерно главным образом для воинственных этносов, чьи интересы направлены на завоевание чужих земель и богатств. Поэтому богатырские эпосы не всегда бывают героическими: героизм -прямой синоним созидательной деятельности Героя, выполняющего культурные функции: строить и воздвигать новый миропорядок. Богатырь же, как правило, действует мечом и палицей. Эрзянский Тюштян - демиург феодального общества. Он организатор и созидатель, внедряющий в жизнь людей закон и порядок, добро и справедливость, гармонию и красоту. Зло и насилие ему противопоказаны, так как он действует от имени Инешкипаза и по его воле. Он - Герой, но не воин-богатырь. Не потому, что слабосилен, а потому, что геройство не позволяет. Сюжеты о столкновении с Владимирской царицей и Сардой свидетельствуют: у Тюштяна есть богатырская сила, но он не использует ее в военных целях, ибо ему не предназначено быть богатырем.
Ввиду огромного жизненного пространства у эрзи завоевание чужих земель не запрограммировалось в ее генотипе, ее генетическое мышление свободно от экспансионистских устремлений, без чего активно функционирующее богатырство (апофеоз воинствующей физической силы) невозможно. В народном сознании Тюштян прежде всего царь. Именно так говорит о нем предание, передаваемое из
поколения в поколение. Оно то поднимает его в небесные выси, то опускает оттуда на землю, видя в нем простого человека, земного царя. Так в замечательном инязоре соединяются божественное и человеческое начала. Божественное - неизмеримо увеличивает век его жизни, человеческое - стремится к его ограничению. Но в конце концов происходит компромисс, и физическая смерть Тюштяна заменяется его исходом на небеса. Тюштян прерывает свою земную жизнь и возносится туда, откуда когда-то сошел. Иногда исход Тюштяна связывают с нашествием татар: «Последний оцязор жил около Наровчата, на горе. Когда татары начали завоевывать мокшан, оцязор Тюштян переменил жизнь. Он сел на коня и скрылся на восходе солнца. Дошел до большого леса, взошел на макушку дерева и ушел на небо» [21, с. 116]. В другом предании Тюштян уходит неизвестно куда: «Когда пришло время ему умереть, он предложил своим подданным вопрос: умереть ли ему перед глазами их или удалиться от них куда-нибудь живому и там умереть? Народное собрание на это со слезами объявило ему: "Очевидная смерть твоя будет для нас несравненно прискорбнее неизвестной твоей отлучки. После видимой смерти твоей нам не останется никакого утешения, а если ты уйдешь куда и умрешь там, то мы будем ожидать твоего возвращения". Тюштянь послушался народа и ушел неизвестно куда, а на память о себе оставил будто бы свою трубу в кустарнике близ города Керенска. В случае непогоды, когда шумел ветер, труба эта издавала звуки и мордовский народ, слыша это, с радостью говорил: "Царь наш еще жив..."» [22, С. 122]. В приведенных преданиях Тюштян уподоблен историческому царю: «Это был правитель справедливый, беспристрастный и гонитель воров. За кражу малейшей вещи он приказывал вешать преступников на виселицах» [23, С. 122]. Указывается место его правления - Наровчат, Ке-ренск; называются конкретные противники - татары. Образ Тюштяна наполнялся историзмом параллельно тому, как это происходило в сознании народа. Однако происходило это уже на стадии разрушения эпической традиции, когда песенные повествования, забываясь, перевоплощались в подобия устных рассказов и преданий. Прошлое имеет тенденцию «притягиваться» к настоящему, «догонять» его и осовремениваться (люди мыслят минувшее категориями современного сознания). Этот момент, в частности, отразился в предании, в котором смерть Тюштяна приключилась из-за его ловеласских наклонностей. Тюштян ходил со своим народом на город Владимир, приступом взял его, побил русских. Он ехал на коне по воде, и вода его удерживала. На обратном пути он также поехал по озеру. На берегу озера увидел - лежит русская девица-красавица, прельстился ее красотой, помыслил сделать с ней грех, и она погубила его [24, С. 102-104]. Тюштян погибает трагикомически, при творении «греха». Предание смеется над его страстью к женскому полу. Но оно и воспроизводит определенную истину - несравненную красоту русской девушки, перед которой не устоял даже богоподобный Тюштян, страдавший, подобно Пурьгинепазу, страстью к любовным похождениям. Поход Тюштяна на Владимир - эпическая версия упорнейшей борьбы Владимиро-Суздальских и Рязано-Муромских князей с эрзянским князем Пургасом в начале XIII в., сохраненная эрзянским и русским населением.
Через весь эрзянский эпос проходит покровительство Тюштяну Инешкипа-за, что составляет одну из важнейших его особенностей. Называется и причина
помощи Верховного Бога: Тюштян - сын земной девушки Литавы и Пурьгине-паза, сына Инешкипаза. В песнях и намека нет на то, что он больше, чем Герой. Вместе с тем существует предположение, что Тюштян трансформировался в царя из мифического божества: «По всей вероятности, загадочный Тюштя первоначально был не царем, а скорее каким-либо мифическим божеством...», «...мифическому царю Тюште, наделенному сверхъестественным даром чудотворения, собственно лишь формально не хватает в песне-легенде полагающегося ему по существу названия "паса" - "бога"» [25, с. 247-248]. По А.Г. Эндюковскому, Тюштя «заместил собою забытое впоследствии первоначальное мифическое божество, ассимилировав его имя, палеонтология которого приводит к богине матриархальной Афревразии Иштари», «поскольку же Тюштя увязывается с Jшtar, а последняя - божество женское, постольку выходит, что Тюштя-инязоро (или просто азоро, означающее в песне то же самое "царь"), когда-то, в палеонтологическом прошлом, не только не был царем, но сначала даже не был мужчиной, точнее - не мужским божеством, а женщиной, женским божеством (на стадии матриархата). Мужской облик мифический Тюштя должен был получить на стадии патриархата» [26, с. 248]. Данная точка зрения не лишена основания. Возможно, действительно имя Тюштян трансформировалось от Иштар, а первоначальное божество на стадии патриархата и раннеклассовых отношений, когда стал складываться героический эпос, перевоплотилось в инязора-демиурга, став наместником бога на земле подобно Иисусу Христу и Магомеду. В пользу такого предположения склоняет наличие озксов-молений в честь Тюштяна. К нему обращаются с мольбой так же, как к Стакапазу и другим божествам [27, С. 128-132]. В молении Тюштян определяется как «пеле паз» (полубог»), выполняющий, как и в песнях, функции посредника между эрзянами и Инешкипазом. Из обращения молящихся к нему с просьбой защитить их от звезды-змеи видно, что он представляется им инязором, возведенным до статуса божества. Об этом говорит и то, что Тюштян, как и Инешкипаз, называется создателем эрзянского народа, из его крови и плоти эрзяне «родились, расплодились, полземли заселили». К божеству Тюштяна приближает и его способность оказывать воздействие на предметы и явления как с помощью физической силы, так и посредством слова и духа. Он может предопределять ход событий, предотвращать зло. Тюштян, «умерший» на земле, продолжает жить на небе как божество, поэтому его «смерть» понимается как перевоплощение в другое качество, из одной формы бытия в другую, более высокую и всеобъемлющую.
Эпос о Тюштяне изобилует мотивами русско-эрзянских отношений, главное в которых - неприятие русской экспансии, стремление сохранить национальную и государственную самостоятельность. Эрзяязычные и другие финские племена, оказавшись в эпицентре русских интересов и интенсивных этно-политических процессов, за несколько веков были поглощены более могущественной Русью, которая сама вследствие этого стала в подавляющей степени финской страной в генеалогическом отношении. Сознание этого факта зафиксировала уже «Повесть временных лет» в рассказе о походе Олега на Киев: «В год 6390 (882). Выступил в поход Олег, взяв с собою много воинов: варягов, чудь, славян, мерю, весь, кривичей.», «И сел Олег, княжа, в Киеве, и сказал Олег: "Да будет матерью
городам русским", И были у него варяги, и славяне, и прочие, прозвавшиеся русью» [28, С. 27]. В имя «Русь» вошли, таким образом, наряду с варягами и финские племена - чудь, весь и меря. Главный русский богатырь Илья Муромец из села Карачарова из-под города Мурома по происхождению финн [29]. Село Карачарово и город Муром еще в XVII в. были эрзянскими населенными пунктами. Голландец Стрюйс в описании путешествия из Москвы в Астрахань 24-27 мая 1669 г. отмечает: «.Из Ляхов отправились в Муром (Могита). Этот маленький городок, населенный москвитянами и татарами, называемыми мордвой (МоМот^) составляет границу последних, хотя находится под властью царя» [30, С. 188]. Из бывших финно-угорских городов также Добрыня (Рязань), Алеша Попович (Ростов), Дюк (Галич). Этим объясняется отсутствие в эрзянском фольклоре антирусских мотивов. Об изначальной интегрированности эрзянского мира с русским миром свидетельствует и летописная Пургасова Русь [31, С. 192]. Эрзянское княжество, возглавляемое князем Пургасом, русский летописец называет Русью, мысля его, скорее всего, как подобие одного из русских феодальных государств с эрзянским/мокшанским населением.
Героический эпос эрзи формировался как многосюжетное и многогеройное повествование с циклизацией произведений вокруг имени того или иного персонажа, что содержало в себе предпосылки появления эпопеи с возможностью ее перевоплощения в книжную форму и с возникновением необходимых условий для этого, а именно: развитой письменной литературы и высокого уровня научных исследований по фольклору и истории народа. Первым опытом создания книжной формы героического эпоса является «Мордовская история» Т.Е. Завражнова и С.А. Ларионова, содержащая некоторые черты героического повествования. «Масторава» (1994) есть авторская концепция аутентичного героического эпоса, созданная в соответствии с требованиями книжной (литературной) его формы, к которой относятся произведения, написанные на основе подлинного фольклорного материала, мифов, песен и сказаний. Такого рода эпосы не есть возрождение в современных условиях древних фольклорных форм - они их литературные версии, изложенные на языке поэта, увиденные сквозь призму его мировидения и таланта. Как невозможно выдумать историческую эпоху, так невозможно сочинить эпос о прошлом, который всегда есть порождение конкретных событий и идей. Передаваясь изустно от поколения к поколению, он изменяется в языке и поэтической форме, а отчасти и в содержании. Смещение времен, перенесение эпохи Грозного в век Тюштяна, эпохи Золотой Орды в русских былинах в век Владимира Святославича или наоборот - перенесение Тюштяна в век Грозного, Владимира Святославича - в эпоху Золотой Орды свидетельствует об идеологической трансформации эпоса: новые социальные потрясения оказываются настолько переломными, что укладываются в один ряд с процессами первотворения. Происходит «архаизация» настоящего для его предельной актуализации. Время в героическом эпосе имеет постоянную величину - Век Тюштяна. Но в этом замкнутом времени происходят события, образуя потоки движущегося времени, имеющего сюжетное измерение, которое может идти в любом направлении, вбирая в себя события разных эпох, меняя их местами. В идеальном мире, каковым является эпос, всё субъективно: события, люди, время. Движение понятий и мыслей под-
чиняется иной логике, нежели движение вещей. В русских былинах богатыри неизменно побеждают ордынцев, и тем не менее золотоордынская сила остается непобедимой. В эрзянском эпосе Тюштян всемогущ, пользуясь помощью богов, однако бессилен перед русским царем. На подобного рода логические изломы способно только многослойное фольклорное мышление. Поэтому попытка того или иного автора, даже гениального, создать «народно-героический эпос» заведомо несостоятельна. Книжные эпосы типа «Калевалы», «Калевипоэга», «Масто-равы» - плод глубочайших научных разысканий и талантливейшей поэтической идентификации, но не результат только литературной обработки.
Сюжеты, герои и события в эпических произведениях суть олицетворенные идеи и понятия, чувства и переживания, ставшие наиболее актуальными в народном сознании и потому передающие важнейшее направление его развития. Сюжет заключает в себе квинтэссенцию исторически назревшей проблемы и способ ее разрешения, герои выступают как средство и орудие реализации проблемы, события показывают, как сюжет реализуется в действиях героев. Сюжет и составляющие его мотивы - «не только категория художественной формы. Как поэтическое явление сюжет есть "система развернутых в словесное действие метафор", выступающих "системой иносказаний основного образа"» [32, С. 223]. В сюжетах обобщаются способы и формы разрешения конфликтов движущейся истории. Сюжет есть «концепция действительности, воплощенная в событиях, конфликтах, отношениях, в комплексе значений, явных и скрытых» [33, С. 148].
Собирание произведений героической поэзии эрзи берет начало в XIX в., особенно интенсивно оно осуществлялось во второй его половине. В это время появились «Очерки мордвы» П.И. Мельникова-Печерского [34], воплотившие ее фольклорно-этнографический образ. В них изложены мифы о сотворении мира и человека, описаны наиболее важные божества: Чам-Пас, верховный бог нижегородских эрзян; Анге-Патяй, мать-богиня, жена Чам-Паса, богиня красоты; Пурьгинепаз, бог грома и дождя; Масторава, богиня эрзянской земли, и др. В 1889 г. вышла в свет книга В.Н. Майнова «Остатки мордовской мифологии» [35], содержащая мифы об эрзянских божествах (Инешкипазе, Анге-Патяй, Пурьгинепазе, Мастораве, Ведяве и др.), о сотворении земли и человека, песни и сказания о царе Тюштяне. Информация об истории и художественной культуре Эрзи содержится в историко-этнографическом очерке И.Н. Смирнова «Мордва» (1895) [36]. Неоценимый вклад в собирание и публикацию эрзянского эпоса внес финский ученый X. Паасонен, совершивший в 1889-1890 и 1898-1902 гг. поездки в эрзянское Поволжье. Им записаны героические мифы и песни о сотворении мира и человека, о брачных отношениях богов и людей, об избрании эрзянами инязора (царя) и его правлении. Материалы X. Паасонена опубликованы в восьми книгах «Mordwinische Volksdichtung» [37] в 1938-1981 гг. Много текстов мифолого-эпического характера представлено в «Мордовском этнографическом сборнике» [38] А.А. Шахматова (1910), «Образцах мордовской народной словесности» (1882) (Вып. 1. Песни на эрзянском и некоторые на мокшанском наречии) [39], в сборнике М.Е. Евсевьева «Эрзянь морот» [40] (1928), составленном по результатам фольклорных экспедиций, в серии «Устно-поэтическое творчество мордовского народа» (1963-1987) [41]. Теория эрзянского героического эпоса,
принципы и методы изучения его сюжетов и текстов стали предметом всестороннего осмысления в трудах П. Домокоша («Формирование литератур малых уральских народов», 1983), М. Dugantsy («Eposet Sijzjaг», 1999), А.И. Маскаева (Мордовская народная эпическая песня, 1964), Н.Г. Юрченковой (Мифология в культурном сознании мордовского этноса, 2002). Наиболее активным и плодотворным периодом в теоретическом осмыслении героического эпоса стала вторая половина ХХ - нач. XXI в.
Вплоть до конца XX в. подходы к героическому эпосу не были определены. Наряду с аутентичным героическим эпосом некоторые литературоведы (А.В. Алешкин, П. Домокош) относили к нему поэму В.К. Радаева «Сияжар» [42, С. 164; 43, С. 78]. Аналогичной точки зрения придерживалась М. Дуганчи, посвятившая этой поэме монографическое исследование [44]. В действительности «Сияжар» не является не только народным «героизированным» эпосом, но и его литературной версией, ибо не имеет с ним связи ни в сюжетах, ни в персонажах, ни в поэтике и эстетике. А. И. Маскаев среди эпических песен выделил «песни героического содержания» [45, С. 54-267], к которым отнес песни о борьбе человека со смертью, о построении города, о девушке Литове, становящейся женой божества, о борьбе с чудовищем и об избрании племенного вождя, песни об охотнике, рыболове и коне. Из них героическими, то есть повествующими о мироустройстве, можно признать песни о Литове и о Тюште. Космогонические сюжеты и герои вообще не подвергались анализу. В 2007 г. вышла в свет монография Е.А. Федосеевой, посвященная исследованию мифологии и книжных форм героического эпоса [46].
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Эрзянь фольклор. - Саранск, 1939. - С. 211-214.
2. Устно-поэтическое творчество мордовского народа. Т. 1. Эпические и лиро-эпические песни. - Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1963. - 399 с.
3. Маскаев, А.И. Мордовская народная эпическая песня. - Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1964. - 440 с.
4. Устно-поэтическое творчество мордовского народа...
5. Марков, А.В. Отношения между русскими и мордвою в истории и в области народной поэзии в связи с вопросом о происхождении великорусского племени. - Тифлис, 1914.
6. Любомиров, П.Г. О важности изучения мордвы / Саратовский этнографический сборник. Вып. 1. Под ред. проф. Б.М. Соколова и М.Т. Маркелова. - Саратов, 1922. -С. 244-245.
7. Устно-поэтическое творчество мордовского народа...
8. Маскаев, А.И. Указ. соч.
9. Смирнов, Ю.И. Славянские эпические традиции. Проблемы эволюции / Ю.И. Смирнов. - М.: Наука, 1974. 261 с.
10. Фрейденберг, О.М. Поэтика сюжета и жанра / О.М. Фрейденберг. - М.: Лабиринт, 1997. - 448 с.
11. Аникин, В.П. Теория фольклорной традиции и ее значение для исторического исследования былин / В.П. Аникин. - М.: Изд-во Москов. ун-та, 1980. - 332 с.
12. Селиванов, Ф.М. Русский эпос: Учеб. пособие / Ф.М. Селиванов. - М.: Высш. шк., 1988. - 207 с.
13. Аникин, В.П. Былины. Метод выяснения исторической хронологии вариантов /
B.П. Аникин. - М.: Изд-во Москов. ун-та, 1984. - 288 с.
14. Фрейденберг, О.М. Указ. соч.
15. Путилов, Б.Н. Методология сравнительно-исторического изучения фольклора / Б.Н. Путилов. - Л.: Наука, 1976. - 244 с.
16. Пропп, В.Я. Русский героический эпос / В.Я. Пропп. - Л., 1955.
17. Там же.
18. Маскаев, А.И. Указ. соч.
19. Путилов, Б.Н. Героический эпос и действительность / Б.Н. Путилов. - Л.: Наука, 1988. - 225 с.
20. Юрченков, В.А. Взгляд со стороны: Очерки / В.А. Юрченков. - Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1995. - 288 с.
21. Рукописный фонд НИИЯЛИЭ при Правительстве Республики Мордовия. Л-415.
C. 116.
22. Дубасов, И.И. Очерки из истории Тамбовского края. Вып. 1 / И.И. Дубасов. -Тамбов: Тип. губ. правл., 1890. - 225 с.
23. Там же.
24. Рукописный фонд НИИЯЛИЭ при Правительстве Республики Мордовия...
25. Эндюковский, А.Г. Сюжет Тристана и Исольды в мордовском фольклоре / А.Г. Эндюковский // Тристан и Исольда. - Л., 1932. - 286 с.
26. Там же.
27. Mordwinische Volksdichtung. VI Band. Im auftrag der Finnisch-Ugrischen gesellschaft gesammelt von Ignatij Zorin. Durchgeschen und transkribiert von Heikki Paasonen. Ubersetzt von Kaino Heikkila und Paavo Ravila. Herausgegeben von Martti Kanla / H. Paasonen. -Helsinki, 1977. - 236 с.
28. Изборник. Повести Древней Руси. - М.: Худож. лит., 1986. - 448 с.
29. Асов, А. Соловей-разбойник в древней Москве // Наука и религия. - 1998. -№ 9. - С. 18-19.
30. Документы и материалы по истории Мордовской АССР. Т. 1. - Саранск: МНИИЯЛИ, 1940. - 436 с.
31. Полное собрание русских летописей. - М., 1965. - Т. 1.
32. Фрейденберг, О.М. Указ. соч.
33. Путилов, Б.Н. Героический эпос и действительность...
34. Мельников, П.И. Очерки мордвы. - Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1981. - 136 с.
35. Mainof, W. Les restes de la mythologie Mordvine // Journal de la societe Finno-Ougrienne. - Helsingissa, 1889.
36. Смирнов, И.Н. Мордва: Историко-этнографический очерк. - Казань, 1895. - 299 с.
37. Mordwinische Volksdichtung. Gesammelt von H. Paasonen. Herausgegeben und ubersetzt von Paavo Ravila. - Helsinki, 1938 - 1981.
38. Шахматов, А.А. Мордовский этнографический сборник. - СПб., 1910. - 848 с.
39. Образцы мордовской народной словесности. Вып. 1. Песни на эрзянском и некоторые на мокшанском наречии. - Казань: Типография губернского правления, 1882. - 232 с.
40. Евсевьев, М.Е. Эрзянь морот. - М.: Центриздат, 1928. - 185 с.
41. Устно-поэтическое творчество мордовского народа...
42. Алешкин, А.В. Эпос дружбы (Типология жанра поэмы в литературе народов Поволжья). - Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1985. - 184 с.
43. Домокош, П. Является ли «Сияжар» третьим финно-угорским эпосом // Аспект - 1989. Исследования по мордовской литературе. - Саранск, 1989. - С. 68-79.
44. Dugantsy, M. Eposet Sijzjar. - Uppsala, 1999. - 112 s.
45. Маскаев, АИ. Указ. соч.
46. Федосеева, Е.А. Книжные формы мордовского героического эпоса: возникновение и эволюция. - Саранск: изд-во Мордов. Ун-та, 2007. - 212 с.
Поступила в редакцию 14.04.2010
A.M. Sharonov
About the nature of epic-heroic poetry of Erzya people
It is said in the article about the heroic poetry of Erzya people, its artistic nature is disclosed, the main plots about ancient deities and heroes, about good and evil of mythological creatures are shown.
Key words: myths, heroes, myth, genre syncretism.
Шаронов Александр Маркович,
доктор филологических наук, профессор, ГУНИИГН при Правительстве Республики Мордовия
г. Саранск E-mail: [email protected]
