CC BY
34
УДК 811.111.1:796.57+811.161.1:796.57
С. О. Макеева S. O. Makeeva
Инструкция по безопасности конников как жанровая лакуна и способы ее заполнения
(на материале английского и русского языков)
Safety guidelines for trail riders as a genre lacuna and means of its substitution
(Russian and English Speech Practice)
Инструкции сферы конного туризма рассматриваются в сопоставлении иерархии коммуникативных задач, речевых тактик, характера взаимоотношений сторон и профессиональных ценностей. В статье представлена сопоставительная модель ключевого концепта БЕЗОПАСНОСТЬ НА КОННОМ МАРШРУТЕ. Интерпретируемые тексты имеют ряд заметных расхождений с жанровым прототипом, что позволяет ввести понятие "жанровая лакуна” и сделать вывод о ритуальном (несмысловом) характере речевого взаимодействия.
The article presents a contrastive analysis of safety guidelines for trail riders: hierarchy of communicative tasks, speech tactics, character of addresser-addressee relations as well as occupational values. The key scenario ‘Safety for Equestrians’ is modelled for both cultural contexts.The texts under analysis deviate in a significant way from the genre prototype. This allows for a conclusion about non-meaningful ritualistic character of the given discursive practice and makes introduction of a notion ‘genre lacuna’ necessary.
Ключевые слова: концепт, речевые тактики, инструкция по безопасности, лакуна, образ, профессиональный дискурс.
Key words: concept, occupational discourse, safety guidelines, speech tactics, lacuna.
В последние годы наметилась тенденция изучения межличностного профессионального общения с этнокультурных позиций, осознание речевого поведения людей как культурного феномена, влияющего на эффективность профессиональной коммуникации [4, 2, 12, 7, 14, 1, 3]. Эти работы свидетельствуют об интересе к речевой культуре уникальных групп, выделенных по какому-то признаку
© Макеева С. О., 2013
и объединенных ценностными ориентирами, причем предпочтение отдается наиболее сложному, комплексному подходу - речевому портретированию.
Речевые практики конных клубов, отразившие период изменения приоритетов, нормативной перестройки и коммуникативных сбоев корпоративной группы, целесообразно рассматривать с позиций моделирования целостного речевого портрета. Данный подход обусловил рассмотрение не только коммуникативных сфер, традиционных для данной группы, но и осваиваемых впервые. К ним можно отнести сферу деловой коммуникации.
Увеличение удельного веса сферы деловой коммуникации в общем объеме дискурсивных практик, представленность и разнообразие жанров этой сферы можно считать сигналом перехода той или иной профессиональной области на рельсы институциональной деятельности. Общеизвестная взаимозависимость, взаимообусловленность протокольных текстов в рамках делового дискурса позволяют корпоративной группе конников без особых затруднений выделить сферы деловой коммуникации, на данный момент не «заполненные» текстами: договора об аренде денника, устав клуба, договор об обучении и пр.
Для отдельного клуба отсутствие того или иного текста из пакета документов, необходимых для получения статуса юридического лица может быть обозначено как лакуна, а точнее, лакуна корпоративного дискурса. Она легко заполняется путем заимствования и модификации прототипов, уже выработанных в рамках всего профессионального сообщества. Изучение корпуса коммуникативных практик конных клубов позволяет сделать допущение о существовании лакун более высокого уровня иерархии, а именно жанровых. Под жанровыми лакунами мы понимаем отсутствие в корпусе речевых практик, продуцируемых на уровне всего профессионального сообщества, текстов определенной функциональной отнесенности, успешно решающих специфические коммуникативные задачи. Причинами существования подобных лакун, по всей видимости, является в первую очередь специфика и условия профессиональной деятельности; приоритетной задачей для профессионального сообщества в данном случае представляется заполнение «пустот», а не соответствие текста обобщенному жанровому прототипу, норма-
тивность либо перлокутивный эффект. Одной из жанровых лакун конного рекреационного бизнеса является инструкция по технике безопасности на конном маршруте.
Инструкции, бесспорно относящиеся к деловой коммуникации, довольно редко становятся предметом специального исследования. Л.В. Рехтин [10] рассматривает полевую организацию инструкций, Т.А. Ширяева [13], ставя целью создание интегративной многомерной модели делового дискурса, затрагивает данный жанр в контексте кооперативного взаимодействия. Интерес представляет статья С.А. Канащук [5], отмечающей изменение конвенций текстов инструкций для пользователей под влиянием зарубежных аналогов, созданных в рамках культуры с другим уровнем контекстности и дистанцирования по вертикали. А.В. Карпова, В.А. Морева [6] рассматривают близкородственный жанр административных объявлений также с лингвокультурных позиций. За исключением одной публикации [16], нам не встречались работы, где рассматриваются инструкции одной специализированной области. Между тем данный ракурс представляется плодотворным, так как позволяет получить представление о степени и характере модификации прототипа в различных корпоративных дискурсах.
В качестве стартовой позиции нашего обзора приведем определение жанра инструкции, сформулированное Л.В. Рехтиным: «сущность речевого жанра инструкции может быть выражена следующим целевым определением: инструкция - это текст, который осуществляется с целью дать указания относительно осуществления какого-либо мероприятия» [10, с. 26]. Отметим, что автор сознательно объединяет такие понятия, как «инструкция», «руководство», «памятка», «правила» и т. д. Критериями принадлежности текстов к жанру инструкции автор считает, прежде всего:
1. Взаимообусловленность инструкции и типового договора, оговаривающего характер взаимоотношений сторон: «отсутствие договора, предусматривающего ответственность адресата за невыполнение, указывает на то, что взаимоотношения субъектов в поликлинике инструкцией не являются» [ibid, с. 56].
2. Обусловленность инструкции деловым побуждением, а не культурной либо ситуативной конвенцией: «обусловленность инструкции культурной конвенцией невозможна по двум причинам: во-
первых, культурные “указания” побуждают к заранее известному адресату действию, которое он не выполняет по причине нежелания, невнимания и т. д., инструкция же побуждает, сообщая новую информацию. Во-вторых, если культурное “указание” каузирует действие посредством сообщения новой информации, то данное действие является прагматически нерелевантным для достижения результата, тогда как инструкция называет действия, необходимые для получения положительного прагматического результата. Таким образом, инструкция не является культурным “указанием”» [ibid, c. 52].
Аргументация автора представляется убедительной; вместе с тем, в исследуемой нами области жанровая лакуна инструкций заполняется с нарушением данных ограничений:
> в русскоязычном дискурсе подавляющее большинство конных маршрутов оформляются типовым договором туроператора и клиента, регулирующим правовое поле предоставле-ния/непредоставления рекреационной услуги и не отражающим специфику тура. Инструкция по технике безопасности на конном маршруте, таким образом, не имеет юридического обоснования, решает ряд смежных задач без распределения речевых ролей -т. е. является своеобразным жанровым симулякром;
> в англоязычном дискурсе договор снимает ответственность за жизнь, безопасность, имущественный ущерб, причиненный клиенту, с поставщика услуги, уничтожая отношения взаимообязанности. Это диктует принципиально иной характер инструкции по безопасности, основанной на корпоративной культурной конвенции; фактически, «псевдоинструкции».
Симулятивный, подражательный характер речевой практики не является помехой для решения нашей задачи - моделирования речевого портрета профессионального деятеля, т.к. позволяет выявить культурообусловленную специфику иерархии целей, характер обозначения и взаимодействия субъектов отношений, набор и иерархию тактик воздействия, а также ценностей, актуализированных в данных текстах. Использование методов включенного наблюдения, когнитивного эксперимента, привлечение «отработанных» новелл профессиональных деятелей, представляющих собой периодически повторяющиеся высказывания в сходных условиях -воспоминания, рассказы о конных походах с участием рассказчика,
позволяет дать оценку данных речевых практик с позиции принципа кооперации, лежащего в основе прототекста жанра инструкции. Вслед за Т.А. Ширяевой, мы допускаем, что адресант в рамках данного жанра делового дискурса «никогда не ставит целью только передать сообщение: ему важно, чтобы смысл сообщения дошел до социально связанных с ним людей и был правильно понят; в противном случае имеет место несмысловое взаимодействие» [13, c. 147]. Отсюда следует, что создание коммуникативных помех, препятствующих адекватному пониманию текста, свидетельствует о коммуникативной несостоятельности адресанта, либо о выполнении текстом, подлежащим интерпретации ряда факультативных задач, вступающих в противоречие с его основной функцией - обеспечение безопасности рекреационной деятельности.
В совокупности данные задачи перекрываются программной задачей анализа речевых практик, сформулированной Н. Фэрклафом: «...to make visible through analysis, and to criticize, connections between properties of texts and social processes and relations (ideologies, power relations) which are generally not obvious to people who produce and interpret those texts, and whose effectiveness depends upon this opacity.» [15, c. 97]1.
Материалом исследования послужили инструкции по технике безопасности 50 наиболее популярных маршрутов «экстремального погружения» - экотуров, где поддержка автотранспортом и своевременная эвакуация туриста во время дневного перехода затруднена или невозможна.
Напомним, что «в высказывании должны быть так или иначе обозначены такие базовые параметры коммуникативной ситуации, как указание на общую функцию (прагматику) высказывания (является ли оно приказом, вопросом, советом или сообщением)» [9, c. 39]. В русскоязычном профессиональном дискурсе мы имеем дело с инструкциями, понимаемыми как некий свод правил поведения, обязательный к исполнению. Подавляющее большинство рассмотренных примеров имеет авторитарный, прескриптивно-директивный
1
1 «...выявить посредством анализа и дать критическую оценку зависимости текстов от социальных процессов и практик (идеологии, социальных ролей); данная зависимость зачастую не осознается адресантом и получателем текста, тогда как ее осознание - условие успешности создания текста и его интерпретации» (перевод наш. - С.М.)
характер. Очевидно, ими решается задача репрезентировать для слушающего эксплицитно или имплицитно ту часть общих знаний, которая дает возможность сделать вывод о последствиях действий адресата, восполнить информационную лакуну в его знаниях и побудить к выполнению директив адресанта. Итак, второе ограничение обусловлено самой природой сопоставляемых текстов, отра-отраженных в их заглавии.
В англоязычной практике жанровая лакуна заполнена текстами, имеющими ряд родственных наименований: Safety Guidelines for Trail Riders/ Руководство по безопасности на конном маршруте // Safety tips / Советы по безопасности // Trail Manners/ Поведение на маршруте// Trail Etiquette / Этикет туриста // Equestrian Trail Culture / Культура поведения на конном маршруте. Общая черта данных текстов - их суггестивный, некатегоричный характер, выполнение ими функций памятки, расстановки приоритетов для адресата, уже ин-корпрорировнного в досуговую культуру наездников. Ср.: «различие между культурным “указанием” и инструкцией заключается в том, что первые побуждают к действию, о необходимости выполнения которого адресату известно априорно, тогда как последние сообщают информацию о необходимом действии, причем функцию непосредственного побуждения к действию инструкция не выполняет. Другими словами, если культурные побуждения применяются тогда, когда адресат знает, но не хочет, то речевой жанр инструкции используют тогда, когда адресат желает выполнить действие, но не знает как» [10, c. 51].
Подобное расхождение - обусловленность инструкции культурной, а не деловой конвенцией - можно объяснить лингвокультурными доминантами (дистанцированность, принцип вежливости); объяснение вполне закономерное, но не исчерпывающее. В рамках корпоративного дискурса подобное расхождение объясняется разным способом реализации тактики «перекладывания ответственности», о чем будет сказано далее.
Обратимся далее к репрезентации в текстах коммуникативной диады «агент-клиент». Ограничение и экспликация целевой аудитории - непреложное «правило» жанра инструкций, условие их содержательной ценности и выполнимости: ср.: «чем адекватнее, детальнее модель адресата, тем меньше усилий нужно прилагать
для обратной связи.» [13, c.191]; «структура текстов инструкций, с одной стороны, продиктована логикой потенциальной целевой аудитории, с другой стороны, эта структура сама выстраивает логику мышления читателей» [5, c.18]. Традиционным считается деление целевой аудитории на специалистов и неспециалистов; в последнее время, в связи с освоением мужчинами и женщинами гендерно «чуждых» занятий (например автодело, кулинария), появляются инструкции «для дам» либо «для мужчин-домохозяек», отмеченных меньшей степенью формализации структуры, тенденцией к избыточности информации (вплоть до официализации бытового повествования) и рядом полифонических включений (См. [11]).
Англоязычные «указания» имеют четко очерченный адресат -группу специалистов: Only competent riders should use the trails / Этот маршрут - только для подготовленных всадников // for experienced riders only / только для опытных всадников // for equestrians used to cross-country rides / для всадников, имеющих опыт «пересеченки». Вербальные средства представления диады в большинстве случаев заимствованы из жанра договоров об оказании услуги: provider/participant. Лица, сопровождающие туристов на маршруте, обозначены как «provider’s personnel», что свидетельствует об отсутствии у них особой статусной роли в сценарном фрейме «безопасность на конном маршруте»: Participant understands that the presence of provider’s personnel is no assurance of participants safety nor lessens any risks assumed by participant /Участник тура отдает себе полный отчет в том, что присутствие сопровождающих лиц - устроителей сафари не является гарантом его безопасности и не уменьшает возможные риски, которым он подвергает себя.
Альтернативное обозначение диады guide/rider(s), equestrian (проводник/всадник, конник) характерно для маршрутов по территориям других государств (Танзания, Марокко, Индия) и, возможно, свидетельствует о выходе за рамки правового регулирования отношений сторон, привычных для поставщика услуги.
В русскоязычном дискурсе рассматриваемая коммуникативная диада трансформируется как инструктор/турист, группа. Данные обозначения дают основание интерпретировать характер адресации текста - для неспециалиста, начинающего всадника: инструктор -
лицо, осуществляющее обучение какому-либо занятию, правильной последовательности действий. Обозначение «группа» не имеет правового обоснования, т.к. «маршрутная группа» является случайным набором физических лиц, не связанных общей деятельностью; данное обозначение уместно для педагогического, а не делового дискурса. Альтернативное обозначение диады провод-ник/конник(и) характерно как для внутренних маршрутов, так и маршрутов по территории государств СНГ и свидетельствует о другом уровне вовлеченности сопровождающих лиц: это чаще всего владельцы и поставщики лошадей для конных маршрутов либо их представители.
Инструктор на конном маршруте является обладателем санкционированной власти, способным осуществлять наказание нарушителей дисциплины: За нарушения инструкции и действия со стороны туристов, наносящих материальный ущерб инвентарю и создающих угрозу здоровью животным, инструктор вправе снять туриста с маршрута.
Представляется уместным представить несколько наблюдений о гендерной переадресации инструкций. Следует отметить, что верховая езда - занятие, где изменение лингвокультурных гендерных ролей весьма заметно: в настоящее время от 70 до 90 % туристов на конных маршрутах России составляют женщины; в Австралии, США на конных маршрутах гендерный паритет пока что сохраняется. В англоязычном дискурсе следы «сдвига адресации», ориентации инструкции на изначально «чуждую» аудиторию проявляются в шутливо-ироничном звучании фрагментов, меньшей степени формализации: A girl can't stop a running horse by hanging on to its tail and yelling "whoa!" when the horse doesn’t want to whoa /Девушки! У Вас не получится остановить бегущую лошадь, если Вы вцепитесь ей в хвост и будете кричать ««Тыра, стой», а лошадь не хочет ««ты-ра-стой!» //Don’t wear dangly long earrings, it’s wasted effort on this route anyway / Не надевайте крупные подвески, все равно на этом маршруте их некому оценить. В некоторых типовых контекстах (например, успешность управления животным, обусловленная психологическим состоянием всадника), отмечаются «политкорректные» замены местоимений и конструкции предложений: An alert rider predicts threats and reassures their horses upon exposure. A nervous
rider predicts threats and only makes matters worse. Опытный всадник (всадница), предвидя опасность, заранее успокоит лошадь. Всадник-паникер, предвидя опасность, заставит лошадь еще сильнее испугаться. Цель подобной замены - подчеркнуть, что успешность управления не является гендерно детерминированной.
В русскоязычном дискурсе подобная переадресация либо произошла, либо культурный контекст «задает» большую степень формализации текста, ср.: Туристу желательно иметь короткие ногти на руках: длинные (накладные) запутываются в гриве, обламываются и могут быть помехой // туристу не рекомендуется использовать обувь на высоком каблуке (шпильки) или на рифленой подошве // распущенные волосы могут зацепиться за ветки и послужить причиной падения всадника. Стандартное использование существительных мужского рода, 3-го лица для обозначения адресата в данных фрагментах создает комический эффект, законами жанра не предусмотренный.
Перейдем к ключевому вопросу прагматики инструкций в сопоставляемых дискурсах - набору речевых тактик воздействия, их иерархии и способах реализации. В корпоративном дискурсе ведущими тактиками являются тактика перекладывания ответственности и тактика информирования. Рассмотрим их последовательно. В отношении реализации тактики перекладывания ответственности существенны моменты:
а) данная тактика ответственности не является главенствующей в прототипе инструкции, т.к. противоречит принципу кооперации; корпоративные инструкции в данном случае «атипичны» в обеих лингвокультурах;
б) в рассматриваемых текстах именно перекладывание ответственности «задает» информативную составляющую инструкции -уровень, объем и характер подачи необходимых для туриста сведений;
в) ПЕРЕКЛАДЫВАНИЕ ОТВЕТСТВЕННОСТИ может рассматриваться как сценарный фрейм, где наполнение семантических компонентов ‘субъект (кто)’, ‘объект (за что)’, ‘обстоятельства (в каких случаях)’ обусловлены особенностями корпоративной лингво-культуры.
В англоязычных текстах тактика перекладывания ответственности реализуется при помощи дублирования в тексте «указаний» соответствующего параграфа договора об указании услуг, имеющего юридическую силу.
Анализ корпуса текстов позволяет выстроить следующую схему: субъект (адресант) => объект (жизнь, здоровье и имущество адресанта) => обстоятельства (исчерпывающий перечень рисковых факторов конного маршрута: 1) лошади, 2) передвижение верхом, 3) погодные условия, 4) особенности местности, 5) дикие животные, 6) люди (в т.ч. представители агента). В инструкциях эксплицированы составляющие объективной картины ситуации «конный маршрут» и частично компенсируются информационные лакуны клиента в отношении шести вышеперечисленных факторов потенциальной угрозы безопасности.
Анализ русскоязычных аналогов «указаний» для конников позволяет сделать ряд парадоксальных наблюдений:
а) С одной стороны, экспликация ключевой, руководящей и организующей роли инструктора на маршруте (Ср.: отвечает за безопасность туристов..., следит за дисциплиной на маршруте..., определяет порядок и темп передвижения, организует деятельность группы), подчеркивание субординации туристов (Строго выполняйте все указания и команды инструктора // группа обязана строго подчиняться инструктору) свидетельствует о переносе сценарного фрейма ПРОЕЗД В АВТОТРАНСПОРТЕ на ситуацию КОННЫЙ МАРШРУТ: ср.: «Водитель выступает как лицо, уполномоченное давать пассажирам “указания”, что обусловлено юридически: водитель несет ответственность за пассажиров, за автомобиль, за качество предоставления услуг и т. д., пассажиры в свою очередь при посадке в салон принимают на себя обязательства вести себя в соответствии с правилами поведения в общественном транспорте [10, с. 54];
б) С другой стороны, характер директивов и прескриптивов, включенных в текст инструкции для новичков, не свидетельствует об учете общих фоновых знаний, о нацеленности на «смысловое взаимодействие», соблюдении принципа кооперации: турист дол-
л
жен: сохранять прочную посадку1, не распускать поводьев, не терять управления лошадью//если лошадь собирается ложиться2
о
или понесла3, немедленно сообщить об этом инструктору.
Сценарный фрейм ПЕРЕКЛАДЫВАНИЕ ОТВЕТСТВЕННОСТИ в русскоязычном дискурсе получает следующую модификацию: субъект (адресант) => объект (здоровье и жизнь животных, сохранность амуниции и снаряжения, т.е. собственности адресата) => обстоятельства (некомпетентная реакция адресанта на рисковые факторы конного маршрута: лошади, передвижение верхом, погодные условия, особенности местности, дикие животные, люди (третьи лица; представители агента не включены в данный перечень)).
Обратимся к следующей тактике - тактике информирования. Анализ корпуса материалов позволяет утверждать, что концепт БЕЗОПАСНОСТЬ НА КОННОМ МАРШРУТЕ имеет сценарный характер и в самом общем виде может быть представлен формулой «стимул (риск, вызов) - реакция (ответное действие)». Как уже упоминалось, в профессиональной практике выделяется 6 групп рисковых факторов: лошади, верховая езда, погодные условия,
особенности рельефа местности, другие животные, люди (члены группы, сопровождающие лица либо третьи лица). Соответственно, в обоих лингводискурсах можно выделить 6 субсценариев, обозначенных как «предписанное поведение в случае наличия того или иного рискового фактора».
Их последовательный обзор в сопоставлении двух лингвокуль-тур позволил выявить следующие закономерности:
1
' Прочная посадка - ключевой профессиональным концепт [Подробнее см. 8]; трактуется как искусство, вырабатывается годами.
2 Заседланная лошадь при перекатывании может сломать седло и травмировать себе спину; страх наказания за «намерение прилечь» заставляет походных лошадей ... совершать неблаговидный поступок быстро, без свойственного им в другой ситуации рефлекторного поведения («грести» ногой, принюхиваться): интерпретация намерений для новичка - задача непосильная.
3 В контексте безопасности туриста указание лишено всякого смысла: в конси-туации «лошадь пошла на унос» всадник либо справляется с ситуацией сам, либо падает; в силу стадного инстинкта походных лошадей попытка инструктора догнать и остановить неуправляемую лошадь приведет к «панике табуна» и угрозе безопасности всех туристов. С другой стороны, неуправляемая лошадь может травмировать себя и испортить амуницию; ценность данного «указания» в контексте тактики перекладывания ответственности вполне очевидна.
152
Для русскоязычной практики более существенным оказывается сохранение ф о р м а л ь н ы х характеристик прототекста (повелительное наклонение, безличные высказывания с модальностью долженствования и следования); инструкция авторитарна в методах представления информации, продиктована завышенными ожиданиями автора относительно фоновых знаний слушающего и не учитывает реального положения дел. Отсутствие четкого образа адресата придает текстам полифонический характер - в них зачастую смешиваются элементы должностной инструкции, инструкции пользователя и собственно инструкции по технике безопасности. Русскоязычные тексты менее адаптированы к потребностям корпоративной коммуникации, в них нередки включения элементов текстов - прототипов (инструкции безопасности для туристов). При вы-выборе поддерживающих речевых тактик предпочтение отдается тактикам, реализующим стратегию подчинения: угрозе, приказу, запрету. Неполнота представленной информации, введение в текст инструкции заведомо невыполнимых требований свидетельствуют о приоритете интересов адресанта над интересами адресата. Доминантой в иерархии субсценариев является фрейм ПРАВИЛА ПЕРЕДВИЖЕНИЯ НА КОННОМ МАРШРУТЕ. В ценностном поле концепта БЕЗОПАСНОСТЬ наибольшее выдвижение получает сема «дисциплина».
Для англоязычных аналогов-заместителей жанровой лакуны приоритетом является обеспечение совпадения когнитивных пространств адресата и адресанта, учет степени подготовки и «включенности» адресата. Детализация модели адресата позволяет шире варьировать семантические средства реализации речевых тактик (использование терминологии, номенклатурных наименований, наличие особого запаса лексики и фразеологии, включение в текст сложносокращенных слов, аббревиатур). При выборе поддерживающих речевых тактик предпочтение отдается тактикам, реализующим стратегию кооперативного взаимодействия: совету, косвенному побуждению. Детализация и разнообразие субсценариев, значительное варьирование содержания текста в зависимости от маршрута конного похода могут свидетельствовать о приоритете интересов адресата. Доминантами в иерархии субсценариев являются фреймы ЭКИПИРОВКА И АМУНИЦИЯ, ЛЮДИ. В ценностном
поле концепта БЕЗОПАСНОСТЬ наибольшее выдвижение получает сема «сотрудничество».
На протяжении нашего обзора мы не раз подчеркивали, что исследуемые тексты нельзя в полной мере считать инструкциями -это «заполнители» жанровой лакуны, заимствованные корпоративной группой и в какой-то мере адаптированные для потребностей профессиональной коммуникации. Процесс их адаптации осуществляется параллельно с поиском корпоративной нормы, выработкой нормативной регуляции отношений сторон. Насколько в этом процессе довлеют нормы социума? Может ли социолект выработать нормы ролевого регулирования, отличные от лингвокультурного прототипа? В какой мере ценностный аспект инструкций является компенсаторным? Мы не можем обойти данные дискуссионные вопросы; тем не менее, аргументированный ответ на них может быть получен при систематизации текстового материала инструкций ряда профессиональных областей.
Список литературы
1. Анохина В.С. Стратегии и тактики коммуникативного поведения в малой социальной группе (семье) // Вестник Ставропольского государственного университета. - 2008. - № 56. - С. 64-71.
2. Бобарыкина Н. А. Общение в малой социальной группе: дис. ... канд. филол. наук. - Саратов, 2003. - 200 с.
3. Бойко Б.Л. Основы теории социально-групповых диалектов: дис. ... докт. филол. наук. - М., 2009.
4. Загоруйко Ж.С. Профессиональный «портрет» малой социальной группы: структурно-семантическое и стратификационное описание: автореф. дис. . канд филол. наук. - Пермь, 1999. - 14 с.
5. Канащук С.А. Структурные, стилистические и коммуникативные особен-
ности традиционных текстов дискурса инструкций. URL: http://sun.tsu.ru/mminfo/000063105/344Лтаде/344-018.pdf (дата обращения:
17.02.12).
6. Карпова Н.А., Морева, А.В. Коммуникативные тактики побуждения в речевом жанре (на материале административного объявления в русском и немецком языках) // Язык и культура. - 2010. - № 1(9). - С. 24-32.
7. Колобова А.А. Социопрагматика корпоративного дискурса (на примере текстов корпоративных кодексов американских компаний): автореф. дис. . канд. филол. наук. - ДВГУ, 2007. - 23 с.
8. Макеева С.О. Посадка/Seat: инволюция и актуализация концептов в сопоставительном аспекте // Система и среда: человек, язык, общество / сб. науч. тр. - Нижний Тагил: Изд-во НГСПА, 2009. - С. 145-156.
9. Мечковская Н.Б. Общее языкознание: Структурная и социальная типология языков. - М.: Флинта: Наука, 2001. - 312 с.
10. Рехтин Л.В. Речевой жанр инструкции: полевая организация: дис. ... канд. филол. наук. - Горно-Алтайск, 2005. - 194 c.
11. Тубалова И.В. Официально-деловой дискурс как прототекстовая среда бытования диалектного текста // Вестник Томского государственного университета. - 2010. - № 1 (9). - С. 80-90.
12. Харченко Е.В. Модели речевого поведения в профессиональном общении: монография. - Челябинск: Изд-во ЮУрГУ, 2003. - 337 с.
13. Ширяева Т.А. Когнитивное моделирование институционального делового дискурса: дис. ... докт. филол. наук. - Краснодар, 2008. - 540 с.
14. Щитова Н. Г. Общение в малой социальной группе: на материале анализа речи участников реалити-шоу "Дом-2" : дис. ... канд. филол. наук. - Таганрог, 2007. - 386 с.
15. Fairclough N. Critical Discourse Analysis. Boston: Addison Wesley, 1995. - 252 p.
16. Karlsen J.E., Valen H. The Social construction of HSE Culture (The case of Norwegian Petroleum) // Safety Science Monitor- 2011. - № 1. - С. 1-8.
