CC BY
21
УДК 343
ББК 67.4 © Е.С. Жигарев, 2018
Научная специальность 12.00.08 — уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право
ИНДИВИДУАЛЬНО-НАУЧНЫЙ ПОДХОД КАК МЕТОД ПОЗНАНИЯ ПРЕДМЕТА КРИМИНОЛОГИИ
Евгений Семенович Жигарев,
профессор кафедры криминологии, доктор юридических наук, профессор, Почетный член (академик) Российской академии естественных наук (РАЕН) Московский университет МВД России имени В.Я. Кикотя (117437, Москва, ул. Академика Волгина, д. 12)
Аннотация. Оценка с позиции идеологического многообразия и свободного выражения личной научной точки зрения, гарантированных сегодня Конституцией РФ, пригодности в новых условиях использования монистического учения марксизма и его диалектического материализма в качестве методологии криминологической теории. Действительно в период советского тоталитаризма, когда криминологическая проблема причин преступности объявлялась проблемой политической, на выражение индивидуально-научной позиции ученого-криминолога был наложен запрет. Более того, партийный диктат обязывал каждого ученого придерживаться единой идеологической установки: доискиваться до социальных причин, порождающих преступность. При таких обстоятельствах должного развития криминологической теории не могло быть по определению. Говорится об индивидуально-научном подходе как перспективном методе познания предмета криминологии, который из-за личностных особенностей, зависящих от умственного потенциала, нравственных установок и мировоззренческо-философских предпочтений ученых, весьма многообразен, что и будет способствовать реальному развитию криминологической теории.
Ключевые слова: индивидуально-научный подход, движение материи, личностное начало в человеке, деятельность, нравственность, свобода воли, инстинкт.
INDIVIDUAL-SCIENTIFIC APPROACH AS THE METHOD OF THE KNOWLEDGE OF THE OBJECT OF CRIMINOLOGY
Evgeniy S. Zhigarev,
Professor of Department of Criminology, Doctor of Law, Professor,
Honorary member (academician) of the Russian Academy of Natural Sciences (RANS) Moscow University of the Ministry of Internal affairs of Russia named after V.Ya. Kikot' (117437, Moscow, ul. Akademika Volgina, d. 12)
Abstract. Article is dedicated to estimation from the position of ideological variety and free expression of the personal scientific point of view, guaranteed today by constitution RF, fitness under the new conditions of using the monistic study of Marxism and its dialectic materialism as the methodology of the theory of criminology. Actually in the period of the Soviet totalitarianism, when the criminology's problem of the reasons for criminality declared by the problem of the political, to the expression individual-scientific position of scientist-criminologist was superimposed prohibition. Moreover, party dictates forced each scientist to adhere to the united ideological installation: to search to the social reasons, which generate criminality. Under the circumstances prevailing the proper development of the theory of criminology it could not be regarding.
Keywords: individual-scientific approach, motion of matter, personal beginning in the man, activity, morals, the free will, the instinct.
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Для цитирования: Жигарев Е.С. Индивидуально-научный подход как метод познания предмета криминологии. Вестник экономической безопасности. 2018;(3):139-45.
Автор данной статьи исходит из представления о том, что знания не являются калькой, отражением реального положения вещей, а конституируются ученым (исследователем) в зависимости от мотивации познания, личностных особенностей, мировоззрения и мироощущения, т.е. от опыта взаимодействия с миром. В этой связи можно сказать, что знания всегда соразмерны человеческому разумению, т.е. они индивидуальны и соответствуют способностям конкретной личности.
Можно отметить тот факт, что после смены политического и социально-экономического строя в нашей стране в науке криминологии стал развиваться индивидуальный подход к оценке еще в недавнем прошлом непреложных, непререкаемых идеологических догм, насаждаемых марксистским учением, позиционирующим идеологами КПСС.
О чем в данном случае будет идти речь? В первую очередь относительно идеологии и в частности о диалектико-материалистическом мировоззрении.
Для меня, по крайней мере, предельно ясно, что его не понимают не только обыватель, но и самые догматические, консервативные головы, долгое время его пропагандирующие. На каком основании, например, в криминологии продолжают господствовать положения марксистского учения о прогрессивном развитии человечества; о непременной смене низшей социально-экономической формации более высокой; о бессознательном (объективном) развитии исторического процесса? Ведь все эти положения в качестве непререкаемой заданности уже пройти не смогут; они требуют своего объяснения и обоснования.
Главная сложность, определяющая другие трудности, состоит не в том, что идеи (идеальное) возникают из практики, как полагал Маркс, а как раз наоборот, когда материальная практика объясняется идеальными соображениями конкретных людей. Но взятый из гегелевской философии диалектический ход развития мышления по аналогии неприменим к объяснению хода развития истории человечества. И этот факт уже доказан.
Сомнительным теперь кажется и применение диалектическим материализмом гегелевского термина «снятие», которое употребляется для характеристики отношения (связи) какого-либо низшего явления к высшему. Например, марксизм говорит о том, что «механическое движение включено в биологическую форму движения материи в «снятом» виде»1 [7, с. 408].
Мне, например, подобное толкование термина «снятие» не понятно. Ведь механическое движение касается перемещения физических тел в пространстве или какой-либо техники в производственной сфере. Но причем здесь биологическое движение, заключающееся в развитии живых организмов? Это же две самостоятельные формы движения, управляемые разными законами. Однако классики марксизма умышленно применили гегелевские законы (правда, в измененном виде) и категории, чтобы показать, что механическое движение неорганических (простых) предметов привело к более сложному, биологическому движению, которое опять же путем
1 Гегель же использовал смысл термина «снятие» в качестве формального приема разрешения противоречий, мыслящих противоречий, которые заложены в противоположные понятия. Развитие понятий происходит путем «снятия» противоречий, тем самым происходит движение от абстрактного к конкретному.
дальнейшего движения смогло породить психические (духовные) явления. Такая схема развития в учении марксизма называется эволюцией. По этой схеме развивается и так называемая социальная материя: от низшей формации к высшей и опять путем «снятия».
Однако речь тут должна идти не о движении от простого к сложному, от низшего к высшему, а о разности, непохожести и несходстве, одним словом, об особенностях каждой социально-экономической формации, зависящей от творчества и способности людей, ее организующих. Ведь и сам Маркс определял человека как «самоустремленное существо». Но это, на мой взгляд, правильное определение человека вступает в противоречие с его следующей мыслью, что производственные отношения, в которые необходимо вступают люди, не зависят от их воли, ибо они соответствуют определенной ступени развития материальных производительных сил. Как будто бы классик производственные отношения представлял как некую объективную реальность, исключающую самих людей, а развитие производительных сил происходит по воле некоего демиурга.
Вообще Маркс исключал саму возможность человека активнейшим образом преобразовывать социально-экономическую сферу, полагая, что индивида определяет внешняя среда, поскольку, родившись, он вписывается в уже сложившиеся производительные силы и производственные отношения, во всю культуру, и все они вместе определяют его настоящую и будущую жизнь.
Понимание личности как прижизненно возникающего продукта общественно-исторических отношений породило многие казусы, среди которых отметим следующее утверждение. Психологический склад личности является производным от деятельности человека и детерминирован развитием общественных условий его жизни.
Однако среди ученых-психологов советского периода были и те, которые вопреки идеологической установке признавали в каждом человеке наличие личностного начала как внутренней основы нравственного развития. Например, С.Л. Рубинштейн в своих научных трудах подчеркивал, что личностное развитие может быть понято как реализация индивидом своей потенциальной универсальности, все-
сторонности. Поэтому личность — не только и не столько продукт общества, она в первую очередь — развитая форма исходной сущности человека. Но «исходная сущность» человека может по каким-либо причинам и не развиться. Следовательно, говорить о человеке как личности в таком случае весьма проблематично, особенно если он преступник-маньяк или профессиональный рецидивист.
На этой позиции стоял и Л.И. Божович. Он говорил, что развитие индивида происходит не как пассивное отражение действительности, а всегда имеет свою собственную логику, свои собственные закономерности [3, с. 112].
Автор этой статьи полностью на стороне этих ученых-психологов и поддерживает их научную точку зрения. Действительно, обладая творческими природными способностями, человек переделывает все то, что застает вокруг себя: не только дом и предметы быта, но и производство с его отношениями, технику и всяческие орудия труда. Но раз он изменяет среду вокруг себя, значит, прошлое не может его определять полностью и окончательно, оно может лишь в некотором роде влиять на человека до начала его активной деятельности.
Однако Маркс говорил о стихийном, бессознательном развитии исторического процесса. Но бессознательное развитие истории связано с тем обстоятельством, что Маркс во главу угла поставил не самого человека, а его деятельность: поменявшись местами, целью стала деятельность, а средством — человек. Таким образом, у Маркса истинным субъектом истории является не человек, а его деятельность. Практическая деятельность становится субъектом истории, а человек определен во всех своих психологических и социологических определениях через ту деятельность, которую он осуществляет. Если совершил человек преступление, криминологи говорят о нем как о личности преступника и не в абстрактном отношении, а в прямом смысле этого слова, как бы он постоянно занимается преступной деятельно стью.
Но если исходить из действительного, как на самом деле происходит деятельность, которую осуществляет индивид, то речь должна идти о том, что субъект сам себя детерминирует, определяет, т.е. является причиной самого себя, а это значит, что в такой детерминации участвуют и сознание челове-
ка, и его воля, и его чувства, которые стимулируют его действия. Тогда, вопреки установке Маркса об объективности исторического развития, процесс изменения следует считать не стихийным, а сознательным, тогда нужно признать, что свои действия человек вначале обдумывает, а затем совершает. И люди ясно осознают не только, что надо производить материальные блага, но также какие строить отношения, в которые вступают между собой. Следовательно, любой труд, любое взаимоотношение человека с человеком не может быть не осознанным, поэтому повторять вслед за Марксом и апологетами его учения, что сознание есть продукт общественного развития и вне общества не существует [7, с. 414] по крайней мере некритично и бездумно.
Кроме того, делая акцент на индивидуальный подход ученого к разработке и познанию предмета криминологии, нужно переосмыслить еще одну догму марксизма, что отношение человека к самому себе становится для него возможным только лишь через посредничество, через его отношения к другому человеку. Только таким образом человек проявляет себя как личность. То есть только через внешнюю связь в процессе совместного общественного труда человек имеет возможность общения вообще. Но это ошибочное мнение.
Человек уже в самом первичном акте труда уже общается с самим собой, самый простой акт трудовой деятельности порождает внутреннее общение. Индивид просто не может не общаться с собой, и только внутреннее общение становится условием внешнего общения. Определяя себя, человек затем определяет и свою деятельность. Без этого нет ни особенной личности, ни ее внешнего общения с другими. такими же особенными личностями [2, с. 135—136].
Особенность каждой личности человека образуется путем создания им своего собственного мира, который отличают совершенно особые качества, изначально не существовавшие в природе, в первую очередь мы имеем в виду нравственность. В природном мире, как известно, ее нет. Она, как и свобода, и сознание, и совесть, в определенном смысле сверхъестественна.
Нравственность — категория духовная, принадлежащая миру трансцендентному, поэтому ее в природе нет. Нравственность человек может ощу-
щать, например, через чувство стыда, которое как раз и сигнализирует о наличии нравственности в нем. Марксизм же, объявляя ее продуктом общественного сознания, тем самым пытался придать ей характер материального явления, которое видоизменяется в зависимости от изменения общественных отношений. Но если нравственность — категория производная, тогда она может образоваться лишь от другого высшего начала. И этим высшим началом только и может являться Творец человека, а не общественное сознание, которое само есть производное образование от суммы сознаний индивидуумов.
Духовный мир, который непосредственно не воспринимается органами чувств, принципиально не может стать объектом предметно-практической деятельности ни самого сознающего субъекта, ни других людей. Т.е. духовный мир как таковой (сознание, разум, нравственность, свобода и т.п.) не являет себя, как это делает предметный мир, а лишь проявляет, обнаруживает себя в действиях и поступках человека. Можно лишь косвенно судить о разумности или, наоборот, неразумности индивида; косвенно потому, что человек в своих действиях руководствуется не только сознательностью и разумностью, но чаще всего чувствами, страстями. Поэтому сознание выражается понятиями «идеальное» или «субъективная реальность».
Христианская философия, на которую ориентируется автор, обращает внимание на внутреннюю напряженность и противоречивость душевной жизни человека. Наряду с сознанием в структуре души открывается слой, лежащий за пределами знания и не подвластный знанию. Ею признается спонтанная (т.е. независящая от внешней среды) активность души, проявляющаяся как в самопознании, в саморегуляции, в опыте общения с самим собой, а также с всевышним разумом, так и в актах своеволия, следования и подчинения страстям, что и приводит к преступлениям.
«Хомо сапиенс», — пишет Т.П. Григорьева, — человек наполовину; отсюда скептическое к нему отношение у русских мыслителей». Можно, продолжает дальше она, вспомнить Герцена, который как-то сказал, что хомо сапиенс «лишь озорная выдумка Линнея» [1, с. 91] — шведского естествоиспытателя, создателя системы растительного и
животного мира. Впоследствии и Вернадский скажет: «Мы столкнулись реально в научной работе с несовершенством и сложностью научного аппарата Homo sapiens... Он не есть завершение создания, он не является обладателем совершенного мыслительного аппарата... Настало время новой методики «проникновения в неизвестное», в виде «символа», создаваемого интуицией» [1, с. 91]. И далее ученый уверяет: «научная творческая мысль выходит за пределы логики (включая в логику и диалектику в разном ее понимании)... Интуиция, вдохновение — основа величайших научных открытий... не вызываются ни научной, ни логической мыслью...» [1, с. 91]. Но можно ли изменить логику, ставит вопрос Т.П. Григорьева, если она за прошедшие тысячелетия настолько укрепилась в методе познания и обусловила структуру сознания? И восточные мудрецы, и ученые-физики полагают, что «логика сделала нас в такой степени рабами, что мы беспрекословно подчиняемся ее законам», а Эйнштейн говорил, что если быть совершенно логичным, то ничего нельзя открыть [1, с. 91]. Так что логическое сознание, можно сказать, поврежденное сознание, которое породило рационализм, позитивизм, материализм в форме диалектического и другие похожие философские концепции и теории.
Если разум человека есть всего лишь потенция, способность, значит, человек в своих действиях руководствуется рассудком как примитивной формой познания. Рассудок в современной системе психологических понятий чаще всего отождествляют с мышлением. Поэтому немецкий философ и психолог В. Вундт рассудок называл «мыслящей душой» [8, с. 385].
Мышление — скорее постоянный процесс, связанный со стремлением человека овладеть своими собственными представлениями, побуждениями чувств и воли, воспоминаниями и ожиданиями. Таким образом, мыслительный процесс состоит в постоянной перегруппировке всех возможных содержаний сознания вплоть до разрушения существующих между ними (различными содержаниями) связей. При этом может выделиться результат содержания сознания, который принимает сравнительно определенную форму и который может быть назван мыслью [8, с. 280].
И самым, пожалуй, важным сверхъестественным элементом человеческой сущности является свобода. Свобода — это свобода воли как духовный акт, а не отсутствие стеснений и ограничений, связывающих общественно-политическую жизнь и деятельность членов общества, как часто именно этим ограничивается это понятие.
Марксизм, как известно, не жаловал свободу и тем более никогда не связывал ее с волей. Свободна не воля, которая выбирает, исходя лишь из желаний субъекта, а воля, которая выбирает правильно, в соответствии с объективной необходимостью [7, с. 398], т.е. здесь свобода отождествляется с объективной необходимостью. Не исключено, что кто-то, читая это, может заявить, что это абсурд, ибо необходимость и свобода — это антиподы, противоположные по смыслу термины. Однако было время, когда свобода воли объявлялась фикцией (т.е. несоответствующей действительности), когда считалось, что «необходимости» подчинены воля и сознание человека. Идея детерминизма, устанавливая необходимость человеческих поступков, отвергает напрочь «вздорную побасенку» о свободе воли. И вот на этом абсурде в советский период основывалась «единственно верная» для всех наук марксистская методология.
В этой связи мне бы хотелось обратить внимание на христианское учение митрополита Антония Сурожского и кратко изложить основные положения, касаемые знаний о преступном человеке — основного предмета криминологии.
Человек, согласно его учению, был создан самовластным, с различными способностями и призванием определять свою судьбу и одновременно судьбу всего сотворенного мира. Сама непредсказуемость его возникновения (ведь Бог творит не по необходимости, Он сотворил человека не ради Себя, а ради самого человека) является гарантией его независимости. Поэтому судьба всего мира определяется двумя волями: всесильной творческой волей Божией и волей человека, слабой, хрупкой, но наделенной страшной властью сказать «нет» и пресечь любое действие Божие своим отказом от сотрудничества.
Человек как тварное существо обладает свободой, но она обусловлена в первую очередь тем, что она дарована решением Бога. Поэтому говорить об
абсолютной свободе здесь не приходится, потому что каждая личность ограничена на разных уровнях: она сотворена без участия ее свободной воли, она наделена определенной природой также без личностного согласия и, наконец, ею управляют некие внутренние законы. Поэтому свобода по существу и есть состояние непредсказуемости, которая согласуется с возможностью каких-то не предопределенных детерминизмом событий. Свободу в таком случае невозможно доказать, так как это духовная категория. Кроме того, если мы докажем непредсказуемость, установим некий закон, согласно которому она существует, это на самом деле будет отрицанием самой непредсказуемости, это упразднит само понятие свободы и само ее существование [6, с. 214—222].
Может быть, на самом деле нет свободы воли, а есть заблуждение, будто бы мы свободны в своих поступках, потому что не осознаем своей неограниченности? Однако то, что мы ограничены извне, не означает, что мы лишены духовной свободы. Она существует как внутренний выбор, внутренний протест, как наше отношение к происходящему. Из этого постулата мы и будем исходить в определении сущности (а не понятия) свободы, которая для своего означивания требует проявление внутренней творческой активности человека, совершающейся в экзистенциальном (духовном), а не историческом (бытийном) времени.
Нельзя сказать, что проблемой свободы воли не занимались отечественные психологи. Достаточно назвать таких ученых как Г.И. Челпанов, В.П. Зубов и В.М. Экземплярский, последний во времена идеологического диктата сумел направить свои усилия на поиск своих методологических оснований в русле марксистской философии. А иначе было нельзя. Именно в это время прозвучали слова Экземплярского, что задача психолога и педагога — помочь подрастающему человеку «осознать свой душевный мир и научиться самому регулировать свое поведение, усвоив определенные способы управления механизмом своих стремлений» [5, с. 146— 147].
Обсуждение вопроса свободы воли в то время расценивалось крайне негативно. Однако западные психологи уже тогда рассматривали волю в качестве духовной способности личности человека.
Господствующей методологической тенденцией в психологическом анализе проблемы воли было утверждение самодовлеющей роли сознания, имеющего самостоятельное происхождение. В экспериментальных исследованиях была доказана первичность особого переживания воли как чистого, ненаблюдаемого акта сознания, а также особой формы волевой детерминации: в своей сущности волевой акт должен пониматься вне элемента мотивации.
Такое понимание сознания и воли человека вступало «в противоречие с потребностью тоталитарного государства в управляемых социальных субъектах и с материалистическим принципом его идеологии» [5, с. 147]. Поэтому усилия советских ученых были вынужденно направлены на поиск для акта свободной воли объективных (а не субъективных) обоснований, исходящих из внешних реалий.
Однако, подвергнув тщательному анализу положения теорий ведущих зарубежных и отечественных психологов, Экземплярский выявил недостаточность предлагаемых ими исходных понятий для анализа сложных аспектов поведения человека. И в качестве первоэлемента воли в своей концепции автор применил категорию инстинкта как неделимой духовной первоосновы психического. Зарубежные ученые инстинкт считали духовно-душевным актом, не поддающимся описанию в терминах естественных наук. Это обстоятельство укрепило Экземплярского в осознании инстинкта как первичного момента воли, которая выступает активным агентом психической жизни человека. Но главным в этом открытии было подтверждение причины инстинкта, которой объявлялось некое разумное верховное, а не само живое существо2 [5, с. 149].
На основе своих научных изысканий Экземплярский пришел к следующим выводам: 1) человек благодаря свободе воли всегда может изменить среду — сознательно изолировать себя от людей и других внешних факторов, которые задают им-
2 Со временем, с позиций ограниченных описанием безличной системы мировых отношений, механицисты, рационалисты, этологи, психоаналитики принципиально исказили метафизический и теологический смысл понятия инстинкта. И утеряв существо понимания, современная психология утеряла для себя и само явление.
пульсы к возникновению негативных стремлений; 2) формирование определенного направления воли путем самовоспитания не означает уничтожение внутреннего своеобразия черт характера, т.е. разнообразных форм поведения личности; 3) волевая деятельность человека основана на факторе экзистенциального выбора, поэтому для воспитания воли безусловным является принцип индивидуализации. В этой связи классификация характеров с их четким разграничением просто невозможна: 4) выдвигая цель освободиться от негативного стремления, нужно свое внимание сосредотачивать не на борьбу с ним, а переключить его на другую положительную цель; 5) процесс совладения со стремлениями, развивающихся из страстей, может рассматриваться только как процесс переориентировки направления и содержания исходного отрицательного стремления, замены его вызванными к жизни новыми стремлениями; запреты же в данном случае выступают факторами стабилизации его негативных влияний.
Кстати, эти выводы помогут криминологам в определении тактических приемов индивидуального профилактического воздействия на лиц, совершающих преступления.
Но метафизико-теологическое понимание инстинкта как первичного момента воли не может предполагать никакого иного видения (его интерпретации), ибо сама воля есть явление духовное, которое никоим образом не является формой психического отражения. И вообще, что представляется под словосочетанием «психическое отражение», если само «отражение», по мнению Ленина, является лишь предполагаемым, а не реальным свойством материи? Ведь психика, которая отождествляется с такими понятиями как «сознание», «мышление», «разум», «идея», «дух», реально существует независимо от материи и не является ее производной. Поэтому, если отражение — свойство материи, оно не может по аналогии присутствовать в противоположном идеальном, которое невидимо для эмпирического познания. Абсурдно даже предполагать, что на основе физиологической формы отражения, свойственной, по мысли психологов-материалистов, и растениям [4, с. 91], в процессе развития (эволюции) появились дух, сознание, разум и т.д. Этот автор полагает, что психическому отражению
предшествовало появление субъективного в виде простейших переживаний. Но даже простейшие переживания предполагают наличие у человека коры головного мозга, которая, по мнению этого же автора, есть отражающая система, определяющая все формы психического отражения [4, с. 60], а не только простейшие переживания. Этим самым хочу подметить, что автор, желая сделать духовные категории производными материи, запутался настолько, что потерял логическую нить своих рассуждений.
Кроме того, появление простейших переживаний у человека на определенном этапе эволюции (путем возникновения на основе физиологической формы отражения иного, психического, отражения) полагает определенное время его существования в этом мире без каких-либо признаков психики вообще, а это уже не есть человек и даже не животное.
Таким образом, марксистское монистическое учение, определившее на многие годы на советском пространстве свою методологию для всех наук, включая и криминологию, ориентирует, что знания необходимо извлекать непосредственно из объективной действительности по универсальной, (примитивной) схеме: объект наблюдения — объективные причины — закономерное следствие, а это и есть пропаганда социального детерминизма. Разумеется, однотипный подход к объекту исследования (ибо, по учению марксизма, сам субъект является объектом, потому что подчиняется объективным закономерностям [7, с. 439]), навязанный идеологией тоталитарного советского режима, не позволял использовать индивидуальный подход к познанию предмета криминологической науки. Это значит, что индивидуальный прием познания, основанный на личностном мировоззрении и мироощущении и выражающий собственную точку зрения ученого, а не общую концепцию материализма, не мог применить ни один криминолог.
«Метод индивидуального подхода», пусть методологически не совсем точное выражение, потому что индивидуальность — это не философский термин, но прием построения знания, на формирование которого влияют не только предмет познания, но в первую очередь особенности субъекта познания, зависит от ценностно-мотивационной составляющей
криминолога и конституирования им модели человека и окружающей его социальной действительности.
Заканчивая рассмотрение научного метода индивидуального подхода к познанию предмета криминологии, автор приходит к выводу, что монистическое учение марксизма, утверждающее методологию диалектического материализма, не может больше присутствовать в криминологической теории. В противном случае это учение рискует быть изобличенным в несостоятельности своего монистического представления окружающей действительности и человека в ней. Метод индивидуального научного подхода, который гарантирован конституционным признанием (ст. 13 ч. 1) идеологического многообразия (следовательно, монополии материалистической идеологии пришел конец), а также свободы мысли и слова (ст. 29 ч. 1), открывает для ученых-криминологов простор для выражения своих нестандартных мыслей и дерзновенного стремления к конституированию новых идей. Односторонний же подход, основанный на примате монизма и объективизма, сегодня не может удовлетворить криминологическую теорию.
Литература
1. Григорьева Т.П. Метафизика спасения // Человек. 2011. № 3.
2. Длугач Т.Б. Надо ли сегодня задумываться над Марксом? // Вопросы философии. 2011. № 7.
3. Колпакова М.Ю. Диалог в работе психолога с детьми // Вопросы психологии. 2011. № 4.
4. Платонов К.К. Краткий словарь системы психологических понятий. М.: «Высш. школа», 1984.
5. Серова О.Е. Проблема воли в психолого-педагогическом наследии В.М. Экземплярского // Вопросы психологии. 2011. № 3.
6. Сурожский А. митрополит. О последних пределах // Альфа и Омега. 2011. № 1 (60).
7. Философский словарь / под ред. М.М. Розенталя и П.Ф. Юдина. М.: Политиздат, 1963.
8. Философский энциклопедический словарь. М.: ИНФРА-М, 2003.
