CC BY
114
Е.О. Кузьмина
Индивидуально-авторское преобразование фразеологизмов и пословично-поговорочных выражений в художественном дискурсе С. Кржижановского
В статье на структурно-семантическом уровне рассматриваются приемы трансформации и модификации фразеологизмов и пословично-поговорочных выражений, положенных в основу сюжетов новелл С. Кржижановского из цикла «Сказки для вундеркиндов». В результате анализа образцов поэтики авторского словотворчества показано своеобразие идиостиля писателя, стремящегося уйти от стандартности фразеологической семантики к усилению экспрессивного звучания фольклорных выражений, обновлению и углублению их философского смысла.
Ключевые слова: вариативность, семантическая трансформация, буквализация, контаминация, каламбурная игра слов, структурное преобразование, эллипсис, экспликация, грамматическая трансформация.
Пословицы и поговорки, являясь единицами подвижными и изменчивыми, постоянно готовыми к своему обновлению, обладают вариативностью, способностью к изменению «не только в речевой деятельности, но и в художественном творчестве» [3, с. 88]. Современные исследования языка и идиостиля писателей показывают различные способы трансформации пословично-поговорочных выражений и фразеологизмов в произведениях Л.Н. Толстого, А.П. Чехова, А.А. Ахматовой, О. Мандельштама, Л.М. Леонова, А. Пильняка, М. Булгакова, Б.К. Зайцева, В. Пелевина, Б. Акунина и др. [11].
Авторское обновление, или разложение пословицы, поговорки, фразеологизма, в лингвистической литературе обозначается такими терминами, как варьирование, модификация, трансформация, актуализация внутренней формы, двуплановость устойчивого сочетания [4, с. 188]. Что касается творчества С. Кржижановского, то фольклор является одним из источников творчества писателя. Трансформация фразеологических единиц (ФЕ) и пословично-поговорочных выражений как осмысленный писателем целенаправленный процесс свидетельствует не только об
си s
и го Ф X т
о
о
©
Лингвистика
огромном их потенциале, но и подтверждает неисчерпаемость выразительных возможностей языка и многообразие поиска новых путей обновления мысли, образа, заложенных в «сгустках мудрости». Многие сказки и новеллы С. Кржижановского являются «живописанием» народных пословиц, поговорок. В статье «Пьеса и ее заглавие» С. Кржижановский писал, что почти в каждой пословице и поговорке скрывается сюжет: «Пословица зовет к себе, вторгается в мышление и музыкой, и логикой. ...Пословицы можно создавать» [6, с. 628].
Двойная культурная ценность пословично-поговорочных выражений заключается в том, что они являются, с одной стороны, источником хранения накопленных веками готовых сокровищ, а с другой - источником порождения новых: «Сокровищница эта полна всяких готовых мыслей, готовых шаблонов, фраз, образов и оборотов и охотно снабжает ими своих клиентов, которые в большинстве случаев просто повторяют слышанное. Но она имеет в виде этих самых шаблонов и богатый запас материалов для новотворчества, для выражения новых мыслей и чувств» [12, с. 134].
В связи с этим можно утверждать, что именно желание избежать трафаретности, облечь зарождающиеся мысли не в готовые, а в другие формы, побуждают писателя С. Кржижановского искать и находить соответствующие для этих мыслей новые средства выражения, прибегать к пословично-поговорочным выражениям, фразеологизмам, в которых эти средства выражения и заложены в виде возможных различных сюжетных линий. В цикл «Сказки для вундеркиндов» (1918-1927) входит несколько новелл-сказок, которые основаны на ассоциативном расширении значений многих пословиц, поговорок, фразеологизмов: «Мухослон», «Проданные слезы», «Голова с поклоном», «Ветряная мельница», «Жан-Мари-Филибер-Блез-Луи де Ку», «Полспасиба».
Варьирование фразеологизмов и пословично-поговорочных выражений в художественном дискурсе писателя происходит на различных уровнях: семантическом, лексическом, грамматическом и структурном, что отражает стремление автора уйти от стандартности фразеологической семантики, обновить и усилить экспрессивное звучание фразы, углубить философский смысл ее понимания. Фразеологические единицы, пословицы и поговорки, подвергаясь трансформации, представляют собой огромный материал для реализации распространенного приема построения текста - языковой игры, которая определяется как осознанное, намеренное нарушение нормы в специальных художественных целях [10, с. 156]. Момент игры усиливает не только экспрессивность текста, но и обостряет его диалогичность, порождает подтекст.
Остановимся на различных приемах варьирования фразеологизмов и пословично-поговорочных выражений в контексте сказок С. Кржижановского.
В сказке «Мухослон» (1920) мы наблюдаем на структурно-семантическом и лексико-грамматическом уровнях трансформацию фразеологизма делать из мухи слона, который употребляется в значении «сильно преувеличивать что-либо, придавать чему-либо незначительному большое значение» [2, с. 455]. Варьирование семантики осуществляется в контексте, который не только помогает читателю восстановить образ фразеологизма делать из мухи слона, но и наполняет его конкретным смыслом, усиливая стершуюся метафоричность и эмоциональность. При этом автор использует одновременно и прием импликации - усечения, и стилистический прием реализации, или буквализации фразеологизма. Механизм буквализации заключается в том, что в первых двух главках повествования сообщается факт превращения мухи в слона: Над мухой простерлась длань и прозвучало: «Да будет слон»... и свершилось: мушиные пяточки уперлись в землю слоновыми ступнями, а завитый внутрь коротенький, черный, нитевидный хоботок раскрутился огромным серым хоботом [7, с. 218]. Однако свершившееся чудо не дошло до мушьей души (малая мушья душа никакого «да будет» не расслышала), в итоге получился слон с душой мухи - Мухослон. Сначала муха испытала некую «жуть и растерянность», но потом решила: Что ж - живут и слоны. Получше нашего мушиного брата. Ну и я... Чем я не слон, черт возьми... [Там же, с. 219]. Контекст последующей третьей главки организован так, что придает фразеологическому сочетанию делать из мухи слона буквальное значение. Фразеологическое выражение приобретает очертания реального, внео-бразного существа: «сентиментальное» насекомое муха становится слоном, мухослоном, который разрушает «в щепы» «избушку-поскрипушку», «приятную березку» и, наконец, ища прежних ласк своей возлюбленной подруги «с крохотными перепончатыми крылышками», превращает ее «в маленькую черную кляксу». Содрогаясь от ужаса содеянного, «жалкий и страшный» мухослон, отыскав свой «ветхий мушиный домик», полез внутрь, но не тут-то было: Зовет щель, а в себя не пускает. Так и стоит по сию пору трагический мухослон над своей старой уютной щелью. И нет ему пути: ни в прямь просторов, ни в извивы щели [7, с. 220].
Как видим, индивидуально-авторское преобразование известного фразеологизма делать из мухи слона приводит к замене закрепленного в языке значения «преувеличивать» на новое - мухослон, понимаемое как несоответствие внутреннего содержание внешней форме. Идея противопоставления величины и малости в результате превращения мухи
Филологические
науки
Лингвистика
в слона осложняется к тому же и трагическим противоречием физического и духовного, несовместимостью бытия слона с душою мухи.
Событийный ряд другой сказки'-новеллы «Проданные слезы» (1922) представлен варьированием лексических компонентов нескольких фразеологизмов. Основу сюжета составляют подразумеваемые и легко восстанавливаемые по контексту ФЕ с компонентами плакать (плакали денежки, плакать кровавыми слезами), слезы (плакать кровавыми слезами), глаза (делать большие глаза, продавать глаза, глаза на мокром месте). Используя модель ФЕ продавать глаза («бесцельно смотреть, глядеть на кого-либо, что-либо; бездельничать» [2, с. 139]), автор создает новое выражение продавать слезы, преобразованное в результате грамматической трансформации в проданные слезы.
Используя прием буквализации выражения продавать слезы, автор рассказывает историю о маленькой девочке по имени Нета, которая была плаксой. Ее глаза были постоянно на мокром месте. Родители не могли понять, почему девочка плачет. Но однажды были очень удивлены, когда в тарелку с супом стали вместо слез катиться алмазы. И каждый раз, когда девочка плакала алмазными слезами, родители вели им счет -в особом журнале отмечался слезосбор. Жизнь в семье переменилась: В доме все принарядились; у Акима Акимыча - новое пальто с барашковым воротником; за обедом - вместо выщербленных тарелок с синим краем - новые, с золотыми обводами; на стене цокают круглые желтые часы; у окна свистит пестроперая канарейка; появилась и прислуга -девка Мавра [7, с. 227].
Но настал момент, когда девочка забыла, как надо плакать и не пролила ни слезинки. В ожидании слез-алмазов родители даже устроили погром ее игрушек. Но и это не помогло. Лишь спустя время, в пору своего девичьего созревания, томления и грусти Нета опять заплакала алмазными слезами. Появился богатый жених Ермил Немилович, его советы «превратились в чековую книжечку, в гербовую бумагу, записанную закладными, векселями и т.д.». Ящик комода с надписью «Слезинка» опустел: Слеза по естеству своему - течет, значит, и надо ее «на текущий счет». Когда жених пришел просить руки девушки, Нета, ответив свое решительное «нет», стала плакать крупными слезами, которые уже не превращались в алмазы, а беззвучно капали, «проскальзывая прозрачными капельками меж тонких золотых колец». Было понятно, что «слезы-алмазы отлились», и, как следствие, плакали денежки - вместо проданных слез-алмазов, приносивших прибыль семье, в ящике комода теперь было пусто: лишь комки ваты, выстлавшие нумерованные клеточки ящика, были чуть-чуть влажны [7, с. 232].
Такие приемы, как буквализация известных фразеологизмов, варьирование лексических компонентов в их составе (глаза на мокром месте, плакать кровавыми / алмазными слезами, делать большие глаза, продавать глаза / слезы, отольются слезы, плакали денежки) не только помогают читателю восстановить образ той или ФЕ в контексте сказки, но и служат выражению определенного смыслового содержания и семантико-стили-стической тональности ФЕ, а также создают метафорический образ нового фразеологического единства. В лексическом составе ФЕ продавать глаза («бесцельно смотреть / глазеть, бездельничать») слово глаза заменяется более активным и эмоциональным по своей семантике компонентом слезы. В сочетании с прагматическим по своему значению страдательным причастием проданные создается новое выражение проданные слезы (продавать слезы) в значении «наживаться на страдании кого-либо и в итоге остаться ни с чем», т.е. погоня за материальными ценностями, полученными в результате страданий другого человека (ребенка), не приводит к обогащению и оборачивается потерей материального благополучия.
Другой прием трансформации ФЕ, используемый писателем в «Сказках для вундеркиндов», - контаминация фразеологических смыслов. По определению О.М. Кузнецовой, контаминация ФЕ - это «приведение в соприкосновение, смешение, образование нового выражения путем скрещивания, соединения, объединения частей двух и более выражений, связанных между собой какими-либо ассоциациями» [8, с. 197]. В результате объединения фразеологизмов, имеющих разные внутренние формы, происходит совмещение фразеологических образов и создается новый образ. Ощущение присутствия фразеологизма создается контекстом. Данный прием можно квалифицировать как фразеологический намек, при котором, по мнению исследователей, обязательно наличие хотя бы одного материально выраженного компонента традиционной ФЕ [1].
В новелле «Голова с поклоном» (1927) создается эмоционально насыщенный образ нового фразеологизма в результате скрещивания нескольких ФЕ с компонентом голова и морфологически преобразованного выражения низко кланяться.
Образы существующих в русском языке фразеологизмов с компонентом голова (бедовая, шальная, деревянная, дырявая, садовая, светлая, удалая, умная) [2, с. 145-146] символически замещают самого человека и передают стереотипное представление о его свойствах, чертах характера и поведения. Контаминация фразеологических смыслов, совмещение образов в результате объединения нескольких ФЕ создается ситуацией, обыгранной в контексте новеллы: Есть люди, к которым приходят мысли, есть люди, которые сами ходят к мыслям, а есть такие, что ни они к мыслям,
Филологические
науки
Лингвистика
ни мысли к ним: ни ногой. Сказочка как раз про одного из этих. Жила-была голова с поклоном. Чуть что - шапку с темени: будьте столь - не окажете ли - почту за, - и выкланяла голова себе бобры на темя и бобры под щеки; едет, в меха укутавшись: буду столь - окажу - приму. Как-то занесло под бобры и под темя, как ветром птицу, мысль. Но старый друг поклон - «голову книзу, а шапку кверху», - вот и простудилась мысль из-за поклонов, охрипла, осипла и потом вовсе потеряла голос: «и не быть на голове с поклоном потертому картузишке» [7, с. 235].
Как видно из контекста сказки, голова, осознаваемая как инструмент мыслительной деятельности, во внутреннем пространстве содержит мысль, которая, являясь неотъемлемой частью человеческого тела и уподобляясь человеку, также подвержена простуде. Человек, мысль которого простудилась, потеряла голос и вследствие этого оставила человека без голоса, то есть без собственных мыслей в голове, без своего мнения, живет поклоняясь, преклоняясь, прогибаясь. Следовательно, образ фразеологизма голова с поклоном передает стереотипное представление о человеке - льстеце, лицемере, который, не имея своего собственного мнения, «поет с чужого голоса», угождая другим, «поклоняясь», - поэтому у него «бобры на темени и бобры под щеками», и никогда не быть такому человеку в «потертом картузишке».
Таким образом, обыгрывание фразеологических образов голова / мысль и низко кланяться порождает содержательный намек на отсутствующую в русском языке речевую единицу голова с поклоном, которая создается синкретизмом нескольких стилистических приемов преобразования ФЕ: 1) контаминация фразеологических смыслов; 2) буквализация, или экспликация внутренней формы в ситуации, явившейся базой для фразо-образования; 3) авторская этимологизация, раскрывающая индивидуальное восприятие образной основы нового фразеологизма.
Образным центром новеллы «Жан-Мари-Филибер-Блез-Луи де Ку» (1927) автор делает выражение длинный, как имя испанца, обыгрывая следующие обстоятельства. Во-первых, имена испанцев длинные, т.к. включают в себя имена и фамилии отца и матери. Во-вторых, в Испании отмечается день святого в каждом месяце и нет человека, который бы не был назван в честь какого-либо святого [9, с. 22, 25]. В-третьих, в составе многих испанских имен обязательно присутствует имя богоматери Марии как особенно почитаемой испанцами.
Кавалер Жан-Мари-Филибер-Блез-Луи де Ку, представ к райскому престолу, томится в ожидании, кто же из пяти святых, обозначенных в его имени, под своим благословением введет его в рай. Ключарь поочередно бежит к Жану и Филиберу, Блезу и Луи, потом к Мари. Но святые
не желают принять нового грешника: слишком много работы с другими грешными, имеющими подобные имена. Возмущенный тем, что ни один из пяти покровителей-святых не может принять его под свое благословение, кавалер заявляет привратнику: Идите, старик, к кому хотите, но без пропуска не возвращайтесь [7, с. 238]. И старый ключарь пошел по тождеству имен не к святому Мари, а к святой Мари. На этот раз оказалось, что у кавалера все же есть заступница и молитвенница - маленькая поломойка Мари, которая была в него влюблена и о которой кавалер совсем забыл: Да мало ли их было - Мари, Жанн, Иветт и снова Мари -разве можно упомнить всех!. Тут же к райскому порогу поспешила и сама пречистая Мари со словами: Впустите, впустите... раскройте шире врата; мы дадим душе покой блаженных и вечность: они помогут... вспомнить! [Там же].
Эллиптическая конструкция имя испанца, усеченная от выражения длинный, как имя испанца (в значении «длинный», «растянутый»), приобретает в контексте новеллы новое значение и отражает стремление автора уйти от стандартности фразеологической семантики и усилить экспрессивное звучание непринужденности и юмористической тональности фразы. Длинный ряд имен святых в имени испанца не всегда может проложить дорогу в рай даже самому безгрешному, но всегда есть шанс спастись и попасть в рай любому, даже самому грешному, если в длинном ряду испанского имени будет обозначено имя святой Марии, которая всегда вымолит прощение и согласится принять под свое покровительство. И если в имени есть имя Мария, значит, это имя испанца, а имя испанца - это значит прямая дорога в рай.
Смысловое содержание сказки «Полспасиба» (1927) определяют два устойчивых оборота: Федот, да не тот и спасибом сыт не будешь. Выражение Федот, да не тот употребляется по отношению к человеку, который на самом деле хуже того, за кого его принимают или за кого он себя выдает [5, с. 369]. А сказка как раз про того Федота, который оказался «еще тот». При преобразовании поговорки Федот, да не тот ее структурная схема не меняется, происходит лишь обыгрывание эмоционально-экспрессивной семантической модификация оборота по линии отрицания-утверждения: Федот, да не тот ^ Федот, да еще тот. Нанялся Федот в работники и договорился с хозяином Сквалыгой «продать свои руки» за «полспасиба» в год и хозяйские харчи. Только не договорились они о Сквалыгиной дочке Еремьяне Сквалыговне. Но Федот «был тот», и она его полюбила. Через год Сквалыга и говорит Федоту: Как же нам расчесться? Спасиба в лавке не разменяешь. Поработай еще год, Федот, - сразу все спасибо и отвалю. Проработал Федот еще
Филологические
науки
Лингвистика
один год и пришел к Сквалыге за расчетом. Но Сквалыге жалко «спаси-ба» и попросил он сроку на раздумье «ну, хоть ночь». И был бы Федот не тот, если б наутро, взявши за руку Сквалыгину дочку, Еремьяну Сква-лыговну, не сказался бы Сквалыге во всем: так и так. А потом: «Говори спасибо». Пришлось сказать [7, с. 241].
Так обещанное «полспасиба» обернулось неожиданной удачей - обретением невесты да еще «спасибом» в придачу. Структурно-семантическое преобразование поговорки спасибом сыт не будешь осуществляется на основе эллиптической и лексико-грамматической трансформации выражения до одного слова - полспасиба. Для оплаты выполненной работы одного «спасиба», конечно, недостаточно: спасибом сыт не будешь, но если ты окажешься «Федот, да еще тот», то и за «полспасиба» можно найти удачу и обрести счастье.
Как видим, обращение к «готовым словам», вызывающим стандартные ассоциации, омертвление метафор, приводит к приспособлению этого языкового фонда к идейно-художественным задачам произведения и к воплощению индивидуально-авторского видения. Опираясь на языковую рефлексию носителей языка, С. Кржижановский широко использует различные способы преобразования фразеологизмов и пословично-поговорочных выражений (структурно-семантический, лексикограмматический), стимулируя образование контекстов, в которых они перестают быть привязанными к чистым суждениям или умозаключениям и начинают соотноситься с реальными ситуациями, наполняясь конкретным смыслом в пространстве художественного текста. В контексте своих произведений автор реализует различные приемы трансформации устойчивых выражений: 1) введение в текст ФЕ без изменения их семантики и структуры; 2) метафорическая или метонимическая трансформация; 3) морфологическое преобразование; 4) усечение, или импликация, эллипсис, индивидуально-авторская редукция до одного знаменательного слова; 5) варьирование лексического состава, т.е. включение в структуру ФЕ дополнительных компонентов, использование свободных сочетаний слов; 6) контаминация - смешение, скрещивание фразеологических смыслов по каким-либо ассоциациям; 7) буквализация и этимологизация внутренней формы, раскрывающая индивидуальное восприятие образной основы нового фразеологизма; 8) полное переосмысление ФЕ; 9) сочетание нескольких способов преобразования.
Рассмотрев индивидуально-авторские преобразования ФЕ и пословично-поговорочных выражений в «Сказках для вундеркиндов», мы убедились, что трансформации играют немаловажную роль в художественном тексте. Подобные преобразования позволяют глубже проникнуть в замы-
сел автора, оценить особенности языковой манеры писателя. В процессе взаимодействия слов и фразеологизмов образуются новые семантические качества, варианты, единицы, что делает идиостиль писателя неповторимым и оригинальным. Функционирование ФЕ и пословично-поговорочных выражений в текстах новелл-сказок С. Кржижановского весьма разнообразно и отражает общие тенденции динамизации русского языка в начале XX в., к которым можно отнести тенденцию к неологизации, тенденцию к экспрессивности и тенденцию к коллоквиализации, т.е. ориентацию на устность. В этих тенденциях, в свою очередь, проявляется обостренное внимание писателя к слову, стремление к свободе выражения и к обновлению культурно-речевых образцов.
Библиографический список
1. Бабкин А.М. Русская фразеология, ее развитие и источники. Л., 1970.
2. Бирих А.К. Русская фразеология. Историко-этимологический словарь. М., 2007.
3. Бондаренко В. Т. О варьировании пословично-поговорочных выражений в речи // Русский язык в школе. № 5. 2009. С. 88-92.
4. Донгак С.Б. Обновление, или разложение фразеологизма // Выразительные средства русского языка: Энциклопедический словарь-справочник / Под ред А.П. Сковородникова. М., 2005. С. 188-189.
5. Кирсанова А. Толковый словарь крылатых слов и выражений. М., 2004.
6. Кржижановский С. Пьеса и ей заглавие // Кржижановский С. Собр. соч. Т. 4. СПб., 2006. С. 621-635.
7. Кржижановский С. Собр. соч. Т. 1. СПб., 2001.
8. Кузнецова О.М. Фразеологическая контаминация как лингвистическое явление (на примерах художественных произведений И.С. Тургенева) // Актуальные проблемы современной лингвистики. Тихоновские чтения: Материалы Международной научной конференции, посвященной 75-летию проф. А.Н. Тихонова. Т. 1. Елец, 2006. С. 197-201.
9. Лоней Д. Эти странные испанцы. М., 1999.
10. Русская речевая культура. СПб., 2006.
11. Фразеологизм в тексте и текст во фразеологизме (Четвертые Жуковские чтения): Материалы Международного научного симпозиума. 4-6 мая 2009 г. / Отв. ред. В.И. Макаров. Великий Новгород, 2009.
12. Щерба Л.В. Литературный язык и пути его развития (применительно к русскому языку) // Щерба Л.В. Избр. работы по русскому языку. М., 1957.
Филологические
науки
