CC BY
465
УДК 839.04 ББК 562:08
Мелерович Алина Михайловна
доктор филологических наук, профессор кафедра русского языка Костромской государственный педагогический университет
им. Н. А. Некрасова г.Кострома Мокиенко Валерий Михайлович доктор филологических наук, профессор
кафедра славянской филологии филологического факультета СПбГУ главный научный сотрудник Института филологических исследований СПбГУ председатель фразеологической комиссии при международном комитете славистов
г. Санкт-Петербург профессор Института славистики Эрнст-Моритц-Арндт-Университета
г. Грайфсвальд (Германия) Melerovich Alina Mikhaylovna Doctor of Philology, Professor
Chair of the Russian language of Kostroma state pedagogical university
im. N. A. Nekrasov Kostroma Mokienko Valerii Mikhaylovich Doctor of Philology, Professor
Chair of Slavic Philology of the Philological Department of the Saint Petersburg
State University
The main research assistant of the Institute of the Philological Studies The chairman of phraseological commission with the international committee of
Slavists Saint Petersburg
professor of the Institute of the Slavic philology of the Ernst-Moritts-Arndt- University, Grayfsvald (Germany) mokienko40@mail.ru Окказиональные преобразования фразеологических единиц Okkazionalnye conversions of the phraseological units В статье анализируются окказиональные трансформации фразеологических единиц и предлагается их типология. Описываются количественные и качественные преобразования таких единиц, разграничиваются общеязыковые и индивидуально-авторские трансформации. Устанавливается зависимость фра-
зеологических трансформаций от соотношения фразеологических единиц с афоризмами и крылатыми выражениями.
The article analyzes the occasional transformation of the phraseological units and offeres their typology. The qualitative and quantitative conversion of such units are described, the common language and individual copyrights transformations are differed. The dependence of idiomatic transformations from the correlation of phraseological units and aphorisms and winged expressions is established.
Ключевые слова: фразеологическая единица, устойчивость фразеологических единиц, вариантность фразеологических единиц, трансформации (преобразования) фразеологических единиц, окказиональные трансформации.
Key words: phraseological unit, the stability of phraseological units, the variance of phraseological units, transformation (conversion) of phraseological units, occasional transformation.
Традиционно фрaзеологические единицы (ФЕ) считаются устойчивыми
образованиями, воспроизводиумыми в готовом виде. Однако для многих из них характерна активная варьируемость, нарушающая такую относительную устойчивость [Мокиенко 1989, 9-48]. Хотя многие из вариантов при этом имеют достаточно частотные, типовые алгоритмы варьирования, некоторые фразеологические трансформации можно назвать окказиональными, индивидуально-авторскими. Комплексный их анализ недавно предложила И.Ю. Третьякова [2011]. При составлении нашего словаря [Мелерович, Мокиенко 2005] проблема фразеологических окказионализмов потребовала не только теоретического, но и практического осмысления [Мелерович, Мокиенко 2011]. И это не случайно, ибо их лексикографическая обработка прямо зависит от того или иного типа окказионализмов. Ниже предлагается типология фразеологических преобразований, вытекающая из нашего опыта их словарного описания.
1. Преобразования, в результате которых возникают окказиональные (индивидуально-авторские) слова и ФЕ, авторские афоризмы.
Окказиональные ФЕ, в отличие от окказиональных (индивидуально-авторских) вариантов ФЕ, служат не смысловой заменой языковых эквивалентов, а средством вербализации индивидуально-авторских концептов, как и возникающие на базе ФЕ языка окказиональные слова. Выделяются следующие виды окказиональных единиц, являющихся дериватами фразеологизмов:
1. Окказиональные слова, образованные на базе ФЕ.
Типичными случаями создания окказионализмов на основе ФЕ являются образования от сочетаний белая ворона и смыслить ни бельмеса:
Словно он не понимал, чего тут смешного и как вообще могут такому смеяться. Хотя и слушал усердно. И еще одна беловоронья деталь: он никогда не ругался. Он и вообще привлекал к себе внимание... (В. Сикорский, Фигура).
А ведь неудачнейшая жизнь при этом: протез, бельмесость, окрутившая его вокруг пальца распутная баба, заставившая его платить алименты на чужого ребенка... (А. Курчаткин. Гамлет из поселка Уш).
В первом примере лексический окказионализм беловоронья, производный от ФЕ белая ворона, обозначает черту характера, «деталь», особенность поведения, воспринимаемую окружающими как нечто странное, необычное, непонятное. Во втором примере бельмесость - «полная невозможность разобраться в окружающем, осмыслить, понять что-либо».
Такого рода окказионализмы образуются по общим законам фразеологического имплицирования [Мокиенко 1989, 96-125]. При этом далеко не всегда можно провести четкую границу между окказионализмами и отфразеологиче-скими лексемами, которые уже обрели статус самостоятельного слова. Оправдано поэтому включение в словарь отфразеологической лексики русского языка, изданный под редакцией М.А. Алексеенко [СОЛС 2003] единиц двух этих видов, напр.: 1) относительно устойчивых и воспроизводимых в текстах и речи, типа баклушничать (от бить баклуши); балясничать (от балясы точить); забугорный (от за бугром); непрошибаемый (от пушкой не прошибёшь); подзаборный (от жить под забором); сливкосниматель (от снимать сливки); хвостист (от плестись в хвосте); хлебосол (от хлеб-соль); 2) окказиональных, маркированных индивидуальным употреблением или нарочитым языковым экспериментом типа башнесалоновокостист (от башня из слоновой кости); белибердо-носец (от нести белиберду); выструниться (от вытянуться в струнку); межкресельный (от сидеть между двух стульев); неотмирасевосенька (от не от
мира сего); покайфный (от по кайфу); слезовышибатель (от вышибать слезу); чертнамнебратство (от сам черт не брат кому) и т.д.
2. Окказиональные ФЕ, образованные на базе ФЕ языка.
Выделяются следующие виды окказиональных ФЕ, возникших на основе ФЕ языка:
1). Окказиональные ФЕ, вычлененные из состава устойчивых сочетаний.
К таким преобразованиям ФЕ относится, напр., оборот первый блин -«первая попытка осуществить какое-либо нововведение», созданный на основе пословицы Первый блин комом - «Первый опыт в каком-либо деле оказывается неудачным»:
Опыт совместной советско-итальянской комедии Эльдара Рязанова при всех издержках «первого блина» оказался сравнительно удачным» (Н. Богословский. Вариации на тему).
— Ты подражаешь высоким, но старым образцам. Так уже нынче не пишут. Это не модно. — Но ведь моды меняются, — возразил мой брат Костя. <...> Мода вещь переменчивая. И потом, первый опыт... Первый блин! Святославу Николаевичу мой первый «блин» очень понравился (А. Алексин. Очень страшная история).
Аналогичен и «отрыв» словосочетания коса на камень от глагольной ФЕ нашла коса на камень:
Может, останусь в Архангельске, - проронила Тамара ... Конечно, так интересней. На том разговор и кончился - коса на камень! (В. Кетлинская. Вечер, окна, люди).
Показательна повторяемость обоих окказиональных ФЕ, вычленненых из состава устойчивых словосочетаний. Благодаря такой повторяемости окказиональное контекстуальное употребление практически становится узуальным. В случае же с оборотом коса на камень оно инструментализирует даже такой от-
носительно индивидуальный параметр, как восклицательную интонацию усеченного варианта ФЕ, маркированную соответствующим знаком.
2). Окказиональные ФЕ, образованные по структурно-семантическим моделям синонимичных ФЕ. В таких случаях взаимодействие двух или более фразеологических синонимов приводит к трансформации одного из них, что нередко влечет за собой образование окказионализма. Например, окказиональный синоним ФЕ пускать козла в огород употреблен в следующем контексте: ...Администрация ПМК 390 подбирает и расставляет кадры вопреки давним и хорошим традициям... И по этим традициям не рекомендуется пускать козла в огород, а лису назначать заведующей курятником. (А. Круглов А. Пржиалковский, Ждите Фомкина!).
В данном контексте наблюдается контаминация разных по ареально-языковой «дальнобойности» и происхождению оборотов. Если первый представляет собой фразеологический интернационализм, известный многим европейским языкам (ср. нем. den Bock zum Gдrtner machen - букв. «сделать козла садовником») отражающий древнюю паремиологическую модель [Михельсон 1902, I, 439-440; Мокиенко 1989а, 118], то второй - несколько изменённый вариант собственно русской поговорки нанималась лиса на птичий двор, восходящей к басне И.А. Крылова «Крестьянин и Лисица» [Михельсон 1902, 1, 607]. Этот сюжет запечатлен и в виде крылатого выражения Я была в курятнике судьей из другой его басни - «Лисица и Сурок» [Михельсон 1903, 2, 569].
3). Окказиональные ФЕ, образованные в результате структурно-семантической аналогии по контрасту (одноструктурные антонимы ФЕ языка).
Примером такой транформации является скрещение ФЕ оборотная сторона медали в значении «неявные отрицательные свойства чего-либо, противоположные явным, положительным» и ФЕ лицевая сторона медали в значении «явные, положительные свойства чего-либо обладающего и скрытыми отрицательными свойствами»:
... Писателю показывают лишь лицевую сторону медали» (О. Берггольц. Крепить боевую дружбу).
Ср. также окказионализм слабые мира сего с его языковым одноструктурным антонимом сильные (мира сего) в следующем тексте стихотворения:
Я сижу в своем саду, горит светильник. Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых. Вместо слабых мира этого и сильных -лишь согласное гуденье насекомых.
(И. Бродский. Письма римскому другу. Из Марциала). Книжное выражение сильные (великие) мира сего, восходящего к Ветхому Завету [2 Цар., 7, 9], имеющее сейчас значение «влиятельные, высокопоставленные лица» [БМШ 2000, 68-69] поэт "перелицовывает" подстановкой антонимического прилагательного, сталкивая при этом антонимы в одном микроконтексте. Тем самым ФЕ приобретает глобальное расширительное значение - «все люди, независимо от их социального статуса», что дает возможность перейти к еще более общей имплицитной антитезы: «люди - животный мир» (т.е. гудящие насекомые).
Вероятно, потенциальная противопоставленность семантики заложена здесь в самом энергетическом ядре библеизма.
4). Окказиональные ФЕ, основывающиеся на структурно-семантической (ролевой) инверсии.
Особую модель образования окказиональных одноструктурных антонимов представляют фразеологические антитезы, типовое значение которых основывается на противопоставлении в каком-либо плане двух логически неравноправных понятий в рамках предложения или словосочетания (ср.: старая погудка на новый лад, волк в овечьей шкуре, ложка дегтя портит бочку меда, делать из мухи слона и т.п.). От данных ФЕ образуются антонимы посредством структурно-семантической (ролевой) инверсии. Это особый тип
структурно-семантического преобразования ФЕ, основывающийся на взаимозамене компонентов, выражающих контрастирующие элементы фразеологического значения и занимающих разные синтаксические позиции в структурной схеме ФЕ. Взаимозаменяемые компоненты обозначают лиц, неодушевленные предметы, явления, как бы меняющиеся ролями. Таким образом происходит «ролевая инверсия», напр.: сделать из мухи слона и сделать из слона муху; волк в овечьей шкуре и овца, натягивающая на себя шкуру волка. Обычно в тексте одноструктурные фразеологические антонимы, основанные на ролевой инверсии, употребляются в сопоставлении как средство создания антитезы:
Об оберполицеймейстере Кокошкине в Петербурге говорили тогда много ужасающего и нелепого, но, между прочим, утверждали, что он обладает удивительным многосторонним тактом и при содействии этого такта не только «умеет сделать из мухи слона, но так же легко умеет сделать из слона муху» (Н. Лесков. Человек на часах).
Такая Мурзавецкая в самом деле никак не может устоять перед Беркутовым, который - снова в соответствии с фамилией - востроглазым хищником падает на высмотренную жертву. Она не волчица в овечьей шкуре, которой мы привыкли ее считать, - а овца, уже безнадежно натягивающая на себя шкуру волка» (Лит. газета, 1982, 10 мар.).
5). Окказиональные ФЕ, образованные по моделям ФЕ языка с частичным изменением значения и частичным или полным изменением образной основы. Такого рода "комбинированные" окказионализмы во многом стимулируются индивидуальным стилям писателя. В то же время их достаточно активно провоцирует и сама креативная энергия конкретных ФЕ. Так, окказионализм из-за тридевять буйных веков, созданный по модели ФЕ за тридевять земель, употреблен современным поэтом в значении «из очень давних времен»:
Из-за тридевять буйных веков,
Из-за тьмы, из-за мглы непроглядной, Из-под спуда седых валунов Вылезает корягой неладной... И наверх, осерчавший и злой, Продирается Вий, вылезает.
(С. Городецкий Вий). Типологически близко и создание окказиональной ФЕ не нашего сада лист как трансформы оборота одного поля ягода, являющегося одноструктурным антонимом данного окказионализма:
Я уже теперь ничего не боюсь - ни Бога, ни милицейского, ни гнева умов передовых... Исключением из помянутого правила был только он один, Василий Прокопьич Пустыннов, да и тот не нашего сада лист, а занесло его к нам с иного дерева и ветром иной судьбы (Л. Лионов. Провинциальная история).
6). Окказиональные ФЕ, основывающиеся на конверсии ситуации. К этой группе относятся в основном глагольные окказиональные ФЕ, базирующиеся на конверсной трансформации1, при которой глагольные компоненты заменяются глаголами, передающими обратные отношения. Ср. глагольные ФЕ и производные от них окказионализмы, образованные по той же модели, но обозначающие разнонаправленные действия: заходить в тупик -заводить в тупик; держать в ежовых рукавицах - попадать в ежовые
ГТЧ С
рукавицы. Таким образом происходит замена ситуации, отражающей действие, производимое определенным субъектом, - ситуацией, в которой тот же субъект оказывается в роли объекта, на который распространяется действие, производимое другим субъектом. Конверсная трансформация, отражающая подобную замену ситуации, обусловленную изменением субъекта действия, может быть названа «конверсией ситуации» или «ролевой инверсией» - ср. с другим типом ролевой инверсии или перестановки, выделенным в разделе 2.2.4. Примером такой трансформации является совмещение ФЕ положить на
1 Термин Ю.Д Апресяна (1967, 63-64).
лопатки и посадить в лужу в одном тексте:
- Кумыс-то, наверно, хуже стал? - А что! Вы сами пили... Отличный кумыс! Я оказался на лопатках и в луже. Крыть было нечем (В. Солоухин. Кумыс).
Показательно здесь, что фразеологическая энергия, усиленная этим приемом, поддерживается еще и тем, что цитируемый фрагмент текста завершается еще одним фразеологизмом - нечем крыть.
7). Окказиональные ФЕ, основывающиеся на преобразовании категориального значения ФЕ. Ср., например,следующие глагольные ФЕ и образованные от них субстантивные окказиональные ФЕ: камня на камне не оставить и неоставление камня на камне (Ю. Олеша. Ни дня без строчки); перегибать палку и перегиб палки (В. Маяковский. Выступление на диспуте «Пути и политика совкино»); открыть Америку и открытие этой отрицательной Америку (Ю. Тынянов. Промежуток (1924); вертеться (кружиться) как белка в колесе и четвертьвековое кружение в беличьем колесе землевладельческих забот (Ю. Нагибин. Запертая калитка). Последние два окказиональных фразеологизма основаны на сложном преобразовании ФЕ посредством ряда приемов. Если окказиональный фразеологизм отличается от производящей ФЕ рядом преобразований, один из приемов преобразования является ведущим, обусловливающим возникновение данной ФЕ. Так, для окказиональной ФЕ четвертьвековое кружение в беличьем колесе землевладельческих забот ведущим приемом преобразования является изменение категориальной семантики ФЕ:
Достигнуто было все, но пойди остановись после четвертьвекового кружения в беличьем колесе землевладельческих забот! (Ю. Нагибин. Запертая калитка).
Близка к этому и трансформа данной ФЕ с ее семантизацией в тексте и усилением экспрессивности благодаря рифмованному созвучию слов кружение - служение:
Белочье кружение поэта в колесе истории мнилось заслугой. Оно и называлось не кружением, а служением. Обществу и будущему. И еще внушалось, что кружиться художнику надо бы по часовой стрелке истории, а не как попало. И уж тем более - не против ее движения. А для истинного величия поэту следовало время обгонять! (Д. Данин Бремя стыда: Книга без жанра).
8). Контаминация ФЕ.
Контаминация ФЕ представляет собой объединение частей двух или более ФЕ, в результате которого может возникнуть новая ФЕ. Так, Н.А. Некрасовым на основе двух ФЕ, выражающих понятие показной стороны (товар лицом показать и казовый конец) и изменения компонентного состава одной из них создается оборот с совершенно иным содержанием - «в корыстных целях обманывать, выдавая плохое за хорошее, показывать только то, что может внешне произвести положительное впечатление». Основой скрещения двух оборотов здесь становится этимологическая общность корня каз- в компонентах показывать и казовый: Что ни на есть отчаянный был Клим мужик: и пьяница, и на руку нечист... Горазд орать, балясничать, гнилой товар показывать с казового конца.
(Н.А. Некрасов. Кому на Руси жить хорошо). Подобным же способом посредством контаминации трех ФЕ создается окказионализм в следующем контексте: Сталин настолько ослеп в своей злобе против Политбюро или настолько одряхлел умственно, что уже не видел, как шьет новое черное дело старыми белыми нитками (А. Авторханов. Загадка смерти Сталина // Новый мир. - 1991. - № 5,с 211).
Окказиональная ФЕ шить новое черное дело старыми белыми нитками базируется на контаминации ФЕ шить белыми нитками, черное дело и оборота
шить дело кому-л., имеющего в жаргоне мощную амплитуду варьирования: клепать (арканить, крутить, навесить, мотать, хомутить и др.) дело кому-л. [БСЖ, 152]. Созданная на этой базе окказиональная ФЕ несет содержание, которое может быть передано следующей формулировкой: «измышлять, придумывать несправедливые обвинения, неловко, безуспешно пытаясь придать своему вымыслу достоверность, пользуясь уже известными, старыми приемами».
9). Окказиональные ФЕ, возникшие в результате коренного переосмысления ФЕ языка.
В трансформах этого типа утрата смысловых связей, нарушение семантического тождества с производящей ФЕ сочетается с полным или частичным сохранением лексического состава и грамматической структуры прототипа. Такого рода пример переосмысления дается при анализе ФЕ седьмая вода на киселе в разделе 1.2. данной классификации. Подобны и употребления ФЕ голубая кровь в узуальном значении «аристократическое происхождение» и в окказиональном - «истинное благородство, высота духа»:
Вы не дорожили головою, И за доблесть вечный вам почет. Это вашей кровью голубою Наша Волга -матушка течет.
(Е. Евтушенко. Казанский университет). Запах столетнего меда, слова и золота вязь... Оды державинской мода снова в цене поднялась... Стоит на миг оглянуться, встретиться взором с тобой -слышно: поэты клянутся кровью своей голубой.
(Б. Окуджава. Державин).
10). Вычленение из состава ФЕ ключевого слова или словосочетания, часто в измененной форме, и образование на его основе индивидуально-авторского окказионализма.
Этот прием трансформации "расковывает" устойчивость ФЕ, делает ее компоненты более свободными и парадигматически мобильными. Так, выражение подносить на блюде (блюдечке) «предоставлять кому-л. желаемое без малейших усилий с его стороны» "расшатывается" подстановкой иного глагольного компонента, расширением его компонентного состава прилагательным знаменитый и мобилизацией грамматическокой парадигматики:
Обронил гениальный афоризм - глядишь, благодарные современники уже спешат к тебе со знаменитым блюдечком с золотой каемочкой, тащат соответствующее твоему гению вознаграждение (Л. Ленч. Гениальный лентяй).
Пословица У семи нянек дитя без глазу в процессе такой трансформации превращается в поговорку и органически врастает в структуру текста:
Семен Петрович рассказал, что работает техническим надзором от заказчика, то есть одной из семи нянек, которые опекают стройку (Л. Лондон. Верхний этаж).
Библеизм манна небесная в окказиональном употреблении А. Майкова, где скудная жизнь ранних христиан противопоставляется роскоши языческого Рима, приобретает новую форму (пустынная манна) и новое переносное значение «скудное существование, скудная жизнь»: А вы, - сказал:
«. Пустынной манне предпочли пиры египетской земли».
(А. Майков. Савонарола).
11). Окказиональные ФЕ, образованные посредством включения узуальных ФЕ в сравнительные обороты.
Этот прием позволяет оживить потерявшие гибкость компонентные сочленения ФЕ и ее первичную образность. Подключение сравнительного союза к застывшей идиоме или пословице несколько раскрепощает ее, превращает из устойчивой метафоры в полусвободный сравнительный оборот.
т о
Типично в этом плане, например, - несмотря на креативный поэтический контекст - употребление ФЕ подавать (преподносить) на блюде (блюдечке): Кто мчится,
кто скачет
виденьем крылатым,
трамбуя
встречных
увесистым матом?
Кто мчится,
и едет,
и гонит,
и скачет?
Ответ —
апельсина
яснее и кратче,
ответ
положу
как на блюдце я:
то мчится
наш товарищ докладчик на диспут:
«Культурная революция». (В.В. Маяковский. Кто он?). Такие окказиональные ФЕ по семантической структуре представляют собой образные сравнительные обороты, в которых образ сравнения возникает на базе
образной основы ФЕ языка. В этом случае образ как бы дополнительно расшифровывается, семантически интерпретируется.
Пословица же Пуганая ворона куста боится как бы распадается благодаря такому преобразованию на две составные части. Первая оказывается при эром весьма прозрачным сравнением, вторая - паремиологически закодированной идиомой:
Я сейчас же вырежу те места, которые цензор выкинул, а завтра опять поеду к нему толковать ему, что он, словно пуганая ворона - куста боится (А.Я. Панаева. Воспоминания).
Некоторые из таких компаративных преобразований потенциально могут закрепиться в художественной и живой речи и с течением времени обрести статус устойчивых сравнений.
12). Авторские афоризмы, возникшие на основе фразеологических единиц.
В составе таких афоризмов обычно актуализируется не только семантика, но и форма (звуковая, внутренняя форма) фразеологических единиц языка. Во многих случаях при этом авторы используют целый комплекс приемов трансформаций, значительно повышающих экспрессивный потенциал созданной ими единицы. Вот несколько образований такого рода: С народом я лучше тебя столковаться смогу. Ни народ тебя не понимал, ни ты его. Так что баш на баш менять, только время терять (В. Тендряков. Кончина)
Люди не любят тех, кто не похож на них, сказала Лариса. - Кто лучше, красивее - особый вид зависти - самый опасный. ...- Не пойму я, хмурясь проговорил он. - Чего ж тут не понимать? Если в стае ворон попадется одна белая ворона, ее заклевывают черные, - сказала Лариса. (Г. Березко. Присутствие необычайного).
Ты, мать, пойми: не важно нам, Что дурость - твой обман.
Но фигурально - каждому Залезла ты в карман! Пятак монетка малая, Ей вся цена пятак. Но с неба каша манная Не падает за так!
(А.А. Галич. Признание в любви).
Индивидуально-авторская паремия В. Тендрякова создана заменой первой части известной русской пословицы У вора воровать - только время терять или, возможно, - менее известной, но структурно и семантически близкой к писательской трансформе: Яйца на яйца менять - только даром время терять. Замена этой части на фразеологизм баш на баш подчеркивает главную мысль контекста - полную несовместимость героя с народом, неспособность понять народные массы.
Второй афоризм на первый взгляд кажется свежей индивидуально-
О О О Т1 -р
авторской паремией, созданной Г. Березко на противопоставленности, «выделяемости» образа ФЕ белая ворона, которые писатель подчеркивает имплицитно, подключая к контексту свободное словосочетание черные вороны. На самом же деле это отшлифованная и заостренная на обозначенной образной оппозиции диалектная (севернорусская) пословица, зафиксированная в некоторых паремиологических собраниях: Белую ворону и свои заклюют (Рыбн. 1961, 88).
В поэтическом контексте А.А. Галича - целый клубок структурно-семантических преобразований, сложная языковая игра, построенная на «нанизывании» цепочки разных ФЕ (падать с неба, манна небесная, за так) и компонентной замене (манна небесная - манная каша). За счет такого «нанизывания» и создается афоризм с законченной паремиологической структурой - Манная каша с неба не падает, в котором компонент небо перекидывает мостик к известному ветхозаветному повествованию о манне
небесной, которую Бог каждое утро посылал иудеям в пустыню на их пути из Египта в землю обетованную.
13). Окказиональные ФЕ, образованные на базе ФЕ языка посредством замены компонента или сочетания компонентов, а также использования образной основы и концептуального содержания ФЕ.
В отличие от подобных структурно-семантических трансформаций, приводящих к образованию окказиональных вариантов ФЕ языка, в данном случае на основе тех же трансформаций возникают окказиональные ФЕ со своим особым концептуальным (индивидуализированным)
содержанием.Таковы, например, преобразования оборотов золотая середина и оборотная сторона медали в употреблениях М.Е. Салтыкова-Щедрина и В. Новикова:
Каждое действие свое надо обдумать, сообразить с обстоятельствами, выяснить себе его последствия, а не бросаться в воду, не спросясь броду... Если вы это называете золотой посредственностью, - быть по-вашему. (Салтыков-Щедрин. Брусин).
«Антимиры» утвердили за автором стойкую репутацию негативиста... Тут какое-то циклопическое зрение, убежденная однобокость. А может быть, и душевная лень, нежелание сделать малейшее усилие - перевернуть медаль и посмотреть, что там, с другой стороны» (В. Новиков. Философия метафоры).
Окказионализм золотая посредственность, производный от ФЕ золотая середина, употреблен М.Е. Салтыковым-Щедриным в значении «предусмотрительность, рассчетливость, умение избегать рискованных поступков, слишком поспешных решений, действий». Выделенный в тексте В. Новикова окказиональный фразеологизм можно семантизировать как «постараться выявить неизвестные стороны чего-либо». Как легко увидеть, значения этих новообразований значительно отклоняются от значений их фразеологических прототипов.
3. Окказиональные ФЕ, возникшие на базе определенных литературных сюжетов.
Этот тип фразеологических окказионализмов специфичен тем, что он маркирован авторством объекта трансформации. Маркированность авторством хотя и является экстралингвистическим фактором, но накладывает ощутимый отпечаток на языковые свойства интертекстем [МоЫепко 2003]. Знание конкретного источника ФЕ или его сюжета повышае коннотативность устойчивых словосочетаний. Литературный сюжет, в частности, может становиться своеоб-разнын коннотативным генератором фразеологических окказионализмов. Так, на основе сюжета сказки Г.Х. Андерсена «Новое платье короля» образована не только закрепленная литературным языком и узусом ФЕ голый король, но и фразеологические окказионализмы вроде голого короля назвать голым - «разоблачить мнимый авторитет», одеть короля, который не существует - «создать иллюзии, скрывающие неприглядную действительность» или афоризмы пословичного типа - Надо быть ребенком, чтобы увидеть голого короля:
На смену исследованиям двадцатых годов пришли вульгарно-социологические трактаты и фанфарно-барабанные статьи. Критика орудовала кнутом и пряником, а излюбленным методом затравленных литературоведов стал «отрывок, взгляд и нечто». Наука о литературе выродилась в комментированное чтение: «ученый» пересказывал содержание произведения, перемежая его восторженными или негодующими восклицаниями ... Анализ текста был объявлен формализмом и заклеймен как идеологически чуждый. В противном случае голого короля пришлось бы назвать голым. Кто помнит сейчас шедевры из бесконечной серии «Лауреаты Сталинской премии»? (М. Веллер. Технология рассказа).
Попытки выдать желаемое за действительное обречены на провал... Не случайно и по поводу биеннале в Венеции реально мыслящие журналисты писали, что его устроители «хотят одеть короля, которого не существует» (Новый мир, 1978, № 10).
Вы ничего не поймете и понять не можете! Надо быть ребенком, чтобы увидеть голого короля... (В. Липатов. Игорь Саввович).
Ни одно из приведенных сочетаний не употреблено в сказке Андерсена. Они возникли в различных художественных текстах как метафорические обороты, смысловое содержание которых абстрагировано от сюжета сказки, к которому они восходят. Но прозрачная внутренняя форма, образная основа этих оборотов содержит явную аллюзию на первоисточник. Такие аллюзии при самых необычных и оригинальных трансформациях ФЕ придают им особую экспрессивную энергию и креативность.
Библиографический список
1. Апресян 1966: Апресян, Ю.Д. Идеи и методы современной структурной лингвистики [Текст] / Ю.Д. Апресян - М.: «Просвещение», 1966. - 302 с.
2. БМШ 2000: Берков, В.П., Мокиенко, В.М., Шулежкова, С.Г. Большой словарь крылатых слов русского языка [Словарь] / В.П. Берков, В,М. Мокиенко, С.Г. Шулежкова. -М.: «Русские словари», ООО «Издательство Астрель», ООО «Издательство АСТ», 2000. -624 с.
3. БСЖ: Мокиенко, В.М., Никитина, Т.Г. Большой словарь русского жаргона. 25 000 слов и 7 000 устойчивых сочетаний [Словарь] / Млкиенко В.М., Т.Г. Никитина. - СПб.: «Но-ринт», 2000. - 720 с.
4. Задорожный 1987: Задорожный, М.И. Семантизация как доминанта вербального общения [Текст] / М.И. Задорожный // Экспериментальный анализ смысла. - Фрунзе, 1987. -С.98-112.
5. Мелерович А.М., Мокиенко В.М. 2005: Мелерович, А. М., Мокиенко, В. М. Фразеологизмы в русской речи. Словарь. Изд. 3-е. [Словарь] / А.М. Мелерович, В.М. Моки-енко. - М.: «Русские словари, Астрель», 2005. - 855 с.
6. Мелерович А. М., Мокиенко В. М. Современная русская фразеология (семантика - структура - текст): монография [Текст] / А.М. Мелерович, В.М. Мокиенко. - Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова, 2011. - 456 с.
7. Михельсон, М.И. Русская мысль и речь. Своё и чужое. Опыт русской фразеологии. Сборник образных слов и иносказаний. Предисловие и комментарии В.М.Мокиенко[Словарь] / М.И. Михельсон. - М.: «Русские словари», 1994. - Т. 1 - 779 с. Т. 2. - 580+250 с. (Мих. 1902, 1903).
8. Мокиенко 1989: Мокиенко, В.М. Славянская фразеология [Текст] / В.М. Мокиенко. - 2 изд. М.: Высшая школа, 1989. - 287 с.
9. Мокиенко 1989а: Мокиенко, В.М. В глубь поговорки. 2-е изд. [Текст] / В.М. Мокиенко. - К.: «Радянська школа», 1989. - 221 с.
10. Рыбн. 1961: Рыбникова, М.А. Русские пословицы и поговорки [Текст] / М.А. Рыбникова. - М.: изд-во АН СССР, 1961.
11. СОЛС 2003: Алексеенко М.А., Белоусова Т.П., Литвинникова О.И. Словарь от-фразеологической лексики современного русского языка [Словарь] / М.А. Алексеенко, Т.П. Белоусова, О.И. Литвинникова. - М.: «Азбуковник», 2003. - 400 с.
12. Третьякова 2011: Третьякова И.Ю. Окказиональная фразеология: монография [Текст] / И.Ю. Третьякова. - Кострома: КГУ им. Некрасова, 2011. - 290 с.
13. Mokienko 2003: Mokienko V. Intertexteme und Text in slavischen Sprachen // Funktionale Beschreibung slavischer Sprachen. Beitrgge zum XIII. Internationalen Slavistenkongress in Ljubljana. Hrsg. Tilman Berger, Karl Gutschmidt. - München: Verlag Otto Sagner, 2003. - P. 162-186.
Bibliography
1. Apresyan 1966: Apresyan, Y.D. Ideas and the methods of contemporary structural linguistics [Text] / Y.D. Apresyan - M.: «Education», 1966. - 302 p.
2. BMSH 2000: Bercov, V.P., Mokienko, V.M., Shulezhkova, S.G. Large dictionary of the popular expressions of the Russian language [Dictionary] / V.P. Berco., V. M. Mokienko, S.G. Shulezhkova. - M.: «Russian dictionaries», OOO «The publishing house Of astrel», OOO «Publishing house AST», 2000. - 624 p.
3. BSZH: Mokienko, V.M., Nikitina, T.G. Large dictionary of Russian jargon. 25 000 words even 7 000 steady combinations [Dictionary] / V.M. Mlkienko, T.G. Nikitina. - St. Petersburg: «Norint», 2000. - 720 p.
4. Zadorozhnyy 1987: Zadorozhnyy, M.I. Semantizatsiya as the dominant of verbal contact [Text] / M.I. Zadorozhnyy // The experimental analysis of sense. - Frunze, 1987. - P. 98-112.
5. Melerovich, A. M., Mokienko, V. M. Phraseologisms in the Russian speech. Dictionary / A. M. Melerovich, V. M Mokienko. - M.: «Russian dictionaries, Astrel», 2005. - 855 p.
6. Melerovich, A. M., Mokienko, V. M. Contemporary Russian phraseology (semantics -structure - text): monograph is [Text] / A.M. Melerovich, V.M. Mokienko. - Kostroma: KGU im. N.A. Nekrasov, 2011. - 456 p.
7. Michealson, M.I. Russian thought and speech. Its and stranger. Experience of Russian phraseology. Collector of descriptive words and allegories. Preface and commentary V.M.Mokienko[ the dictionary] / M.I. Michealson. - M.: «Russian dictionaries», 1994. - T. 1- 779 s. T. 2. - 580+250 p. (Mikh. 1902, 1903).
8. Mokienko 1989: Mokienko, V.M. Slav phraseology is [Text] / V.M. Mokienko. - 2 publ. - M.: Higher school, 1989. - 287 p.
9. Mokienko of 1989a: Mokienko, V.M. In the depth of saying. the 2nd publ. [Text] / V.M. Mokienko. - K.: «Radyanska school», 1989. - 221 p.
10. Ribnikova, M.A. Russian proverbs and saying [Text] / M.A. Rybnikova. - M.: the publishing house of AS USSR 1961.
11. SOLS 2003: Alekseenko, M.A., Belousova T.P., Litvinnikova O.I. Dictionary of the otfrazeologicheskoy vocabulary of contemporary the Russian language [Dictionary]. - M.: «Azbu-kovnik», 2003. - 400 p.
12. Tretiakova, I.U. Okkazionalnaya phraseology: monograph is [Text] / I. U Tretiakova. - Kostroma: KGU im. Nekrasov, 2011. - 290 p.
13. Mokienko 2003: Mokienko V. Intertexteme und Text in slavischen Sprachen // Funktionale Beschreibung slavischer Sprachen. Beitrgge zum XIII. Internationalen Slavistenkongress in Ljubljana. Hrsg. Tilman Berger, Karl Gutschmidt. - München: Verlag Otto Sagner, 2003. - P. 162-186.
