CC BY
48
Нетрудно догадаться, что упор на имеющуюся военную мощь, ядерное оружие как основание требовать уважения к себе со стороны соседей или мирового сообщества в целом делают те, у кого других ресурсов или заслуг, поводов для высокой социальной самооценки или представлений о собственном достоинстве нет. Чаще всего это люди с низким уровнем дохода (в 2 раза чаще, чем люди с высоким достатком, соответственно 16 и 7%), неквалифицированные рабочие (22%), безработные (17%), пенсионеры (15%); для сравнения: учащиеся — 4%, служащие — 6%, специалисты и другие респонденты с высшим образованием — 7%, руководители — 9%.
Как уже отмечалось в нашем журнале, социально-политические оценки ситуации в России, характер политических ориентации, доверие к лидерам и т.п. у образованной части общества мало чем отличаются от средних оценок населения в целом. Можно говорить лишь о том, что они более дифференцированы и несколько более определенны, за высказанными суждениями стоит большая готовность их обосновывать и аргументировать, что понятно, если учесть все-таки навыки формальной рационализации, полученные в вузе. Об этом свидетельствует резкое снижение доли затруднившихся с ответом или отказывающихся отвечать на вопросы анкеты в сравнении с населением в целом. У молодых — больше оптимизма и антипатии к коммунистам и советскому прошлому, больше уверенности и спокойных оценок настоящего, у людей старшего возраста (после 40 лет) заметно сильнее выражены растерянность, чувство тревоги и алармистско-катастрофические настроения, например, в высказываниях о ближайшем экономическом или политическом будущем расхождения в негативных ожиданиях такого рода составляют 11% у молодых и 23% у пожилых (у менее образованных опрошенных соответствующие позиции составляют 14 и 24%). Но и если среди молодых и образованных опрошенных готовность выступить в акциях или демонстрациях протеста против правительства и проводимой им политики минимальна (лишь 9% этих респондентов заявили о том, что они "скорее всего примут участие" в подобных мероприятиях, по сравнению с 18% их сверстников со средним или неполным средним образованием), то ответы их старших коллег никак не отличаются от других групп респондентов — по 26% у тех и других.
Доверие политическим лидерам у молодых и пожилых респондентов схоже по характеру своих ориентации и предпочтений (главным образом, это фигуры "демократического спектра", сторонники реформ — Г.Явлинский, Е.Гайдар, А.Чубайс и др.) и различается очень незначительно — у молодых эти симпатии выражены несколько более определенно (на 2—4 пп.). То, что резко различает разные по возрасту группы образованных, так это большая выраженность патерналистских установок у старших (принимающая в настоящих условиях форму негативной зависимости от власти, резкого недовольства президентом, правительством, местной администрацией). Если у молодых специалистов требования отставки президента поддерживали 5% и правительства — 5%, то у их старших коллег уже 22 и 15% соответственно (последние гораздо ближе к респондентам, не имеющим вузовского диплома, у молодых без образования требования отставки президента и правительства разделяют соответственно
12 и 9%, у людей старше 40 лет — 17 и 14%). Иначе говоря, то что отличает молодых — это слабо выраженные надежды на власть и претензии к ней, отсутствие прямых связей планов или жизненной карьеры с отношением к власти. Напротив, 50% людей старше 45 лет с высшим образованием и 48% молодых специалистов против подобных требований отставок (в других группах настроенных таким образом — 33—37%); такая высокая доля отказа от
участия в протестных акциях характерна лишь для учащихся и студентов (55 и 46% соответственно).
Вместе с тем анализ различных ответов этой группы респондентов и сравнение их с ответами других категорий опрошенных, отличающихся более низким уровнем образования, свидетельствует о том, что ни особой солидарности, ни какой-либо специфики установок и ценностных ориентации у этих респондентов нет, или они очень слабо выражены. Это свидетельствует о том, что ценности образования или знаний, профессиональных или специальных квалификаций не носят самостоятельного характера, что они обусловлены скорее позиционным эффектом (суммой преимуществ и социальных возможностей, предоставляемых положением в системе социальных статусов), местом в социальной организации, а не индивидуальными компетенциями и гратификациями.
Соответственно, не возникает в этих условиях и корпоративных интересов академического сообщества. "Сословие" образованных как система корпоративных ассоциаций и объединений, как элемент общественной самоорганизации в современной России не сложилось: люди с образованием мыслят себя (если такое возможно) в высшей степени зависимыми от управляющих инстанций, от безличного начальства. В этом плане, вероятно, только и имеет смысл интерпретировать ответы большинства респондентов о государственно-политической неприоритет-ности высшего образования.
Александр ГОЛОВ
Индивидуальная свобода и групповая принадлежность
Принадлежность человека к той или иной социальной группе может означать для него выигрыш или, напротив, проигрыш в его индивидуальной свободе. Этот выигрыш или проигрыш может зависеть как от индивидуальности человека, так и от вида (индивидуальности) самой социальной группы. В последнем случае можно разграничить привилегированные группы (если выигрыш) и дискриминируемые группы (если проигрыш). Данные массовых опросов позволяют эмпирически оценить с этой точки зрения разнообразные социально-демографические группы населения.
Ключевую роль в такой оценке играет шкала индивидуальной свободы. В одном из опросов ВЦИОМ (март 1998 г., опрошены по репрезентативной выборке 2002 человека от 16 лет и старше) она была задана следующим вопросом: "Некоторые люди считают, что они совершенно свободно выбирают свою жизнь и распоряжаются ею, другие же считают, что они реально не влияют на то, что с ними происходит. Как бы Вы оценили Вашу свободу выбора и контроля над собственной жизнью по шкале от "1" — нет свободы, до "5" — полная свобода?" Распределение ответов на этот вопрос в целом близко к нормальному, хотя и с заметным смещением влево — к свободе низке средней (рис. 1). Эго смещение можно расценить двояко: как выражение известной самодискриминированности нынешнего российского общества или же как одно из проявлений индивидуальности среднестатистического россиянина — его неверия в свободу. Эмпирических оснований для выбора между этими двумя интерпретациями нет — невозможно разделить и противопоставить друг другу российское население и российское общество в целом. В принципе, это две стороны одной медали. Для тех и других можно поэтому использовать нейтральный термин "значение", а "оценки" и "уровни" рассматривать как различные интерпретации одних и тех же значений.
Рис. 1. Распределение оценок личной свободы по шкале от "1" — нет свободы до "5" — полная свобода (в % к числу опрошенных)
Чтобы выявить эффект принадлежности человека к той или иной социальной группе в чистом виде, необходимо отделить его от общего эффекта принадлежности человека к российскому обществу в целом. С этой целью рассматривается распределение респондентов по сравниваемым между собой социальным группам внутри каждой категории лиц с одним и тем же значением личной свободы независимо от общего веса этой категории в масштабах всего российского общества.
Мужчины и женщины. На рис. 2 показаны две особенности распределения по шкале индивидуальной свободы мужчин и женщин:
1) чем больше значение индивидуальной свободы, тем больше мужчин и меньше женщин, а чем меньше значение индивидуальной свободы, тем меньше мужчин и больше женщин. Это не универсальная закономерность. Она ограничена на шкале индивидуальной свободы интервалом значений [1—4], т.е. действует только в условиях несвободы или не слишком большой свободы;
2) при достаточно большой свободе достигается и соблюдается паритет между мужчинами и женщинами (интервал [4—5]).
В целом мужчины оказываются более свободными, чем женщины. Но говорить о дискриминации женщин как таковых не представляется возможным. Не все женщины дискриминированы и не всегда. Дискриминация женщин — только при общей несвободе и мужчин и женщин. И эта частичная дискриминация преодолевается с ростом индивидуальной свободы независимо от пола. Мужчины получают привилегии, когда свобода отсутствует или недостаточна, и такая обусловленность показывает общий смысл мужских привилегий.
Когда же свобода завоевана, и ей ничто не угрожает, общая необходимость мужских привилегий отпадает. В таких условиях оправдано движение за расширение женских прав, феминизм.
Пожилые люди и молодежь. Молодость означает выигрыш в индивидуальной свободе (рис. 3). Это, очевидно, естественная привилегия молодости. В первом приближении принадлежность к среднему возрасту 30—50 лет не означает сама по себе ни выигрыша, ни проигрыша в личной свободе. Это нейтральная социальная группа. Наконец, в возрасте после 50 лет значение индивидуальной свободы начинает убывать. Пожилой возраст, старость, можно, таким образом, отнести к дискриминационным факторам для социальных групп.
Семейное положение. Холостяцкая жизнь дает выигрыш в свободе (рис. 4). Тем не менее люди женятся, выходят замуж. То, что при этом происходит с индивидуальной свободой, можно охарактеризовать как "нормализация". Положение женатых (замужних) людей характеризуется подъемом в центральной части шкалы индивидуальной свободы и спадом по краям этой шкалы. Таким образом, если у человека мало свободы, то вступление в брак дает ему выигрыш, а если много, то — проигрыш в личной свободе. В результате индивидуальная свобода выравнивается и приобретает в пределе одно и то же общее значение, превращается в норму. Брачный союз — это нормализующая социальная группа.
Рис. 2. Распределение мужчин и женщин по шкале индивидуальной свободы от "1" — нет свободы до "5" — полная свобода (в % к числу опрошенных)
Рис. 3. Распределение по шкале индивидуальной свободы возрастных групп от "1" — нет свободы до "5" — полная свобода (в % к числу опрошенных)
Рис. 4. Распределение по шкале индивидуальной свободы лиц с различным семейным положением от "1" — нет свободы до "5" — полная свобода (в % к числу опрошенных)
Фактически, однако, полной нормализации индивидуальной свободы в семье не происходит. Это драматически обнаруживается в случае развода. Разведенные характеризуются спадом в центральной части шкалы индивидуальной свободы и подъемом ее крайних значений. При разводе, таким образом, одни партнеры в свободе выигрывают, а другие проигрывают. Достигнутое в той или иной мере общее значение свободы сменяется поляризацией ее индивидуальных значений. Разведенные — "поляризованная" социальная группа.
В случае вдовства общая норма свободы, достигнутая в браке, не отвергается, но не всегда и сохраняется. О поляризации здесь можно говорить только статистически, но не в конкретных индивидуальных случаях.
Материальное положение. Личная свобода зависит, очевидно, от получаемых доходов. Можно проследить, как с ростом доходов меняется распределение значений индивидуальной свободы (рис. 5). Лица со среднедушевым доходом до 167 руб. в месяц составляют дискриминационную группу россиян. При доходах 167—332 руб. в месяц можно говорить о поляризованной группе. При нахождении среднедушевого дохода в интервале 333—600 руб. в месяц начинается нормализация на значении индивидуальной свободы ниже среднего (по шкале от 1 до 5 — значение 2). Только среднедушевой доход свыше 600 руб. в месяц обеспечивает нормализацию на значении свободы выше среднего (по шкале — значение 4).
Теоретически при достаточно высоких уровнях доходов могла бы обнаружиться привилегированная группа, сама принадлежность к которой означает выигрыш в индивидуальной свободе. Но данные рассматриваемого опроса не позволяют ее вычленить. Таковая или не существует или слишком малочисленна.
У » - ь
ни
20
11 - -О
10-
* ■
В ■ ' г | 1 1 1 3 4 5
—О— 1*? —♦— ЗЗИЙИр^
--О- 1 *7-313 ру«. ■^4 Сшив Ш рув.
Рис. 5. Распределение по шкале индивидуальной свободы лиц с различными среднедушевыми доходами от "1" — нет свободы до "5" — полная свобода (в % к числу опрошенных)
I
С ..............
13 3^1
—- Спцмн —ИЗ— У|мл —А— АДяпм Квн»
Рис. 6. Распределение по шкале индивидуальной свободы жителей различных регионов. От "1" — нет свободы до "5" — полная свобода (в % к числу опрошенных)
Регионы. Распределение по шкале индивидуальной свободы жителей отдельных регионов страны, как правило, многозначно, а ограниченность выборки не позволяет эту многозначность интерпретировать. Но в отдельных случаях картина настолько проста, что ее можно оценить. Как видно из данных на рис. 6, Северный Кавказ — это дискриминационный регион, а Урал — стабилизирующий. Москва не столь проста. При общей тенденции к привилегированности стабилизация достигается только при значении свободы ниже среднего (по шкале — значение 2). При среднем значении свободы (по шкале — значение 3) в Москве можно констатировать поляризацию.
Елена ВИНОГРАДОВА Муниципализация социальной сферы предприятий: мнения руководителей
В мае—июне 1998 г. было проведено обследование промышленных предприятий, задача которого состояла в изучении их поведения в социальной сфере*. Опрос проводился на 92 предприятиях, расположенных в пяти пилотных городах проекта: в Волгограде (26 предприятий), Астрахани (20), Туле (19), Великом Новгороде (13) и в Рыбинске (14 предприятий). В выборку были включены предприятия, имевшие на момент опроса в хозяйственном распоряжении объекты социальной сферы или располагавшие таковыми в течение последних пяти лет и передавшие их муниципалитетам. Опрашивались директора предприятий или их заместители, ответственные за решение социальных вопросов и, в частности, за управление объектами социальной сферы.
Основное внимание в ходе опроса было уделено трем группам вопросов. Во-первых, выявлялись оценки, даваемые руководителями предприятий процессу муниципализации социальных объектов (его организационно-правовому обеспечению и социально-экономическим результатам). Во-вторых, была собрана информация о состоянии и возможных перспективах тех объектов социальной инфраструктуры, которые остаются в распоряжении предприятий по настоящее время. В-третьих, предметом исследования явились меры социальной поддержки работников, которые осуществляются силами предприятий и планируются администрацией.
Влияние передачи социальных объектов на экономическое положение предприятий. Более 1/2 предприятий (58%), включенных в выборку, в течение последних пяти лет передавали городу те или иные социальные объекты, уходившиеся в их хозяйственном распоряжении. Дан-вые опроса свидетельствуют о том, что "сброс" объектов социальной сферы не оказал существенного влияния на финансово-экономическое положение большинства предприятий: 23% руководителей предприятий, передавших со своего баланса те или иные объекты, сообщили, что это не принесло никакой выгоды, 1/2 респондентов (50%) оценили эту выгоду как незначительную, 12% затруднились С ответом. И лишь руководство 15% обследованных предприятий оценивали положительно эффект от этих мер и считали его значительным.
* Данный опрос явился продолжением ряда исследований, проведенных ранее в рамках проекта ТАСИС "Социальные последствия экономических преобразований и приватизации в РФ". Концепция, методика и инструментарий опроса разработаны автором с участием эксперта ТАСИС, доктора Стивена Уайт-филда, подготовившего разделы анкеты, связанные с изучением мнений руководителей предприятий об эффективности проводимых в России социальных реформ. Полевые работы осуществлены ВЦИОМ.
На большей части предприятий (88%), где был получен какой-либо положительный эффект от "сброса" объектов социальной сферы, этот эффект проявился в виде сокращения прямых затрат на их содержание. Помимо этого на 6% обследованных предприятий он был связан и с сокращением численности занятых на этих объектах, еще 6% — с сокращением бюджетной задолженности.
Сокращение налогооблагаемой базы в значительных размерах в результате муниципализации объектов произошло лишь на очень небольшом числе обследованных предприятий (4%). Более распространены случаи незначительного уменьшения ее (22%) или сохранения на прежнем уровне (36%). В 12% случаев наблюдалось расширение базы налогообложения, но, как правило, тоже незначительное.
В результате передачи объектов общий объем затрат соответствующей группы предприятий значительно сократился (8% предприятий), отмечено незначительное сокращение (61%), никаких изменений не зафиксировано (22% предприятий).
Освобождение от объектов социальной сферы не позволило ни одному из обследованных предприятий сколько-нибудь значительно снизить цены на продукцию. Такая мера позволила обеспечить резервы лишь для незначительного снижения цен всего на 10% предприятий. В большинстве же случаев (60%) это оказалось невозможным для предприятий или такая цель ими не ставилась (20%). Таким образом, в существующих экономических условиях для большинства предприятий муниципализация объектов социальной инфраструкуры не стала существенным фактором улучшения их финансового положения и повышения конкурентоспособности. В этой ситуации позиции администрации предприятий в отношении перспектив муниципализации объектов, остающихся в их хозяйственном распоряжении, формируются на основе оценки более широкого круга обстоятельств. Некоторые из них мы рассмотрим ниже.
Влияние муниципализации социальных объектов предприятий на социально-экономическое положение работников. Респондентам было предложено оценить, как передача объектов социальной сферы отразилась на возможностях работников получать соответствующие виды услуг. В ряде случаев руководители предприятий отмечали снижение доступности социальных услуг для своих работников, однако не во всех сферах оно проявлялось в равной степени. Наиболее чувствительные последствия ощущались в сфере распределения жилья, что, по-видимому, в значительной степени связано с общей остротой жилищной проблемы в городах, в том числе в пилотных городах проекта. Около 45% респондентов отметили существенное сокращение возможностей решения жилищных проблем работников предприятий, ранее являвшихся балансодержателями жилья. Меньше всего изменилась ситуация для работников предприятий, являвшихся балансодержателями объектов здравоохранения, в связи с их муниципализацией (64% респондентов отрицали наличие каких-либо изменений, 36% отмечали лишь незначительные ухудшения). В отношении других видов социального обслуживания мнения респондентов разошлись и никаких тенденций здесь не прослеживается. По мнению довольно значительных групп респондентов (50—64%), передача социальных объектов предприятий городу никак не отразилась на возможностях работников получать соответствующие услуги (табл. 1).
Как показал опрос, ни на одном из обследованных предприятий освобождение от объектов социальной сферы не привело к сколько-нибудь значительному повышению заработной платы: в 11% случаев такие задачи и не ставились руководством, в 20% эти ресурсы были ис-
