CC BY
48
ББК 81.411.2-2 YAK 811.161.1
E.H. ШИРОКОВА
E.N. SHIROKOVA
ИГРЫ СО ВРЕМЕНЕМ В ПРОЗЕ В. ПЕЛЕВИНА
PLAYING WITH TIME IN V. PELEVIN'S PROSE
В статье рассматриваются функции темпорального онтологического субкода языка в постмодернистской литературе. Исследуются игровые способы трансформации метафор времени в прозе Пелевина такие, как реализация метафоры, приём обнажения абсурдности реализации метафоры, снижение аксиологической значимости метафоры, а также создание с их помощью абсурдной модели времени.
The functions of temporal ontological subcode of the language in postmodernist literature are considered in the article. Playing means of transforming time metaphors in Pelevin's prose are investigated. They comprise such techniques as metaphor realization, revealing metaphor realization absurdity, decreasing axiological importance of metaphor and thus creating absurd model of time.
Ключевые слова: онтологический темпоральный субкод, метафора, игровые приемы оживления образности, обнажение абсурдности реализации метафоры, абсурдная модель времени.
Key words: ontological temporal subcode, metaphor, playing techniques of imagery vivification, revealing metaphor realization absurdity, absurd model of time.
Лингвистическое время является репрезентантом понятийной категории времени, отражающей неоднозначное и противоречивое представление о времени, сложившееся на основе обыденного, религиозного и научного сознания. В силу многоа-спектности понятийной категории времени неоднороден и темпоральный код языка, представленный такими субкодами, как онтологический, хронометрический, психологический и метаязыковой [14, с. 69-104].
Онтологический темпоральный субкод эксплицирует представление коллективного языкового сознания об онтологии времени. Конституентами данного субкода являются тропы, и прежде всего - метафоры, с помощью которых время объективируется не только для обыденного, но и для научного сознания. «Любая научная теория (и господствующая, и маргинальные) включает в себя не только логические схемы известного - достижения ratio, облечённые в термины, суждения, умозаключения, но и сублогические схемы неизвестного - целостные чувственные образы объекта изучения, при вербализации принимающие форму концептуальной метафоры (метамета-форы) и выступающие в качестве внерациональных коррелятов термина» [13, с. 132]. При этом, как отмечает А.А. Залевская, «зачастую метафоричные по своему происхождению понятия и термины воспринимаются как описывающие реальное (выделено автором. - Е.Ш.) положение дел, то есть изначальное значение 'возможно, похоже на ...' понимается как 'так, и только так'» [2, с. 148].
В основе таких метафор лежит когнитивный образ, отсылающий «абстрактный концепт к материальному миру» и позволяющий познать «новое явление через уподобление его старому, известному» [12, с. 191]. Вместе с тем номинативная функция этих метафор снижает их образность [13, с. 200]. Однако в художественном дискурсе, как известно, оживляется стёртая образность метафор, а единицы онтологического темпорального субкода приобретают дополнительные текстовые функции. Так, кроме участия в формировании образности и экспрессивности художественной речи, в постмодернистской литературе метафоры времени становятся средством репрезентации категории игры, выполняют текстопорождающую функцию, являются средством фор-
мирования абсурдной (парадоксальной) модели мира. Целью данной статьи является рассмотрение функций, а также игровых способов трансформации темпорального онтологического субкода в прозе В. Пелевина.
Индивидуально-авторское осмысление времени в ХХ-ХХ1 вв. опирается в первую очередь на существующие метафорические модели времени, такие как время - это ценность (деньги), время - это движущийся объект, время - это субстанция и т.п., и связано с развитием этих ассоциативных (мотивационных) рядов [11, с. 101-102]. Кроме того, в художественном тексте нередко происходит совмещение метафорических и метонимических переносов, наблюдается явление семантической аппликации, связанное с объединением нескольких семантических полей и оживлением ассоциативных связей [3, с. 23; 6, с. 71]. При этом «развёртывание метафоры, то есть последовательное осуществление семантического согласования сквозь все предложение, превращает метафору в образ» [1, с. 351].
В прозе В. Пелевина эти приёмы оживления образности метафоры нередко взаимодействуют с приёмом реализации (буквализации) метафоры, который заключается в развёртывании метафоры, понятой в нарочито буквальном смысле [6, с. 91]. Нередко этот игровой приём В. Пелевин использует не в «чистом» виде, а в модифицированном: буквализирующая развёртка метафоры помещается в конструкцию с отрицательным модусом и тем самым подчёркивается абсурдность буквального прочтения переносного смысла тропа. Поэтому этот приём можно назвать приёмом обнажения абсурдности реализации метафоры, например:
Какой пульс времени на самом деле, ответил Бальдр, никто знать не может, потому что пульса у времени нет. Есть только редакторские колонки про пульс времени. Но если несколько таких колонок скажут, что пульс времени такой-то и такой-то, все станут это повторять, чтобы идти со временем в ногу. Хотя ног у времени тоже нет. [...] Все не так просто. С одной стороны, ни пульса, ни ног у времени нет. Но, с другой стороны, все стараются держать руку на пульсе времени и идти с ним в ногу. Поэтому корпоративная модель времени постоянно обновляется [7, с. 73-74].
В приведённом фрагменте наблюдается семантическая аппликация метафор пульс времени и идти в ногу со временем за счёт семантического согласования общего компонента из зоны-источника движение, при этом в метафоре пульс времени зона-источник представлена имплицитно: «время, точнее, его движение, уподоблено движению крови через слово пульс, но пульс есть не что иное, как движение крови» [13, с. 203]. Данная аппликация оказывается композиционным центром антитезы, построенной с использованием приёма обнажения абсурдности реализации метафоры. На языковом уровне это организуется с помощью синтаксического параллелизма: метафоры времени используются в утвердительных конструкциях, а их буквализи-рующая развёртка включается в безличные отрицательные предложения, позицию дополнения при предикате нет в которых занимает слово-репрезентант зоны источника метафоры. Этот приём может завершаться, как отмечает сам В. Пелевин, парадоксальной метафорой, а именно:
- Я говорил, мы ещё встретимся, борода, - сказал цыган. - Вот и пробил час.
Т. Улыбнулся.
- Насколько я помню, - ответил он, - вы пользуетесь песочными хронометрами, а они не бьют. Впрочем, кто-нибудь из декадентов мог бы использовать это как парадоксальную метафору. Ударом песочных часов является тишина. Поэтому они все время бьют вечность... [8, с. 115].
Кроме того, в пелевинских текстах происходит снижение аксиологии времени за счет контаминации метафор с общим лексическим компонентом, выступающим в одной метафоре как компонент зоны-источника, а в другой - зоны-цели. Так, при совмещении метафоры время - ценность (деньги) с производственной метафорой добычи денег ценность денег снижается до уровня сырья, которое, как известно, содержит в себе примеси:
Но для любого карьерного работника это однозначно. Деньги добываются из его времени и сил [7, с. 177].
Абсурдность может создаваться за счёт объединения разных аспектов времени и их языковых репрезентантов в единую одноаспектную модель времени. Рассмотрим это на примере романа В. Пелевина «Generation 'П'»:
- Теперь подумай: чем торгуют люди, которых ты видишь вокруг?
- Чем?
- Тем, что совершенно нематериально. Эфирным временем и рекламным пространством - в газетах или на улицах. Но время само по себе не может быть эфирным, точно так же, как пространство не может быть рекламным. Соединить пространство и время через четвёртое измерение первым сумел Эйнштейн. Была у него такая теория относительности -может, слышал. Советская власть это тоже делала, но парадоксально - это ты знаешь: выстраивали зэков, давали им лопаты и велели рыть траншею от забора до обеда. А сейчас это делается очень просто - одна минута эфирного времени в прайм-тайм стоит столько же, сколько две цветных полосы в центральном журнале.
-То есть деньги и есть четвёртое измерение? - спросил Татарский [9, с. 125-126].
Абсурдная модель времени создается с помощью ряда игровых приёмов.
Во-первых, используется приём обнажения абсурдности реализации тропа. Так, буквализирующая развёртка метонимий эфирное время, рекламное пространство вводится в отрицательные предложения с модусом невозможности.
Во-вторых, снижается аксиологическая ценность метафоры время - деньги за счёт её трансформации: время ^ деньги ^ ценность ^ объект продажи (торговать эфирным временем).
В-третьих, научная модель времени, принятая в теории относительности, в которой время геометризировано, релятивно и сведено к четвёртой координате пространственно-временного континуума, преобразована в однокоординатную с помощью реминисцируемого анекдота. При этом в качестве точек отсчёта используются, с одной стороны, лексема обед, содержащая темпоральную сему, с другой - забор, лишь имплицитно выражающая пространственный ориентир.
В-четвёртых, связь пространства и времени в теории относительности замещается связью, основанной на включённости пространства и времени в торговые отношения в качестве объектов купли-продажи.
В-пятых, существительное деньги, имеющее семантику собирательности, метафорически определяется через абстрактное четвёртое измерение (время), однако имя время в метафоре время - деньги не тождественно четвёртому измерению (времени), так как за этими именами стоят разные представления об онтологии времени в научном и обыденном сознании.
Таким образом, контаминация квазисинонимов время - деньги и деньги -четвёртое измерение также участвует в формировании парадоксальной модели времени, объединяющей научное и обыденное представление о времени. Далее эта модель развёртывается в ещё более абсурдную модель, в которой начальная точка отсчёта имплицитно задаётся пространственно-временной координатой (Земля), а конечная - суммой денег, при этом связь с метафорой время - деньги актуализируется синонимическим повтором (доллары, баксы, твёрдая валюта, деньги):
Наши космонавты получают за полет двадцать тысяч долларов. А американские - двести или триста. А наши сказали: не будем летать к тридцати штукам баксов, а тоже хотим летать к трёмстам. Что это значит? А это значит, что летят они на самом деле не к мерцающим точкам неведомых звёзд, а к конкретным суммам в твёрдой валюте. Это и есть природа космоса. А нелинейность пространства и времени заключена в том, что мы и американцы сжигаем одинаковое количество топлива и пролетаем одинаковое количество километров, чтобы добраться до совершенно разных сумм денег. И в этом одна из главных тайн Вселенной... [9, с. 126].
В рассказе «Пространство Фридмана» эта модель трансформируется с помощью введения в неё субъективного аспекта времени, в целом же рассказ строится как
буквализирующая развёртка поговорки «деньги липнут к деньгам». Развёртка представлена тематическими группами находка - обнаружил, нашёл, улов (в переносном значении) и ценность - два кошелька, несколько тысяч рублей, четыре стодолларовые бумажки, золотое кольцо с топазом, школьный портфель с альбомом марок, в котором ...было две редких британских колонии «Straits Settlements», монеты, ювелирная бижутерия, пластиковый пакет с сорока тысячами долларов. На протяжении всего рассказа эта развёртка актуализируется повтором окказионализма баблонавт. В рассказе для теоретического обоснования подтверждённой на практике истинности буквального, а не переносного прочтения поговорки ставится эксперимент, целью которого является определение зависимости субъективного времени героя от суммы долларов, которой он обладает. Кроме того, в результате соединения «уравнения теории относительности и квантовой механики с такой областью знания, как теория нервной перцепции» [10, с. 219] выдвигается гипотеза: «внешний наблюдатель будет иметь дело с релятивистской иллюзией, наподобие кажущейся остановки времени у границы чёрной дыры, только наоборот: в нашем случае время остановится в сознании баблонавта (американские физики называют этот эффект «концом истории»)» [Там же, с. 221].
В результате создается единая модель времени, соединяющая объективный (физический) аспект времени, основным свойством которого в теории относительности является релятивность, субъективный аспект времени и объективируемое для обыденного сознания с помощью тропов представление о времени как о ценности. Действие модели иллюстрирует следующую закономерность: накопление огромной суммы денег приводит к остановке субъективного времени баблонавта. Гипотеза об остановке субъективного времени подтверждается парадоксально: субъективное время останавливается в результате гибели героя.
Созданная в рассказе одномерная (однокоординатная) модель времени является элементом мениппейной игры, которая, как отмечают исследователи [4, с. 287; 5, с. 246], характерна для поэтики постмодернистской прозы и восходит к «мениппей-ной атмосфере весёлой относительности всех ценностей и философских систем» [4, с. 287]. Данная модель выполняет не только текстопорождающую, но и концептуализирующую функцию: абсурдная модель времени (или пространственно-временная модель) репрезентирует абсурдность существующего постсоветского общества.
Эти же функции в романе В. Пелевина «Generation 'П'» выполняет метафора вечности: и в античной философии, и в христианской теологии онтология вечности тесно связана с онтологией времени. Однако в «Generation 'П'» вечность выступает как мифологема, насаждаемая тоталитарным режимом и производная от веры и памяти человека (см. подробнее: [15, с. 801-802]).
Кроме того, с целью игровой актуализации одного из аспектов времени В. Пелевин нередко использует приём контаминации метафор на основе общей тематической зоны-источника. В частности, при объединении метафор река времени и поток машин в «Generation 'П'» актуализируется исторический аспект времени:
Старые, собранные ещё при советской власти «Лады» и «Москвичи» ржавели вдоль тротуаров, как мусор, выброшенный рекой времени на грязный берег. Сама река времени состояла в основном из ярких иномарок, из-под шин которых били фонтаны воды [9, с. 190].
А в рассказе «Некромент» при воспроизведении потока сознания «посмертного астрального пузыря, или тела пепла, которое привязано к запечённому в «лежачем полицейском» праху» [10, с. 205] актуализируется субъективный аспект времени:
Много машин. Слишком много машин вокруг, чтобы увидеть мир как он есть, понять судьбу, решить, как быть дальше. Слишком густа вода времени. Медленно, медленно течёт. Много... Много машин...Слишком много машин... [Там же, с. 210].
Таким образом, в своих произведениях В. Пелевин путём контаминации представлений о времени, характерных для научного и обыденного сознания, создаёт абсурдные пространственно-временные модели, выполняющие игровую и текстопо-рождающую функцию. А поскольку, согласно одной из распространённых концепций пространства и времени, категории пространства и времени являются формой существования материи, абсурдные однокоординатные пространственно-временные моде-
ли репрезентируют абсурдность существующего мира и тем самым выполняют концептуализирующую функцию. В прозе В. Пелевина эти модели являются элементом мениппейной игры и создаются с помощью ряда игровых приёмов, трансформирующих единицы онтологического темпорального субкода. К числу таких приёмов, в первую очередь, относятся приём реализации метафоры; приём обнажения абсурдности реализации метафоры; снижение аксиологической значимости метафоры в результате контаминации метафор на основе общей тематической зоны-источника или трансформации метафоры на основе расширения ассоциативных связей.
Литература
1. Арутюнова, Н.Д. Язык и мир человека [Текст] / Н.Д. Арутюнова. - М. : Языки русской культуры, 1999. - 896 с.
2. Залевская, А.А. Введение в психолингвистику [Текст] / А.А. Залевская. - М. : Рос-сийск. гос. гуманит. ун-т, 2007. - 560 с.
3. Лебедева, Л.А. Эксплицитные и имплицитные метафорические контексты в художественном произведении [Текст] / Л.А. Лебедева // Континуальность и дискретность в языке и в речи. - Краснодар : Кубанск. гос. ун-т, 2009. - С. 23-24.
4. Липовецкий, М.Н. Русский постмодернизм (Очерки исторической поэтики) [Текст] / М.Н. Липовецкий. - Екатеринбург : Уральск. гос. пед. ун-т, 1997. - 317 с.
5. Маркова, Т.Н. Формотворческие тенденции в прозе конца ХХ века (В. Маканин, Л. Петрушевская, В. Пелевин) [Текст] : дис. ... д-ра филол. наук / Т.Н. Маркова. - Екатеринбург, 2003. - 379 с.
6. Москвин, В.П. Русская метафора : Очерк семиотической теории [Текст] / В.П. Москвин. - М. : Изд-во ЛКИ, 2007. - 184 с.
7. Пелевин, В.О. Ампир В [Текст] / В.О. Пелевин. - М. : Эксмо, 2006. - 416 с.
8. Пелевин, В.О. Т [Текст] / В.О. Пелевин. - М. : Эксмо, 2009. - 384 с.
9. Пелевин, В.О. Generation 'П'. Рассказы [Текст] / В.О. Пелевин. - М. : Вагриус, 2000. -608 с.
10. Пелевин, В.О. П 5 [Текст] / В.О. Пелевин. - М. : Эксмо, 2008. - 288 с.
11. Перцова, Н.Н. К понятию «вещной коннотации» [Текст] / Н.Н. Перцова // Вопросы кибернетики. Язык логики и логика языка. - М. : АН СССР, Научн. совет по компл. проблеме «Кибернетика», 1990. - С. 96-105.
12. Стернин, И.А. Слово и образ [Текст] / И.А. Стернин, М.Я. Розенфельд. - Воронеж : Истоки, 2008. - 243 с.
13. Чернейко, Л.О. Лингвофилософский анализ абстрактного имени [Текст] / Л.О. Чер-нейко. - М. : ЛИБРОКОМ, 2010. - 272 с.
14. Широкова, Е.Н. Темпоральный код языка и его эмотивный субкод [Текст] / Е.Н. Широкова. - Н. Новгород : Нижегородск. гос. пед. ун-т, 2010. - 189 с.
15. Широкова, Е.Н. Онтология вечности в толковых словарях и в индивидуально-авторском осмыслении [Текст] / Е.Н. Широкова // Вестн. Нижегородск. ун-та им. Н.И. Лобачевского. - 2010. - № 4. - Ч. 2. - С. 800-803.
