CC BY
161
УДК 329.11
ИДЕЙНЫЙ ОБЛИК РОССИЙСКОГО СОЦИАЛ-КОНСЕРВАТИЗМА
© Е. А. Беляев
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450074 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.
Тел./факс: +7 (927) 346 36 19.
E-mail: rus_belov@mail.ru
Статья посвящена становлению идейного облика российского социал-консерватизма. Анализируются теоретические предпосылки формирования современной российской социал-консервативной мысли, ведущими представителями которой являются лидеры Коммунистической партии Российской Федерации. Автор делает вывод, что социал-консерваторы перед лицом отрицаемой ими глобализации стремятся осуществить своеобразный синтез русской идеи и коммунизма, выдвигая на первый план ценности патриотизма, традиционной русской культуры и духовности, этатизма и социальной справедливости.
Ключевые слова: консерватизм, социал-консерватизм, Коммунистическая партия Российской Федерации.
«Невозможно нормальное и здоровое существование и развитие общества без консервативных сил» [1, с. 109], - писал Н. Бердяев. Но какой могла бы стать идеология современного российского консерватизма?
Российский консерватизм представляет собой весьма сложный и многоплановый феномен. Наиболее общая типология и периодизация консерватизма дана В. А. Гусевым, который выделял дореволюционный, эмигрантский и современный консерватизм (или консерватизмы) [2], в каждом из которых можно выделить свои направления. Таким образом, трудно говорить о какой-то единой традиции российской консервативной мысли.
Тем не менее все же можно говорить об определенной преемственности развития консерватизма в нашей стране. Основные ценностные ориентиры российского консерватизма всегда оставались в общем одними и теми же: патриотизм, духовность, идеалы православия, уважение традиции, приоритет духовных ценностей перед материальными, социальная солидарность (соборность), сильное централизованное государство (этатизм), держав-ность, национальная самобытность. Консерваторы в целом тяготеют к органицистскому пониманию общественного развития, политики и права, каждый народ для них - это соборный исторический организм. Поэтому распад СССР нередко воспринимается ими как противоестественное расчленение органического целого.
Социальная философия русского консерватизма в целом носила достаточно антибуржуазный характер. В числе русских критиков европейской буржуазной цивилизации можно назвать имена таких представителей религиозно-философского направления, как Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, Н. Н. Страхов, Н. Я. Данилевский, И. В. Киреевский, Н. В. Гоголь, К. Н. Леонтьев. Именно с идеи «охранительного социализма» в XX в. возникает целый ряд концепций, в которых идея социализма соединялась с консервативными принципами. Примерами могут служить идеи «прусского
социализма» (О. Шпенглер), концепция «немецкого социализма» (А. Меллер ван ден Брук), течение «национал-большевизма» в Германии (Э. Никиш и др.) и в русском зарубежье (Н. В. Устрялов, Ю. В. Ключников и др.), доктрина социальной монархии («младороссы», И. Л. Солоневич) и др. [3, с. 280].
Видный представитель русской консервативной мысли Лев Александрович Тихомиров на рубеже ХІХ-ХХ вв. разработал концепцию монархического социального государства. Опираясь на идеи данного мыслителя, мы можем говорить об интеллектуальной традиции российского социал-консерватизма.
Л. А. Тихомиров отводил государству и конкретно самодержавному правителю роль арбитра, ориентированного на широкое использование принципов государственного регулирования социальной политики и межклассового взаимодействия. Ведь только монарх, с точки зрения консерваторов того времени, мог заявлять о себе, как о выразителе интересов всей нации в целом. Критикуя на примере Англии теорию «общегражданского» государства, Л. А. Тихомиров утверждал, что, ограничив сферу деятельности государства пределами сугубо публичного политического устройства, английское правительство породило в социально-экономической сфере анархию и вседозволенность, предоставив хорошо сплоченному сословию предпринимателей возможность для сверхэксплуатации пролетариата. «Рабочие сначала не верили такому перевороту, осыпали правительство жалобами, обращались и к королю. Но ничего из этого не выходило... Государство отказывалось им помогать. Являлась мысль стать самим на его место» [4, с. 346]. Буржуазное общество на практике привело к господству капиталиста над пролетарием, лишенным многих элементарных прав, что подготовило почву для революционных социалистических учений, что, в свою очередь, актуализирует проблему выработки социальной политики со стороны власти. Отказ государства от невмешательства в социальную сферу, так же, как и выполнение монархом роли
арбитра в регулировании отношений между различными социальными слоями, должны были привести к установлению «социального мира».
В свою очередь С. Н. Булгаков, обогативший русскую мысль серьезной социально-политической проблематикой, считал что «между христианством и социализмом может и должно существовать положительное соотношение. Христианство дает для социализма недостающую ему духовную основу, освобождая его от мещанства, а социализм является средством для выполнения велений христианской любви. Он исполняет правду христианства в хозяйственной жизни» [5, с. 227]. В целом социально-политическая теория ведущей русской концепции всеединства была направлена против усиливающейся разобщенности общества, роста классовых антагонизмов, других противоречий западной капиталистической цивилизации.
В дальнейшем представителями данного идейного направления (в первую очередь, С. Н. Бабуриным) разработаны программы «социального партнерства», как процесса сотрудничества и неконфронтационного развития социально-трудовых отношений в условиях рыночной экономики, основные положения которой предполагают построение системы взаимоотношений между работниками, работодателями и государством на принципах солидарности, взаимного учета интересов и принятия любых решений на основе взаимоприемлемо-сти. Подобные установки могут и должны определять социальную и экономическую политику государства [6, с. 35]. При этом, по мнению, С. Г. Кара-Мурзы, в России, несмотря на воздействие капитализма, не произошло разрыва общинных связей. В России человек остался соборной личностью, средоточием множества человеческих связей, осознающим свою причастность к той или иной солидарной группе: семье, сельской общине, трудовому коллективу, где один за всех и все за одного [7, с. 5].
Истоки современного российского социал-консерватизма можно также обнаружить в 1920-е годы в русской эмигрантской среде, где возник целый ряд идейных течений и политических группировок, которые стремились в той или иной степени примирить консервативные взгляды с частичным принятием Октябрьской революции (сменовеховцы, евразийцы и др.). Эта позиция получила свою четкую артикуляцию в сборнике «Смена вех», вышедшем в Праге в 1921 г. Авторами сборника последовательно проводилась мысль, что в сложившейся ситуации не существует иной национальной русской власти, кроме большевистской, что только она способна воссоздать русское государство и вернуть России державную мощь. Наиболее ярко эти идеи были выражены в статье Н. Устрялова «Patriótica». Он разделял представления К. Леонтьева и
Ф. Достоевского о том, что Россия даст миру новую культуру, идущую на смену культуре западной. Отстаивая российскую самобытность, Устрялов в
то же время считал, что Россия не должна копировать западные политические формы - она нуждается в авторитарной и даже идеократической власти, вырастающей, по его мнению, органически из глубин народной жизни. Вместе с тем Устрялов полагал, что Октябрьская революция 1917 г. носила национальный характер, а большевизм в 20-е годы вступил на «путь термидора» и постепенно будет становиться все более и более национальным - и во внутренней, и во внешней политике. В то же время «социализм в одной стране» был существенно изоляционистским лозунгом, гораздо более близким к национал-большевизму, чем к любому другому течению, признававшему советскую власть как национальную. Национал-большевизм в лице Устря-лова давал даже политический рецепт, как сочетать официальный интернационализм со скрытым национализмом, что и было сутью сталинского лозунга [8].
Здесь можно привести и оценку духовных основ русской революции Н. А. Бердяева: «Материальный труд, оторванный от всякой духовной основы, не может защитить себя. Защитить себя может лишь организованный производительный труд, всегда предполагающий нравственную самодисциплину. Такой силы организованного и самодисциплинированного труда в русской революции не обнаружилось, она не подготовлена всей прошедшей нашей историей. Вот почему трудящиеся массы сейчас... отрицают самый труд. Нужно всегда помнить, что производительная инициатива принадлежит труду духовному. Рушатся экономические основы духовно-культурной жизни в России, потому что разложились духовные основы экономической жизни, нравственная и религиозная дисциплина трудящейся личности. Труд имеет свои священные права, и он не должен находиться в исключительной и неограниченной власти капитала. Отношения труда и капитала не могут быть регулированы индивидуально, предоставлены исключительной власти личной конкуренции, они подлежат государственной и общественной регуляции» [9, с. 80].
В свою очередь в послевоенном советском обществе все большую силу стало набирать «почвенническое» общественно-культурное течение, ориентирующееся на консервативные идеалы. Особенно заметно это направление проявилось в деятельности т. н. «русской партии» внутри Союза писателей СССР, которая, впрочем, имела своих представителей и в других странах советского общества, в том числе и в партийно-государственном аппарате. Именно к этому кругу принадлежали «писатели-деревенщики» Ф. Абрамов, В. Астафьев,
В. Белов, В. Распутин, В. Солоухин и др., создавшие неповторимые картины жизни русской уходящей деревни, проникнутые глубокими размышлениями над судьбами русского народа. Главным центром национально-консервативного движения в СССР стало восстановленное в 1966 г. Всероссий-
ское общество охраны памятников истории и культуры (ВООПИК). При ВООПИК возник негласный «Русский клуб», в котором активно велась работа по осмыслению исторического опыта России [10, с. 48].
В современной консервативной теории наиболее емко социально-политическая программа русского социал-консерватизма была сформулирована А. С. Панариным: «В России нельзя построить сильное государство на либеральных принципах и приоритетах среднего класса, предпринимательской инициативы, социал-дарвинского «естественного отбора», направленного против остальных «неадаптированных» слоев, париев рынка. Если отечественный консерватор желает сильного государства, ему предстоит вооружиться большой социальной программой и встать на сторону «слабых». По определению Панарина, «модель русского сильного государства - со слабыми против сильных». Эта идея сочувствия «нищим духом», по мнению философа, лежит в основе всего православного вероучения и всей истории России: «Россия всегда была сильна, когда выступала в союзе со слабыми против сильных. Внутри страны велик был тот государь, кто стоял за простой люд против боярства. Ш международной арене Россия была мировой державой, когда выступала в союзе с угнетенными народами против завоевателей и колонизаторов» [11]. В целом перед лицом либеральных реформ в России А. С. Панарин считал очевидными преимущества советского социального государства.
Панарин пытается вместить эти константы русской государственности в советскую историю, отмечая ее христианскую парадоксальность: «Советская империя вместо того, чтобы использовать силу для получения экономических дивидендов, как это делали все другие империи, дотировала из своего не слишком богатого бюджета программы индустриализации опекаемых ею стран, строила заводы и обучала молодежь, внушала «комплекс освобождения» вместо комплекса неполноценности. Она тщательно оберегала от уничтожения туземные языки и литературы, занималась «ренационализацией» в тех случаях, когда возникала угроза утраты идентичности бывших колониальных окраин, растила национальные кадры и элиты... Советский «имперский центр» был представлен не национальным государством метрополии со свойственным ему национальным эгоизмом, а государством, несущим на мировой арене ту же функцию, что и внутри страны: унимать сильных, давая шансы слабым» [12, с. 223].
В период начального становления молодой российской многопартийности многие новые политические партии и движения стали позиционировать себя как консервативные (в различных вариантах и в различном понимании этого слова). В тот исторический период «консерваторами» себя называли преимущественно те, кто оппонировал Б. H. Ельцину и его реформам. Таким образом, рос-
сийский консерватизм тех лет в основном был представлен левыми политиками и партиями:
С. Бабуриным («Российский общенародный союз» -РОС), А. Стерлиговым («Русский Национальный Собор» - РНС), Г. Зюгановым (тоже являющимся одним из руководителей РНС), А. Прохановым («Фронт национального спасения» - ФНС) и многими другими.
Желание этих политических деятелей объявить себя консерваторами явно было продиктовано стремлением лишний раз подчеркнуть свой оппозиционный настрой по отношению к тогдашним «реформаторам» в целом и Ельцину в частности, показать принципиальное от них отличие. Консерватизм этих политиков был «советским» консерватизмом, рефлексией по отношению к уже исчезнувшему Советскому государству, тем более, что в 1960-х-1970-х гг. и даже позже в ЦК КПСС и прочих советских правительственных структурах было достаточно много людей с похожими взглядами, например, Николай Митрохин исследует так называемую «русскую партию» в КПСС: «Русские националисты все годы перестройки (и особенно на раннем этапе) имели хорошие позиции в партийногосударственном аппарате» [13, с. 564].
В связи с этим Г. Рормозер обращает внимание на то, что при более глубоком анализе советской государственности в ней можно рассмотреть набор элементов, свойственных консервативным социально-политическим системам: сильная государственность, авторитет как основа системы, принцип иерархии. Он называет эти элементы «триединой консервативной структурой» и указывает на то, что советский режим использовал этот этнос, уходящий глубокими корнями в историю России. По его мнению, «создавая новую Россию, народ не может отбросить историческую память этого семидесятилетия, сколь бы страшной она ни была, не может прервать преемственность. И в этой эпохе есть определенные элементы, которые нужно было бы сохранить, очистив их от наслоений... Не будь этих жизненных устоев, как могла бы тогда столь долго продержаться сама советская система?» [14, с. 109].
Сторонники «русской партии» в КПСС и составили впоследствии руководящее ядро КП РСФСР, а затем и КПРФ. После отмены Конституционным судом РФ запрета Президента РФ на деятельность КП РСФСР, российская компартия была восстановлена под названием КПРФ. На II чрезвычайном съезде коммунистов России (февраль 1993 г.) лидером партии был избран Г. А. Зюганов. Несмотря на то, что в документах, принятых съездом, декларировалась преемственность между КПСС и КПРФ, начиная с 1993 г. и по настоящее время в ее руководстве доминирует «державнопатриотическое» течение (Г. Зюганов, Ю. Белов), а в книгах Г. Зюганова социал-консерватизм нашел достаточно полное выражение. Квинтэссенцией
подобного консерватизма может служить перифраз известных слов Петра Аркадьевича Столыпина, ставший лозунгом патриотического блока во время выборов народных депутатов РСФСР в 1990 г.: «Нам нужна великая советская Россия!». В период распада СССР наиболее заметным представителем данного направления была депутатская группа «Союз».
Уже несколько позже русские патриоты поддерживали «консервативные» силы в КПСС и КП РСФСР, видя в стремительной либерализации советского общества путь к разрушению русской государственности и уцелевших национальных традиций. Представители этих сил (В. Распутин и др.) поставили свои подписи под «Словом к народу» -документом, который некоторые позже расценили как «духовную программу ГКЧП». Таким образом, в первой половине 1991 г. стали рельефно проявляться контуры пресловутого «правого блока» -организационного объединения националистов, консервативной части советского истеблишмента и национал-большевистского течения компартии [15]. В то же время интеллектуалы-консерваторы открывали для себя преимущества социализма. Так, видный писатель-почвенник В. В. Кожинов в конце 1991 г. заявил, что «мир неотвратимо движется к экономическому и политическому устройству, которое более или менее точно можно определить как социалистическое», и призвал власть имущих «всерьез задуматься о последствиях решительных нынешних попыток «отменить» социализм» [16]. Более того, «либерально-капиталистический дух» не принимали даже представители консервативного лагеря, в свое время активно участвовавшие в диссидентском движении. В связи с этим особенно показательна позиция известного консервативного мыслителя И. Р. Шафаревича. Рассматривая социализм как путь человечества к самоуничтожению, Шафа-ревич вместе с тем утверждал, что «все великие реформы русские были некапиталистическими» и что «сам капиталистический дух был чужд русскому обществу - всем его течениям» [17, с. 90].
Очевидная попытка совместить традиционные коммунистические представления с государственно-патриотическими ценностями предпринята в уже Программе КПРФ, утвержденной на III съезде партии в январе 1995 г. Синкретический характер Программы во многом объясняется тем, что она стала результатом компромисса между различными внутрипартийными течениями. Вместе с тем Программа четко зафиксировала дрейф КПРФ в сторону национально-державных ценностей. «Обратите внимание на то, - говорил на съезде один из видных идеологов партии Ю. Белов, - что наряду с привычными терминами: «социализм», «коммунизм», «производительные силы», «производственные отношения» в нашей Программе появились понятия, каковых не было в прежних программах
коммунистической партии: «Великая Россия»,
«патриотизм», «государственно-патриотические
силы», «русская идея» [18, с. 80].
В Основном документе КПРФ подчеркивается, что социализм органичен для России, лежит в русле российской культурной и нравственной традиции. Советский Союз рассматривается в ней как геополитический преемник Российской империи. «История вновь оставляет народам нашей Родины тот же выбор, что и в 1917 и в 1941 гг.: либо великая держава и социализм, либо дальнейший распад страны и окончательное превращение ее в колонию, - отмечается в Программе. Можно смело утверждать, что в своей сущности «русская идея» есть идея глубоко социалистическая» [19].
На мировоззрение лидера КПРФ Г. А. Зюганова оказали влияние не только советская идеология, но и наследие русских консервативных мыслителей. По его мнению, Россия - это особый мир, самобытная цивилизация, отличная от западной: «Мы видим в России особый мир, целый «социальный Космос» со своими специфическими историческими, геополитическими, мировоззренческими, национальными и экономическими чертами...» [20, с. 225].
Лидер КПРФ, естественно, резко отрицательно относится к глобализации, которую он воспринимает как угрозу нивелирования самобытности народов мира, в том числе России. «Цель глобализма - поставить под сомнение суверенитет народов над их территорией и ресурсами, - утверждает лидер КПРФ. -И на ближайший период главной целью нашей страны будет выживание, сохранение суверенной государственности, великой культуры и традиционной духовности» [21]. Стоит отметить, что признание уникальности русской цивилизации, определяемой ценностями отечественной духовной культуры, антизападничество и вера в самобытность российского исторического пути всегда были характерны именно для консервативного мышления. Как заметил политолог Б. Г. Капустин, «отстаивание «права особенного» (особой культуры, национального организма и т.д.) против нивелирующей абстрактности всеобщих законов прогресса - фамильный знак консерваторов» [22]. Следует отметить, что альянс между консерваторами и социалистами уже реализуется в некоторых странах, близких сегодняшней России по своему положению, - Латинской Америке и Индии. Так, левый национализм занимает значимое место в политическом процессе многих латиноамериканских стран, а приведший к власти президента Уго Чавеса блок назывался Патриотический Полюс [23].
В мировоззренческих установках современных коммунистов важную роль играют и идеологические постулаты евразийства. Так, Г. Зюганов считает что Советский Союз был геополитическим центром евразийской цивилизации. Лидер КПРФ отстаивает необходимость восстановления обновленного СССР, т.е. единого евразийского государства.
По его мнению, «главное противоречие сегодня состоит не в противоречии между основными классами и социальными слоями, а в антагонизме между правящими режимами, опирающимися на узкий слой либо компрадорской, либо националистической бюрократии, которая стремится к слому евразийской цивилизации в лице России и остальным населением» [24, с. 52].
Стоит также отметить, что в 2000-е годы в ходе аппаратно-идеологической борьбы внутри КПРФ консервативные компоненты идеологии все больше вытесняют традиционные марксистско-ленинские представления.
Таким образом, социал-консерваторы стремятся осуществить своеобразный синтез русской идеи и коммунизма, ценностей державности и марксизма-ленинизма. Они полагают, что Октябрьская революция 1917 г. и советский строй органически вписываются в отечественную историческую общинно-коллективистскую традицию. Идеология современного российского социал-консерватизма включает в себя патриотизм, возрождение традиционной русской культуры и духовности, антизападничество, этатизм, экономический дирижизм и установку на социальную справедливость, осуществляемую с помощью государственных механизмов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бердяев Н. А. Философия неравенства. М.: ИМА-ПРЕСС, 1990. 286 с.
2. Гусев В. А. Русский консерватизм: основные направления и этапы развития. Тверь: изд-во Твер. гос. ун-та, 2001. 235 с.
3. Репников А. В. От Леонтьева до Сталина: консерватизм, социализм и либерализм // Наш современник. 2005. №10. С. 268-280.
4. Тихомиров Л. А. Апология веры и монархии. М.: Москва, 1999. 390 с.
5. Булгаков С. Н. Христианский социализм. Новосибирск: Наука, 1991. 350 с.
6. Бабурин С. Н. Православное хозяйство с позиции современного русского консерватизма // Философия хозяйства. 2003. №1. С. 34-41.
7. Кара-Мурза С. Г. История государства и права России. М.: Былина, 1998. 325 с.
8. Агурский М. С. Идеология национал-большевизма. ИЯЬ: Шр://ги88Ігіеа.г<^і.8рЬ.ги/НЬги88/іпгіех.рЬр?ЕЬЕМЕМТ_ГО= 1673. Дата обращения: 14 апреля 2011.
9. Бердяев Н. А. Духовные осноновы русской революции.
иЯЬ: http://krotov.mfo/1ibrary/02_b/berdyaev/1918_duorr_
02.htm. Дата обращения: 17 мая 2011.
10. Пантелеев С. Ю. Современный русский консерватизм // Свободная мысль ХХІ. 2004. №11. С.45-62.
11. Слабые против сильных. Последнее интервью известного русского философа Александра Панарина // Трибуна. 2005. 3 марта.
12. Панарин А. С. Стратегическая нестабильность в ХХІ веке. М.: Алгоритм, 2003. 560 с.
13. Митрохин Н. А. Русская партия: Движение русских националистов в СССР. 1953-1985 годы. М.: НЛО, 2003. 624 с.
14. Рормозер Г., Френкин А. А. Новый консерватизм: вызов для России. М.: Ин-т философии РАН, 1996. 237 с.
15. Соловей Т. Д., Соловей В. Д. Несостоявшаяся революция. иЯЬ: http://www.inte1ros.ru/inte1ros/reiting/reyting_09/mate-ria1_sofiy/8474-nesostoyavshayasya-revo1yuciya.htm1. Дата обращения: 18 апреля 2011.
16. Кожинов В. В Куда движется человечество: Письмо тем, в чьих руках сохраняется власть // Правда. 1991. 31 декабря.
17. Шафаревич И. Р. Россия и мировая катастрофа // Наш современник. 1993. №1. С. 90-129.
18. Белов Ю. П. Русская судьба. М.: Соратник, 1995. 92 с.
19. Программа политической партии «Коммунистическая
партия Российской Федерации». ИКЬ:
http://www.ruspravda.ru/strategies_and_programms/kprf/ Дата обращения: 14 апреля 2011.
20. Зюганов Г. А. География победы: Основы российской геополитики. М.: Газ. Правда. 1997. 304 с.
21. Зюганов Г. А. Против глобального рабства // Правда. 2011. 15 февраля.
22. Капустин Б. Г. Левый консерватизм КПРФ // Независимая газета. 1996. 5 марта.
23. Милитарев В. Консерватизм и социал-демократия: параметры альянса. ИЯЬ: http://www.ctvr.ru/ana1itics/2003/
10/8/4011.11^1. Дата обращения: 20 апреля 2011.
24. Зюганов Г. А. Россия - родина моя. Идеология государственного патриотизма. М.: изд-во ИТРК РСПП «Информ-печать», 1996. 333 с.
Поступила в редакцию 18.11.2011 г.
