CC BY
113
3 Импринтер - механическое устройство, предназначенное для переноса оттиска рельефных реквизитов банковской карты на документ, составленный на бумажном носителе. См.: Тедеев А.А. Указ. соч. С. 441.
4 См.: http://www.visa.com.ru/?id=110.
5 См.: http://www.mastercard.com/us/company/en/corporate/index.html.
6 См.: http://www.diners.ru/members/History.
7 См.: Тедеев А.А. Указ. соч. С. 390.
8 См.: Экономическая газета. 1995. № 5. С. 11.
9 См.: Морозов К.Н. // Полицейское братство. 2006. № 2 (3). С. 28.
10 См.: Вестник Банка России. 2005. № 17.
11 См.: http://www.klubok.net/pageid26.html.
12 Luhn - formula Luhn (формула Лухна) - математическая формула, при помощи которой возможно рассчитать номер карты.
13 См.: http://www.klubok.net/pageid26.html/.
14 См.: Быстров Л.В. - http://www.klubok.net/.
15 См.: http://www.plastik-print.ru/book_c1.html/.
16 См.: Корнеева М. Пластиковые карты // Банковское дело в Санкт-Петербурге. 2001. № 6.
17 POS-терминал (от англ. Point of Sale - точка продажи) электронное устройство, предназначенное для проведения авторизации по картам. Устанавливается в точках обслуживания карт - предприятиях торговли и пунктах выдачи наличных. См.: Тедеев А.А. Указ. соч. С. 454.
18 Банкомат - электронный программно-технический комплекс, предназначенный для совершения без участия уполномоченного работника кредитной организации операций выдачи (приема) наличных денежных средств, в том числе с использованием платежных карт, и передачи распоряжений кредитной организации о перечислении денежных средств с банковского счета (счета вклада) клиента, а также для составления документов, подтверждающих соответствующие операции. См.: Положение ЦБ РФ. № 266. П. 1.3.
УДК.340.0(09)
А.Н. Смертин*
Идейные истоки революционного правосознания в России во второй половине XIX - начале XX вв.
В статье рассматриваются вопросы становления идейных воззрений на общественное переустройство общества, государства и права в России во второй половине XIX - начале XX вв., роль интеллигенции в формировании радикальных умонастроений, прослеживается связь революционного правосознания с социальноэкономическими условиями жизни общества и политико-правовыми институтами государства.
Smertin A.N. Ideological sources of revolutionary sense of justice in Russia in second half XIX - the XX-th century beginning.
In article questions of formation of ideological views on a public reorganization of a society, the state and the right in Russia in second half XIX - the XX-th century beginning, an intelligence role in formation of radical moods are considered, communication of revolutionary sense of justice with social and economic conditions of a life of a society and politico-legal institutes of the state is traced.
Ключевые слова: правосознание, радикализм, революция, интеллигенция.
В российском обществе столкнулись социальные противоречия между трудом и капиталом, распространялись новые виды производства, росла численность промышленного пролетариата, с другой стороны нарастали противоречия между крестьянством и помещиками. Существовали и национальные конфликты. Буржуазия начинала претендовать на политическое влияние. Большая часть интеллигенции по отношению к существующему самодержавному строю была настроена критически.
Эта атмосфера способствовала укреплению социальной базы радикальных течений. Как известно, русскому народу свойственно обостренное чувство справедливости, поэтому он всегда был падок на социальные проекты переустройства государства и общества.
По нашему мнению, необходимо по-новому осмыслить радикальные по литико-правовые концепции, попытаться найти положительное, достойное, а также вычленить неприемлемое,
* Докторант Санкт-Петербургского университета МВД России, кандидат юридических наук.
be
гъ
съ
І
*
I
съ
8
X
S
сь
8
съ
S
I
съ
8
съ
съ
І
К)
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (34) 2007
История права и государства
попытаться провести сравнительный анализ радикальных учений о праве и государстве. Результаты такого анализа в современных условиях могут быть использованы при проведении реформ, совершенствовании правоохранительной политики, в ходе правового просвещения.
Отечественные ученые, изучавшие рассматриваемые проблемы (А.И. Володин, А.А. Галактионов, И.К. Пантин, В.А. Малинин, Е.Г. Плимак, П.Ф. Никандрова, А.И. Новикова, В.Г. Хороса, Л.Я. Живова), не имели возможности использовать многие архивные источники, которые были открыты лишь в последние годы, а также оценить ситуацию с современных позиций, с учетом опыта реформаторских преобразований, наработанного после 1991 г. Причем эти преобразования носили радикальный, революционный характер: ведь произошла смена вектора историко-правового развития, общественной и идеологической парадигмы.
Сменилась и идейная база российской интеллигенции. Современной интеллигенции, студенчеству не присущ в такой мере дух социального протеста, радикализма, который был характерен для дореволюционной интеллигенции. Современная интеллигенция - разумеется, по субъективному мнению автора - преимущественно разделяет либерально-демократические ценности и выступает за социальную стабильность. Конечно, в среде интеллигенции всегда были и есть сторонники различных радикальных политических программ, однако здесь уместно говорить о преобладающих тенденциях.
Принципиально радикальную позицию занимала российская разночинная интеллигенция, которая была настроена против государства с середины XIX в.1
Выражать социальный протест против полицейской системы, против самодержавия как формы правления, даже против религии, стало в определенной степени модным. Протестовать - значило быть современным. Казалось бы, после ликвидации отживших формы государственно-правового устройства по народной инициативе сразу возникнут и установятся лучшие, оптимальные модели общественной жизни. «Во время революции, обнаружилась не борьба психологических антитез -большевизма и антибольшевизма, а борьба разных типов и разных окрасок в лоне одного и того же интеллигентского большевизма», - полагали исследователи2.
Однако давно известно, что разрушать гораздо легче, нежели созидать. Как правило, радикальные политико-правовые программы отличаются абстрактностью и непроработанностью дальнейших созидательных действий. Зачастую они не учитывают реальной ситуации, основаны на порочной идее быстрого перевоспитания народных масс, возможности изменения эгоцентрических установок поведения личности. Но еще в 1846 г. В.Г. Белинский писал, что «люди хотят картошку, а не конституцию»3.
В чем же причина разного подхода к вопросам политико-правовых реформ у дореволюционной и современной российской интеллигенции?
Основное - это то, что люди сделали определенные выводы из исторического опыта, поняли, что на фундаменте насилия светлое будущее построить невозможно, что тоталитарный режим не есть благо.
Отчасти ответ на этот вопрос дают также психология и экономика. Дореволюционная интеллигенция не могла в полной найти применение своим силам, проявить себя. Особенно трудно было сделать это в политической сфере. «По условиям русского политического строя интеллигенция оказалась оторванной от реального социального дела, и это очень способствовало развитию в ней социальной мечтательности. В России самодержавной и крепостнической вырабатывались самые радикальные социалистические и анархические идеи... Она (интеллигенция - А.С.) жила в расколе с окружающей действительностью, которую считала злой, и в ней выработалась фанатическая раскольничья мысль»4. Заниматься предпринимательской деятельностью для представителей интеллигенции считалось даже в чем-то постыдным постыдным, и вообще такое было не приято.
Конечно, нельзя сосредотачиваться только на разрушении, на ненависти к «врагам народа» -но именно в этом и состояла ошибка радикалов: «Производительность и война суть как бы символы двух исконных начал человеческой жизни, и нормальное отношение между ними, состоящее в подчинении второго начала первому, есть всегда условие прогресса, накопления богатства, материального и духовного. основная морально-философская ошибка революционизма есть абсолютизация начала борьбы и обусловленное ею пренебрежение к высшему и универсальному началу производительности»5.
Ошибка русской революционной интеллигенции состояла и в том, что она делала акцент на перераспределении и справедливом распределении материальных благ, а не на их производстве. Правда, часть интеллигенции в начале XX в. вернулась на позиции терпимого отношения к самодержавию.
Современная интеллигенция более социально адаптирована. Она нашла способы приспособиться к рыночной экономике, пытается повысить свой жизненный уровень. Она выплеснула
свою энергию протеста в начале 90-х гг. XX в., и теперь ее представители мечтают о богатстве, а не глобальном переустройстве государства, права и общества.
Но есть и нечто общее между представителями российской интеллигенции, отстоящими друг от друга на столетие, и это общее - нигилистическое отношение к государству, к политике. В обществе сложилась атмосфера недоверия к политикам, отрицание (что и означает нигилизм - от латинского «ничто») существующих общественно-политических реалий. Разумеется, субъективизм и индивидуализм - особенности нигилистического мышления, но тенденция настораживает, и с ней надо бороться: ведь подобное неверие порождает отрицание своих обязанностей перед обществом и государством, способствует внутреннему убеждению, что в рамках существующей демократической политической системы невозможно воплотить идеалы добра и справедливости. Нигилизм порождает убеждение, что «основным и внутренне необходимым средством к осуществлению моральнообщественного идеала служит социальная борьба и насильственное разрушение».6
А «пассивный нигилизм» способен в кризисных условиях превратиться в «нигилизм воинствующий», чем не преминут воспользоваться радикальные партии, которые могут прийти к власти на волне популистских лозунгов, а потом оставаться у власти за счет подавления инакомыслящих, списания своих ошибок на мифического внутреннего и внешнего врага, за счет активной пропаганды.
Проблема общественного развития имеет сложный комплексный характер, в ней множество различных аспектов: нравственный, политический, экономический, государственно-правовой и иные. И речь идет не столько о преобразовании права и государства, иных подсистем, сколько о преобразовании, совершенствовании человека. Уничтожить врага - не значит построить царство добра и справедливости. Гораздо сложнее человеку изменить себя.
Но есть у радикальных учений и положительная сторона. Они помогают взглянуть на мир по-новому. Ведь мир остается хрупким и непрочным, его разделяют национальные и расовые предрассудки и условности, государства с их армиями и полицией, религиозные разногласия и многое другое. Радикальные учения помогают выявить недостатки и пороки государства, права и общества, помогают осознать ограниченность применения государственно-правовых инструментов.
Вместе с тем в годы первой русской революции 1905 г. стало очевидным несовпадение между априорными образами революции, мыслившейся как праздник угнетенных, и теми реалиями, которые предстали перед взором русской интеллигенции. Это заставило некоторых ее представителей критически подойти к своим прежним методологическим и мировоззренческим установкам.
Несмотря на различия философских и общественно-политических взглядов участников сборника «Вехи», опубликованного в 1909 г., они сходились в одном - глубоком убеждении в необходимости коренного пересмотра мировоззренческих основ и духовной ориентации русской интеллигенции, стоящей на позициях революционного социалистического радикализма. «Их общей платформой является признание теоретического и практического первенства духовной жизни над внешними формами общежития, в том смысле, что внутренняя жизнь личности есть единственная творческая сила человеческого бытия и что она, а не самодовлеющие начала политического порядка, является единственно прочным базисом для всякого общественного строительства»7. Они пытались показать ошибочность и пагубность тех принципов, которые составляли идеологический фундамент российской революции. Веховцы хотели перевести систему ценностей русского образованного общества в иное духовное русло. Многие из них пересмотрели свои прежние марксистские и иные радикальные позиции, в связи с переходом к другим мировоззренческим установкам. Так, Н.А. Бердяев в молодости за свою социал-демократическую работу был арестован в 1898 г. по делу киевского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». П.Б. Струве был известен как лидер либеральных марксистов и автор социал-демократической программы манифеста 1898 г.
Ошибку идеологических принципов русской интеллигенции веховцы видели в признании ею безусловного примата социальности, общественных форм над духовными ценностями и духовной свободой личности, что, по их мнению, в случае практической реализации может привести к трагическим последствиям, к установлению новых форм деспотизма. Но отечественная история политико-правовой мысли продемонстрировала пример неуслышанного предупреждения. Русская интеллигенция преимущественно не вняла веховскому интеллектуально-нравственному призыву и к позиции веховцев отнеслась враждебно. По мнению автора, веховцы переоценивали значение нравственно-духовного фактора в развитии общества и государства. Веховцы глубоко исследовали духовно-психологический тип или духовный уклад революционера, структуру российского революционного сознания, его историческую эволюцию и связанную с ним политическую практику.
Но решительного пересмотра в интеллигентском сознании радикальной философии и идеологии вплоть до октября 1917 г. так и не произошло. Обращая внимание на перемену. произошедшую в
Ьв
гъ
съ
1
Я
£
I
съ
8
я
сь
8
съ
Я
I
8
съ
съ
Я
1
К)
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (34) 2007
История права и государства
социальном настроении интеллигенции после октября 1917 г., Н.А. Бердяев отмечал: «Теперь “Вехи” не были бы встречены так враждебно в широких кругах русской интеллигенции, как в то время, когда они появились. Теперь правду “Вех” начинают признавать даже те, которые их поносили».8 В веховском понимании большевизм представляет собой закономерное звено в развитии определенной традиции российской интеллигенции9.
Они считали, и достаточно обоснованно, что русская интеллигенция находится в воинственной оппозиции к власти, отчужденная от государственных институтов и политической деятельности, что она негативно настроена не только по отношению к существующему строю, но и ко всей культуре господствующих классов. Находясь в тотальной конфронтации к окружающему миру, только к народным массам интеллигенция питала коленопреклонные, полумистические чувства.
Революционная интеллигенция выработала собственный стиль жизни, свою особую мораль и специфический тип мировосприятия. «Интеллигенция приняла раскольнический характер, что так свойственно русским. Она жила в расколе с окружающей действительностью, которую считала злой, и в ней выработалась фанатическая раскольничья мораль. Крайняя идейная нетерпимость русской интеллигенции была самозащитой, только таким путем она могла сохраниться во враждебном мире, только благодаря своему идейному фанатизму она могла выдержать преследования и удержать свои черты»10.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что авторитарный политический режим в определенной мере порождал своих врагов, не давая возможности легально высказаться, вести политическую деятельность, участвовать в выборах.
Глубокий раскол с миром, который нес в свой душе разночинец-нигилист, по мнению веховцев, был не специфически интеллигентским явлением, а своеобразным отражением реально существующего в русском обществе раскола между мужицкой (народной) и дворянской культурой. Сословный строй объективно приводил к отчуждению помещиков от народных масс. Народная ненависть к «барству» имела не только классовые корни, но и культурно-бытовые. «Для русского мужика барин был не только “эксплуататором”, но - что, быть может гораздо важнее, - “барин” со всей своей культурой и жизненными навыками, вплоть до платья и внешнего облика, был существом чуждым, непонятным и потому глубоко внутренне неоправданным. ».11
В итоге политическая отчужденность от власти, «отщепенство» революционной интеллигенции, шедшее от разночинцев-нигилистов и достигшее апогея в большевизме, по убеждению веховцев, сыграло роль той самой разрушительной силы, «которая, разлившись по всему народу и сопрягшись с материальными его похотями и вожделениями, сокрушила великое и многосоставное государство», привела к большевистской революции12.
Вероятно, не совсем верно рассматривать историю возникновения большевизма исключительно как усиливающийся от поколения к поколению процесс государственного и культурного отчуждения русских революционных слоев, но этот фактор, несомненно, имел большое значение. В данном процессе, описанном русскими философами, возникает своеобразная субкультура революционнорадикальной группы интеллигентов, идут интенсивные поиски ее идеологического обоснования и оправдания. В то же время, будучи тесно связанной по своей природе с мужицкой бунтующей натурой, с ее антидворянскими настроениями и злобой к чужому «миру господ», культура нигилистической интеллигенции впитала в себя многие элементы национального, народного сознания.
Духовная близость интеллигента-разночинца к мужицким антибарским настроениям и противогосударственным устремлениям подкреплялась духовно-бытовым отчуждением интеллигенции от культуры дворянской, верхних слоев общества. С.Л. Франк писал: «По своему социальному, бытовому и образовательному уровню она стояла гораздо ближе к низшим слоям, чем к господствующему классу», и это социокультурная отчужденность привела к тому, что интеллигенция «явилась авангардом “нашествия внутренних варваров”, которое переживала Россия»13. Для русской интеллигенции было очевидно, что идеалы буржуазной демократии не прельщают русский народ.
Переход к новым формам государственного и общественного строя предполагался насильственным. «Насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым. Само насилие есть экономическая потенция»14.
Революционное уничтожение частной собственности и государства позволило бы, по мысли анархистов, проявиться стремлению людей к сотрудничеству, а не к борьбе в естественных условиях, что дало бы возможность создать федерацию свободных коммун.
Коммунисты считали приоритетной задачей захват политической власти и говорили о постепенном «отмирании государства», анархисты же выступали за немедленную «отмену государства» и за экономическую революцию. Анархисты боролись за свободу личности, но непонятно, каким образом должна была обеспечиваться безопасность личности и соблюдение достигнутых договоренностей.
В итоге «дело сводится к тому, чтобы рассматривать социальную эволюцию как естественноисторический процесс развития общественно-экономических формаций».15 Но ведь воздействуют на процесс эволюции и развития культурно-религиозные, политические и иные факторы, и не всегда их можно определить предполагающим второстепенное значение термином «надстройка», подчеркивающим важность «базиса» - состояния производительных сил, исторически необходимых производственных отношений.
Подчеркнем, что движущей силой российского коммунизма в рассматриваемый исторический период во многом была революционная интеллигенция, имевшая довольно своеобразную идейную базу. «Был создан материалистический катехизис, который был усвоен фанатически широкими слоями левой русской интеллигенции. Не быть материалистом было нравственно подозрительно. Если вы не материалист, то значит, вы за порабощение человека и народа»16. Русским радикалам присущи такие свойства, как «партийное сектантство, идейная нетерпимость, утрированная принципиальность, “упрямое политическое однодумство”, политический и идеологический экстремизм и максимализм»17.
В образе озлобленного разночинца веховцы увидели ненависть к образованному господствующему классу, которая жила в народных массах, и эту же родственную народному сознанию озлобленность, но еще более агрессивную, чем у разночинца, они разглядели в духовнопсихологическом облике большевика. У большевиков много ненависти, мстительности, замечал Н.А. Бердяев18.
В большевизме, по мнению веховцев, протест, основанный на принципах духовного аскетизма, самоограничения и утилитаризма, противостоял «буржуазной культуре». И тем не менее большевики пытались создать свою пролетарскую культуру, которая помогала бы воспитанию нового «советского» человека, они не могли обойтись без активной пропаганды своих идей.
Нельзя не учитывать и психологический фактор, устремления и мотивацию отдельной личности. Существует и противостояние личности и общества. Это подтверждается мнением такого мыслителя, как А. Эйнштейн, сформулировавшего в 1949 г. проблему следующим образом: «Индивидуум в большей степени, чем когда-либо осознает свою зависимость от общества. Но он не воспринимает эту зависимость как позитивное явление, как органическую связь, как защищающую его силу, а скорее как угрозу его естественным правам или даже его экономическому существованию»19.
Успехи большевистской пропаганды в социальных низах объясняются и его привлекательными идеалами всеобщей справедливости и всеобщего равенства трудящихся, и отрицанием старых порядков. «Социализм увлек народные массы не своим положительным идеалом, а своей силой отталкивания от старого порядка, не тем, к чему он стремился, а тем, против чего он восставал. Учение о классовой борьбе, нашло себе почву в исконном мужицком чувстве вражды к “барству”; борьба против “капитализма” воспринималась и с упоением осуществлялась народными массами как уничтожение ненавистных “господ”».20
В этой связи в современных условиях необходимо гармонизировать интересы человека и общества, человека и государства. Развивая социальные функции государства, выполняя свои обязанности перед государством, гражданин должен быть уверен в том, что в случае необходимости получит защиту и помощь со стороны государства.
1 См.: Струве П.Б. Интеллигенция и революция // Вехи. Интеллигенция в России: Сборник статей. 1909-1910. М., 1991. С. 142.
2 См.: Смена вех: Сборник статей / Ю.В. Ключников, Н.В. Устрялов, С.С. Лукьянов и др. Прага, 1921. С. 30-31.
3 Цит. по: Дан Ф. Демократизация станет исторически возможной // Коммунист. 1990. № 7. С. 69-78.
4 Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 17.
5 Франк С.Л. Этика нигилизма // Вехи. Интеллигенция в России. С. 173.
6 Там же. С. 169.
7 Вехи: Сборник статей о русской интеллигенции. С приложением «Библиографии Вех» / Послесловие и примечания Б.В. Емельянова, К.Н. Любутина. Свердловск, 1991. С. 4.
8 Из глубины: Сборник статей о русской революции / С.А. Аскольдов, Н.А. Бердяев, С.А. Булгаков и др. М., 1990. С. 19.
9 См.: Изгоев А.С. Большевистские «дурачки» и умные // Русская мысль. 1908. № 6. С. 185-201; Бердяев Н.А. Русская идея // Вопросы философии. 1990. № 1. С. 77-79.
10 Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. С. 46-48.
11 Франк С.Л. По ту сторону «правого» и «левого»: Статьи по социальной философии // Новый мир. 1990. № 4. С. 212-213.
12 См.: Из глубины: Сборник статей о русской революции. С. 238.
13 Франк С.Л. По ту сторону «правого» и «левого». С. 216.
14 Маркс К., Энгельс Ф. Полн. собр. соч. Т 4. С. 447.
15 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 1. С. 128-129.
16 Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. С. 38-39.
17 Смена вех: Сборник статей. С. 21-22.
18 Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. С. 112.
19 Эйнштейн А. Почему социализм? // Коммунист. 1989. № 17. С. 98.
20 Франк С.Л. По ту сторону «правого» и «левого». С. 217.
