CC BY
25
держка. Хотел было за сыном ехать, да задёба вышла -маштак захромал' [8, с. 28]. Маштак - малорослая крепкая лошадь.
Казакам понятно слово «тагарка», обозначающее телегу с верхом и верх повозки [14, с. 230]. Выражение «тагарку поставить» означает 'лечь, подняв ноги, нагнув их в коленях или заложив нога на ногу, таким образом на ногах подымается одеяло' [14, с. 230].
Библиографический список
Как видим, наиболее ярко этнокультурные особенности восприятия языковой личностью аксиологически значимых явлений проявляются на лексико-фразеологическом уровне. Диалектные слова, как живые нити, соединяют историческое прошлое русского народа с настоящим. Словарь говоров уральских (яицких) казаков-старообрядцев Н.М. Малечи, удивительный и уникальный кладезь народной мудрости, погружает нас в тайны великого русского слова.
1. Mалеча H.M. Словарь говоров уральских (яицких) казаков. В 4-х тт. Оренбург. Оренбургское книжное издательство. 2002 - 2003; Т. 1.
2. Изюмов А.И. К вопросу об областной идеологии казаков-старообрядцев р. Урала. Старообрядчество: История, культура, современность: материалы научно-практической конференции. Mосква: Принтер, 2000: 58 - 61.
3. Бородин H.A. Уральские казаки и их рыболовства. Санкт-Петербург, 1901.
4. Железнов И.И. Уральцы (Очерки быта уральских казаков). Уральск: Издательство «ТОО Оптима», 2006.
5. Якимов П. А., Чеботникова Т.А. Работы Б.А. Mоисеева - источники изучения Оренбургской диалектной картины мира. Мир науки, культуры, образования. 2016; 1 (56): 2016: 306 - 308.
6. Вахрушева H.A. Культурно-семиотический аспект изучения диалектных фразеологизмов. Мир науки, культуры, образования». 2016; 2 (57): 344 - 346.
7. Пирманова КИ. Лексика уральских казаков как базовая составляющая культуры уральского старообрядчества. Мир науки, культуры, образования. 2015; 5 (54): 361 - 363.
8. Mалеча H.M. Словарь говоров уральских (яицких) казаков. В 4-х тт. Оренбург: Оренбургское книжное издательство. 2002 -2003; Т. 2.
9. Толковый словарь русского языка: В 4 т. Под редакцией профессора Д. Ушакова. Mосква: Терра, 1996; Т. 1.
10. Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. 2-е изд., стереотип. Mосква: Русский язык, 2001; Т. 1.
11. Калинский И.П. Русская цивилизация. Энциклопедия. Available at: http://www.rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=6855&abc=1
12. Mокиенко ВЖ, Hикитина Т.Г. Большой словарь русских поговорок. Mосква: ЗАО «Олма Mедиа Групп», 2008.
13. Mалеча H.M. Словарь говоров уральских (яицких) казаков. В 4-х тт. Оренбург. Оренбургское книжное издательство. 2002 - 2003; Т. 3.
14. Mалеча H.M. Словарь говоров уральских (яицких) казаков. В 4-х тт. Оренбург. Оренбургское книжное издательство. 2002 - 2003; Т. 4.
References
1. Malecha N.M. Slovar'govorovural'skih (yaickih) kazakov. V 4-h tt. Orenburg. Orenburgskoe knizhnoe izdatel'stvo. 2002 - 2003; T. 1.
2. Izyumov A.I. K voprosu ob oblastnoj ideologii kazakov-staroobryadcev r. Urala. Staroobryadchestvo: Istoriya, kul'tura, sovremennost': materialy nauchno-prakticheskoj konferencii. Moskva: Printer, 2000: 58 - 61.
3. Borodin N.A. Ural'skie kazakiiih rybolovstva. Sankt-Peterburg, 1901.
4. Zheleznov I.I. Ural'cy (Ocherkibyta ural'skih kazakov). Ural'sk: Izdatel'stvo «TOO Optima», 2006.
5. Yakimov P. A., Chebotnikova T.A. Raboty B.A. Moiseeva - istochniki izucheniya Orenburgskoj dialektnoj kartiny mira. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya. 2016; 1 (56): 2016: 306 - 308.
6. Vahrusheva N.A. Kul'turno-semioticheskij aspekt izucheniya dialektnyh frazeologizmov. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya». 2016; 2 (57): 344 - 346.
7. Pirmanova N.I. Leksika ural'skih kazakov kak bazovaya sostavlyayuschaya kul'tury ural'skogo staroobryadchestva. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya. 2015; 5 (54): 361 - 363.
8. Malecha N.M. Slovar' govorov ural'skih (yaickih) kazakov. V 4-h tt. Orenburg: Orenburgskoe knizhnoe izdatel'stvo. 2002 - 2003; T. 2.
9. Tolkovyjslovar'russkogo yazyka: V 4 t. Pod redakciej professora D. Ushakova. Moskva: Terra, 1996; T. 1.
10. Efremova T.F. Novyj slovar'russkogo yazyka. Tolkovo-slovoobrazovatel'nyj. 2-e izd., stereotip. Moskva: Russkij yazyk, 2001; T. 1.
11. Kalinskij I.P. Russkaya civilizaciya. 'Enciklopediya. Available at: http://www.rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=6855&abc=1
12. Mokienko V.M., Nikitina T.G. Bol'shojslovar'russkih pogovorok. Moskva: ZAO «Olma Media Grupp», 2008.
13. Malecha N.M. Slovar' govorov ural'skih (yaickih) kazakov. V 4-h tt. Orenburg. Orenburgskoe knizhnoe izdatel'stvo. 2002 - 2003; T. 3.
14. Malecha N.M. Slovar' govorov ural'skih (yaickih) kazakov. V 4-h tt. Orenburg. Orenburgskoe knizhnoe izdatel'stvo. 2002 - 2003; T. 4.
Статья поступила в редакцию 12.07.16
УДК 82-1
Sipkina N.Ya., Cand. of Sciences (Philology), Khakass State University n. a. N. F. Katanov (Kyzyl, Russia),
E-mail: sipkina.nina@yandex.ru
THE IDEOLOGICAL AND AESTHETIC SPACE OF "BAIKAL BALLAD" BY R. I. ROZHDESTVENSKY AND "BALLADS ABOUT FREE ARROWS" BY V. S. VYSOTSKY: POETICS OF ARTISTIC IMAGES AND STYLE. The article considers a topical problem of modern literary studies: identifying trends in poetry trends of the second half of the 20th century. The author examines specificity of the image system in the poetry "of romantics", inextricably linked with the reality of "duplicity" of the "era of stagnation", characterized by "paradoxical", "lycanthropy". The essential point in the work of romantic poets becomes a painful dependence on the Soviet world as it can be realized only in the act of confrontation to the world, and the social society based on violence and lies, freedom to "just be myself', with "high tragic heroism". The researcher for the first time studies the poetics of artistic styles of ballads by R. I. Rozhdest-vensky and V. S. Vysotsky in their ideological and aesthetic space, with special regard to a philological analysis of "Baikal ballads" and "Ballads about free arrows". The methodological basis amounted to works of scientists-philologists A.A. Potebnja, V.A. Zaitsev and others, what allow determining the main features of the creative handwriting of the poets, who have made a significant contribution to the stylistic formation of Russian poetry of the second half of the 20th century.
Key words: literary criticism, literary process, stylistic tendencies, forms of artistic generalization, imaginative thinking, allegory, typicality, "poetic" truth.
Н.Я. Сипкина, канд. фил. наук, сотрудник Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова, г. Абакан,
E-mail: sipkina.nina@yandex.ru
ИДЕЙНО-ЭСТЕТИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО «БАЙКАЛЬСКОЙ БАЛЛАДЫ» Р.И. РОЖДЕСТВЕНСКОГО И «БАЛЛАДЫ О ВОЛЬНЫХ СТРЕЛКАХ» В.С. ВЫСОЦКОГО: ПОЭТИКА ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ОБРАЗОВ И СТИЛЯ
В статье рассматривается актуальная проблема современного литературоведения: выявление тенденций в развитии стилевых течений поэзии второй половины ХХ века. Автором исследуется специфичность образной системы баллад РИ. Рождественского и В.С. Высоцкого, неразрывно связанной с действительностью «двуличия» «эпохи застоя», отличающейся «парадоксальностью», «оборотничеством» (Лейдерман). Автором утверждается, что существенным моментом в творчестве поэтов «становится мучительная зависимость от существующего мира» (Зайцев), так как она могла быть реализована только в процессе противостояния этому миру, и в советском обществе, основанном на насилии и лжи, свобода быть самим собой, наполняется «высокой трагической героикой» (Зайцев). Научная новизна выделенного аспекта исследования заключается в том, что впервые изучается поэтика художественных образов и стиля изложения балладного творчества Р.И. Рождественского и В.С. Высоцкого в их идейно-эстетическом пространстве, на примере филологического анализа «Байкальской баллады» Р Рождественского и «Баллады о вольных стрелках» В. Высоцкого. Методологическую основу научной оценки составили труды учёных-филологов А.А. Потебни, В.А. Зайцева и др., что позволило определить основные черты творческих почерков Р.И. Рождественского и В.С. Высоцкого, внёсших существенный вклад в стилевое формирование русской поэзии второй половины ХХ века.
Ключевые слова: литературоведение, литературный процесс, стилевые тенденции, формы художественного обобщения, образное мышление, иносказательность, типичность, «поэтическая» правда.
В отечественной литературной науке важным вопросом является исследование тенденций и закономерностей развития современной поэзии и изучение их взаимосвязей с опытом стилевых традиций отечественной поэзии. Подводя итоги творческому процессу русской литературы третьей четверти ХХ века, учёные выделили характерные поэтические и художественно-стилевые поиски, отразившиеся в формах стихотворного «обобщения» (реалистически-конкретных, романтических, сложно-ассоциативных и др.), и проследили «преемственную связь с предшествующими периодами развития поэзии» [1, с. 175].
В современном литературоведении оценивается «вклад» романтического стилевого движения в эволюцию отечественной поэзии, выделяются его специфические черты, отличающиеся «эмоционально-лирической, смягчённой иронией и лирико-па-тетической интонацией, лексической экспрессивностью, яркостью и контрастностью художественного изображения и др.» [1, с. 175]. Перечисленные особенности нашли своё отражение в поэзии Н. Асеева, А. Прокофьева, М. Светлова, Р. Рождественского, Н. Рубцова. В. Высоцкого, Ю. Кузнецова и др.
Невыдуманная история доброго «поступка» «рыцарей» второй половины ХХ века раскрывается в «Байкальской балладе» Р. Рождественского. Содержание баллады начинается драматическим моментом: с «описания» катастрофы, которая случилась на «Славном море, Священном Байкале». В «повествовательном» слоге различим «мифологический» мотив «всевластной Судьбы»: «Их напрасно весь день искали. / Вдалеке / от привычных дорог / катерок посадило на камни. / Уходил на дно / катерок. / Экипаж катерочка - / четверо, да ещё пассажирка одна../Видно, так судьбою начертано, / что вода / чересчур холодна» [2, с. 661].
При воссоздании трагических событий «Байкальской баллады» Р. Рождественским используются поэтические образы, которые отличаются «художественной типичностью», имеющие место тогда, когда «образ в мысли является началом ряда подобных и однородных образов» [3, с. 156]. Выделенная особенность помогает раскрыть основную идею содержания баллады: неизбежность трагического завершения «обыкновенного» катерного рейса: «Знали все / (зачем утешаться /и надеется на чудеса?) - в этом климате можно держаться / на поверхности / полчаса, /а потом...» [2, с. 662]. «Художественная типичность» образного ряда баллады проявляется в «изображении лиц, характеров, событий, чувств» [3, с. 157], терпящих бедствие. «Споря» с вынесенным «приговором» природной «стихии», сюжет баллады начинает стремительно развиваться. Капитану экипажа катера приходит идея - спасти молодую девушку: «- Парни, /ей-то это / за что?! / Мы /пожили не так уж мало, / а она / всего ничего... / Но ведь есть на катере / мачта! / Это ж - лодка на одного ...» [2, с. 662].
В описываемой экстремальной ситуации образы лирических героев становятся «иносказательными в тесном смысле (метафоричными)» [3, с. 158]. В их поступках просматривается «скупая», мужская доброта, завуалированная в конце реплики капитана нарочито грубой интонацией. В стиле поэтического слога для данной цели автор баллады использовал просторечия и синтаксический приём - короткие «волевые» предложения: «А
она:/- Не умею плавать... -/Он:/- Тебе и не надо уметь!.. / Мы привяжем тебя, спеленаем - / не утонешь во веки веков... / Только ты постарайся, родная, / доплыви за нас, / мужиков. / Может, холод взять не успеет... /В общем, /кончим этот базар! / Передашь наши письма на берег. / Приготовься. /Я всё сказал...» [2, с. 662].
«Держать понимающего между одною и другою иносказательностью до глубокого проникновения в смысл высказанной идеи, могут только произведения истинно художественные.» [3, с. 158]. К такому типу произведений мы отнесли «Байкальскую балладу» Р. Рождественского. В напряжённых эпизодах написания экипажем «последних посланий» своим близким ощущается приближения трагедии. Слог содержания первого письма отличается «тонким» юмором, который достигается с помощью рифмующихся слов-наречий и просторечий: «. первый написал коротко: / «Извини за почерк - /холодно. /Извини за кляксы - / мокро. / Так и потонуть /можно. /Если не придёт к нам / спасенье, / выйди замуж. / Твой Сеня...» [2, с. 662 - 663].
При исследовании характера иносказательности баллады, нами обнаружен художественный приём - «параллелизм мысли», т. е. изображение ряда образов понимаемых непосредственно, но при этом один из образов «становится подчинённым моментом более сложного образа, заключающего в себе и толкование, сделанное самим поэтом» [3, с. 159]. В «Байкальской балладе» драматическая ситуация раскрывает душевную «мощь» лирических героев. В повествовательном слоге написавшего второе письмо-прощание к своей любимой, мы наблюдаем скрытое благородство. Письмо выделяется добродушной иронией, что достигается с помощью лексического наполнения просторечными выражениями: «А второй/на лоб сдвинул шапку. /Передал письмо. / Ножкой шаркнул. / А в письме: «Натаха! / Рыдать погоди!/Слёзы /неполезны для красавицы... /Мы ещё поплаваем! / Всё впереди!» [2, с. 663].
Как известно, к художественной иносказательности относится явление инверсии, которое образуется при создании сложных поэтических образов. Например, перемещение основного образа на вторые «позиции», а вытекающего из него - лидирующие. «Эта поэтическая перестановка может быть названа сравнением в тесном смысле» [3, с. 162]. В тексте баллады применяется «инверсионный» способ иносказания. По «проницательным» намёкам содержания третьего письма перед нами разворачивается «картина» жизни лирического героя: обнажается драматическая ситуация в его отношениях с обожаемой, когда-то женщиной. Последние высказанные мысли третьего из экипажа перед гибелью выливаются в тревогу за судьбу своего единственного сына, и в тексте баллады обозначается с помощью повтора поэтической фразы с трёхкратным упоминанием имени самого родного человека: «Бывшаяжена моя, /кончай свою делёжку-/простыни-по-душки, чашки-сапоги... / Сбереги Алёшку!/ Алёшку. /Алёшку. /Сбереги мне /сына. /Алёшку сбереги... /Знаю, что меня ты /любила / понарошку. / Но теперь - /хоть мёртвому! - / перечить не моги: / сбереги Алёшку. / Алёшку. / Алёшку. /Я тебе прощаю. /Алёшку сбереги...» [2, с. 663 - 664].
И у четвёртого «судьба» не сложилась: «А четвёртый / буркнул нехотя: /- некому писать!.. /Да и - некогда...» [2, с. 664].
По ходу содержания баллады перед читателем разворачивается трогательная до слёз картина прощания четырёх сильных мужчин с самой «заветной надеждой». Эпитеты, сравнения, динамизм действия - использование глаголов-предложений повелительного наклонения - помогают почувствовать высшую точку поэтического произведения, в которой раскрывается благородство и мужество русских «джентльменов»: «... Письма спрятаны в целлофане. / (Лица мокрые, / будто в крови.) / Помолчали. /Поцеловали. /И сказали глухо:/- Живи... -/Подступившие слёзы вытерши, привязали, сказали: /- Выдержи... - / оттолкнули, /сказали: - Выплыви... /И смотрели вслед, /пока видели...» [2, с. 664].
В «повествовании» о пути спасения девушки звучит «поэтическая правда», которая отображается в стиле стихотворного слога - «меткостью слова в применении к поэтическим образам» [3, с. 164]. Она выразилась в комплексном использовании художественных приёмов - «сплетении» тропов, стилистических фигур, контрастного изображения «невозможно-возможного» преодоления «беды»: «И плыла она по Байкалу /И кричала, сходя с ума! / То ль - /от гибели убегала, /то ли - /к гибели шла сама» [2, с. 664].
Образным «богатством» отличается и движение в «неизвестность» девушки. Для представления «страшного» пути к спасению поэт использовал «поток» метафорических сравнительных оборотов: «Паутинка её дыханья / обрывалась у самого /рта. /И накатывалась, - громыхая, /фиолетовая темнота! / И давили / чужие письма. / И волна как ожог была./ Почтальонша, / самоубийца - / всё плыла она, / всё плыла. / Всё качалась /под ветром / отчаянным, / ослепительным, / низовым...» [2, с. 664-665]. Содержательная степень сравнений начинает «разрастаться» до глобальных масштабов человечески значимого бытия: «И была она / Чрезвычайным / Полномочным Послом / к живым! / Долгим эхом, / посмертным жестом, /вдовьим стоном/на много дней...» [2, с. 665].
Финал «Байкальской баллады», который оправдал почти «ненадежду» «добрых молодцов», отличается «многозначным отвлечённым представлением» [3, с. 166]. Данному «спецприёму» служит использование эмфатической паузы, которая «растягивает» на неопределённое время момент спасения де-вушки-«Посла» : «...Л потом /вертолётный прожектор, /чуть качаясь, /повис/над ней» [2, с. 665].
Художественное своеобразие поэзии Р. Рождественского и В. Высоцкого внесли дальнейшее развитие в приумножении стилевых «возможностей» романтического гротеска. В их поэзии обозначенное «двоемирие» обогащается изображением многоликого «советского» общества, разорванного «кричащими конфликтами, и вбирает их в самых всевозможных комбинациях» [4, с. 143] в содержание лирических произведений.
Из воспоминаний Р. Рождественского мы узнаём о похоронах В. Высоцкого в июле 1980 г., которые вылились в грандиозную демонстрацию народной любви. «Любви к объекту нелюбви партии. Любви и печали, если не необъятного народного горя. Процессия тянулась через весь старый город, от Таганки к Ваганьковскому. По всему ходу следования, кроме безмерного числа милиции в белых форменных рубашках, видны были под арками домов отряды безопасности. На углах улиц располагались не совсем понятные гибриды цистерн с фургонами, которые на самом деле в стихийных обстоятельствах могли превращаться в разгоняющие водомёты...» [5, с. 375].
Р. Рождественский считал В. Высоцкого поэтом-«рыцарем» времени «застоя»: «Пока он плыл над толпой, в своей неподвижности похожий на рыцаря Короля Артура, казалось, что неподвижность эта не навсегда, что по желанию Гиневры его небольшое ловкое тело может ещё сделать сальто-мортале на скаку с коня, а то и в марафоне продержится стойко вровень с другими «колесницами огня», а то и с рапирой выйдет против Лаэрта, или своим неповторимым хриплым завопит на всю Ивановскую: «Нет, ребята, всё не так! Всё не так, ребята!» [5, с. 375].
В стиле стихотворного творчества В. Высоцкого, выделяют эпическую, сюжетно-повествовательную основу его песен-баллад. Сам Высоцкий рассуждал на эту тему следующим образом: «Я вообще все песни стараюсь писать как песни-баллады - чтобы там что-то происходило» [6, с. 292 - 293]. Но в то же время он обращал внимание на лирическую, исповедальную «ноту» своих произведений, подчёркивая, что их исполнение предполагает «непременный контакт и взаимодействие с теми, кому они адресованы» [6, с. 292 - 293]. Непризнанный при жизни «миннезингер» ХХ века - В. Высоцкий, жаждущий воли и свободы,
всю свою страсть вложил в свои «вольные» баллады. Одна из них «Баллада о вольных стрелках», в которой «осовременивается» романтическая история всемирно известного «благородного разбойника» Робен Гуда. Баллада аллегорична по своему содержанию, в которой мы находим «намёки» на автобиографические моменты из жизни поэта. Высоцким используется художественный приём аллюзия: песнь ведётся от имени «славного» романтического героя «двадцативековья», поэта-«товарища по оружию»: «Если рыщут за твоею /Непокорной головой, /Чтоб петлей худую шею / Сделать более худой, /Нет надежнее приюта - / Скройся в лес, не пропадешь, / Если продан ты кому-то / С потрохами ни за грош» [7, Т. 5, с. 12].
Любое произведение искусства - вершина достижения «идеальности», согласно которой художник переносит нас в свои поэтические фантазии, «где каждая точка есть центр целого, и, следовательно, целое беспредельно и бесконечно.» [3, с. 36]. В «Балладе о вольных стрелках» Высоцкий «придумывает» «идеальную» свободную страну для своего «народа» во главе с легендарным героем - борцом за справедливость. В описании «братьев по оружию» можно распознать и авторские душевные чаяния - стряхнуть с себя «негласный гнёт» всеведущей «партийной» власти: «Бедняки и бедолаги, / Презирая жизнь слуги, / И бездомные бродяги, / У кого одни долги, - / Все, кто загнан, неприкаян, / В этот вольный лес бегут, /Потому, что здесь хозяин - / Славный парень, Робин Гуд» [7, Т. 5, с. 12].
«Средневековая» баллада Высоцкого открыто иронизирует, парадируя современную действительность. Для этой цели используется и крылатое выражение, в которое добавляется актуальная для «застойной» действительности поэта проблема финансового положения «благородных» людей: «Здесь с полслова понимают, / Не боятся острых слов, / Здесь с почетом принимают / Оторви-сорви-голов. / И скрываются до срока / Даже рыцари в лесах. /Кто без страха и упрека, / Тот всегда не при деньгах» [7, Т. 5, с. 12].
Страна «вольных стрелков», вопреки, запретам, гонениям «сильных мира сего» живет, и ей помогает «сила природы», вольность духа, стремление к свободе и справедливости: «Знают все оленьи тропы, / Словно линии руки, / В прошлом слуги и холопы, / Ныне - вольные стрелки. / Здесь того, кто все теряет, /Защитят и сберегут» [7, Т. 5, с. 12 - 13].
«Романтик» Высоцкий «описывает» романтизм вольного житья. В балладе различимы «сказочные» мотивы: «И живут и поживают, / Всем запретам вопреки, / И ничуть не унывают / Эти вольные стрелки. / Спят, укрывшись звездным небом, / Мох под ребра подложив. /Им, какой бы холод ни был, - /Жив, и славно, если жив» [7, Т. 5, с. 13].
Художественный приём - перечисление, риторические вопросы в «повествовательных» мотивах «домашнего очага», «праведной борьбы», делают слог баллады лёгким на «подъём», чем отличается «вольная жизнь» лесных воинов за справедливость: «Но вздыхают от разлуки: / Где-то дом и клок земли, / Да поглаживают луки, / Чтоб в бою не подвели. / И стрелков не сыщешь лучших. / Что же завтра, где их ждут? - / Скажет лучший в мире лучник, / Славный парень, Робин Гуд» [7, Т. 5, с. 13].
Таким образом, при рассмотрении поэтики художественных образов, стиля стихотворного слога «Байкальской баллады» и «Баллады о вольных стрелках», нами было выявлено идейно-эстетическое своеобразие лирики Р. Рождественского и В. Высоцкого - поэтов-классиков второй половины ХХ века.
Лирику Р. Рождественского и В. Высоцкого мы отнесли к романтически-стилевому течению. Изучаемые баллады привнесли в «фонд» поэзии второй половины ХХ века «трагическую» интонацию, соединённую с бытовым разговором («Байкальская баллада»), лирико-романтическое звучание («Баллада о вольных стрелках»).
Поэтическая образность баллад отличается «художественная типичностью», т. е. в процессе образного обобщения распознаются характерные черты современной реальности, что является, в итоге, «средством познания природы, человека и общества» [3, с. 157]. Данная особенность выявлена в художественном изображении «Байкальской баллады».
Для «Баллады о вольных стрелках» свойственны стилевые особенности, отразившие «страшный и смешной гротескный мир» «добрых» разбойников, с которым они навсегда «соединены невыносимой любовью» [3, с. 142 - 143] к своему отчиму краю.
Идейно-эстетическое пространство баллад Р. Рождественского и В. Высоцкого раскрывает перед читателями целый мир
явлений, по-своему, индивидуально отображающийся в поэтических произведениях поэтов, «заставляет» почувствовать всю боль, печаль, радость, ту или иную проблему художников слова, передающиеся, как прикосновением волшебной палочки, к душевным переживаниям читателя, делая последнего эстетически богаче. Ведь назначение поэтического произведения - это «то
Библиографический список
всеобъемлющее, что поэт сообщает фантазии, которая нигде не сгущает так тяжело, чтоб укорениться на одном месте, но скользит всё далее и далее и вместе господствует над пройденным ею кругом; в том, что его наслаждение граничит со страданием. И наоборот: что оно видит не в цвете действительности, а в том блеске, каким одело его таинственное обаяние» [3, с. 36].
1. Зайцев В.А. Русская советская поэзия 1960-1970-е годы. Москва: Издательство Московского университета, 1984.
2. Рождественский Р.И. Собрание стихотворений, песен в одном томе. Москва: Эксмо, 2014.
3. Потебня А.А. Теоретическая поэтика. Москва: Издательский центр «Академия», 2003.
4. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Русская литература ХХ века: 1950 -1990-е годы: в 2 т. Москва: Издательский центр «Академия», 2003.
5. Аксенов В. Таинственная страсть (о шестидесятниках). Москва: Издательство «Семь дней», 2009.
6. Зайцев В.А., Герасименко А.П. История русской литературы второй половины ХХ века. Москва: Издательство центр «Академия», 2008.
7. Высоцкий В. Собрание сочинений в семи томах. VENDA Publisching Co.,Velton. Vertag Cmb H. BBE CmbH, 1994. References
1. Zajcev V.A. Russkaya sovetskaya po'eziya 1960-1970-e gody. Moskva: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 1984.
2. Rozhdestvenskij R.I. Sobranie stihotvorenij, pesen v odnom tome. Moskva: 'Eksmo, 2014.
3. Potebnya A.A. Teoreticheskaya po'etika. Moskva: Izdatel'skij centr «Akademiya», 2003.
4. Lejderman N.L., Lipoveckij M.N. Russkaya literatura HH veka: 1950 -1990-e gody: v 2 t. Moskva: Izdatel'skij centr «Akademiya», 2003.
5. Aksenov V. Tainstvennaya strast'(o shestidesyatnikah). Moskva: Izdatel'stvo «Sem' dnej», 2009.
6. Zajcev V.A., Gerasimenko A.P. Istoriya russkoj literatury vtorojpoloviny HH veka. Moskva: Izdatel'stvo centr «Akademiya», 2008.
7. Vysockij V. Sobranie sochinenij vsemi tomah. VENDA Publisching Co.,Velton. Vertag Cmb H. BBE CmbH, 1994.
Статья поступила в редакцию 19.07.16
УДК81
Surova M.N., postgraduate, Belgorod National Research University (Belgorod, Russia), E-mail: mashustik-08@mail.ru
METONYMY IN A POLITICAL DISCOURSE. The article deals with the problem of using of different metonymical forms in a political discourse with regard to S. Lavrov's speeches. The focus of the author of the article is the political discourse, metaphor and metonymy as an important part of this discourse. Considerable attention is paid to an analysis of factual material. The empirical analysis of the work has revealed high frequency of an object metonymy in the speeches of Lavrov, a Minister of Foreign Affairs of the Russian Federation. The paper's material allows to come to a conclusion that metonymy is a vital part of the modern political discourse, as it has necessary features to be included into a context: allows to assess the situation, can be differently understood, influences the conscious and has a bit of expression to attract the attention of the voters. This view of the problem of the use of language features, in particular, metonymy, will be interesting not only to linguists, but also to psychologists, sociologists and anyone who takes an active part in the political life of Russia.
Key words: political discourse, political linguistics, political metaphor, metonymy, metonymic forms.
М.Н. Сурова, аспирантка Белгородского государственного национального исследовательского университета,
г. Белгород, E-mail: mashustik-08@mail.ru
МЕТОНИМИЯ В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
В статье рассматривается проблема использования различных метонимических форм в политическом дискурсе на примере выступлений С.В. Лаврова. В центре внимания автора статьи - политический дискурс, метафора и метонимия как важные составляющие этого дискурса. Значительное внимание уделяется анализу фактического материала. В процессе анализа фактического материала установлено, что в выступлениях Министра иностранных дел РФ высокой частотностью отличается предметная метонимия. Представленный материал позволяет сделать вывод, что метонимия является неотъемлемой частью современного политического дискурса, так как обладает необходимыми параметрами для включения в контекст - даёт возможность оценивать ситуацию, может трактоваться по-разному, воздействует на сознание, обладает долей экспрессии, привлекая при этом внимание будущих избирателей. Такой взгляд на проблему использования языковых средств, в частности, метонимии, будет интересен не только филологам, но и политтехнологам, психологам, социологам и всем, кто принимает активное участие в политической жизни страны.
Ключевые слова: политический дискурс, политическая лингвистика, политическая метафора, метонимия, метонимические формы.
Язык политики - явление сложное и неоднозначное. Движущей силой современного политического процесса является борьба за власть. Эта борьба ведется по своим законам и жанрам, которые требуют постоянного участия не только политтех-нологов, психологов и социологов, но и квалифицированных филологов. В этой связи изучение языка политики является востребованным. И здесь встает целый ряд вопросов: какие приёмы используют политические деятели, чтобы донести нужную им информацию; какие языковые средства наиболее частотны в речи политиков; как воздействуют на массовое сознание избирателей посредством языка. Эти вопросы волнуют отечественных и зарубежных лингвистов уже не одно десятилетие. В России взаимодействие языка и политики становится темой для исследований только после Перестройки, что вполне объяснимо ввиду особенностей предшествующего политического строя. Поэтому появле-
ние целого научного направления - политической лингвистики - ожидаемый факт [1]. Отметим, что предметом политической филологии является политический дискурс, который, исходя из широкого понимания, включает «любой материал в СМИ, в котором речь идёт о политике и автором которого является политик, или, наоборот, адресованный политику» [2, с. 26]. В своей работе мы будем придерживаться именно этого определения политического дискурса (далее - ПД).
В большинстве работ, в которых рассматривается ПД, анализируются либо отдельные его аспекты (Н.Ф. Алефирен-ко [3], Т.М. Грушевская [4], В.И. Карасик [5], А.А. Карамова [6], Е.И. Шейгал [2] и др.), либо различные средства образности, используемые в Пд, в частности, - метафоры (Н.Д. Арутюнова [7], А.Н. Баранов [8], Ю.Н. Караулов [9], А.П. Чудинов [1], Е.С. Ку-брякова [10] и др.), которые являются самыми распространен-
