CC BY
27
значительных трудов по философии С.С. Го-гоцкий и П.Д. Юркевич после окончания Духовной академии в Киеве вели научную и преподавательскую деятельность соответственно в Киевском и Московском университетах. Но гораздо заметнее было противоположное движение — из светской сферы в церковную. Так, получившие образование в университетах В. Зеньковский, Г. Флоровский, С. Булгаков, П. Флоренский стали православными священниками. В сфере православной мысли находились А. Карташев, Н. Лосский, И. Ильин, другие представители русской интеллигенции, многие из которых создали свои главные труды уже в эмиграции.
Процесс сближения двух форм религиозной мысли был прерван начавшейся революцией, а затем государственной атакой на религию. Однако сами по себе такие попытки весьма плодотворны. Они обогащают теоретическую мысль, а также способствуют консолидации общественного сознания, взаимопониманию и преодолению идейной нетерпимости.
Безусловно, философствуя на религиозные темы, создавая своего рода «светское богословие», русские мыслители значительно отошли от христианской ортодоксии. Но это было неизбежно в силу особенностей религиозной философии, которая все же оставалась философией, а не теологией. Философские построения Соловьева, Бердяева, Франка, Шестова не имеют четкой конфессиональной привязки, а сам философский подход предполагает гораздо большую степень свободы, чем теологический. Отсюда и своего рода уклоны и «соблазны», по выражению Г. Флоровского, гностические и языческие.
Важно отметить, что философия открывает верующему человеку новые горизонты, является своеобразной сокровищницей идей, которые теология может отбирать по своему усмотрению. Религиозная философия, являясь особой формой свободомыслия, с одной стороны, стимулирует теологию к эволюции и обновлению, с другой — позволяет религиозному сознанию найти более четкие, более приемлемые варианты решения важных мировоззренческих проблем.
список литературы
1. Бердяев, Н.А. Самосознание [Текст] / Н.А. Бердяев. — Л.: Лениздат, 1991. — 398 с.
2. Булгаков, С.В. Православие [Текст] / С.В. Булгаков. — М.: Современник, 1994. — 575 с.
3. Зеньковский, В.В. История русской философии [Текст]. Т. 1, ч. I / В.В. Зеньковский. — Л.: ЭГО, 1991. - 222 с.
4. Он же. История русской философии [Текст]. Т. 1, ч. II / В.В. Зеньковский. - Л.: ЭГО, 1991. - 280 с.
5. Мень, А. Русская религиозная философия [Текст] / А. Мень. — М.: Фонд им. Александра Меня, 2003. - 280 с.
6. Сапронов, П.А. Русская философия. Проблема своеобразия и основные линии развития [Текст] / П.А. Сапронов. — СПб.: Гуманит. Академия, 2008. — 480 с.
7. Флоровский, Г. Пути русского богословия [Текст] / Г Флоровский. — К.: Путь к истине, 1991. — 600 с.
УДК 101.1
А.Б. Белозеров
идея коммуникативном рациональности
как архетипическая единица научного познания
История идей как методология гуманитарного познания получила мировое признание в связи с работой А. Лавджоя «Великая цепь бытия: История идеи», в которой интеллектуальная история рассматривается как явление и «более специфическое и менее узкое, чем история философии» [11, с. 10]. Различные сочета-
ния основных идей философских систем придают им оригинальность и неповторимость, а, казалось бы, абсолютно самостоятельные концепции отличаются друг от друга лишь конфигурацией идентичных идей, кажущаяся новизна которых возникает в результате применения их в новой сфере познания и «новой аранжировки
составляющих их элементов» [11, с. 10]. Методология, предложенная Лавджоем, указывает на существование ограниченного количества оригинальных идей, своим сочетанием определяющих специфику философских и научных исследований.
Метафизические концепты, представляющие собой вопросы, актуальность которых непреложна во времени, имеют различное, изменяющееся в исторической перспективе понимание. Любые частные представления содержат в себе определенный набор постоянных феноменов, «более элементарных и более глубоких, и даже более существенных, чем сами они по себе» [Там же. С. 11].
К основным принципам выявления основных метафизических единиц Лавджой относит следующие: анализ бессознательных ментальных привычек, способов мышления и предпочтений; междисциплинарный характер исследований; анализ межнациональных и общекультурных аналитических сфер; преодоление национальных и языковых границ; осознание важности рассмотрения интеллектуальных явлений внешнего и внутреннего порядка. Перечисленные принципы позволяют выявлять базовые идеи и анализировать их различное сочетание в разнообразных концептуальных программах.
История идей как методология познания позволяет по-новому взглянуть на целый ряд проблем философии науки. Идеи как мыслительные единицы, метафизические архетипы, базовые основания имеют место не только в истории философии, но и в истории науки. Выявление их — актуальная и недостаточно разработанная проблема.
Одним из таких метафизических архетипов, или вечно существующих проблем научного знания, является идея коммуникативной рациональности как одной из основных форм процесса познания. Само понятие рациональности непосредственно связано с такими категориями, как рассудок, разум, мышление, и изначально находилось в центре внимания философии античности, Сократа, Платона и Аристотеля.
Заслуга Сократа в анализе понятия рациональности состоит в том, что он предвосхитил представление о коммуникативной дискуссионной рациональности, которая «была фило-
софией общения, душой культуры древних греков» [15, с. 220]. В трудах Платона анализ идеи рациональности связан с постановкой целого ряда фундаментальных философских проблем, к решению которых, по утверждению А.Ф. Лосева, невозможно было «прибавить ничего принципиально нового» [13, с. 25].
Сам термин «коммуникативная рациональность» появился значительно позже, однако выявление и осмысление ее как идеи началось с Платона, считавшего, что «рассудительность — это наука наук по преимуществу и она руководит другими науками...» [17, с. 324]. У Аристотеля идея рациональности соотносится с логикой как наукой о мышлении, которая является основой доказательств, а существование идей (эйдосов) «есть единое во многом, ибо если бы этого не было, то не было бы и общего» [5, с. 276].
Таким образом, в Древней Греции был заложен фундамент европейской рациональности, оказавшей влияние на развитие общества в целом, и науки в частности. В этот период развития научного познания были заложены зачатки понимания сущности коммуникативной рациональности.
Идея рациональности в средневековой философии ставилась в контексте теоцентризма, креационизма, провиденциализма, христианской религиозной направленности. Так, по утверждению Аврелия Августина, человеческий разум проходит путь познания, ведущий посредством веры к Богу, где апофеозом является постижение разумом божественной истины. Понять ее помогает благочестие, которое «не допустит ринуться в нестройные, дерзкие и лживые рассуждения» [2, с. 870]. Попытку рассмотрения рациональности с позиций осмысления веры предпринял также и П. Абеляр, призывавший дойти до веры путем ее разумного постижения, полагая, что вера, не просветленная разумом, не достойна человека, поэтому «веру должно защищать и утверждать больше всего при помощи разумных доводов» [1, с. 105].
Особое внимание пониманию рациональности уделял Фома Аквинский, который систематическое изложение и подробное истолкование божественной истины представлял понятными и убедительными путем обращения к рациональной философии, так как «божественная мудрость исходит из начал человеческой философии» [3, с. 173]. Практическое претво-
рение прообраза коммуникативной рациональности осуществлялось в процессе строгого иерархического общения верующих с Богом. Кроме того, теологическая рациональность в период Средневековья обогатилась духовной и ценностной направленностью, стремлением приобщения к высшей истине, вере и высокому смыслу. Идея коммуникативной рациональности в качестве архетипической единицы на данном этапе познания получила теоцентрическое истолкование.
Свои особенности развития идея рациональности имела в научных и философских исследованиях Нового времени. В рациональной переработке полученных опытным путем научных фактов Ф. Бэкон видел задачу науки. Разработанные им методы на основе принципов рациональности имели практическую значимость, были направлены на «беспрерывное чередование стремления к цели и достижения нового» [7, с. 143], поэтому научный опыт и научный разум дополняли друг друга.
Ярким примером становления классического типа рациональности в Новое время являлось использование Г. Галилеем методов абстрагирования для рационального анализа опытных данных в изучении природных явлений, конструирования идеальных моделей. Познание некоторых истин человеческим разумом происходит, с его точки зрения, столь совершенно и «с такой абсолютной достоверностью, какую имеет сама природа» [9, с. 201]. Очищение научной рациональности от различных дополнительных, прямо и косвенно воздействующих факторов привело к возникновению ее закрытой классической формы. Метафизический архетип коммуникативной рациональности стал приобретать классическое толкование, отождествляемое с научностью.
Использование феномена рациональности в качестве методологической основы философии и науки было предложено Р. Декартом, который сформулировал правила объективного, безличностного, рационального метода, включающего в себя и интуицию, «поскольку невозможно приобрести никакого знания, кроме как посредством интуиции ума или дедукции» [10, с. 86]. Определяющую роль разума в создании всеобщего научного пространства в процессе становления и развития классического типа научной рациональности отстаивал и Г.В. Лей-
бниц, который считал ясность, четкость и разумность формулировок критериями научной истины, а науку — «достоверным познанием истинных предложений» [12, с. 419].
Идея научной рациональности классического типа особенно ярко была обобщена и явилась основой научной деятельности И. Ньютона, использовавшего математические символы и знаки для теоретического преобразования опытных данных. Созданная Ньютоном классическая механика базировалась на постулате рациональности как основы научного познания, исходя из которой каждый должен следовать «указаниям собственного разума» [16, с. 103].
Таким образом, на основе европейской философской традиции и научного познания Нового времени был создан классический тип рациональности, но с некоторыми элементами коммуникативной направленности как процесса разумного общения людей, распространения информации, получения и передачи научных знаний. Классический тип научной рефлексии исключал из исследования явления, свойства и характеристики, не имеющие отношение к объекту, а доминирующим направлением познания было изучение простых систем в их предельных, онтологических началах. Образцом идеала познания стал поиск абсолютной истины в пределах объекта, обоснованного разумно, логически, эмпирически и теоретически. На этом этапе зародились общенаучные критерии познания, рациональность обрела положение арбитра с присущими ей характеристиками, а архетипи-ческая идея коммуникативной рациональности получила жесткое классическое оформление в виде договора, аксиомы, конвенции. Однако развитие науки неизбежно приводило к тому, что менялась «трактовка процесса познания, возникали разные подходы к проблеме рациональности» [8, с. 518].
Развитие понимания рациональности в контексте преодоления абсолютизации жестких классических, закрытых установок привело к появлению ее неклассических типов, расширенному пониманию разума, диалогичности, взаимодействия, включения в процесс познания субъекта, обогащение его иррациональными компонентами, интуитивной составляющей. Метафизический архетип коммуникативной рациональности в научном познании стал трансформироваться в направлении неклассического понимания.
Проблема понимания разума как диалога была поставлена М.М. Бахтиным, который, отстаивая неклассический подход к научному познанию, предложил не ограничиваться в его понимании формальной фиксацией субъект-объектных отношений, а обосновал необходимость обогащения познавательной деятельности ценностно-временными связями. Полученный в результате данного синтеза подход повлиял на развитие методологии гуманитарного познания, вобравшего в себя ценностные и культурологические составляющие. В соответствии с этим центральной фигурой познания становился человек в различных своих проявлениях, важнейшим из которых явилась коммуникативная составляющая разумного общения в единстве ее концептуальной целостности и адресной направленности в контексте конкретной пространственно-временной ситуации. Бахтин, указывая на интерпретационную роль коммуникативной рациональности, анализировал специфику рационального гуманитарного познания в виде взаимообусловленного «двустороннего акта познания-проникновения» [6, с. 7].
Дальнейшее развитие неклассического понимания коммуникативной рациональности имело место в теории коммуникативного действия Ю. Хабермаса. Коммуникативная рациональность рассматривалась им в контексте единства технического, практического и когнитивного интереса познающего субъекта. В связи с этим процесс познания рассматривался им как триединство герменевтического понимания, рациональности и освобождения людей от негативного воздействия искаженной коммуникации. Интерсубъективная взаимосвязь интерпретации, рационализации и коммуникативных отношений направлены на возможность осуществления открытого разумного диалога между его участниками, которые способны преодолеть свои субъективные представления через совокупность разумно обоснованных убеждений для того, чтобы одновременно удостовериться «в единстве объективного мира и в интерсубъективности своей жизненной связи» [18, с. 28].
Достижение баланса между техническим, практическим и когнитивными интересами, с точки зрения Хабермаса, приводит к существованию коммуникативной рациональности, для которой характерна инструментально-целевая направленность, углубленная компетенция
относительно жизненного мира, аргументированная тематизация проблем, а также заинтересованность сторон в достижении согласия, интерсубъективность и равноправие участников коммуникации. Коммуникативная рациональность проявляется как аргументированная диспозиция «способных к речи и действию субъектов» [Там же. С. 46], лежит в основе, с одной стороны, нормативной значимости и легитимности, с другой — в стремлении к идеалу свободной коммуникации, участники которой не подвергаются властно-нормативным ограничениям.
Особый интерес представляет развитие идеи коммуникативной рациональности в концепции консенсуально-коммуникативной рациональности К.-О. Апеля, который связывал понятие рациональности с представлением об идеальном коммуникативном сообществе как нормативном регуляторе человеческого поведения. Процесс аргументированного обоснования собственной позиции участниками общения базируется, с точки зрения Апеля, на индивидуальных представлениях об окружающем мире и его законах, поэтому коммуникация конкурирующих рациональностей способствует сближению различных подходов и устранению несовместимости парадигм. На основе этого возникает стремление реального сообщества к идеальному состоянию, в котором консенсус достигается в синтезе трансцендентальных предпосылок теории познания и трансцендентальной языковой практики в среде «неограниченного критического коммуникативного сообщества» [4, с. 195].
Такой системный подход к пониманию коммуникативной рациональности осуществлен в концепции Н. Лумана. Общество рассматривается в ней в качестве целостной системы, состоящей из различных взаимодействующих, взаимосвязанных, взаимозависимых частей, и связующим звеном их является коммуникация. Благодаря коммуникации общественные отношения постепенно эволюционируют в направлении более широких, комплексных и дифференцированных подсистем, в которых возникают новые, предельно генерализированные и одновременно специализированные методы взаимодействия, наделяющие «каждую общественно значимую частную систему своим коммуникативным средством» [14, с. 9]. При
этом передача информации является смысловым, самореферентным процессом производства и воспроизводства субъектов коммуникации самих себя, а элементы системы приравнены к системным операциям. Рост количества рационального знания в мире, с точки зрения Лума-на, приводит к усложнению коммуникативной системы, увеличению количества взаимосвязей между ее частями.
Таким образом, рассмотрение идеи коммуникативной рациональности как архетипи-ческой единицы научного познания позволяет раскрыть ее сущность и выявить характерные особенности на различных этапах эволюции философского и научного познания. Истоки современного понимания идеи были заложе-
ны в античности, в период Средневековья она обогатилась духовно-нравственной, аксиологической направленностью, затем получила классическое осмысление, отождествляемое с научностью. На современном, неклассическом этапе развития философии науки она рассматривается в качестве одного из основных методов познания действительности, основанного на разуме, диалогичности, дискурсивности. Дальнейшее исследование рассматриваемой базовой идеи в контексте осмысления ее основных исторических форм и современных концепций кибернетики, информатики и сетевого общества представляется перспективным направлением неклассической эпистемологии и постнеклассической науки.
список литературы
1. Абеляр, П. История моих бедствий [Текст] / П. Абеляр. — М.: Изд-во Академии наук СССР, 1959. - 257 с.
2. Августин: Pro et contra. Личность и идейное наследие блаженного Августина в оценке русских мыслителей и исследователей [Текст]: антол. / Августин. — СПб.: Изд-во Рус. Христианского гуманит. ин-та, 2002. — 964 с.
3. Аквинский, Ф. Онтология и теория познания: фрагменты сочинений [Текст] / Ф. Аквинский. — М.: Изд-во ИФ РАН, 2001. — 206 с.
4. Апель, К.-О. Трансформация философии [Текст]: [пер. с нем] / К.-О. Апель. — М.: Логос, 2001. — 344 с.
5. Аристотель. Сочинения [Текст]. В 4 т. Т. 2 / Аристотель. — М.: Мысль, 1978. — 687 с.
6. Бахтин, М.М. Собрание сочинений [Текст]. В 7 т. Т 5 / М.М. Бахтин. — М.: Рус. словари, 1997. — 732 с.
7. Бэкон, Ф. Сочинения [Текст]. В 2 т. Т. I / Ф. Бэкон. — М.: Мысль, 1971. — 582 с.
8. Гайденко, П.П. Научная рациональность и философский разум [Текст] / П.П. Гайденко. — М.: Прогресс-Традиция, 2003. — 528 с.
9. Галилей, Г. Избранные произведения [Текст]. В 2 т. Т. I / Г. Галилей. — М.: Наука, 1964. — 640 с.
10. Декарт, Р. Сочинения [Текст]. В 2 т. Т. I / Р. Декарт. - М.: Мысль, 1989. - 654 с.
11. Лавджой, А. Великая цепь бытия: История идеи [Текст]: [пер. с англ.] / А. Лавджой. — М.: Дом интеллект. кн., 2001. — 376 с.
12. Лейбниц, Г.В. Сочинения [Текст]. В 4 т. Т. III / Г.В. Лейбниц. — М.: Мысль, 1984. — 734 с.
13. Лосев, А.Ф. Словарь античной философии [Текст] / А.Ф. Лосев. — М.: МИР ИДЕЙ, 1995. — 232 с.
14. Луман, Н. Власть [Текст]: [пер. с нем.] / Н. Луман. — М.: Праксис, 2001. — 256 с.
15. Мотрошилова, Н.В. Рождение и развитие философских идей: историко-философские очерки и портреты [Текст] / Н.В. Мотрошилова. — М.: Ка-нон+ : Реабилитация, 2010. — 488 с.
16. Ньютон, И. Всеобщая арифметика, или Книга об арифметическом синтезе и анализе [Текст] / И. Ньютон. — М.: Изд-во АН СССР, 1948. — 442 с.
17. Платон. Диалоги [Текст]: [пер. с др.-греч.] / Платон. — М.: Мысль, 1986. — 607 с.
18. Habermas, J. Die Theorien der Wahrheit [Text] / J. Habermas // Wirklichkeit und die Reflexionen. — Fr./M., 1973. — S. 25—71.
