CC BY-NC-ND
53
М.С. Арканникова
ИДЕНТИФИКАЦИОННЫЙ ДИСКУРС САМОЗВАНСТВА
Заявленная тема актуализирует информационно-коммуникативные технологии идентификационного дискурса самозванства. Автор анализирует традиционные дискурсы прошлых эпох, где доминировали социальные (родовые, классовые) идентификации личности, где предполагался образ идеального представителя данного рода, класса, страты. Имитация такого образа составляла суть самозванства. Самозванство (в том числе политическое самозванство) претендует на некую исключительность, оно амбициозно и зависит от распределения в социуме статусов, соответствующих форм признания и привилегий. В этой связи идентификационный дискурс политического самозванства проявляется как многогранный политический феномен. Он наполняется разными смыслами проективно социально-политической ситуации. Под идентификационным дискурсом самозванцев понимается самотождествленность самозванца и его групп поддержки с определенным признанным образцом «легитимного порядка» политической власти. «Идентификационного» отражает не только осознаваемые, но и нерефлексивные, внерациональные механизмы самоопределения, происходившие на фоне болезненно переживающегося обществом кризиса традиционной идентичности, который был симптомом переходного периода русской культуры на рубеже ХУ1-ХУП веков.
Ключевые слова: политическая коммуникация, идентичность, дискурс, самозванец, самозванство, самозванчество.
К началу нового столетия в фокус исследовательских поисков по-прежнему попадает анализ политической коммуникации, в рамках которого значимым объектом современного исследовательского поля может стать политическое самозванство1.
© Арканникова М.С., 2014
Самозванство - своего рода императив достаточно долговременного периода развития российского политического процесса: с начала XVII по начало XXI в. Сравнительно долговременное существование в политической истории России самозванцев (относительно стран Западной Европы) является одной из национальных особенностей процесса политической модернизации. Очевидно, что в условиях становления научного потенциала прикладной отрасли знаний - политической лингвистики2, политическое самозванство актуализируется в контексте обсуждения таких антиномий характера политической коммуникации, как:
а) ритуальность и информативность;
б) институциональность и личностный характер;
в) эзотеричность и общедоступность;
г) редукционизм и многоаспектность информации в политическом тексте;
д) авторство и анонимность политического текста;
е) интертекстуальность и автономность политического текста;
ж) агрессивность и толерантность в политической коммуни-кации3.
В этой связи идентификационный дискурс самозванства проявляется как многогранный политический феномен. Он наполняется разными смыслами проективно социально-политической ситуации. Под идентификационным дискурсом самозванцев понимается самотождественность самозванца и его групп поддержки с определенным признанным образцом «легитимного порядка». «Идентификационность» отражает не только осознаваемые, но и нерефлексивные, внерациональные механизмы самоопределения, происходившего на фоне болезненно переживаемого обществом кризиса традиционной идентичности, который был симптомом переходного периода русской культуры на рубеже XVI-XVII вв.
Самозванство - это естественная закономерность развития лидерства, прежде всего социального. Отсюда вытекают основные свойства самозванства, связанные с тем, что всякое проявление самозванства рассматривается с позиции силы (как волевое воздействие на окружающую среду) и стратегии (как целедостижение). Самозванец выступает в роли менеджера проекта. Суть его лидерства - в жесткой внутренней энергетической структуре личности. Он управляет надеждами, верой, эмоциями окружающих за счет собственного эмоционального потенциала, «работает» с массовым сознанием в контексте социально-политической контролируемости своей деятельности. Политический самозванец - это человек,
сумевший агрегировать установки и ориентации окружающих на основе четкого знания «инструкций» - «правил игры» социума.
В контексте политической коммуникации можно выделить такие основные черты политического самозванства, как:
- добровольное сотрудничество, выступающее источником групповой социальной интеграции. В данном контексте дискурс представляет собой симметричную двустороннюю коммуникацию4 между самозванцем и группой поддержки, реализованную в рамках социального взаимодействия;
- естественность возникновения (рефлексивность) в условиях кризиса легитимности политической власти, его имманентный характер проявления в процессах делегитимации власти. Подобная периодическая повторяемость «недовольства» подвластных по отношению к политической власти сопрягает идентификационный дискурс самозванцев (реальное измерение) не только с текущей речевой деятельностью в определенном социально-политическом пространстве, но и с возникающими в результате данной деятельности речевыми произведениями (текстами). (Например, манифесты и указы «Амператора Петра Федоровича» - Е. Пугачева), а также (виртуальное измерение) с семиотическим пространством, включающим вербальные и невербальные знаки, совокупным денотатом которых является мир политики, набор моделей речевых практик и жанров политического пространства.
Политическое самозванство рассматривается как сознательное стремление претендента принять имя и (или) титул верховного правителя, как индивидуально мотивированное действие, которое всегда ориентируется на внешнее признание-поддержку. Проявления политического самозванства - это критическое осмысление самозванцем нормативных границ политики, интерпретация им ситуации дискомфорта, делегитимации власти как требующей определенных действий. Самозванчество же определяется как установившиеся отношения сотрудничества на добровольной основе между самозванцем и социальными группами, поддерживающими его притязания.
В контексте данных рассуждений следует отметить, что потенциальные самозванцы и социальные группы, их поддерживающие, обладали неким общим «знанием», которое включает в себя их представления о «правильности» своего и чужого (в данном случае верховного правителя) поведения, а также осмыслением и обоснованием своей функции (миссии) в процессе самоидентификации.
«Удельный вес» движения самозванчества всегда исторически5 и социально6 конкретен. Основным принципом смыслового разграничения понятий «самозванство» и «самозванчество» является наличие факта социальной поддержки: «самозванство» определяется сугубо личными помыслами и рассматривается как социальное действие, «самозванчество» же рассматривается как социальное взаимодействие. Таким образом, «самозванчество» включает два компонента, которые условно соответствуют стадиям: самого «самозванства» и «мобилизации» тех социальных групп, которые будут вовлечены в реализацию политических действий самозванца в рамках идентификационного дискурса последнего.
Иными словами, самозванство представляет собой подструктуру или «эмбриональную» форму самозванчества. Самозванче-ство - это политическая инициатива субъектов политики, которая представляет собой попытку преодоления дискомфортных состояний, в том числе кризиса легитимности власти; это политическая позиция, которая имеет определенную политическую силу: действительную (массовую), или слабо выраженную (самозванство).
Самозванчество обладает регулятивным потенциалом в процессах легитимации и делегитимации политической власти, поскольку находится во взаимосвязи с политическими институтами и имеет определенную степень влияния на них в условиях кризиса легитимности власти, выступая в качестве «иллюстрации» делеги-тимной власти. Движения самозванчества возникают вследствие напряжений в общественной структуре и представляют собой иррациональную реакцию на них (как в реальном, так и в виртуальном измерении политического дискурса). Теоретические положения данного (во многом системного) подхода дополняет теория самореферентных социальных систем Н. Лумана, согласно которой самозванчество - это одна из самовоспроизводящихся подсистем общества, «самореферентная система своеобразного типа»7, выполняющая функцию иммунной системы общества и указывающая на нарушения общественной коммуникации, где мотивационной базой выступают представления о едином «центральном» конфликте, одной из сторон которого является социальное движение, а другой - политическая система.
С точки зрения социально-психологического анализа самозванчество периода монархии имело защитную (сохранение традиционных ценностей) и «терапевтическую» (выход негативных эмоций) функции. С позиции же деятельностного подхода самозванчество выполняло как функцию аккумуляции интересов, настроений широких народных масс, создавая определенную политическую силу,
сосредоточенную на решении конкретной политической задачи, так и функцию «социального контроля» за соблюдением политической властью норм легитимной политики. Самозванчество периода монархии выступало в целом в качестве «иммунного» регулятора политической системы российского общества.
Примеры самозванчества в политической истории России демонстрируют скорее стремление широких слоев народных масс к интеграции в политическую систему (получить право «быть услышанными» властью), тогда как в странах Западной Европы самозванчество было прежде всего формой политической борьбы за власть, рациональным поведением в целях получения определенных политических результатов. «Если в Европе такие лидеры вроде Кромвеля, Робеспьера, Марата не прячутся под чужим именем, видя самих себя инструментом высшей справедливости, то на Руси ролевая революция чуть ли не с неизбежностью принимала характер самозванства, когда даже яркий харизматический лидер выступал не сам по себе, а "под именем" или "от имени"»8.
Изучение природы самозванства через призму затронутой Бердяевым антиномии, что русские и аполитичны и политичны в равной степени, рассуждений обществоведов, что идентичность русских не в официальной «государственной идеологии», а в отстраненности от нее, сегодня также, востребовано научным дискурсом как и на рубеже XIX-XX вв. Представляется своевременным рассмотрение данного феномена в контексте новой прагматической антропологии и персоналогии.
Примечания
1
Кроме фактов политического самозванства, в истории существуют прецеденты иного вида самозванства, которые условно можно классифицировать по тем целям, которые преследовали самозванцы. Например принятие Иаковом имени его старшего брата в целях получения отцовского благословения, сулившего ему богатство, можно определить как бытовое самозванство, основанное на обмане в целях личной выгоды. К такому типу самозванства можно отнести людей, посягавших не только на чужие имена и фамилии, но и на чужие звания и должности: «тайные агенты, сыщики», «земские начальники», адвокаты, «тайные ревизоры».
В ХУП-ХУШ вв. в России было распространено так называемое религиозное самозванство, когда человек заявлял окружающим о себе как о Мессии, пророке или святом. С точки зрения православной церкви, всякий человек, притязающий на обладание высшим сакральным статусом, - самозванец, если
он не связан с ней и не получил с ее стороны признания. Известно также литературное самозванство, когда некое произведение приписывалось какому-нибудь известному лицу для придания сочинению большего авторитета. Во всех перечисленных выше примерах присутствует факт «подмены» («замещения» С. Хант, «агентуры» Х. Линц). Представляется, что если существует самозванное притязание на любое чужое имя или титул (не связанное с верховной властью) и претендентства на политическую власть нет, то доминанта анализа понятия «самозванство» переходит в плоскость социологии, психологии и требует специального изучения. Вычленение психологической компетенции как одной из составляющих человеческого капитала свидетельствует о глубинном антропологическом архетипе проявлений самозванства (как политического, так и иных форм), заслуживающем самого пристального исследовательского внимания в контексте фокуса идентичности.
Согласно А.П. Чудинову, для современной политической лингвистики в полной мере характерны ведущие черты современного языкознания: антропоцентризм (языковая личность становится точкой отсчета при изучении языковых явлений), экспансионизм (включение в область исследования лингвистики ряда смежных проблем, т. е. ее расширение), функционализм (изучение языка в действии, в функционировании), экспланаторность (стремление не только описать языковые факты, но и дать им объяснение). См.: Чудинов А.П. Политическая лингвистика. М., 2003 С. 4. См.: Чудинов А.П. Указ. соч. С. 42-56.
Согласно модели коммуникации, предложенной Грюнингом и Хантом. В том числе наличие у самозванца «символического культурного признака», который имел выражение в виде «царских знаков» на теле у претендента на царский статус.
Система статусов и ролей социального института, которая выражается в «устных и письменных кодексах поведения» в самозванчестве, имела проявление в форме присяги на верность самозванцу, в наличии у самозванцев «царской свиты», в виде «законотворческой деятельности» многих самозванцев и др. Луман Н. Власть. М., 2001.
Тульчинский Г.Л. Самозванство, массовая культура и новая антропология: перспективы постчеловечности // Человек. 2008. № 1. С. 43-57.
2
6
