CC BY
172
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
РЕЛИГИОЗНЫЕ АСПЕКТЫ ИДЕОЛОГИИ САМОЗВАНСТВА НА РУСИ В ПЕРИОД СМУТЫ XVII В.
Г.П. ЛАМКИНА, Московский университет МВД России
Аннотация. Вся жизнь русского народа в период Средневековья и его идеология были пронизаны религиозными представлениями о сущности мироздания. Специфика отношения народа к самодержцу российскому определялась прежде всего восприятием ее как власти сакральной, т.е. обладающей божественной природой. Представление о царе и законности его власти на Руси тесно связывалось и с теологической доктриной «Москва — Третий Рим». В основе идеологии самозванства лежат религиозные представления народа о царе и царской власти. Проблему самозванства нельзя решить, не углубляясь в идеологию этого феномена, который мотивировал действия многочисленных самозванцев на Руси периода Смуты.
RELIGIOUS ASPECTS OF IDEOLOGY OF IMPOSTURE IN RUSSIA IN THE
DISTEMPER OF XVII CENTURY
G.P. LAMKINA,
Moscow University of Ministry of internal affairs, Russia
Annotation. All life of Russian people in the Middle Ages and its ideology have been penetrated are religious representations about essence of a universe. Specificity of the relation of the people to the autocrat Russian was defined first of all by its perception as the authorities sacral, i.e. possessing divine nature. Representation about the tsar and legality of its power in Russia closely communicated and with the theological doctrine «Moscow — the Third Rome». At the heart of ideology of imposture religious representations of the people about the tsar and the imperial power lie. The problem itself cannot be solved, without going deep into ideology of this phenomenon which motivated actions of numerous th impostors in Russia of the period of the Distemper.
В основе идеологии самозванства лежат религиозные представления народа, иначе говоря, мы рассматриваем религиозный аспект самозванства как явление идеологической подсистемы организации средневекового общества. Историю России XVII в. нельзя написать, обходя проблему самозванства. По словам В.О. Ключевского, «...у нас с легкой руки первого Лжедмитрия самозванство стало хронической болезнью государства: с тех пор чуть не до конца XVIII в. редкое царствование проходило без самозванца.»1. Корни этого явления остаются до конца не выясненными.
Исследователи по большей части пытались решить проблему самозванства в социальном или политическом ключе. В социальном плане самозванство рассматривалось как одна из специфических и устойчивых форм антифеодального народного движения, тогда как в политическом смысле оно представало перед нами как борьба за власть. Однако ни тот, ни другой подходы не выявляют специфику религиозного аспекта идеологии самозванства. Самозванство в широком смысле отнюдь не всегда было связано с социальными движениями и совсем не обязательно могло быть связано с борьбой за реальную власть.
Проблему самозванства невозможно решить, не углубляясь в идеологию этого феномена, т.е. в тот круг представлений, который мотивировал действия многочисленных самозванцев на Руси периода Смуты. В основе этой идеологии лежат религиозные представления.
Специфика отношения народа к самодержцу на Руси определялась прежде всего восприятием ее как власти сакральной, обладающей божественной природой. Самозванство как типичное для России явление связано с сакрализацией монарха (по аналогии с византинизацией монаршей власти). В церемонию венчания на царство входит, наряду с коронацией, миропомазание, что придает самодержцу российскому особый харизматический статус: в качестве помазанника самодержец уподобляется Христу, а это, в свою очередь, придает подлинность и легитимность самодержцу.
Термин «царь» выступал в Древней Руси как сакральный термин, соответственно, характеризовался той_неконвенциональностью_(безусловностью) в отношении к языковому знаку, которая характерна для сакральной лексики: «.имя царя, которым Богу угод-
но было некогда почтить Давида, Соломона и других властителей иудейских и израильских, гораздо более прилично государю, нежели слово цесарь и король, изобретенное человеком и присвоенное каким-нибудь завоевателем...»2. Имя царя признавалось созданным не человеком, но Богом; соответственно царский титул противопоставлялся всем остальным титулам как имеющий божественную природу.
Идея богоустановленности царской власти определяет актуальную для России, в частности для России XVII в., дифференциацию царей «праведных» и «неправедных», где праведный означает не «справедливый», но «правильный». Так, И. Тимофеев различает царей подлинных («первосущихъ», «истиннейшихъ и природныхъ») и царей по внешнему подобию: «.не сущихъ», «чрезъ подобство наскакивающихъ на царство.»3. Следовательно, ни узурпация царского престола, ни даже законное в обрядовом отношении венчание на царство не делали человека царем.
Не поведение, но предназначение определяет истинного самодержца. Именно поэтому царь может быть тираном (как, например, Иван Грозный), но это ни в коей мере не свидетельствует о том, что он не на своем месте.
Различаются цари по Божьему промыслу и цари по собственной воле, причем только первые признаются «истинными царями», иначе говоря, различаются безусловный и условный (конвенциональный) смыслы понятия «царь».
Лжедмитрий I в отличие от Ивана Грозного, с точки зрения И. Тимофеева, не является царем, хотя он и был «законно» поставлен на царство, так как он «самоцарь». Тимофеев так говорит о Лжедмитрии I: «... еще ему вне сушу пределъ Русския земля, самохотне повинушася вси, идолу сущу, яко царю, поклониша-ся...»4.
Если подлинный царь мог уподобляться Христу и восприниматься как образ Бога — как живая икона, то самозванец воспринимался как лжеикона, т.е. как идол.
Прекрасно видели сущность самозванства летописцы: о Григории Отрепьеве, захватившем царский трон под именем царевича Дмитрия, в подготовительных материалах к летописной «Степенной книге» можно прочесть следующее: «.Явился предтеча богоборного антихриста, сын тьмы, родич погибели, из чина иноческого и дьяконского и вначале пресветлый ангельский чин отринул и отторгнул себя от участи христианской, как иуда из пречистого сонма апостольского. И бежал в Польшу и там скрижали сердца своего бесчисленными богомерзкими ересями наполнил и, тьмообразную свою душу еще больше предавая в руки сатаны, вместо святой христианской веры греческого закона лютеранскую треокаянную веру возлюбил. И бесстыдно назвал себя царем Димитрием, вечнопа-мятного царя Ивана сыном, утверждая, что избежал
рук убийц. И попросил помощи у литовского короля [польского короля Сигизмунда III], чтобы идти с воинством на великую Россию.»5.
Описание детоубийства содержится в начале Евангелия от Матфея (2:16—18). Злодеяние совершает царь Ирод, желая погубить младенца Иисуса, истинного «Царя Иудейского», из страха за свою власть (аналогия совершенная, и связана она с представлениями народа о царе Борисе — «детоубийце»). Это убийство глубоко символично. Именно так всегда и воспринимал его русский народ. Для него убийство ребенка являлось символом умертвления первозданных сил Иисуса в каждом человеке, т.е. тех высших, не затронутых влиянием грехопадения сил, которыми обычный человек обладает лишь в самом раннем детстве и которые Иисус из Назарета принес на землю в такой полноте, что они жили в нем в течение всей его жизни.
За явившимся из Польши Лжедмитрием I стояли иезуиты, желавшие использовать его прежде всего в своих религиозных целях — еще со времени заключения Брестской унии 1596 г. — для обращения в католичество и подчинить Риму Россию, бывшую главным оплотом православия в Европе. Тогда в образах двух Дмитриев (убиенного в детстве в Угличе и взошедшего на московский престол Лжедмитрия I) мы имеем ту полярность, которую можем описать как противоположность Христова импульса, изначально живущего в русском народе, с одной стороны, и иезуитства — с другой6.
В тот короткий период, когда самозванец правил русской державой, в нем более всего проявилась особая двойственность его природы: его духовные и физические метания между русским народом и служением ему, с одной стороны, и преклонением перед Западом (Польша и Литва) и зависимостью от папских иезуитов — с другой, и привели к тому, что сделанный им роковой выбор в пользу последних (прежде всего в пользу своей пагубной страсти к католичке Марине Мнишек) — все это и привело его к бесславной гибели. Ведь это было его подлинным вероотступничеством, так как он должен был для этого отречься от веры своих отцов, своего православного народа. И народ, чувствуя себя глубоко обманутым в своих самых сокровенных религиозных чувствах и ожиданиях, обратился против обличенного самозванца и обманщика. Жестокую расправу над «царем Дмитрием Ивановичем» народ воспринял равнодушно, без всякого сожаления7.
Представление о богоизбранности и мистической предназначенности царя может объяснить не только специфическую концепцию царской власти на Руси, но и идеологию самозванства. Наличие одного самозванца на троне провоцирует, как это и было в период Смуты, спонтанное появление других: происходит как бы конкурс самозванцев, каждый из которых претендует на свою «отмеченность (избранность)». Как это ни парадоксально звучит, в основе такой само-
званческой идеологии кроется убеждение, что судить о том, кто есть подлинный царь, должен не человек, но Бог. Тем самым самозванство представляет собой закономерное и логически оправданное следствие, вытекающее из понимания богоизбранности русского царя.
Сама концепция царской власти на Руси предполагала противопоставление истинных, богоизбранных царей и царей только по внешнему подобию, т.е. самозванцев. В этом смысле поведение самозванца предстает перед нами, как карнавальное действо. Иначе говоря, самозванцы воспринимались как ряженые. Это было кощунственное стремление через внешнее подобие обрести сакральные, подлинно царские свойства.
Это вписывалось в традиционную для России ситуацию, предполагающую наряду с правильным, нормативным поведением царя неправильное его поведение (антиповедение) в тех или иных формах. Самозванство на Руси расценивалось как антиповедение. Самозванцы (и Лжедмитрий I и особенно Лжедмитрий II, который на досуге увлекался алхимией, гаданиями и изучением древних каббалистических манускриптов и лечебников, иными словами был «чернокнижником») воспринимались как колдуны («еретики»), т.е. в народном сознании им приписывались черты колдовского поведения. Слухи о том, что подлинного царя «подменили» («за морем» или в детстве, в младенчестве) и что вместо него на троне сидит другой человек — самозванец, т.е. царь только по внешнему подобию, были широко распространены именно в период Смуты и имели устойчивый характер.
После венчания на царство Ивана Грозного, которое состоялось 16 января 1547 г., формируется представление о харизматической природе царской власти. Такое представление определяет особый литургический статус русского царя: последний находит выражение прежде всего в характере приобщения к религиозному (святому таинству), который фиксируется в ритуале «поставления на царство». При этом место (т.е. в какой части храма) и время (в какой момент литургии причащался монарх) играли большую роль при воцарении подлинного (богоизбранного) царя на русский престол. Так, при воцарении династии Романовых самодержец должен был причащаться в алтаре по чину священнослужителей, явно уподобляясь при этом византийскому императору: такого рода причащение вводится в коронационный обряд.
Русский церковный обряд помазания на царство в отличие от византийского или западного обряда уподоблял самодержца российского Христу. Если в Византии и на Западе помазание монарха сопровождалось возгласом «Свят, свят, свят», что отсылало его к ветхозаветной традиции помазания на царство, то на Руси, где обряд помазания на царство ничем не отличался от обряда миропомазания, совершаемого после
крещения, произносились слова: «Печать дара Духа Святаго».
Провозглашение таких сакраментальных слов, произносимых при миропомазании российского монарха, уподобляло его Христу, которого помазал Бог Духом Святым (согласно Летописной редакции). Все последующие венчания на царство новой династии Романовых происходили в соответствии с чином, который был представлен в Формулярной редакции8.
Представления о царе и законности царской власти в религиозных сочинениях ХУ[—ХУП вв. тесно связывались с теологической доктриной «Москва — Третий Рим». Восприятие Москвы как Третьего Рима получает историческое обоснование в религиозном сознании людей ХУ—ХУП вв.: наряду с последовательным развитием событий, в котором усматривалась реализация причинно-следственных связей, православной церковью было провозглашено возвращение к некоторому начальному состоянию9. Соответственно новая роль Москвы определялась в глазах современников непосредственно предшествующими историческими событиями: с падением Византии великий князь московский провозглашался единственным православным правителем, т.е. независимым монархом православного мира10.
С падением Византийской империи Русь и Византия как бы меняются местами, в результате чего Московская Русь оказывается в центре православного, а тем самым всего христианского мира.
Таким образом, вся жизнь русского народа в период Средневековья, особенно идеология, были пронизаны религиозными представлениями о сущности мироздания. Самозванство в России XVII в. неизбежно основывалось на религиозных представлениях средневекового человека о царе как о сакральной ценности высочайшего значения, уступающей только Богу11. В силу этого различия между самодержцем и подвластным ему народом носили в русском религиозном сознании принципиальный, сущностный характер.
Религиозные идеологи и иерархи Русской православной церкви избрали основной своего менталитета идею богоустановленности и богоизбранности царской власти. Эта идея восходит к евангельским постулатам. Отчетливее всего она выражена апостолом Павлом: «.Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены.»12. Именно на этом основывалось убеждение русских монархов в неограниченности и легитимности их власти, недаром их именовали «государями», т.е. господами.
Для самозванцев такие черты менталитета русских государей были привлекательны, и понятие «законной власти» основывалось на двух доминантах: на божественном происхождении этой власти (подтвержденной авторитетом Евангелия) и на законности (легитимности) престолонаследования «от отцов и дедов»13.
Симеон Полоцкий в своих исторических сочинениях постоянно упоминал о божественном происхождении царской власти. Так, он подчеркивает, что самодержец российский «.благочестивейший, пресветлейший, богоизбранный и Богом венчанный великий государь, царь и великий князь всея Великия и Малыя и Белыя России самодержавный обладателю.»14.
1 Ключевский В.О. Соч. : в 9 т. М., 1987-1990.
2 Маржерет Я. Записки капитана Маржерета // Россия начала XVII века. М., 1982.
3 Временник Ивана Тимофеева. М., 1991.
4 Там же.
5 Книга степенная // Полное собрание русских летописей. СПб., 1908-1911. Т. 21. Ч. 1, 2.
6 Прокофьев С.О. Тайна царевича Дмитрия. М., 2001.
7 Успенский Б.А. Царь и самозванец. Самозванчество в
России как культурно- исторический феномен // Успенский Б.А. Этюды о русской истории. М., 2002.
8 Древнерусские летописи. М.—Л., 1936.
9 Успенский Б.А. Восприятие истории в Древней Руси и доктрина «Москва — Третий Рим» // Успенский Б.А. Этюды о русской истории.
10 Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. М., 1992. Т 2.
11 Успенский Б.А. Литургический статус царя в русской церкви: приобщение святым тайнам. Историко-литургический этюд // Успенский Б.А. Этюды о русской истории.
12 Новый завет. Послание к римлянам. XIII. 1-6.
13 Щапов Я.Н. Достоинство и титул царя на Руси до XVI века // Мировосприятие и самосознание русского общества : сб. М., 1999. Вып. 2.
14 Библиотека литературы Древней Руси : в 20 т. М., 1997— 1999.
К ВОПРОСУ О СУБЪЕКТИВНОЙ СТОРОНЕ ДАЧИ ВЗЯТКИ
О.В. ЛУЖНОВА, адъюнкт кафедры уголовного права Московского университета МВД России [email protected]
Аннотация. Рассмотрены особенности субъективной стороны дачи взятки.
Проанализированы проблемные вопросы субъективной стороны этого преступления, изучены точки зрения ведущих ученых.
Проведен анализ законодательства и научной литературы, сделаны выводы по содержанию всех признаков субъективной стороны дачи взятки. Ключевые слова: дача взятки, квалификация, субъективная сторона.
ON THE SUBJECTIVE SIDE OF BRIBERY
O.V. LUZHNOVA,
The Adjunct of the Dept. of Criminal Law MIA of Russia at Moscow University
Annotation. This article discusses the features of the subjective side of bribery.
Analyzed the problematic issues of subjective side of the crime, considered in terms of leading scientists. The analysis of existing legislation and scientific literature, conclusions on the content of all signs of the subjective side of bribery. Key words:bribery, skills, subjective side.
Противоправное поведение человека представляет собой органическое единство внешней (физической) и внутренней (психологической) сторон1. Любое преступление характеризуется признаками, относящимися не только к внешней, но и к внутренней стороне. Каждый из этих признаков, включая признаки субъективной стороны, должен быть исчерпывающе исследован в случаях применения ст. 291 УК компетентным органом, чтобы юридическая характеристика дачи взятки полностью совпадала с законодательным ее описанием. Это требование приобретает особую важность при применении
ст. 291 УК, поскольку отсутствие субъективной стороны исключает наличие состава преступления, а точное установление обеспечивает правильную квалификацию дачи взятки и как следствие ее законную и обоснованную ответственность виновного.
Субъективная сторона преступления - это психическое отношение виновного к совершаемому им общественно опасному деянию, предусмотренному уголовным законом в качестве преступления2.
Л.Д. Гаухман не без оснований отметил, что проблема субъективной стороны преступления является
