CC BY
22
ПРИОРИТЕТЫ РОССИИ
21 (114) - 2011
УДК 316.334.3; 338.22; 101.1. 316; 316.334.3; 351
идеи реинституциализации экономики и вопросы национальной безопасности
В. Н. романов,
доктор философских наук,
профессор кафедры экономики и менеджмента E-mail: t. shubina@ulstu. ru
Ульяновский государственный технический университет
В статье рассматриваются наиболее общие политико-мировоззренческие аспекты проводимых в России социально-экономических модернизаций и отмечаются проблемы, существующие в экономико-политическом пространстве: принцип централизации власти пока еще блокирует всестороннее развертывание в регионах социально-экономических реформ; молодые «суверенные» этногосударственные образования оказываются перед угрозой неоколониальных форм зависимости от других, более «ресурсных» соседей или партнеров.
Ключевые слова: экономическая безопасность, мировоззрение, цивилизация, реинституциализация, национальная безопасность, модели перспективного развития, автаркия, планирование.
Национальная безопасность может быть обеспечена способностью социальных институтов и государственной власти приумножать социальную и экономическую стабильность, воспитывать патриотическое мировоззрение социума, создавать благоприятную жизненную среду и оказывать адекватную внешним вызовам военную защиту. В этом ключе состояние национальной безопасности специалисты характеризуют по нескольким направлениям. Одними из них являются идейное состояние общества и уровень социально-экономической безопасности, выступающие как общие критерии общественной динамики, которая балансирует на грани минимального или постоянного уровня безопасности. В свою очередь это позволяет предусмотреть будущие угрозы и заранее изменить условия жизнедеятельности людей, при которых эти угрозы могут быть нейтрализованы либо минимизированы. Иными словами, это могло быть достигнуто
прогнозированием развития государства со всеми вытекающими функциональными задачами и возобновлением в системе государственного управления государственного планирования ресурсной обеспеченностью и развитием экономики. Таким образом, состояние социально-экономического и мировоззренческого потенциала, деятельностные способности государственного аппарата и уровень военно-технического потенциала смогли бы обеспечивать национальную безопасность.
Если теоретический разговор перевести на предмет нынешней реальной экономической безопасности, то отечественные специалисты отмечают, что современная российская экономика характеризуется двумя составляющими социально-экономической безопасности: внешней и внутренней.
Внутренняя составляющая социально-экономической безопасности характеризуется низкой эффективностью экономики и динамикой негативных тенденций ее развития, связанных с отсутствием государственного планирования экономики и ее несбалансированной структурой в пользу сырьевого сектора, слабой конкурентоспособностью обрабатывающих отраслей и высокой зависимостью от экспорта сырьевых ресурсов, проблемами в социальной сфере. Являясь первопричинами общего неудовлетворительного состояния социально-экономической безопасности, она, в свою очередь, зависит и от внешней составляющей, включающей в себя такие позиции, как сырьевая ориентация экспорта, зависимость от импорта продовольственной и фармацевтической продукции, внушительная внешняя задолженность. По предупреждениям экономистов, например, открывая неконкурентос-
пособный внутренний рынок со своим вступлением во ВТО, Россия потенциально усилит себе угрозу внешней составляющей социально-экономической безопасности, понизит и без того низкий потенциал собственной экономики и, как следствие, стимулирует более высокий уровень внутренних угроз социально-экономической безопасности. Зависимость между внутренней и внешней составляющими социально-экономической безопасности, таким образом, становится двусторонней. Поэтому многие из исследователей предлагают в качестве другого фактора национальной безопасности возврат к экономическим автаркическим подходам и к защите своих экономических интересов. Опыт в этом деле у россиян есть, который можно позаимствовать из собственной истории СССР. Если же противникам СССР не хочется брать за образец его опыт, то можно порекомендовать опыт автаркии собственных субъектов РФ 1990-х «экспроприа-ционных» годов. Например, свои же российские этногосударственные образования образца начала 1990-х гг. могли бы стать своеобразным прообразом (примером) для самой нынешней государственной власти России по выходу из политического и социально-экономического кризиса. Например, уже в тогдашней пореформенной России, по мнению экономистов, реинституциализация государственной собственности усилила негативные тенденции в формировании структуры экономики. Произошла переориентация инвестиционной деятельности. Она привела к замедлению развития в старопромышленных регионах, стагнации периферийных областей, краев и дотационных экономических округов и национальных республик. Совершилась более глубокая дифференциация регионов по уровню экономического развития.
Эти обстоятельства привели российские этно-национальные регионы к одним из важных противоречий в современном процессе государственного строительства, чуть было не приведших к распаду России изнутри. И они проистекали из процесса структурной реинституциализации собственности страны, выражавшейся (злободневность пересмотра итогов приватизации приобретает большую актуальность сейчас, в кризисное время) в острой социально-экономической остроте более равномерного распределения «центров притяжения» по России. И это политико-экономическое обстоятельство сумело заставить проявить мужество властями национальных республик и сохранять государственное планирование и регулирование в своих республиках, всячески противодействуя воле компрадорской центральной власти России. Это привело к заклю-
чению договоров о разграничении полномочий между Татарстаном, Башкортостаном, Якутией, с некоторыми другими регионами и с Центром. Эти договора позволили национальным элитам сохранить государственную собственность, структуру экономики и не позволить «московским» рейдерам уничтожать этнорегиональную экономику.
Таким образом, национальные республики РФ взяли на вооружение теорию автаркии для своих экономик. Эта теория показала пути сохранения экономического (может быть, и политического) суверенитета страны в постперестроечные и «реформаторские» годы, когда США и страны НАТО целенаправленно разрушали Россию изнутри. Именно данная задача, стоявшая в 1990-е гг. перед некоторыми национальными республиками, заставила проявлять огромные усилия по сохранению государственной собственности в своих республиках. В отличие от поведения компрадорских властей России, например, судьба народов страны и экономическое здоровье национальных республик во многом зависели от уровня соответствия жизненных требований нерусских этничностей в многонациональных регионах и от этатистских устремлений правительств своих национальных республик. В немалой степени последнее политарное «реформаторское» свойство национальных республик явилось важнейшим государственным признаком, заставившим возникнуть и побудить к росту затаенный региональный сепаратизм. Наукой и сегодня этот аспект рассматривается как одна из перспективных тем социально-экономического развития России.
Уже впоследствии основные проблемы для этих республик возникли из-за того, что при осуществлении «рыночных преобразований» центральными властями в регионах появилась необходимость учитывать степень развития своих производств, их масштабность, структуру экономической системы и возникла надобность сохранения их в качестве государственной собственности хотя бы на первых этапах реинституализации. Задача стояла перед этнонациональными регионами единственная — не допустить захвата «новорусской элитой» республиканской собственности. Однако центральная власть этнонациональными республиками не интересовалась. Хотя процессы реинституализации, проводимые в масштабе страны, должны были отличаться от аналогичных процессов в регионах и должны были развиваться с учетом различных этнических и иных особенностей социально-экономического развития. Однако и они не были учтены.
- 3
В годы реформ предпочтение отдавалось главным образом задачам трансформации экономических институтов, в то время как вопросам социального развития, укреплению политической стабильности и повышению уровня жизни граждан не уделялось необходимого внимания. Кроме того, так называемые «реформы» определялись лишь как политическая и структурно-экономическая трансформация государственной собственности и задачи «улучшения», «эволюции» экономики заменились общесистемными процессами захвата собственности частными лицами и «криминальной революцией». Вследствие этого возникло большое количество проблем, приведших дальнейшее продвижение страны по пути социально-экономического прогресса к торможению. В данной связи любопытно привести длинную цитату из публичного выступления известного обществоведа, профессора, доктора философских наук Рудольфа Лившица о мировоззренческих аспектах проведенных «реформ» 1 «Историю делают люди, — говорит он. — Но за хитросплетениями человеческих судеб, за поступками отдельных людей, за действием или бездействием конкретных исторических персонажей, сквозь череду случайностей прокладывает себе дорогу историческая закономерность. Ее нельзя обойти, от нее невозможно укрыться, бессмысленно пытаться ее перехитрить.
И вот теперь, вместо того чтобы оглянуться и ужаснуться содеянному, вместо того, чтобы немедленно направить средства на науку, принять план технологического рывка и приступить к его реализации, власть делает вид, что все идет как надо. Порой власть продемонстрирует озабоченность делами науки, подбросит той или иной категории ученых какие-то крохи, выделит средства на какой-то перспективный проект вроде нанотехнологий, но все это — паллиатив, скольжение по поверхности, ситуативное реагирование вместо стратегического планирования. Современное положение таково, что нас спасет только новая мобилизация. Нам нужно совершить новое Русское чудо вроде того, что свершилось в ходе двух первых сталинских пятилеток. Причем задача теперь на порядок сложней. Если в ходе той индустриализации достаточно было скопировать передовой технический опыт Запада, то теперь необходимо нечто совершенно иное — превзойти Запад по ряду перспективных направлений, выйти на мировой рынок с такой продукцией, которую не в состоянии произвести никто» 2.
1 Лившиц Р. Локомотив истории приближается // Советская Россия. 6 ноября 2008 г. № 122 [13194].
2 Лившиц Р. Локомотив истории приближается // Советская Россия. 6 ноября 2008 г. № 122 [13194].
4 -
А тем временем технологическая деградация российской промышленности из-за институциональной реструктуризации, а также высокого износа и морального старения производственного парка, отсутствия необходимого обновления настоятельно требовала от региональных элит задачи спасения экономики от «поглощения» их «московскими олигархами». В тех регионах или полиэтнических анклавах, где сумели сохранить системное управление, там сберегли экономику от развала. А там, где этого сделать не успели или же умышленно пошли на реинституциализацю, — там экономика пошла на разорение. Все эти признаки экономической деградации стали впоследствии ограничивать возможности социально-экономического развития страны.
Еще тогда трансформируемое общество начало сопротивляться к навязыванию чуждых ему социальных мировоззрений и систем. Центральные власти и регионы стали самоотдаляться друг от друга. По многим спектрам государственной жизнедеятельности Центр стал проводить децентралист-скую политику, способствовавшую значительному ослаблению роли государства в экономике и военно-политическому ослаблению самого государства. Основным направлением на пути российских реформ с самого их начала стали концептуальные пристрастия определенной группы ученых, тяготевших к попустительской доктрине «рыночной экономики», специально разработанной для России специалистами Международного валютного фонда (МВФ). Эта концепция официально пропагандировалась властями России как лекарство от всех «болезней» российской экономики, поскольку, дескать, в ней доминирующую роль будут играть государственные заказы и рыночная экономика. Но уже сейчас, в новейшее постреформенное и в кризисное время, многие крупные специалисты утверждают, что в целом созрела необходимость концептуального пересмотра системы принципов реформ и политически признать эти «реформы» провалившимися и преступными.
В те годы целью вашингтонского консенсуса явилась выработка формулы, которую можно было бы без «потери общественного лица» предложить для проведения переорганизации социалистической системы в капиталистическую руководителями социалистических государств. Такую формулу они создали на основе диверсификации (распыления — так по-другому переводится в прямом смысле данный термин на русский язык, как бы В. Путин публично и не пытался придать ему благозвучие и наукообразие) экономики, в
частности и российской. Она предусматривала ослабление экономики до уровня дисфункцио-нальности и «создание» впоследствии на основе уничтоженной экономики «динамично развивающегося частного сектора». Фактически же дело свелось к выделению нескольких формальных экономических показателей, которые априори принимались в качестве базы для политических рекомендаций, что и привело к разрушению экономической основы России.
Таким образом, сама парадигма «реформаторской» программы не была предусмотрена для созидания, она не учитывала сущность экономического потенциала страны для своего развития, поскольку она изначально была направлена на разорение под насаждаемой идеологией диверсификации государственной экономики. Причем в России этот достаточно спорный концептуальный выбор был усугублен принятой технологией ускоренного слома прежних экономических структур как самоцель. Впоследствии реальная практика жестко опровергла такие подходы, но уже после осознания россиянами всей пагубности проведенных «реформ». По прошествии лет, как бы защищая себя от нападок, тот же американский экономист Стиглиц признал, что идеи, на которых могло бы базироваться оптимальное развитие в современном мире, «не так просты» и «их нелегко сформулировать как догму». Осознание россиянами преступности приватизации привело к тому, что принятые в официальных кругах позитивные оценки о реформах как «образец» государственного подхода уже не признаются и не считаются ни образцовыми, ни просто серьезными и продуманными. Такое же отношение к ним не только в среде специалистов, даже там, где оно когда-то и вынашивалось. Более того, они уже и российской общественностью оцениваются как преступные.
В те годы в ответ на насаждаемые «реформы» и на приватизацию анклавные регионы и некоторые другие этнополитические субъекты РФ стали проводить свою экономическую и социальную политику «самообороны» в виде регионального или этногосударственного экономического и гражданского сепаратизмов. В некоторых анклавах они проявлялись как в виде регионального экономического сепаратизма, так и в виде этнокультурного. Но более всего они выражались в форме объединения двух конфигураций политического сознания как выражение этатистской политической культуры социума, имевшей в этом конкретном случае дуалистическую направленность. Если вывести за рамки предметности статьи политический аспект
этнокультурных вопросов тех лет, то, с одной стороны , эта культура была направлена на сохранение региональной политико-экономической самостоятельности от Центра, а с другой — устремлялась к сохранению государственной целостности, не дав внешним силам разрушить ее социально-экономическую основу. В те годы данное политическое обстоятельство позволяло говорить о реальной социально-политической угрозе распада России.
Если вернуться к рассмотрению региональных автаркизмов в России тех лет, то необходимо отметить, что они в виде региональных национализмов в основном имели три своих парадигмы. Исследования в области политической этнологии и политической социологии показали, например, что в этот период на авансцену политической жизни этносов выдвинулись вопросы национализмов исторической памяти, этнокультурные проблемы нерусских народов России и взаимоотношения их с русским народом в бывших союзных республиках СССР, а также охранительно-культурный национализм малых нерусских народов. Кроме того, стремление к политико-экономической самостоятельности от Центра выдвинуло в авангард экономической жизни идею региональной экономической и политической независимости национальных республик и некоторых самодостаточных полиэтнических регионов России.
Региональные этноэкономические сепаратиз-мы возникли под воздействием общего политического вектора страны под лозунгом «вперед-назад в капитализм». Он предусматривал аннулирование имевшегося социального начала в политике и экономике, лишение этногосударственных образований в составе России национальной собственности путем перевода ее под юрисдикцию «Москвы» (по-другому — «захвата Центром собственности нерусских республик»), что расходилось с мировоззренческой основой традиционности в хозяйствовании нерусских народов России, чего в принципе не поддерживала и сама этноэлита некоторых нерусских регионов. Точно такое же происходило и в «русскоязычном» социуме, правда в другой ситуации, но уже в бывших союзных республиках СССР. Если в те годы западный мир уже объективно активно эволюционировал в сторону социально ориентированной, а значит, и государственно регулируемой экономики, то «социалистические» страны под влиянием «перестроечных ветров» начали «встречное» движение «вперед-назад к капитализму» и отторжение всего от социально направленного советского социалистического. Причем не только в национальных республиках СССР, но и
- 5
в большинстве многонациональных государствах бывшего «социалистического» лагеря этот процесс принял форму национального сепаратизма. Видя гигантские успехи своей разрушительной деятельности, внешние антисоциалистические силы и внутренние агенты влияния западных стран (в данном случае — это антироссийские силы) начали во всем «постсоциалистическом» пространстве усиленно внедрять идеологему прерогативности «частного» экономизма над «общим», «индивидуального» над «коллективным», «эгоизма» над «альтруизмом». В идеологии и мировоззрении они сделали упор на абстрактные «общечеловеческие» и «демократические» ценности взамен коллективным формам сознания и патриотичности, и против социально ориентированной социалистической экономической политики. Об этом красноречиво проговорилась вдова академика Андрея Сахарова Елена Боннэр, которую считают идеологом российских антикоммунистов-реформаторов: «Главное, — резюмировала Е. Боннэр, — это «свобода». Даже ценой того, что «Россия может превратиться в государство вроде Перу или Гватемалы, политический строй которых можно назвать маргинальным капитализмом» 3. В этих условиях и ныне проявляемый региональный экономический сепаратизм многие специалисты считают оправданным.
Однако в России начали строить колониальный капитализм, эксплуатирующий собственный народ и общенациональные ресурсы, не вкладывая ничего в развитие промышленности. Денационализация экономики стала приобретать криминальную сущность и перестала быть феноменом цивилизованности. В этих условиях ярко проявился унаследованный от социализма характер социально-экономической компоненты региональных социумов, выражавшийся в мировоззренческой основе социалистического способа хозяйствования. Все это пробудило в национальных элитах регионально-экономический сепаратизм в виде экономической автаркии, в те годы имевшей охранительное свойство социальной и экономической организации этнонациональных и экономически самодостаточных регионов.
В этой связи уместно вспомнить крупнейшего арабского патриота ХХ в. Саты аль Хусри, который экономику и территориальную общность считал вторыми по значимости факторами в национальной жизни, а общность языка и историческое самосознание выдвигал на первое место. Поэтому
3 Большаков ^.«Крестные отцы» с партбилетом и без //Финансовый контроль. 2005. № 8 (45). С. 148.
6 -
политические этносоциологи считают взаимосвязь этнокультурных основ территориальности и мировоззренческих основ экономики основой формирования национального как политической и социальной субъектности.
Как известно, социально-политические условия жизнедеятельности СССР (естественно, включая и советскую Россию конца ХХ в.) выдвинули в эпицентр социально-экономических преобразований проблему интеграции хозяйственной жизни. До этого она была успешно решена в виде территориальной структуризации экономики советского хозяйства. Однако внезапно «нагрянувшие» реформы стали разрывать ее интенсивность и ареалы интегративных процессов.
Зачастую региональные экономические на-ционализмы бывали сплошь сотканными из сети рассогласованных между собой целей и средств и концентрированы на решениях своих местных социально-экономических, а иногда и политических проблем. Во многих случаях социально-экономические цели регионов не только не совпадали, а наоборот, отдалялись. Этот вопрос носит кардинальный характер и фокусирует в себе все жизненно важные научные проблемы, требующие выяснения возникающих в ходе развертывания национального движения: где гарантия, что достигнутый в итоге борьбы результат будет способствовать сохранению целостности государства? Какова цена практического воплощения регионального «этно»- или «интер»-национализма регионов, если исчезнет вертикальность власти и возобладают горизонтальные структуры взаимодействии субъектов РФ?
На взгляд автора, там, где региональный «национализм» получил хотя бы частичную возможность своей самореализации, т. е. там, где совпадали принципы этнических, этнокультурных, экономических и политических границ, принципы приоритета прав «коренной» нации на региональную собственность, — там неизменно укрепляли всю структуру социального организма республик, одновременно разрушая центрально насаждаемый паранормальный «механизм» перераспределения российскими властями государственной собственности в пользу себя в виде приватизации.
Возвращаясь к научным спорам о политико-экономической целесообразности проведенной приватизации, следует отметить, что это приводило к негативным изменениям целей и функций экономической деятельности, значений различных сфер общественной жизни, переворачивало взаимоотношения между социально-экономическими группами и политическими единицами страны.
Безусловно, в этом случае общественный организм субъекта страны не желает быть подавляемой Центром системой, поскольку экономические приращения шли одновременно во многих регионах страны (Татарстан, Башкортостан, Якутия, Свердловская, Челябинская и Калининградская области). Общественно-экономический организм региона начинал сплачиваться из разрозненных экономических единиц субъектов своего территориального рынка, которые должны были служить интересам всей «этно»- или «интер»-национальной региональной идее об экономической самостоятельности и распределении полномочий между Центром и ими. Но это в случае позитивной (идеальной) эволюции взаимоотношений между Центром и регионами. Однако бывали и негативные пути формирования этих взаимоотношений.
Если вернуться к онтологической сущности этих феноменов, то следовало бы отметить, что при всех вариантах развития взаимоотношений между социально-экономическими субъектами в масштабе страны самыми важными были и будут изменения в механизме функционирования социального сознания. Объективация «национального» регионами неизбежно приводит к ослаблению вертикали государственной власти, снижению места и роли центрального государственного аппарата в управлении страной, ввергает индивидуальное рациональное начало в общественном сознании в иррациональное как частное, так и общее состояние. Оно связано с изменением вектора формирования общественного сознания, что приводит к сильнейшим стрессовым ситуациям. Например, то, что раньше было общенародным достоянием, теперь вдруг оказалось в руках отдельных лиц ограниченной социальной группы; то, что раньше было позитивным, теперь вдруг оказались негативными феноменами: идеология, мировоззрение, ценности, мораль, духовность. Происходит сверхрационализация иррационального. Именно политическая иррациональность (с точки зрения государственных потребностей сохранения системной стабильности и национальной безопасности) проводимой политики горбачевских лет правления в СССР и пореформенного российского правительств вынудили идти регионы СССР и России на экономический сепаратизм внутри собственного государства. В подобных обстоятельствах на первый план выдвигаются подсознательные мотивы самосохранения. В таком обществе развивается и нарастает асимметрия социального, и на первое место встают задачи самосохранения «частей» от «целого» методом дробления общего «целого» на
части, к чему по сей день стремятся отдельные реги -оны России. Не мудрено понимать, что в отдельных случаях можно заметить и следы заинтересованности иностранных государств в этом.
В неустойчивых политических условиях человек массы начинает переживать и претерпевать психические трансформации, искать социально-психологическое убежище, но делает это через опосредующий контроль формальных псевдоколлективных интересов. Психически такой человек может себя реализовать только как обезличенная единица массы. Отсюда постоянная потребность в «сверхразуме» в виде религии, особенно преуспевают в этом различные секты в православии и «ваххабиты» в советско-российском исламе. В этом наблюдается постоянное стремление компрадорских и космополитических идеологических центров держать социум во «внеразумных» формах коллективного сознания: в наркомании, сексе, пьянстве и политической паранойе. Отсюда и сверхзадача для субъектов российской политики — как можно дольше держать разум социума в неразумном состоянии. Только так можно добиться искомой парадоксальности, а именно — функционирования общественного сознания на подсознательном основании.
Как показывает практика, власти России активно пользуются методами манипуляции сознанием населения, ведущей к ослаблению национальной безопасности. В пространстве электронных СМИ России индивидуалистическое подсознание, минуя индивидуальный разум, теперь практически прямо замыкается на коллективную установку «сохранения правящего режима», «сохранения результатов приватизации». Индивидуальная психическая надстройка социума почти устраняется из процесса формирования массового сознания. Вот здесь у другого субъекта политики (населения, народа, нации, интерсообщества) и появляется не только право, но даже обязанность манипулирования массовым общественным мнением в целях собственного самосохранения, так как нынешняя российская завравшаяся власть требует своего обуздания, а значит, воздействия и управления ею. Показательно в подобных случаях следующее: в обычных условиях неэффективные пропагандистские концепции типа социал-дарвинизма (для рубежа 2000—2009 гг. — это политический блок С. Миронова, объединяющий общественные движения «Жизнь», остатки «Родины», Партии пенсионеров, заново создаваемая Кремлем лжепартия «Коммунисты России» и некоторые др.) пытаются играть в эпоху национальных трагедий
- 7
прямо-таки провокационную роль. И здесь во многом оправдываются взгляды Г. Лебона, утверждавшего, что в социальных процессах решающая роль принадлежит эмоциям (закон «духовного единства толпы»), теория К. Юнга об «архетипах коллективного бессознательного». Г. Тард выявил еще теорию подражания последователей своему лидеру, однако в лидерах у «реформаторской» оппозиции страны ощущается «кадровый голод». Теперь они и министров подбирают на вещевых рынках крупных городов, если найдут более успешного «рыночного» человека. В подобных ситуациях в некоторых сообществах упор делают на тоталитаризм. Однако, как отметил Р. Дарендорф, тоталитаризм зачастую выполняет деструктивную роль по отношению к модернизации и практически не подступает к ее позитивной программе, поэтому наиболее адекватно его можно выразить и описать в «психопатологических понятиях».
В региональных «национализмах» основное движение направлено в сторону переустройства основной сферы общества — экономики. Иногда она чрезвычайно субъективировала все социальные отношения и переставала быть «основной», ибо замкнутые на вопросах «самостоятельности» и «суверенности» проблемы утрачивали статус независимых областей хозяйственной деятельности, имеющих собственные задачи и цели. Это связано с тем, что «реформаторское» правительство Центра диалектическую взаимосвязь различных элементов подменяло метафизическим господством одного из них, причем второстепенного и неважного. Да и сейчас все переворачивается в современной России: президентами становятся поэты и музыканты; губернаторами назначаются милиционеры и мелкие предприниматели; культурная почва начинает возделываться политическими средствами; экономика работает не на созидание, а на разрушение; индивидуальная мораль подменяется аморальностью и культом западных ценностей. Одновременно с этим региональные этнически ориентированные сообщества создают противовес этому гигантскому социальному водовороту в виде традиционной этнической духовности, хотя и не всегда адекватно противостоящей внешнему давлению. А там, где сопротивление терпит поражение, духовность постепенно рассасывается, и безвозвратно исчезают национально нейтральные единицы общественного устройства. По сей день российское общество находится в состоянии перманентной революции, в ожидании еще большего изменения к худшему. Каждый год социумом России переживается тяжелее, чем предыдущий. Общенациональная идея
8 -
о сохранении России начинает захлебываться. Если современную Россию сравнить с СССР, то не трудно определить явное отличие «национализмов» двух эпох: «советский» национализм был связан с экономикой и культурным самоопределением, суверенитетом и величием Родины, а современные региональные «национализмы» функционируют на основе разбалансированной экономики, целенаправленно генерируемой центральной властью.
Российские и региональные «элиты» производят тотальное внеэкономическое перераспределение собственности, т. е. политическое функционирование страны по всем параметрам представляет собой негативную форму перехода государства к новому неуправляемому пространству. А общенационального, интернационального «национализма» в России еще нет, или он еще не «проснулся», или же ему умышленно и планомерно не дают сформироваться. В связи с этим уместно может быть привести в качестве примера информационный феномен, существующий в пространстве Интернет и формирующий мнение, что государство уже и не территория, а коммуникативная среда. Вот так исподволь готовится общественное сознание к возможному распаду (развалу) страны. Противники России понимают, что национализм продуцирует не только условия социокультурных трудностей и групповых противостояний, но и генерирует цементирующее общество мировоззрение, обеспечивает социально-политическими условиями развитие экономики, поэтому и начали его разрушать планомерно. Социокультурный хаос и победное шествие экономики в националистическом движении всегда рядом. Вопрос только в том, который из этих феноменов возобладает.
В условиях современной России проводимые «реформы» производят в целостной общественной структуре настоящий переворот — упрощается (примитивизируется) социальная структура, общественное сознание редуцируется до архаичных форм, а культурное производство начинает безостановочно производить бездуховную продукцию. Распространяется мозаичное и черно-белое мышление, прививается крайне зауженная система ценностей (что-то типа «безопасного секса» или же идеи о «суверенной демократии», о всесиль-ности частной собственности и властной структуры «Единая Россия»), ограничивается гласность. Происходит самоуничтожающаяся унификация общественной жизни.
Подобное искривление социального пространства — отнюдь не случайный или побочный продукт деятельности субъектов политики сов-
ременной России. В выведенном из равновесия обществе складывается не просто дисбаланс, а устойчивый дисбаланс, где сама жизненная среда и даже главное условие ее функционирования и последовательного развития заставляет это состояние и впредь «шататься», в противном случае общество успокоится, цементируется и остановится разрушительный процесс. А неорганизованный народ и позволяет субъекту политики самовоспроизводить себя практически бесконечно. Неравновесная, несбалансированная, неустойчивая общественная структура и экономика выступают как необходимая и достаточная предпосылка его устойчивого и полновесного развертывания. Само это искривление социального пространства-времени запрограммировано в изначальной установке реформ: сначала проведем до основания перераспределение собственности, и только потом — все остальное. То есть «реформы» ставили перед обществом такие задачи диверсификации экономики и трансформации социальной системы, что цена которых для социума стала «запредельной» и политически опасной из-за возможного деэкономизированного разрушения державы. Например, тот же призыв к полномасштабной реализации «реформ» до коммунального уровня, так называемых «национальных проектов», натыкается на проблему ограниченных ресурсов. Ведь о национальных проектах уже не говорят, поскольку даже одна-единственная потребность в школах с учебниками и та не может быть сразу и полностью удовлетворена. А ведь в соответствии с провозглашенным технологическим перевооружением нужно дать еще и соответствующего количества и качества учебников, компьютеров и иных технических средств обучения всем школам страны. И здесь «кураторской» и пропагандистской помощью ОАО «Газпром» данную проблему не решить. Цепочка логичности в действиях правительства все равно рано или поздно обрывается. По Гегелю, разумно лишь то, что содержит в себе цель и меру. В применении к развернутым в России «реформам» данное положение прозвучит следующим образом: «реформы» в России обладали целью, но не имели меры, т. е. руководствовались в своем практическом воплощении безмерной целью. Самоцель «реформ» — это процесс реформ, порождающий новые процессы, и эти процессы вызывают новую самоцель. А в безразмерном целеполагании положительное и отрицательное делаются неразличимыми.
Исследователи отмечают, что природа национализма изначально двойственна. Она носит в себе свою собственную противоположность, а именно империалистический лозунг «присвоение — это
все» превращается в орудие разрушения национальной (патриотической) прерогативности. Поэтому возникали противоречия между политарностью этнорегиональных национализмов и «империализмом» Центра, поскольку последний разрушал политарное российское сознание как «общее». В этих условиях региональный «национализм» вынужден был наполняться шовинистическим угаром и восходить к идее «чистоты титульной нации» в этнонациональных республиках и к лозунгу «региональной самостоятельности» в полиэтнических регионах и т. п. Как писал один из главных идеологов итальянского национализма Э. Коррадини, «националистом можно стать только одним путем — империалистическим путем. Средство? То же, что и всегда — война». На этой же основе возникла напряженность в Чечне, Ингушетии, Дагестане и в Татарстане, Якутии и Туве. Таким образом, и в современных региональных экономических нацио-нализмах России то, что в национальном движении представляется простой подменой целей средствами, выступает как сущность радикализация средств и методов проводимых «реформ». И здесь обвинять чеченцев, ингушей, татар, якутов или дагестанские и другие народы является чистейшей воды политической провокацией, поскольку эти провокации в реальной жизни развернуты новоявленной группой новых российских собственников против государственного единства России, кому война очень выгодна для сохранения своей собственности и личной наживы. Региональные экономические национализмы являются производными системной трансформации России.
Выдвижение регионами своих территориальных требований об экономической самостоятельности есть попытка решить экономические, культурные и прочие задачи исключительно политическими средствами, поэтому оно всегда приводит к кардинальному сдвигу в обществе. При этом оно выходит за рамки одного из явлений данной социальной системы и предстает как политическая заявка на субъектную экономическую, а иногда и на политическую самостоятельность. Отсюда при анализе региональных национализмов (каких бы то ни было: этнокультурных, экономических) важно не просто признание его в качестве мощного «фактора развития», но и выявление специфической формы стимулируемого им развития, привносимых последствий. Так, противоречивость регионализма как общественного явления нигде так ярко не проявляется, как в неоднозначности его последствий. Что мы видим в современной России? С одной стороны, хаос и запустение (в масштабе страны), а с
- 9
другой — возможность проводить любые реформы (в регионах), так как старое не вырублено с корнем и общественная психология по возможности сохранена. Этнорегиональная психология более консервативна, и она противится насаждению ино-культурных способов хозяйствования, как бы они не преподносились в виде эффективных способов решения их социальных и экономических вопросов. Только устои традиционного мировоззрения этноса не позволили в Республике Тува принимать законы, разрешающие частную собственность на средства производства и на землю. Поэтому во многих национальных республиках РФ экономика развивается неплохо. А в масштабах страны, как правило, «примазавшиеся» оказываются не способными к использованию выгодного момента, и все дело сводят к паразитированию вокруг власти: начинается «номенклатурное» перераспределение должностей, собственности и т. п. без учета их действительной квалификации и способностей. Специалисты называют эти события «разрушительной деятельностью бюрократического капитала».
По правде говоря, и «регионализм» попадает в одну из многочисленных ловушек, существующих в экономико-политическом пространстве: пока еще не отброшенный принцип централизации власти блокирует всестороннее развертывание в регионах социально-экономических реформ, а уже вырвавшиеся вперед соседи начинают диктовать свои условия. Уйдя от «империи» Центра, молодые «суверенные» этногосударственные образования оказываются перед угрозой неоколониальных форм зависимости от других, более «ресурсных» соседей или партнеров. В этих условиях региональные социумы сравнивают парадигмы «советского» национализма с современным деструктивным «российским» и находят в советском патриотизме великого посредника в решении межнациональных, экономичес-
ких и культурологических проблем. И «советское» национальное движение в отличие от современных российских «национализмов» определяют как позитивное политическое мировоззрение.
Культивируя в качестве исходного основания в отношениях между регионами, групповой эгоизм некоторых этногосударственных образований уже привел проявления «национализмов» в общественных отношениях в новое качество. Переводя межнациональные отношения на «рыночные» рельсы, т. е. согласившись участвовать в получении и дележе «общенародного» наследства, титульная нация уже не сможет пойти на попятную, когда дележка распространится вовнутрь самой нации. Путь от советских «товарищей» к несоветским «господам» в пореформенном пространстве пролег через приватизацию общенародной собственности. Естественно, региональные движения больше заняты разрушением старого порядка, чем созиданием нового. Тем не менее самодвижение «регионализма» приводит к самообнажению реального экономического развития наций и состояний регионов. Поэтому рано или поздно запросы экономической жизни начнут снова выдвигаться на присущее им место. Путь к новому союзу в Российской Федерации лежит отнюдь не через экономическое принуждение, а пролегает через идеологическое, культурно-мировоззренческое и политическое притяжение народов друг к другу.
Список литературы
1. Большаков ^.«Крестные отцы» с партбилетом и без //Финансовый контроль. 2005. № 8. (45). С. 148.
2. Лившиц Р. Локомотив истории приближается // Советская Россия. 6 ноября 2008 г. № 122 [13194]). URL: http://www. sovross. ru/modules. php?name=News&ffle=artide&sid=4129.
РЕКЛАМНЫЙ БЛОК ТАКОГО РАЗМЕРА ОБОЙДЕТСЯ ВАМ ВСЕГО В 2 950 РУБЛЕЙ!
При неоднократном размещении (или сразу в нескольких журналах Издательства) предусмотрены скидки
(495) 721-85-75,
