CC BY
38
СОБЫТИЯ И СУДЬБЫ Landmarks in Human History
K.B. Краснослободцев
ХУДОЖНИЦА З.Е. СЕРЕБРЯКОВА ВО ФРАНЦИИ: СУДЬБА И ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ НАСЛЕДИЕ*
K.V. Krasnoslobodtsev
The Artist Zinaida Serebryakova in France: Her Destiny and Documentary Heritage
Гуманитарный вектор исследования повседневной жизни и творчества российской художественной эмиграции заключается в исторической традиции анализа духовной составляющей культуры1.
Со знаковых выставок в Москве, Ленинграде и Киеве, ознаменовавших возвращение творчества Зинаиды Евгеньевны Серебряковой (1884 - 1967) на родину, прошло больше полувека. В наше время творчество художницы переживает новую волну интереса. За последние годы зрители имели возможность познакомиться с французским периодом творчества Зинаиды Серебряковой и ее детей, а также увидеть большую персональную выставку мастера в Третьяковской галерее. Региональные музеи, в свою очередь, приняли серию выставок из собрания Русского музея.
Выставочная деятельность дала новый импульс для выявления и публикации ранее неизвестных источников по истории жизни и творчества Зинаиды Серебряковой. Задача - непростая в связи с тем, что архивное наследие художницы и ее детей мы обнаруживаем в шести архивохранилищах нашей страны, а также в нескольких частных собраниях. Если 40 лет (1884 - 1924 гг.) русского периода художницы весьма неплохо обеспечены источниками, то французский период (1924 - 1967 гг.), и в особенности источниковая база для его изучения, освещены недостаточно.
В статье рассматривается комплекс опубликованных и неопубликованных документов, отражающих жизнь и творчество Зинаиды
* Исследование выполнено при поддержке гранта Российского фонда фундаментальных исследований «Российская художественная эмиграция во Франции (1917 - 1939): Историко-документальное наследие (путеводитель и электронные базы данных в интересах исследователей)» (№ 19-39-90038). = The reported study was funded by RFBR, project number 19-39-90038. 140
Серебряковой во Франции. Рассмотрим непростую историю публикации некоторых комплексов документов и проанализируем документы ранее не изучавшегося архивного фонда.
* * *
В советское время главными источниками для изучения французского периода жизни художницы оставалась ее переписка с советскими искусствоведами, а так же с дочерью и сыном, жившими в СССР. Большую часть эпистолярного наследия объединила сотрудник Русского музея В.П. Князева, издав в 1987 г. сборник «Зинаида Серебрякова. Письма. Современники о художнице»2. И сегодня - это самая масштабная публикация историко-документального наследия художницы, ссылки на него содержатся почти в каждой научной статье о Зинаиде Серебряковой.
В.П. Князева опубликовала 420 писем, охватывающих период с 1896 по 1966 гг. Автор-составитель сделала ставку на документы из архивов родственников: личный архив Т.Б. Серебряковой (164 письма), личный архив H.H. Лансере (86 писем), личный архив Е.Б. Серебрякова (68 писем), отдел рукописей ГРМ (54 письма), архив семьи Е.Е. Лансере (14 писем), архив семьи А.Н. Савинова (11 писем), отдел рукописей Российской национальной библиотеки (7 писем), личный архив Г.И. Тесленко (4 письма), личный архив Ю.М. Гого-лицына (4 письма), личный архив В.П. Князевой (4 письма), Российский государственный архив литературы и искусства (3 письма), личный архив Й.С. Зильберштейна (1 письмо).
Автор-составитель отмечает: «Обилие материала вызвало необходимость тщательного его отбора, а так же некоторых сокращений»3. Действительно, в публикации нет ни одного письма, представленного полностью. Помимо археографических упущений проведенный отбор фрагментов писем явно призван подчеркнуть мотив невостребованности художницы в эмиграции и проиллюстрировать крайнюю неустроенность ее жизни на чужбине. Так, пассаж из ее письма к жившему в Грузии брату Е.Е. Лансере стал хрестоматийным: «Ничего из моей жизни здесь не вышло, и я часто думаю, что сделала непоправимую вещь, оторвавшись от почвы»4. Такой взгляд тиражировался в работах советского периода, что естественно, но затем он перекочевал в труды некоторых современных исследователей5.
Последнее, что отметим, говоря о публикации В.П. Князевой: большинство использованных ею писем впоследствии оказалось на государственном хранении. Так, переписка старшего сына Е.Б. Серебрякова с матерью и другими членами семьи (за период с 1937по 1967 гг.) передана им в 1987 г. в отдел рукописей Русского музея6, а письма Т.Б. Серебряковой хранятся ныне в отделе рукописей Третьяковской галереи7 и частично опубликованы, причем на этот раз
без сокращений8.
Таким образом, главным комплексом источников для реконструкции жизни и творчества Зинаиды Серебряковой в эмиграции стала переписка с детьми, оставшимися в СССР, и советскими искусствоведами. Так ли точно отражают взгляды художника подобного рода источники?
Исследование целостной сущности документального материала как неотъемлемого элемента повседневности позволяет воссоздать их естественную среду бытования. Речь идет не только сохранении документальной памяти российской художественной эмиграции, но и об объективной возможности использования и освоения их творческого и документального наследия. В этом смысле источники личного происхождения дают возможность через восприятие личности художника придти к восприятию эпохи в целом. Предположение о том, что корреспонденция в Советскую Россию требовала от адресантов особого подхода, высказал Б.М. Носик: «В подцензурную Россию приходилось писать по особому рецепту (тут, мол, все у нас "ужасно", а слово "Советский" всегда надо писать с большой буквы...)»9.
В рамках настоящей статьи мы попытаемся предложить другие массивы документов для источниковедческого анализа, которые бы полемизировали с выше представленными и предлагали другую точку зрения. Сравнительно-исторический анализ источников позволяет воссоздать своеобразную картину бытия, в которой жил и творил художник.
Наиболее интересной с этой точки зрения представляется переписка Зинаиды Серебряковой с русским эмигрантом, искусствоведом и художником Евгением Климовым, который большую часть жизни провел в Канаде и занимался популяризацией русского искусства: читал лекции, писал статьи. В 1957 г. с помощью А.Н. Бенуа он получил ее адрес. Между Климовым и Серебряковой завязалась активная переписка, которая продлится до конца жизни художницы.
С начала 1970-х гг. корреспонденция в несколько этапов попала в отечественные архивохранилища. Так, Е.Е. Климов передал в Русский музей часть архива, о чем сообщает запись в дневнике 1973 г.: «Наконец получено официальное письмо из Еосударственного Русского музея о получении им моего архива. <...> Кроме того, переданы мною письма А. Бенуа, М. Добужинского, 3. Серебряковой и других»10. Отдел рукописей музея хранит ксерокопии 17 писем из собрания Дома Русского зарубежья имени А. Солженицына11 и оригиналы еще 27-ми12. Здесь же хранится оригинал первого письма от 7 марта 1955 г. и ксерокопии последних, написанных детьми.
В Доме русского зарубежья хранится архив Е.Е. Климова, переданный младшим сыном художника - Алексеем13. В нем отложилось 17 писем и одна открытка, написанные Серебряковой14. Также этот фонд богат ее поздней перепиской с детьми, и здесь писем куда
больше -4215.
У этой переписки - непростая публикационная судьба: она частично увидела свет усилиями искусствоведов В.М. Бялик и П.С. Павлинова. Первой документы фонда Е.Е. Климова в Доме Русского зарубежья использовала В.М. Бялик, сотрудница Третьяковской галереи. Статья с включенными в нее фрагментами писем получилась информативной, однако в археографическом отношении - не слишком научной: отсутствуют архивные легенды, не сообщено, фрагменты какого количества писем из заявленных 18-ти использованы, не пояснен принцип их отбора, большие сокращения текстов писем никак не оговариваются16.
Через три года на страницах журнала «Наше наследие» П.С. Павлинов опубликовал три письма из того же фонда17. Он более профессионально подошел к текстам оригинала, сохранив особенности написания, пунктуацию и т.д.
Страницы переписки Серебряковой с Климовым открывают куда более сложный мир, чем с адресатами из Советского Союза. Здесь почти нет жалоб на материальные тяготы, являвшихся непременной составляющей писем на родину. «Чужбина» в переписке предстает более духовным понятием: «...Тяжко жить в полной оторванности от жизни и чувствовать себя "на чужбине"! И мы здесь испытываем то же самое - французы сторонятся иностранцев, а если снисходят, то смотрят сверху вниз, ибо по своей малой культурности мнят себя выше всех и уважают только деньги. Т.ч. и мы все живем в самом тесном кругу и кроме "дяди Шуры" у нас нет никого, где бы мы бывали»18.
Пишет Зинаида Серебрякова своему корреспонденту за океан и о сложностях в общении с детьми, оставшимися в СССР: «...Все не могу привыкнуть писать букву "Ъ", а мне нужно и приходится к этому привыкнуть из-за моей переписки с сыном и дочерью в СССР»19, «...сын мой Евгений (с которым не виделась 42 года!) огорчил меня своими чуждыми мне взглядами на все - и общего языка с ним не смогла найти»20. Обращает на себя внимание и факт большого перерыва в переписке с детьми. Чем он был вызван - остается неясным: «...А вот двух старших детей - сына и дочь к великому моему горю так и не удалось заполучить, сюда их не выпустили... (конечно, теперь потеряла почти надежду увидеть их). Мы были с ними в переписке, но теперь уже 2 года как я не получала весточки от них»21.
Если в переписке с адресатами из СССР в вопросе возвращения художницы на родину всегда находятся те или иные причины для отказа, то в письмах к Климову Серебрякова более откровенна и категорична: «В Париж приезжали недавно Советские художники, заходили и к нам и, конечно, к Алекс. Алекс. Уговаривают меня устроить выставки в СССР - но это такой сложный вопрос! И в "экономическом" и в другом отношении, т.ч. я думаю это не сбудется при моей жизни никогда»22, «Тата горячо упрашивала меня вернуться в СССР,
нояи думать не хочу снова "пересадиться" в чуждый мне мир»23.
Несомненно, одной из причин отказа художницы вернуться на родину, несмотря на активную агитацию и уговоры как до, так и после войны, служили слухи о репрессиях и чистках. Однако из текста писем можно сделать вывод о том, насколько информация, просачивавшаяся из СССР за рубеж, была фрагментарна. Тем не менее, «дыхание» времени как свидетельство эпохи, заключенное в документе, позволяет почувствовать реальность происходивших драматических, а порой и трагических событий. Климову Серебрякова сообщает об участи ее родного брата Николая Евгеньевича Лансере, архитектора и художника, скончавшегося в тюремной больнице в 1942 г. после второго ареста24. О его реабилитации она узнала из уст дочери, выпущенной навестить мать в 1960 г., после отказа выдать загранпаспорт несколькими годами ранее25.
А вот о судьбе некоторых других коллег, вернувшихся в СССР, Серебрякова ничего не знает. В 1958 г. она признается все тому же Климову: «... Долго ничего о Шухаеве нам не было известно, оказывается он, уехав из Парижа в 1935 году, все время жил в Ерузии в Тифлисе, где он и сейчас профессором в Акад. Художеств. Странно, что Евг. Евг. [Евгений Евгеньевич Лансере, другой родной брат З.Е. Серебряковой, театральный художник и иллюстратор книг. - К.К.] никогда о нем не упоминал в письмах»26. Василий Васильевич Шу-хаев, действительно, вернувшийся с женой в СССР в 1935 г., через два года был арестован и отправлен на Колыму, где пробыл вплоть до 1947 г. После чего опять подвергся аресту и ссылке. Лишь в 1958 г. художник и его жена были реабилитированы.
Таким образом, переписка Серебряковой и Климова позволяет нам несколько «очистить» свидетельства от «идеологических формальностей», которым необходимо было следовать, общаясь по переписке с родственниками в Советском Союзе.
Некоторую картину послевоенного быта З.Е. Серебряковой и ее семьи мы можем восстановить, привлекая документы из фонда А.Н. Бенуа, поступивших в РЕАЛИ в период с 1967 по 1978 гг. благодаря усилиям искусствоведа и коллекционера И.С. Зильберштей-на и тогдашнего руководителя Елавного архивного управления при Совете министров СССР Е.А. Белова27. В эмиграции оказались многие представители семьи Бенуа-Лансере-Серебряковых. Обосновавшись в Париже и его пригородах, они продолжали общаться и поддерживать друг друга. Поэтому большинство писем и карточек художницы в этом фонде носят бытовой характер. Зинаида Серебрякова делится впечатлениями о жизни на вилле в Ницце28, просит придержать книгу, которую случайно оставила в гостях29, описывает поездку в Оксфорд30. Любопытно письмо Александра Серебрякова (младшего сына З.Е. Серебряковой) к Анне Карловне Бенуа (жене А.Н. Бенуа)31. В нем юный Саша рассказывает об обрушившейся на него болезни, когда мама с Катей уехали на юг.
Как видим, сфера человеческой обыденности в ее событийном контексте предстает в качестве цельного жизненного мира и эмоциональной реакции на события. В культурологическом плане вектор научного поиска подобного рода источников определяют «жизнесмыслы» культурного бытия каждый день (по терминологии Г.С. Кнабе - сегодня «тут-бытия»32). Без проникновения в этот полиморфный, объемный и динамично меняющийся мир невозможно реконструировать отдельные элементы жизни художницы в эмиграции и их системную взаимосвязь.
С середины 1950-х гг. Зинаида Серебрякова получает множество писем от деятелей искусства из СССР. Ей пишут старший сотрудник Третьяковской галереи O.A. Живова33, директор Третьяковской галереи П.И. Лебедев34, литературовед и преподаватель Ленинградского университета В.А. Мануйлов35, коллекционер И.К. Воложенинов36 и другие.
Еще одну точку зрения предлагает массив документов, хранящийся в Центральном государственном архиве литературы и искусства Санкт-Петербурга (ЦГАЛИ СПб). Эти документы тоже являются перепиской, но на этот раз - между старшей дочерью художницы Татьяной Серебряковой и ее подругой Верой Милютиной.
У Веры Владимировны и Татьяны Борисовны было много общего. Во-первых, обе были петербурженками. Во-вторых, обе работали в театре художницами, Вера Владимировна - в Ленгоэстрады, Татьяна Борисовна - во МХАТе. Наконец, они родом из дореволюционной России, их годы рождения - 1903 и 1912. Как известно, Татьяна Борисовна переехала в Москву в 1930-х гг. С этого времени и начинается их объемная переписка, продолжавшаяся до 1987 г.37
Письма Татьяны Борисовны к подруге вскрывают непростую и долгую историю организации выставок матери. Едва ли не в большей части писем Татьяна Борисовна жалуется на проволочки. Дочь сообщает и о историко-документальном наследии матери: «Сейчас разбираю письма мамы. Нашла письмо, где она просит "уничтожить все письма, т.к. это никому не интересно". А я и не уничтожила, вот беда! М.б. я не права? Но ведь мама ничего [Подчеркнуто в оригинале. - К.К.] не сохранила в своем архиве, ни по выставкам, ни по статьям. Какие-то обрывки без дат, без названий газет, без авторов. Удивительное пренебрежение. Какое то даже, я бы сказала, неуважение к мнению других, а м.б. это скромность? Не знаю»38.
Татьяна Борисовна также откровенно делится впечатлениями и от поездки в Париж. В этой части писем мы имеем возможность увидеть визит глазами дочери: «Мне все казалось, что я попала к людям, живущим в 1917 году»39. И еще: «Много горя, пожалуй, именно это слово, принесла мне поездка»40.
Со своей стороны Т.Б. Серебрякова старалась уговорить мать вернуться на родину. Свидетельства этому мы находим и в письмах к Е.Е. Климову, однако, подруге Татьяна Борисовна рассказывает о
своей мотивации. В 1951 г. после отправки в Париж альбома гравюр А.П. Остроумовой-Лебедевой она пишет: «Я еще не получила письма от мамы и не знаю как она ее восприняла, но мне почему-то кажется, что маме должно быть тяжело читать, тяжело сознавать свою ошибку, ибо я считаю, что мамин отъезд это ошибка, мне так как-то жалко маму, ее трудную жизнь там, одиночество и отсутствие
людей, которым нужно ее искусство»41.
* * *
Изучая французский период жизни и творчества З.Е. Серебряковой, исследователь сталкивается с целым рядом трудностей. Документальное наследие художницы, либо созданное ею в годы жизни на родине, либо вернувшееся из-за границы после ее кончины, рассеяно по многим архивохранилищам нашей страны. Каждый такой фонд имеет свою историю формирования и комплектования, в которой личность фондообразователя и обстоятельства поступления крайне важны для анализа документов, имеющего самостоятельную научную ценность. Мало того, что само содержание писем, пересекающих границы СССР, заслуживает вдумчивого прочтения и тщательного анализа, так еще и основной массив источников был опубликован с большим количеством сокращений. Все это побуждает искать новые документальные комплексы для источниковедческого анализа.
Такими комплексами могут служить переписка З.Е. Серебряковой с художником и искусствоведом Е.Е. Климовым и письма старшей дочери художницы Т.Б. Серебряковой к подруге В.В. Милютиной.
Случай З.Е. Серебряковой не уникальный, похожая картина складывается при изучении историко-документального наследия других художников русской эмиграции.
Примечания Notes
1 Магидович М.Л. Профессиональные стратегии художников-эмигрантов // Журнал социологии и социальной антропологии. 2005. Т. 8. № 2. С. 127-141; Голубев П.С. Художники русской эмиграции в критических высказываниях К.А. Сомова (на материалах его дневника 1925 - 1934 гг.) // Вестник славянских культур. 2014. № 3 (33). С. 211-218; Галеева Т. А. Расколотая идентичность: Русские художники эмигранты Б. Григорьев, С. Судейкин и И.Домбровский / Дж. Грэм в США в 1920 - 1930-е гг. // Вестник Томского государственного университета. Культурология и искусствоведение. 2017. № 27. С. 168-181; Голубев П.С. Русские эмигранты - герои портретов Константина Сомова // Вестник славянских культур. 2018. Т. 47. С. 250-260.
2 Зинаида Серебрякова. Письма. Современники о художнице. Москва,
1987.
3 Зинаида Серебрякова. Письма. Современники о художнице. Москва, 1987. С. 29.
4 Зинаида Серебрякова. Письма. Современники о художнице. Москва, 1987. С. 105.
5 Русакова A.A. Зинаида Серебрякова. Москва, 2011.
6 Отдел рукописей Государственного Русского музея (ОР ГРМ). Ф. 192. Серебрякова З.Е..
7 Отдел рукописей Государственной Третьяковской галереи (ОР ГТГ). Ф. 224. СеребряковаЗ.Е..
8 Зинаида Серебрякова, 1884 - 1967. Москва, 2017.
9 Носик Б.М. С Лазурного берега на Колыму: Русские художники-неоакадемики дома и в эмиграции. Санкт-Петербург, 2010. С. 123.
10 Сергеев В.Н. Евгений Климов: Художник-реалист русского зарубежья, 1901 - 1990. Москва, 2018. С. 114.
11 ОРГРМ. Ф. 151. Оп. 1. Д. 6.
12 ОРГРМ. Ф. 151. Оп. 1. Д. 13.
13 Бялик В.М. Неизвестные письма Зинаиды Серебряковой // Собрание шедевров. 2012. № 2 (33). С. 112.
14 Дом русского зарубежья им. А. Солженицына (ДРЗ). Ф. 43. Оп. 1. Д.
21.
15 ДРЗ. Ф. 43. Оп. 1. Д. 22.
16 Бялик В.М. Неизвестные письма Зинаиды Серебряковой // Собрание шедевров. 2012. № 2 (33). С. 112-119.
17 Павлинов П.С. Письма Зинаиды Серебряковой Евгению Климову // Наше наследие. 2015. № 113. С. 42-45.
18 ОР ГРМ. Ф. 151. Оп. 1.Д.6. Письмо от 26 декабря 1955 г.
19 ОР ГРМ. Ф. 151. Оп. 1.Д.6. Письмо от 15 февраля 1963 г.
20 ОР ГРМ. Ф. 151. Оп. 1. Д. 13. Письмо от 18 марта 1967 г.
21 ОР ГРМ. Ф. 151. Оп. 1.Д.6. Письмо от 1 июня 1955 г.
22 ОР ГРМ. Ф. 151. Оп. 1. Д. 13. Письмо от 6 февраля 1960 г.
23 ОР ГРМ. Ф. 151. Оп. 1. Д. 13. Письмо от 6 февраля 1960 г.
24 Павлинов П.С. Письма Зинаиды Серебряковой Евгению Климову // Наше наследие. 2015.№113.С.43.
25 ОР ГРМ. Ф. 151. Оп. 1.Д.6. Письмо от 17 августа 1958 г.
26 ОР ГРМ. Ф. 151. Оп. 1.Д.6. Письмо от 26 октября 1958 г.
27 БеловГ.А. Глазамидокументалиста. Москва, 1994. С. 128, 129.
28 Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф. 938. Оп. 2. Д. 377.
29 РГАЛИ. Ф. 938. Оп. 2. Д. 377.
30 РГАЛИ. Ф. 938. Оп. 2. Д. 296.
31 РГАЛИ. Ф. 938. Оп. 2. Д. 376.
32 Кнабе Г.С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. Москва, 1993. С.51.
33 ор ГТГ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 1412-1414.
34 ОРГТГ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 945.
35 Центральный государственный архив литературы и искусства Санкт-Петербурга (ЦГАЛИ СПБ). Ф. Р-440. Оп. 2. Д. 310, 1703.
36 ЦГАЛИ СПБ. Ф. Р-393. On. 1. Д. 15.
37 ЦГАЛИ СПБ. Ф. Р-495. On. 1. Д. 523.
38 ЦГАЛИ СПБ. Ф. Р-495. On. 1. Д. 523. Л. 47.
39 ЦГАЛИ СПБ. Ф. Р-495. On. 1. Д. 523. Л. 24.
40 ЦГАЛИ СПБ. Ф. Р-495. On. 1. Д. 523. Л. 24.
41 ЦГАЛИ СПБ. Ф. Р-495. On. 1. Д. 523. Л. 4.
Автор, аннотация, ключевые слова
Краснослободцев Константин Владимирович - научный сотрудник, Российский государственный гуманитарный университет (Москва)
constkras@gmail.com
В центре внимания автора - документальное наследие российской художницы-эмигрантки Зинаиды Евгеньевны Серебряковой (1884-1967). Главное внимание уделяется опыту выявления источников, отражающих ее жизнь и творчество. Проводится также ретроспективный анализ публикаций документального наследия художницы. Наиболее масштабная публикация личной переписки З.Е. Серебряковой увидела свет в 1980-е гг. При этом особенности отбора и археографической обработки документов были призваны подчеркнуть мотив профессиональной невостребованности и тяжести жизни художницы в эмиграции. Как показывает автор статьи, в последние десятилетия российскими исследователями открываются новые комплексы документов, позволяющие провести сравнительно-исторический анализ и установить неизвестные ранее подробности французского периода жизни и творчества З.Е. Серебряковой.
В этом контексте автором статьи рассматриваются публикации документального наследия художницы последних лет, а также анализируются архивные документы, которые до настоящего времени не изучались и не публиковались историками. Делается вывод, что изучение всего документального наследия З.Е. Серебряковой, рассеянного по многим российским и зарубежным архивам, вполне позволяет проводить комплексное исследование ее интеллектуальной биографии в целом и ее жизненного мира в эмиграции.
Русская эмиграция, художественная эмиграция, художник, З.Е. Серебрякова, Париж, переписка, история искусства, археография.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Byalik, V.M. Neizvestnyye pismaZinaidy Serebryakovoy [The Unknown Letters of Zinaida Serebryakova.]. Sobraniye shedevrov, 2012, no. 2 (33), pp. 112-119. (InRussian)
2. Galeyeva, T.A. Raskolotaya identichnost: Russkiye khudozhniki emi-granty B. Grigoryev, S. Sudeykin i I.Dombrovskiy / Dzh. Gr em v SShA v 1920 - 1930-egg. [Split Identity: Russian Emigrant Artists B. Grigoriev, S. Sudeikin, and I. Dombrovsky / J. Graham in the United States in the 1920s and 1930s.]. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Kul'turologiya i iskusstvove-deniye, 2017, no. 27, pp. 168-181. (InRussian)
3. Golubev, RS. Khudozhniki russkoy emigratsii v kriticheskikh vyska-zyvaniyakh K.A. Somova (na materialakh ego dnevnika 1925 - 1934 gg.) [Artists of the Russian Emigration According to K.A. Somov's Critical Statements (From His Diary, 1925 - 1934).]. Vestnik slavyanskikh kultur, 2014, no. 3 (33), pp. 211-218. (InRussian)
4. Golubev, RS. Russkiye emigranty - geroi portretov Konstantina Somova [Russian Emigrants: The Heroes of Konstantin Somov's Portraits.]. Vestnik slavyanskikh kultur, 2018, vol. 47, pp. 250-260. (In Russian)
5. Magidovich, M.L. Professionalnyye strategii khudozhnikov-emigrantov [The Professional Strategies of the Russian Emigrant Artists.]. Zhurnal sotsi-ologii i sotsialnoy antropologii, 2005, vol. 8, no. 2, pp. 127-141. (In Russian)
(Monographs)
6. Knabe, G.S. Materialy k lektsiyam po obshchey teorii kultury i kulture antichnogo Rima [Lecture Materials on the General Theory of Culture and the Culture of AncientRome.]. Moscow, 1993, 527 p. (InRussian)
7. Nosik, B.M. S Lazurnogo berega na Kolymu: Russkiye khudozhniki-neoakademiki doma i v emigratsii [From the French Riviera to the Kolyma River: Russian Neo-Academic Artists at Home and in Emigration.]. St. Petersburg, 2010, 373 p. (In Russian)
8. Rusakova, A.A. Zinaida Serebryakova [Zinaida Serebryakova.]. Moscow, 2011, 227 p. (In Russian)
9. Sergeyev, V.N. Evgeniy Klimov: Khudozhnik-realist russkogo zaru-bezhya, 1901 - 1990 [Evgeny Klimov: Realist Artist of the Russian Diaspora, 1901 - 1990.]. Moscow, 2018, 155 p. (InRussian)
Author, abstract, keywords
Konstantin V. Krasnoslobodtsev - researcher, Russian State University for the Humanities (Moscow, Russia)
constkras@gmail.com
The article focuses on the documentary heritage of Zinaida E. Serebryakova, a Russian emigrant artist (1884 - 1967). The main attention is paid to the process of identifying the sources that reflect her life and artistic activity. The author also undertakes a retrospective analysis of the publications of the artist's documentary heritage. The most large-scale publication appeared in the 1980s. However, the way the documents were selected and interpreted in terms of archeography was meant to emphasize the motif of a lack of demand for
her art and the roughness of her life in emigration. The author shows that during the past few decades Russian researchers have been revealing new sets of documents facilitating a comparative historical analysis and the discovery of unknown details of the French period in Z.E. Serebryakova's life and work.
It is in this context that the author examines the publications of the artist's documentary heritage of the last years and analyzes archive documents which, until now, were neither studied nor published by history researchers. It is concluded that the whole of Z.E. Serebryakova's documentary heritage which is scattered around throughout Russian and foreign archives offers a fairly ample opportunity to carry out a complex research of her intellectual biography at large and ofher lifeworld in emigration, in particular.
Russian emigration, artistic emigration, artist, Zinaida E. Serebryakova, Paris, correspondence, art history, archaeography.
