CC BY
61УДК 94(47-87) ББК 63.3(2)61
К.В. Краснослободцев
Уехать, чтобы вернуться: межвоенный «Русский Париж» глазами советских художников
В статье рассматривается историко-культурный феномен «Русского Парижа», отраженный в воспоминаниях советских деятелей культуры. Автор предлагает характеризовать этот комплекс источников как альтернативный свидетельствам эмигрантов. Советские деятели искусства, приезжавшие в межвоенный период в столицу Франции, составляли довольно многочисленную и заметную группу «русских парижан». Среди временно выезжавших за рубеж были очень заметные для русского искусства фигуры: Александр Герасимов, Вера Мухина, Александр Дейнека, Анна Остроумова-Лебедева, Игорь Грабарь, Евгений Лансере и другие. Вне зависимости от того, какое время каждый из них провел в Париже, этот визит становился важной вехой в их биографиях. Для большинства поездка за границу в 1930-х гг. стала последней возможностью повидать близких и друзей, а также лично прикоснуться к новым течениям европейского искусства. «Парижский эпизод» в жизнетворчестве советских деятелей искусства нашел отражение в их дневниковых записях, переписке, а также в статьях и воспоминаниях. Ценность этих, зачастую отрывочных, впечатлений сложно переоценить.
Ключевые слова: русское зарубежье, российская эмиграция, советские художники, Русский Париж, межвоенное изобразительное искусство, русско-французские культурные связи, российская художественная эмиграция
О сенью 1956 г. представители советской интеллигенции отправились в путешествие вокруг Европы на борту теплохода «Победа». Это путешествие для многих из них явилось первой заграничной поездкой. Среди пассажиров теплохода были писатели Константин Паустовский и Даниил Гранин. Для обоих поездка стала знаковой, в том числе потому, что в Париже они позна-
© Краснослободцев К.В., 2020
Исследование выполнено при поддержке гранта Российского фонда фундаментальных исследований «Российская художественная эмиграция во Франции (1917-1939): Историко-документальное наследие (путеводитель и электронные базы данных в интересах исследователей)» (№ 19-39-90038).
комились с Лидией Николаевной Делекторской, секретарем Анри Матисса, ставшей впоследствии дарительницей работ художника в советские музеи, а также переводчицей произведений Константина Паустовского на французский язык. Паустовский и Гранин, неоднократно вспоминали о Лидии Николаевне в своих произве-дениях1.
То был один из многих случаев, когда две ветви русской культуры, насильственно разделенные в начале XX в., встретились, несмотря на политические и идеологические барьеры. На всем протяжении века такие встречи происходили не раз, однако, неизменным оставалось одно: взаимное стремление к духовному обогащению, подчеркивавшее искусственность и трагичность их разделенного бытия.
Не вызывает сомнения, что «для современного российского общества большое значение имеет процесс объединения в единое целое двух, временно оторванных друг от друга, ветвей российской культуры»2. Частью этого процесса, на наш взгляд, является осмысление начального этапа разделения деятелей отечественной культуры. В связи с этим именно художественная эмиграция представляется одной из наиболее показательных социокультурных общностей в среде российской эмиграции т. н. первой волны. На ее примере ярче видны процессы разрыва двух культур, поскольку, в отличие от военной, религиозной или литературной эмиграций, политические и идеологические мотивы проявлялись в их жизнет-ворчестве гораздо реже. Художники не стремились порвать всякую связь с советскими коллегами, зачастую выступая на совместных выставках, например в Нью-Йорке («Выставка русского искусства» 1924 г.) и Брюсселе («Выставка Русского искусства старого и нового» 1928 г.). Во многом это обусловлено тем, что «изобразительное искусство, в силу своей специфики, в большей мере вненациональ-но, чем литература, философия или религия...»3. Художники были избавлены от мучительного перехода с одного национального языка на другой. И если, по выражению Нины Берберовой, писателям в эмиграции «надо только умереть, чтобы воскреснуть у себя на родине»4, то многие художники увидели свое «возрождение» на родине еще при жизни.
За более чем 30 лет активного научного интереса к проблемам русского зарубежья стал доступен большой массив источников для изучения этого историко-культурного феномена. Личные архивы многих эмигрантов вернулись в Россию, их документы введены в научный оборот. В отечественной историографии основную точку зрения на такие понятия, как «Русский Париж», русские художники в «Парижской школе», да и в целом на быт российских эмигрантов за рубежом, составляют свидетельства самих эмигрантов. В настоящей статье нам хотелось бы предложить несколько иной подход, а именно свидетельства советских художников, выезжавших в Париж в 1920-1930-х гг.
Отметим, что мы не ставим своей задачей в рамках статьи воссоздать полную картину пребывания всех советских деятелей искусств, выезжавших в Париж в указанный период, равно как и не
См.: Паустовский К. Европейский дневник // Смена. 1982. №12 (1322). С. 26-28; Он же. Собрание сочинений. Т. 8. М., 1970. С. 307-338; Гранин Д. Наш Комбат. М., 1989. С. 430-460; Он же. Листопад // Звезда. 2008. № 2.
Попов А.В. Архивная Рос-сика во Франции и россий-ско-француское архивное сотрудничество // Вестник РГГУ Серия «Документо-ведение и архивоведение. Информатика. Защита информации и информационная безопасность». 2015. № 2 (145). С. 128-129. Лейкинд О.Л., Махров К.В., Северюхин Д.Я. Художники русского зарубежья: 1917-1939. Биографический словарь. СПб., 1999. С. 11. Берберова Н. Курсив мой. М., 1996. С. 332.
2
3
4
станем пытаться рассмотреть все их воспоминания о поездках во Францию. Нам бы хотелось поделиться опытом прочтения таких свидетельств, указать на некоторые особенности в работе с ними, а также проанализировать их потенциальную ценность для исследований русского зарубежья.
Работы, посвященные советско-французским культурным связям в XX в., стали появляться в советской периодике еще в начале 1970-х гг. на страницах «Французского ежегодника», издаваемого Институтом Всеобщей истории АН СССР. Упомянем статьи Л.С. Никольской5 и Е.С. Белогловского6. Последний в конце 1980-х завершил труд, который охарактеризовал как «...первую в советской и зарубежной историографии монографическую работу, посвященную советско-французским связям в художественной культуре»7. На ее основе можно составить список из 22 фамилий советских деятелей искусств, выезжавших во Францию между 1924 и 1939 г. В «Списке Белогловского» преобладают видные деятели соцреализма (А.М. Герасимов, А.А. Дейнека, В.И. Мухина и др.) и «функционеры от искусства» (М.П. Кристи, Б.Н. Терно-вец, И.Э. Грабарь и др.). В последующие годы ряд исследователей, косвенно затрагивавших эту тему, значительно расширили список - отметим труды А.В. Толстого8 и О.Л. Лейкинда, К.В. Махрова, Д.Я. Северюхина9. Располагая более или менее полным списком, мы ограничимся лишь самыми «говорящими» свидетельствами, зафиксированными как в опубликованных, так и в неопубликованных архивных документах.
Летом 1934 г. в Париже побывал Александр Михайлович Герасимов, первый Президент Академии художеств СССР, впоследствии -лауреат четырех сталинских премий. Впечатлениями о заграничной поездке он щедро делился в периодике сразу по прибытии. Однако наиболее подробно он рассказал о Париже на страницах воспоминаний «Моя жизнь», увидевших свет в 1963 г. Живой текст А.М. Герасимова пестрит замечательными для понимания эпохи упоминаниями «советских паспортов» у новоиспеченных парижан, встречами с русскими шоферами и старыми друзьями по Московскому училищу живописи, ваяния и зодчества.
Интересно, что, говоря о коллегах-художниках, А.М. Герасимов упоминает имена лишь тех, кто вернулся в Советский Союз: И.И. Мозалевского, Г.Д. Лаврова, Д.Ф. Цаплина. Однако, когда речь заходит о художнике-эмигранте, автор пишет: «У Лаврова в мастерской я познакомился с одним русским художником [курсив мой. - К. К.], давно осевшим в Париже. Мы разговорились. Оказалось, что он скоро едет в Америку со своей выставкой. Мы условились с ним работать вместе. Художник он был так себе, но аккуратен, как хорошие часы»10.
Общий скептический тон воспоминаний находит подтверждение и в переписке. А.М. Герасимов в письме к коллегам так резюмирует свой визит: «Кстати, один наш скульптор Козловский, который в Париже уже 8 лет, бросил крылатое слово "бусы стеклянные", которые Париж сбывает в дни [неразборчиво] Американцам, точно так же как когда-то Американцы сбывали бусы индейцам за
5 Никольская Л.С. Установление советско-французских контактов в области науки
и культуры (1919-1928 гг.) // Французский ежегодник. 1972. С. 175-196.
6 Белогловский Е.С. Из истории советско-французских культурных связей в 19241939 гг. (изобразительное искусство) // Французский ежегодник. 1980. С. 90-107.
7 Белогловский Е.С. Очерки истории советско-французских культурных связей, 1924-1939 гг. Свердловск, 1988. С. 12.
8 Толстой А.В. Художники русской эмиграции (малая серия). М., 2019. С. 259-274.
9 Лейкинд О.Л., Махров К.В., Северюхин Д.Я. Художники русского зарубежья: Первая и вторая волна эмиграции: Биографический словарь.
В 2 т. Т. 1. СПб., 2019. С. 101-109.
10 Герасимов А.М. Жизнь художника. М., 1963. С. 141.
золото. В Париже я пробыл 2 месяца, сделал 60 этюдов, работал на улицах с натуры. Что вышло, самому трудно, конечно говорить. Привезу - увидите»11.
Воспоминания А.М. Герасимова о Париже, записанные уже в «оттепельные» годы, скорее исключение из общей закономерности. Обычно свидетельства ярких представителей соцреализма об их заграничных командировках скупы и фрагментарны. Так обстоит дело с Верой Игнатьевной Мухиной, которая вернулась в Париж после долгого отсутствия. В межвоенный период она дважды бывала в столице Франции (1928 и 1937 гг.). Ранее, с 1912 по 1914 г., В.И. Мухина училась в Париже. Впечатления от поездки 1928 г. В.И. Мухина описала в статье «Художественная жизнь Парижа», которая увидела свет только в 1960 г. с появлением первого тома литературно-критического наследия скульптора12. Говоря о тех творцах, что живут в Париже, она пишет: «Сюда стремятся люди всех стран, пластически мыслящие: итальянцы, немцы, шведы, швейцарцы, японцы, американцы, англичане, русские, - закинутые ли насильно великим вихрем гражданской войны и случайно здесь нашедшие себя, или по традиции ищущие «обетованную землю» искусства»13. Любопытно, что вышеупомянутая статья В.И. Мухиной, не будучи опубликованной при жизни художницы, содержала множество упоминаний о «невозвращенцах» - Ханне Орловой, Осипе Цадкине, Жаке Липшице, Вадиме Андрусове и др.
Также крайне скудны свидетельства Александра Александровича Дейнеки. Художник оказался во Франции проездом в 1935 г., тогда же он посетил Италию и США. Впечатлениями от заграничной поездки он делится сразу по возвращении на страницах журнала «Советское искусство»14. Позже статья «Моя поездка за границу» войдет в сборник «Жизнь, искусство, время»15. А.А. Дейнека фокусируется на художественной критике: «Меня одолевало чувство хозяйственности, я все хотел примерить, взвесить, сопоставить на масштаб и на размах дел нашего Союза. И тогда мне все казалось и чуть-чуть маленьким и немножко старым, и у меня появлялось чувство гордости, что у моей страны размах задач и шире и глубже, что запрос на живопись, на искусство - самого высокого качества. Вся жизнь, которая вокруг меня бурлит, далека от спросов на изощренное, рафинированное искусство упадка, и отчуждением будет веять от картин, рожденных под знаком буржуазной куль-туры»16.
Особый интерес представляют свидетельства советских деятелей искусства, которые, оказавшись за границей, встретили близких друзей и даже родственников. Для них время командировки стало коротким (и зачастую последним) мигом воссоединения с теми, кто еще несколько лет назад жил и творил в России. Таковой, несомненно, была А.П. Остроумова-Лебедева. Анна Петровна бывала в Париже еще до Первой мировой войны и являлась активным участником объединения «Мир искусства», большинство членов которого после революции оказались в эмиграции. Художница и гравер оставила значительный литературный труд «Автобиографические записки», переиздававшийся на сегодняшний день
11 Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф. 2650. Оп. 2. Д. 88.
12 Мухина В.И. Художественная жизнь Парижа // Мухина В.И. Художественное и литературно-критическое наследие: В 3 т. Т. 1. М., 1960. С. 131-134.
13 Там же. С. 131.
14 Дейнека А.А. Парижские впечатления // Советское искусство. 1935. 11 июня.
15 Дейнека А.А. Жизнь, искусство, время. М., 1974. С. 52-53.
16 Там же. С. 53.
трижды17. Интересно, что от издания к изданию работа пополнялась за счет ранее не публиковавшихся частей.
Воспоминания о посещении Парижа содержатся в третьем томе «Записок», опубликованном в 1951 г. и, как выяснилось позже, со значительными купюрами. Приведем небольшой фрагмент текста, где речь идет о положении русских художников-эмигрантов. Курсивом выделен текст, вошедший лишь во второе издание (1974 г.): «Из русских художников я многих видела в Париже. Успешно работал Александр Бенуа. Скоро должна была открыться его выставка. Потом я видела Николая Бенуа, который работал по театральному искусству. Сомов делал портреты американок и кончал иллюстрировать книгу "Манон Леско". Встречалась с Шухаевым, Борисом Григорьевым, Билибиным, Серебряковой, Александром Яковлевым. К русскому искусству во всех его проявлениях за границей относились с большим вниманием и уважением. Все художники работали и находили заказы, кто успешно, кто - менее. Это зависело, кроме таланта, и от характера художника. Но все работали много»18.
Анна Петровна отмечает: «Мои товарищи по "Миру искусства" относились ко мне излишне осторожно, недоверчиво и отчужденно. Я в Париже чувствовала себя чужой. И очень скоро, несмотря на всю яркость и красоту жизни в Париже, стала стремиться
и 19
домой»19.
Также после долгого отсутствия в Париж вернулся Игорь Эмма-нуилович Грабарь, последний визит которого в столицу Франции датировался 1909 г. В 1929 г. И.Э. Грабарь выехал за рубеж благодаря выставке икон в Берлине, организованной Наркомпросом и Германским обществом изучения Восточной Европы. Этот визит в Париж, как, впрочем, и все предыдущие, Грабарь упомянул в автобиографии «Моя жизнь», впервые вышедшей в 1937 г.20, а затем переизданной в 2001 г.21 Описывая пребывание во Франции, Грабарь рассказал лишь о встрече с Габриэлем Милле, но обошел вниманием многочисленные контакты с русскими эмигрантами. Он отдает должное Парижу как столице искусства: «Каждый раз, когда я въезжаю в Париж, меня охватывает глубокое волнение. Вот уже два столетия, как он является мировым центром искусства, два столетия, как безраздельно законодательствует в живописи и скульптуре. Все художественные направления за двести лет рождались в Париже и отсюда распространялись по свету. Париж - единственный законный наследник Рима в мировой художественной гегемонии, он один был все время столицей, а все другие - провинцией»22. Что же касается «Русского Парижа», то о нем И.Э. Грабарь подробно рассказывает в письмах жене. Его обширная переписка издана в 1970-1980-х гг. 23 Интересующий нас период нашел отражение во втором томе (1917-1941 гг.).
Игорь Грабарь, который имел множество знакомых в среде «Русского Парижа», сразу погрузился в эмигрантскую жизнь: «Прямо с утра отправился на Foubourg St. Honoré к Влад. Осип. [Гиршману]. Обоих застал в лавке. Там сейчас как раз выставочка Терешковича, Арапова, Глущенко, Евг. Лансере и еще кое-кого. Все сие так себе,
17 Остроумова-Лебедева А.П. Автобиографические записки, Т. 1-3. Л.; М., 1935-1951; Она же. Автобиографические записки. М., 1974; Она же. Автобиографические записки. М., 2003.
18 Остроумова-Лебедева А.П. Автобиографические записки. Т. 3. М., 2003. С. 119, 63.
19 Там же. С. 127-128.
20 Грабарь И.Э. Моя жизнь. М.; Л., 1937.
21 Грабарь И.Э. Моя жизнь. Автомонография. Этюды о художниках. М., 2001.
22 Там же. С. 300.
23 Грабарь И.Э. Письма. В 3 т. М., 1974-1983.
чтобы не сказать больше. По 2-3 вещи, ибо комнатка выставочная маленькая. Помещение во дворе. <...> А живет здешняя художественная братия от наших берегов так себе, и даже очень так себе. Очень плохо Добужинский, неважно Ларионов с Гончаровой, да плоховато и Бенуа, почти безработный сейчас. Но в один день мало успел еще народу повидать и мало узнал о их жилье»24.
В письмах он, впрочем, всячески дистанцируется от эмигрантов: «Должен отметить, что совершенно не лезут эмигрантские фигуры, чего я очень боялся»25, «С русскими я совершенно не встречался -за исключением Чехонина и Фалька»26, «Сегодня хотел было вечером опять писать, но уговорили Гончарова и Ларионов провести с ними вторую половину дня и вечер. Они не эмигранты, ибо в Париже уже с 1913 г. Бывают всегда в полпредстве»27, «Они не имеют ничего общего с махровыми эмигрантскими кругами»28 и т. п. Явно написанные с оглядкой, письма, тем не менее, сообщают подробности повседневной жизни «Русского Парижа», касаются выставок русских художников, а также их быта.
В 1927 г. последний раз за границу отправился Евгений Евгеньевич Лансере. Морем через Стамбул он прибыл в Париж, где его встретила значительная часть семьи. Путешествие Е.Е. Лансере подробно описал в дневнике29. Фиксируя ценную для исследователя информацию, касающуюся цен на кисти, мыло, продукты, одежду и т. д., Е.Е. Лансере, впрочем, куда больше внимания уделяет переживаниям, рожденным поездкой: «И вот я ужасно разочарованный, никого, впрочем, не обвиняя. Я чувствовал себя таким чужим, не нужным им всем, несмотря на всякие ласковые слова»30, «Какая-то стена между нами; какое-то недоверие к себе и самого себя к другим. Тяжело на душе. <...> Нет, нет, я не хотел бы здесь в этой компании жить. Быть совсем одиноким и только пользоваться всем удобством и богатством Парижа; писать, но никого не слы-шать»31.
Не в пример публикации писем И.Э. Грабаря или первому изданию «Записок» А.П. Остроумовой-Лебедевой, дневникам Е.Е. Лансере, в каком-то смысле, повезло быть опубликованными уже в наши дни. Их составитель В. Бялик отмечает, что, начатая еще в советское время, работа по переводу рукописи в машинописный вид имеет следы огромных сокращений, обусловленных цензурой32.
Непросто ситуация обстоит с самыми молодыми из тех, кто выехал в 1920-х-1930-х гг. в заграничную командировку. Это молодежь, которой революция в первое десятилетие советской власти позволила реализовать творческие амбиции на поле авангарда. Им принадлежат уникальные работы, живописующие революционный раж во всей его красоте и ужасе. К сожалению, судьба представителей этой группы оказалось и самой трагичной. Вернувшись на родину в 1930-х, они обнаружили иное отношение власти к искусству. Многих из них в разное время исключили из профессиональных союзов, персональных выставок в СССР у них почти не было. Громко прозвучав в начале 1920-х, эти художники к концу жизни практически «замолчали», прослыв «тихим поколением». О многих из них мы читаем на страницах книги с говорящим названием «Не-
24 Там же. Т. 2. М., 1977. С. 225-226.
25 Там же. С. 188.
26 Там же. С. 237.
27 Там же.
28 Там же.
29 Лансере Е. Дневники. В 3 т. М., 2008-2009.
30 Там же. Т. 2. М., 2008. С. 283.
31 Там же. С. 284.
32 Там же. Т. 1. М., 2008. С. 17.
ужели кто-то вспомнил, что мы были...»33. Некоторые из них получили заграничную командировку в интересующий нас период, например Павел Васильевич Суриков или Симон Иосифович Фикс. Однако наиболее полное историко-документальное наследие принадлежит Клименту Николаевичу Редько, который провел в Париже довольно долгий промежуток времени с 1927 по 1935 г.
Дневники и записи К.Н. Редько издавались дважды в 1977 и в 1992 гг. В первом случае речь идет о дневниках, воспоминаниях и статьях34, а во втором - о парижском дневнике художника35. Обширный фонд К.Н. Редько хранится в РГАЛИ36. Дневниковые записи и переписка, которые публикации охватили лишь частично, сообщают подробности жизни художника в Париже тех лет с ее заботами об организации выставок, мучительными размышлениями о творчестве, а также с периодами тотальной экономии, когда цены и расходы зафиксированы с точностью до сантима. Помимо этого, и что особенно важно для нас, К.Н. Редько оставил массу коротких портретов русских художников Парижа и записал разговоры с ними.
В заключение отметим, что одновременно с информативностью рассмотренные нами источники требуют деликатного подхода. Как мы могли убедиться, в работе с этой группой свидетельств необходимо учитывать социальное положение автора, степень его сопричастности к эмигрантскому сообществу, а также - время публикации воспоминаний, часто вынуждавшее авторов и издателей оглядываться на цензуру. И если советские художники «не стали мостом, способствовавшим познанию и признанию в СССР богатейшего художественного наследия Русского зарубежья...»37, то оставить ценные свидетельства о «Русском Париже» им удалось вполне.
Ройтенберг О. «Неужели кто-то вспомнил, что мы были.». Из истории художественной жизни: 1925-1935. М., 2008.
34 Редько К.Н. Дневники. Воспоминания. Статьи. М., 1974.
35 Редько К.Н. Парижский дневник. М., 1992.
36 РГАЛИ. Ф. 2359. «Климент Николаевич Редько».
37 Лейкинд О.Л., Махров К.В., Северюхин Д.Я. Художники русского зарубежья: Первая и вторая волна эмиграции: Биографический словарь.
В 2 т. Т. 1. СПб., 2019. С. 109.
