CC BY
9Научная статья / Research Article DOI 10.26105/PBSSPU.2022.9.1.009 УДК 821.511.14.09"19"-1 ББК 83.3(2=665.1)6-8,445
Н.А. Дворяшина
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ОБРАЗ ДЕТСТВА В ПОЭЗИИ А.С. ТАРХАНОВА: ТРАДИЦИИ И «СВОЙ ГОЛОС»
Аннотация. Статья посвящена осмыслению художественного образа детства в творчестве выдающегося поэта народа манси А.С. Тарханова. Эта тема стала для него фактором творческого диалога с русской классической литературой XIX -XX веков. В ее трактовке, в понимании роли и места детства в человеческих судьбах он оказался близок к взглядам многих своих предшественников. Но, зная традиции в восприятии этой поры жизни человека и в определенной мере следуя им, он остался верен собственному образному видению ее. Анализ темы в избранном ракурсе представляется актуальным, так как позволяет уточнить творческие, мировоззренческие позиции автора, осознать его открытия в таком важном для русской и мировой словесности вопросе. Мир детства для А.С. Тарханова - олицетворение смысла бытия и сущности нравственного сознания человека. Его изображение у поэта отличается глубиной постижения, многогранностью освещения различных сторон детской жизни и индивидуальными стилевыми чертами в ее представлении.
Ключевые слова: Тарханов, дети, детство, образное воплощение, семантика, традиции, самобытность.
Для цитирования: Дворяшина Н.А. Художественный образ детства в поэзии А.С. Тарханова: традиции и «свой голос» / / Филологический вестник Сургутского государственного педагогического университета. 2022. № 1 (9). С. 106-121. DOI: 10.26105/PBSSPU.2022.9.1.009
N.A. Dvoryashina
ARTISTIC IMAGE OF CHILDHOOD IN POETRY BY A. S. TARKHANOV: TRADITIONS AND "PERSONAL OPINION"
Abstract. The article is devoted to the artistic image of childhood comprehension in the works of the outstanding Mansi poet A. S. Tarkhanov. This topic became the factor of the poet s imaginative dialogue with the Russian classical literature of the XIX-XX centuries. He was close to the views of many of his predecessors in the topic interpretation, in understanding the role and place of childhood in human fate. But, knowing the traditions in the perception of this period of human life and to a certain extent following them, he remained faithful to his own figurative understanding of it. The analysis of the topic from a selected perspective seems relevant, because it allows you to clarify the creative worldview positions of the author, to realize his discoveries in such an important issue for the Russian and world literature. The world of childhood for A. S. Tarkhanov is the personification of the meaning of being and the essence of human moral consciousness. His image of the poet is distinguished by the depth of comprehension, the multifaceted illumination of various facets of children's life and individual style features in its presentation.
Keywords: Tarkhanov, children, childhood, figurative embodiment, semantics, traditions, identity.
For citation: Dvoryashina, N.A. (2022). Artistic Image of Childhood in Poetry by A. S. Tarkhanov: Traditions and "Personal Opinion". Philology Bulletin of Surgut State Pedagogical University, no. 1 (9), pp. 106-121. DOI: 10.26105/PBSSPU.2022.9.1.009 (In Russian).
Введение
Один из виднейших художников русского символизма, влюбленный в чары напевной поэтической речи, считавший поэзию волшебством, К.Д. Бальмонт воспринимал и ее саму, и ее творцов как чудо, дарованное человеку «Поэт! - восклицал он. - Какое это нежное слово - поэт! С этими несколькими буквами мы привыкли сочетать целый строй гармонических ощущений. Произнося это слово, мы чувствуем что-то неопределенно-красивое, волнующее, манящее, что-то напоминающее нам о том счастливом и обаятельном, чего желаем мы все. <...> Детство и юность, первая любовь, первые робкие журчания ручья <...>, переливы зеленых трав, перемешанных с цветами, <...> бездонность голубого неба, красота белоснежных облаков. Как хорош мир, как много в нем чар, и как сильны, как ярко-полнозвучны эти чары в стихах. Поэт умеет обо всем сказать нежно и вкрадчиво» [2, с. 369]. Эти строки, написанные более ста лет назад, удивительно точно характеризуют наследие выдающегося современного поэта югорской земли А. С. Тарханова. Может быть, лишь с некоторыми уточнениями. Во-первых, он умел говорить не только «нежно и вкрадчиво», но и твердо, уверенно. А, во-вторых, его художественный мир, конечно же, не ограничивался образами, представленными К. Бальмонтом. Осознававший себя «частицей природы летучей» [17, с. 139], А. Тарханов запечатлел дорогие ему и его народу картины «края родимого», передал музыку самых разных природных голосов, от которых оживает душа, открыл богатство чудных ароматов окружающей природы. Но не менее важны были для него человек, его жизнь, мир его души, ее порывы и устремления. Как всякий большой художник он не мог не сказать свое слово о детстве и детях.
Философ Б.П. Вышеславцев справедливо заметил, что для взрослого человека «мирок детства» нередко «кажется тесным "тупичком", в котором нет, собственно, ничего объективно-значительного и о котором мало можно рассказать интересного; и, однако, субъективное значение этого "микрокосмоса" огромно. Не только потому оно огромно, что переживания детства определяют всю нашу судьбу и характер, <...> не только по своим биографическим последствиям оно заслуживает глубокого внимания, как учит "психоанализ" - нет, и сам по себе микрокосмос детства есть "целый мир, полный бесконечности" (здесь и далее выделено нами. - Н.Д.) только бесконечность эта совсем другая и особенная: бесконечность бессознательного, а не бесконечность сознания; бесконечность субъективная, а не объективная; бесконечность интенсивная, а не экстенсивная. В этом -особое эстетическое очарование детства, в этом его притягательность для памяти, в этом насыщенность и полнота его "миниатюр". И оно принципиально связано с эстетическим восприятием мира» [7, с. 51].
Творчество А.С. Тарханова всецело подтверждает это высказывание. У него в восприятии и оценке детства всё складывалось именно так. Его судьбу, пафос поэтического творчества во многом определили детские впечатления. В видении поэта детство - это совершенно особая страна, имеющая свои непререкаемые жизненные основы и ценности. Закономерными поэтому воспринимаются и значительность, масштабность постановки этой темы в его наследии, и всесторонность, глубина
ее осмысления, и творческая самобытность в ее постижении. Не случайно автор монографии, посвященной изучению значимых концептов художественной картины мира в лирике поэта, - А.Н. Семенов сделал предметом своего исследования и концепт детство, отметив целый ряд существенных наблюдений художника об этой поре жизни человека [15]. Однако представленные в творчестве А.С. Тарханова образ детства и суждения о нем, его роли в человеческой судьбе настолько многогранны, что это позволяет открывать ранее не отмеченные литературоведами содержательные аспекты.
Цель статьи - исследовать природу образного воплощения А.С. Тархановым мира детства в его сущностном значении, выявить традиции, которые оказались значимыми для поэта в постижении темы, и черты самобытности художественного образа детства в его творчестве.
Материалы и методы
Материалом научного изучения послужили поэтические произведения А.С. Тарханова, вошедшие в его прижизненные сборники стихов. Методологически статья базируется на комплексном подходе, предусматривающем использование биографического, историко-культурного, историко-литературного и феноменологического методов.
Результаты и обсуждение результатов исследования
В осмыслении детской жизни русские писатели, философы стремились выявить саму ее природу. Для одних ребенок - божественное дитя, чистое и непорочное, «сам свет Божий» [13, с. 125]. Другие мыслители, как, например, Н.О. Лосский, возражали склонным так думать [12, с. 364-365]. У А.С. Тарханова на этот счет не было никаких сомнений. Дитя для него - пришелец из небесного мира, связанный с ним по рождению и устремленный к нему в своей дальнейшей жизни. Эту мысль поэт будет проводить постоянно. Он был убежден в том, что «зов неба в нас живет с пеленок», и причина этого вполне объяснима, ибо, по его словам, «первый крик - сигнал оттуда» - из миров не земных, а небесных: «Я в мир пришел, еще ребенок, / Но жди меня, моя звезда» [19, с. 21]. Его лирический герой порожден небесной высью и мечтает о возвращении на свою небесную родину. Он в чем-то сродни Маленькому принцу А. де Сент-Экзюпери. Однако это вовсе не сказочный персонаж, а вполне себе реальный, живущий здесь, на своей земле, с ее родной Аманьей - деревней детства, с «родимой тайгой», «кедрачом печальным», «тропами знакомыми в темени бора», «мудрых шаманов заветами», - всем тем, чему он мог сказать «моя», мой», «мое», «мои».
Любой человек для А. Тарханова - это «дитя Вселенной», - так обращается поэт к мальчику-крошке в стихотворении «К новорожденному» [19, с. 53]. Этот же мотив отражает и другое признание: «Вселенная - наш дом родной» [19, с. 206]. Именно поэтому и сам автор этих стихов, и его герои испытывают постоянную тягу к голосу, музыке небес: «Небесный мир распахнут - / Он зовет меня к себе, зовет» [19, с. 246], «И сердце снова в небо хочет» [19, с. 197]. Отсюда и характерная особенность организации художественного пространства поэтических произведений А. Тарханова -композиционная вертикаль: обязательное наличие земного топоса,
где пребывают герои, и небесной сферы, куда они устремлены. Глубина, безграничность небесного пространства воздействуют на него преобра-жающе: «Я был вышиной осиян. / Я власть познавал вдохновенья» [19, с. 68].
В детской судьбе «осиянность», озаренность «вышиной», был уверен поэт, особенно необходимы, и в этом он оказался солидарен с суждениями многих творцов. «Испытай один раз полет, - писал Леонардо да Винчи, - и твои глаза навечно будут устремлены в небо. Однажды там побывав, на всю жизнь ты обречен тосковать о нем» [11]. С поэтом А. Тархановым так и случилось. Осознание этого пришло к нему еще в детские годы. В стихотворении «Чащобный запах кружит надо мною...» его юный герой летним днем впервые пережил событие, названное им «праздником детства». Это было совершенно новое открытие не только, казалось бы, привычного мира, представшего перед ним в свежем ракурсе, но и самого себя в нем, своих, ранее не знакомых чувств и переживаний: «Сейчас себя дарю я небесам. / <...> И от восторга невесомо тело...» [19, с. 209]. Испытанный лирическим героем восторг стал тем импульсом, который во многом определил его будущие жизненные устремления и помыслы:
Пою, раскинув руки,
И вижу удивленный взгляд орла.
То первая с землей была разлука,
Разлука ради высоты была [19, с. 209].
Современный писатель Сергей Федин назвал небо «колыбелью детской фантазии». А. Тарханову было созвучно такое суждение. В своей поэзии он стремился напомнить читателям о необходимости понимать и правильно оценивать поведение детей, их кажущиеся иногда недопустимыми поступки. В стихотворении «Идут по дороге обозы.» автор запечатлел естественную потребность детворы, «пацанов», изведать, по его словам, неизведанное, прикоснуться к редким явлениям жизни, пойти, вопреки запретам, на дерзкие шалости. В произведении воссоздана вполне зримая картина, насыщенная еще и синестетическими образами. Синестезия, в которой важны музыкальная память, память звука, зрения, запаха, - отличительная черта лирики поэта Тарханова, в чем он и сам не раз признавался. В стихотворении «Рождение стиха», например, писал: «Я слышу, я вижу, поверьте, слова, / Цветастые, как луговая трава» [22, с. 73]. Такой подход, считал он, необходим прежде всего в книгах для детей: «Единство звука, цвета и убедительного образа есть живительная гармония для ребенка! <...> Донесем до ребенка звуки и цвета реального, животворного мира, а не космического, надуманного, с пугающими голосами и безобразными формами» [22, с. 193-194]. Отмеченная особенность проявляется и в стихотворении «Идут по дороге обозы.». С сердечной теплотой рассказано здесь и о голубых стогах - подарках лугов и покосов, и о веселых конях, везущих душистое сено с его запахами ветра, шорохами зверя в нем, и о «напевной дороге». Нельзя не почувствовать, как «дышат» эти поэтические образы целостным восприятием мира. Всё происходящее порождает соблазн у мальчишек - героев произ-
ведения, а тут еще и «улыбающиеся деревни» «знаки, дают пацанам: / Мол, надо в дороге напевной / Душой приобщиться к стогам». Использованная поэтом синекдоха дает понять, кто подзадоривает детвору. Следующие строки передают весь восторг пережитого ею:
На миг остановятся кони, -
Гляди, мы уже на стогах.
Нам хочется жуткой погони.
Нам хочется неба в глазах.
Бунтарское зреет желанье -
Над стогом своим вознестись [19, с. 35].
Что это за «бунтарское желание», выраженное так витиевато -«вознестись над стогом»? Всё оказывается просто - попрыгать на возу с сеном, подскакивая как можно выше! И все же сам порыв - «хочется неба в глазах» - отражение высоких устремлений в душе этих мечтателей.
В произведении сталкиваются два взгляда на происходящее - детский и взрослый. Порывы мальчишек не понятны старшим, поэтому-то и следует их реакция: «кнут получай в наказанье». Но и у детей случившееся вызывает недоумение, которое маленький герой - участник «полетов» - прямо и высказывает: «Ну, что же я сделал плохого? / Никак не пойму я пока» [19, с. 35]. Позиция автора не вызывает сомнений: он на стороне «пацанов», поддерживает их устремленность в небесную высь. Кто-то может возразить поэту, указав на опасность подобных детских увлечений, и всё же ему гораздо ближе такие риски в поступках детей, человека вообще, чем их отсутствие. Подтверждают это строки из стихотворения «Дума о дальнем». Здесь «мятежный сын Природы», как называл себя художник, прямо признавался:
Стерплю за веру оскорбленья. Но я боюсь за тех людей, В ком нету чувства вознесенья, В ком нет любви к земле своей [19, с. 197].
Ребенок, по Тарханову, награжден таким чувством, и оно дорого поэту. Об этом свидетельствует его обращение к юным читателям книги «Лесные доктора»: «И верится, что вы воспользуетесь наличием своего щедрого возрастного права на красивую провидческую любознательность, на романтический взгляд и крылатость, на мечту, устремленную в будущее» [22, с. 6].
«Детство "поэтично", - писал Б.П. Вышеславцев, - потому, что в поэзии есть непременно нечто детское: "поэзии ребяческие сны"» [7, с. 51]. Для А. Тарханова эта мысль была органичной. Он также не раз отмечал, что не только в поэзии есть нечто детское, но и само детство - это поэзия. Недаром он, во-первых, уравнивал рождение стихов и рождение детей. Вот пример такой его убежденности:
О, сколько выстраданных слов В душе, о Боже! Крик неродившихся стихов, Крик неродившихся детей -Одно и то же [21, с. 166].
А, во-вторых, каждое появляющееся на свет дитя, по мысли А. Тарханова, изначально приходит в мир наделенным поэтическим даром:
Обычно рождается ночью Ребенок -
И слышит планета Заливистый голос поэта. Рождается каждый поэтом. Иначе зачем появляться? [21, с. 125].
Другое дело, что не всякий маленький «поэт» будет в дальнейшем, уточняет автор, истинным творцом. Поэтом с большой буквы становится избранник Божий. В строках об этом очевидна отсылка к пушкинским словам о поэте-пророке и о музе, послушной «веленью божию»:
Но мудро решила Природа: "Из сонма поэтов Пророка Найду по велению Бога. Живя по небесным заветам, Его назову я Поэтом" [21, с. 125].
Вместе с тем художника всегда отличала вера в безграничные возможности детства. Примечательно в этом смысле его заключение в стихотворении о маленьком герое:
Мой внук заплакал: Он впервые встал.
Один, без мамы, в грозный мир шагал. Мир страшно удивился: "Как ты мал!"
Внук улыбался, плакал и сиял. В минуту эту.
гением он стал [19, с. 203].
Такая оценка - свидетельство того, что поэт был знаком с взглядами крупнейших русских писателей на детские способности. Вспомним хотя бы убеждение М.А. Волошина: «Ребенок - непризнанный гений / Средь буднично серых людей» [6, с. 46]. Мысль о равновеликости творческой составляющей детства и гения дорога и А. Тарханову. Более того, дитя у него может являться источником поэтического вдохновения, недаром в стихотворении «Слезы детей» звучит такое признание: «Без ребенка невозможно / Озарение души» [17, с. 21]. В этом поэта убеждали сама жизнь, личный опыт, общение с собственными детьми. В предисловии к книге «Когда улыбаются кедры» он, в частности, рассказывал: «Вы, дети, где осознанно, где нет, но мыслите на природе поэтически, оригинально. Случай такой. Я и мой сын Илья идем в детсад. Ласково, по-домашнему смотрела Луна. Мои ботинки на свежем снегу певуче поскрипывали. Слышу: "Папа, ты идешь и будто поешь песенку Луне". Я невольно улыбнулся: "Пою не только Луне, но и тебе". Помнится, мы с Иваном-пятиклассником рано утром отправились на болото за морошкой. Утро серебряное. Тишина чуткая. Взволнованный голос сына слышен, навер-
ное, в небе: "Папа, смотри, пластинка висит! Комар на ней поет". Смотрю: между двумя ветками березки паук натянул округлую сетку из паутинок. Получилось по форме как музыкальная пластинка. А в центре ее, запутавшись, трепыхается, издает плакучие звуки большой комар. Мы решили не вмешиваться в лесную драму. По этому случаю у меня вскоре родилось стихотворение. Я посвятил его сыну. Образ-то он подарил мне! Такие, трепетно-живые, истинно талантливые образы, мы с вами, дорогие дети, обоюдно дарим друг другу всю жизнь. И в этом есть неугасимая, творчески художественная связь между нами: профессиональными поэтами и вами, от природы одаренными детьми» [20, с. 6-7].
В русской литературе, особенно в поэзии, есть традиция обращения к образам, которые позволяют представить детство в своей изначальной содержательности и непосредственности. Так, для К.Д. Бальмонта ребенок -это цветок - «светлый», «веселый», «редкий», «ничем не отравленный», «на который хочется смотреть еще и еще, и каждый, кто смотрит на этот цветок, сам расцветает улыбкой и солнечной радостью» [1, с. 161]. Для А.С. Тарханова образ цветка также стал знаковым. В стихотворении «Гляжу с тропы - / Глазам не верю.» размышление поэта о жизни, ее нравственных опорах, их утрате в современном мире завершается утверждением того начала, которое видится ему идеалом:
Вы посмотрите на ребенка, Он солнцу верит, как цветок. Ах, жить бы нам красиво, звонко, Чтоб улыбнулся в небе Бог! [19, с. 82].
Прямой разговор с читателем, стремление привлечь его к размышлениям над жизненно важными вопросами - особенность поэзии А. Тарханова. Вот и в этом стихотворении, обращаясь к тем, кто забыл о духовных ценностях, лирический герой призывает вспомнить о детях, используя при этом сравнение, отсылающее к флоральному образу: «Он солнцу верит, как цветок». В мировой геральдике цветок - олицетворение райского состояния, молодой жизни, жизнерадостности, красоты, нежности. Принимая цветочную символику в таком истолковании, поэт вместе с тем расширил ее значение. В стихотворении ребенок противопоставлен тем, кто живет без веры, без святынь в душе. А. Тарханов ввел мотивы искренней распахнутости маленького человека миру, его веры в светлые, чистые основы жизни, устремленности к ним. Дитя предстает как божье создание, несущее в себе приметы высших духовных ценностей. Это подтверждают и финальные строки произведения: «Ах, жить бы нам красиво, звонко, / Чтоб улыбнулся в небе Бог!». Такое желание лирического героя высказано сразу же после сравнения ребенка с цветком и невольно перекликается с этим образом.
Образ детства явлен и в словах, отражающих стремление героя «жить звонко». Он пронизан музыкой детских голосов - ясных, чистых, высоких. Таким его чувствует и слышит поэт. Две конечные строки стихотворения, повторим их еще раз: «Ах, жить бы нам красиво, звонко, / Чтоб улыбнулся в небе Бог!», - содержат в себе явную отсылку к евангельскому: быть, как дети, ибо дитя - радость миру и его Создателю.
Дети, детство для поэта - этимон - воплощение истин подлинных, а не мнимых. Напоминая об этом, он один из разделов адресованной юным читателям книги предварил таким обращением:
На пороге жизни сложной Оглянуться в детство надо, Чтоб уйти от истин ложных, То сберечь, что дому свято [22, с. 90].
Детство у А. Тарханова связано еще и с представлениями о красоте. Примером может служить признание лирического героя в стихотворении «Явись, ромашковое поле.». Он мечтает хотя бы об одном дне счастливого детства, которое теперь заменили иные время и пространство. Здесь, в его взрослой жизни, - замкнутый мир, тяжелый и угнетающий, охарактеризованный емким и лаконичным образом - «пьяное застолье». Там, в детстве, - простор, свобода - «ромашковое поле», «легкость бытия»: «И вот веселый, босоногий / Бегу тропинкой полевой». Эта картина зрительно и эмоционально воспринимается совсем иначе, чем предыдущая. На смену гнетущей статике приходит динамика жизни, радостное движение героя по этому дорогому для него, распахнутому навстречу любви, даже возможной опасности, риску, безграничному пространству. Образ детства, куда устремлен герой, создается за счет определенного колористического рисунка. Представленный «ромашковым полем, зарницей желтого платка», он несет в себе несколько цветовых характеристик. Здесь органично соединяются белый и желтый цвета. Ромашка - беленький цветок с желтой серединкой, потому-то и появляется это уточнение - «зарница желтого платка» - белое отсвечивает, сияет, вспыхивает поющим желтым. В многочисленных свидетельствах желтым называют цвет золота, но чаще всего он понимается как цвет солнца. У лирического героя А. Тарханова отмеченные образы, непосредственно связанные с днями детства, его впечатлениями, порождали представление о подлинной Красоте - не случайно он подчеркнул это и графически, написав слово с заглавной буквы. Вместе с тем и само детство ассоциировалось с ней, стало ее олицетворением: «Мое загадочное детство / Мне дало чувство Красоты. / И будут вечно петь у сердца / По веснам желтые цветы» [19, с. 73]. Золото детских лет, их красота, музыка (она осталась с ним) - вечное утешение для сердца героя, его души.
Детство в понимании поэта должно быть временем счастья, игры, радости. И в этом он был солидарен и со своими предшественниками, и с современниками. Нельзя не признать, например, справедливость суждения, автором которого является писатель Олег Рой: «В детстве ребенок счастлив, как сейчас говорят, по умолчанию. По природе своей ребенок - существо инстинктивно предрасположенное к счастью. Какой бы трудной и даже трагичной ни была его жизнь, он все равно радуется и постоянно находит для этого все новые поводы. Возможно, потому, что пока не с чем сравнить жизнь. Он еще не подозревает, что может быть как-то иначе, но скорее всего, все-таки потому, что душа еще не успела покрыться панцирем и более открыта добру и надежде,
чем душа взрослого человека» [14]. Именно поэтому лишить ребенка радости - исказить саму его природу. Не радующийся ребенок - больной или несчастный. А. Тарханов, уходя в прошлое в своих воспоминаниях, отмечал естественную потребность дитя в смехе, веселье. В одном из стихотворений он создал образ школьницы, запомнившейся его герою именно своим радостным принятием мира. Не понимает простой детской веселости родной человек, но какой же благодатный и благодарный отклик получает она в других:
С годами улетает смех И беспричинный, и веселый. Ну, а пока звончее всех Смеешься ты в десятой школе.
И мама сердится порой: "Эх, ветер в голове гуляет." У дочки возраст золотой, Неужто мать не понимает.
Вы слышите счастливый смех? Она смеется -
детства голос. Ей отзовется с неба стерх, Ей улыбнется в поле колос [19, с. 149].
Взрослая жизнь отняла у героини природную, безыскусственную радость детских лет, оставив ее очарование и свет лишь в редких и дивных снах. Лирический герой Тарханова противится утрате этого дара искренности, жизнерадостности и ратует за их сохранение в человеке, призывно обращаясь к своим читателям:
О, смех счастливый!
Люди, он -Природы редкостный подарок [19, с. 150].
В другом произведении поэта - «Природа смеха», на это обратил внимание А.Н. Семенов, детский смех противопоставлен веселью тех, кто смеется «нарочито», фальшиво», «заполошно», «угодливо», «суетливо». Это смех, «в котором отсутствует гармония естественной реакции человека» [15, с. 39], а всё потому, что люди забыли о детстве, их «чувства пылкие» заглушены рассудком. Иное, в представлении Тарханова, - эмоциональный отзыв души в юности и детстве:
Смеется юность беспричинно И удивительно за всех. И смех заливистый, невинный. Живи везде ребенка смех! [18, с. 166].
Нельзя не ощутить родственность позиции поэта с суждением А.М. Горького: «Детский смех - лучшая музыка земли» [8, с. 132].
А. Тарханов считал, что ребенок должен жить в мире звонком, песенном, свободном. Эта мысль косвенно выражена в стихотворении «Звуки». Здесь запечатлен образ жеребенка-шалуна, не скованного ника-
кими путами, вольного в природном царстве с его музыкой поющих трав, цветов, неба. На параллель этого образа с образом детства настраивает и прямое сравнение, которым завершается произведение:
Запели травы и цветы, И. мчится жеребенок. Он словно прибыл с высоты. Он весел, как ребенок [19, с. 197].
Невольно возникает в памяти подобное сопоставление, использованное И.А. Буниным в романе «Жизнь Арсеньева». Повествуя о переживаниях своего героя, поступившего в гимназию, он передает осознание Алешей Арсеньевым происшедшего с ним, как-то вдруг сразу понявшего, что не будет у него прежней свободной жизни, такой, какая была когда-то и у подаренного ему стригуна: «... да, вот был тонконогий мышастый жеребенок, трепетный, пугливый, как все жеребята, но и радостный, доверчивый, с ясными черносливными глазами <...> бесконечно вольный, беззаботный. <...> И прошло два года, <...> и где он теперь, этот глупый и беспечный жеребенок? <...> и где его прежняя воля и свобода? Вот он уже ходит в омуте по пашне, таскает за собой борону.». Этим размышлениям герой подвел неутешительный итог: «И разве не случилось и со мной того же, что с этим жеребенком?» [5, с. 47-48]. Для обоих авторов образ этого веселого, беззаботного создания - некое воплощение истинной стихии детства, самого его долженствования.
Сравнение разных явлений природы с детским началом - достаточно распространенный прием в творчестве А. Тарханова. Ассоциации образов лесных обитателей-детенышей с человеческими, с детворой усиливают характерное для поэта ощущение природного очарования, трогательной «милоты» детства, его хрупкости. У его лирического героя олененок - «таежный ребенок» [22, с. 50], как и лосенок, напуганный непогодой и ждущий материнской помощи и защиты: «Услышать голос мамы хочет» [22, с. 61]. И в спящей бабочке, мир которой «хрупок и тонок», увиден им «тот же ребенок» [22, с. 12]. Игры белок, их непрерывное движение-кружение напомнили ему детскую непоседливость, правда, с небольшой оговоркой: «Вы шаловливей детворы» [22, с. 60].
Так же легко сближал художник детский мир с природным. В стихотворении «Ледоход», передавая увлеченность человека весенним «буйством льдин», он скажет устами своего героя:
На берегу людской содом, -
То крики радости, то стон.
Смеются от восторга дети,
Они для нас - скворцы рассвета [21, с. 133].
Предшественники А. Тарханова нередко обращались к сравнению ребенка с образами птиц. Есть оно в творчестве Ф. Достоевского, Ф. Сологуба, А. Ремизова, М. Шолохова, выступая то в качестве отражения самого лучшего явления мира, то как воплощение детской веселости, подвижности, то как олицетворение беззащитности, открытости «малых птах» бедам, безграничной жалости к ним, то как носители светлых чувств,
детской взволнованности. Поэзия подобного сопоставления в лирике А. Тарханова отличается своеобразием и новизной: скворцы всегда воспринимаются как некий символ наступления «весны света», близкого прихода тепла, солнечной радости, природных перемен и перемен в заботах, занятиях людей. И дети для поэта - вестники обновления жизни, ее возрождения, рассвета и расцвета.
Отметим еще один важный аспект в осмыслении детства А. Тархановым. Но сначала вспомним известные слова Спасителя - «Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в царство Небесное» (Мф.: 18: 1-3), адресованные праведным мужам. Отсылки к евангельскому взгляду на дитя есть в трудах многих творцов русской культуры. В их суждениях нельзя не заметить единодушного признания христианского понимания детства (детскости), восприятия его как образца для устроения человеком своей жизни, как критерия оценки ее духовной состоятельности1. А. Тарханову такая позиция была не только близка, но и родственна. Он, безусловно, ценил наличие у человека тех основ, о которых, в частности, говорил русский мыслитель и богослов Сергий Булгаков: «Под корой внешнего человека, внешней деятельности и суеты каждый хранит частицу свой детскости, изначальной божественной чистоты... И это чувство глубже и потому могущественнее всех эмпирических и исторических различий, ибо созидается из мистических корней души» [4]. Детское в человеке - высокий маркер в глазах поэта. Во многом он сам, как и любой истинный художник, хранил и берег в себе это начало. «Да, я - муж, и я - ребенок / По возвышенной Судьбе», -восклицал он в стихотворении «Признание поэта» [21, с. 102]. Это свойство его натуры, черта очарования его героя проявились и в высоко им ценимой жизненной подвижности («Я покою вечный враг») [21, с. 102], и в яркости душевных переживаний, искренности эмоциональной реакции. В стихотворении «Плач души» они переданы уже знакомым нам сравнением:
Я проснулся от слез потрясенный,
«Что за слезы» - шептал я, дрожа?
Кто-то плакал во мне, как ребенок,
Понял я -
Это плачет душа [17, с. 115].
Известный историк мировой философской культуры А.В. Гулыга справедливо заметил в своей работе «Философия детства»: «Писателя и ребенка объединяет эстетическое отношение к миру. <...> Ребенок, открывая для себя мир, как бы заново творит его» [9, с. 321]. У А. Тарханова детскость лирического героя также проявляется в остром, ярком, первозданном восприятии мира и его образном творении: «И в мир этот ныне, ей богу, / Я, словно ребенок, влюбен», - искренне признавался он в стихотворении «Прохлада вечернего лога» [19, с. 356]. О важности для него этого признания свидетельствует и кольцевая композиция произведения: оно открывается и завершается таким откровением, при этом его эмоциональная наполненность усилена еще и радостным призывом:
См. об этом подробнее: [10, с. 144-165].
Живите, деревья у лога! Цвети, мой оранжевый склон! И в мир этот ныне, ей богу, Я, словно ребенок, влюблен [19, с. 356].
В поэтической вселенной А. Тарханова есть на земле пространства, в которых детская острота чувств вспыхивала с особой силой. Это его место рождения, родная сторона, где прошло детство, где он был очарован природой и влюбился в нее, в сам простор этого края с «голубыми валами» озера Туман, священным кедром, небесами «родной стороны» - миром, где он обрел свой поэтический дар. «Встреча с родиной» - так называется стихотворение, в котором посещение дорогих мест вызвало такой всплеск «живительной силы любви», что не смог он сдержать своих слез, да и не захотел:
Жить на свете без вас не могу, Кедры детства и волны удачи. На песчаном стою берегу У тебя, мой Туман, на виду, Как ребенок, от радости плачу [19, с. 96].
Герою А. Тарханова не чужды ребячество, озорство, готовность отказаться от взрослой серьезности и пристать к «берегу детства». Один из выдающихся русских мыслителей, богослов, ученый, поэт П.А. Флоренский на исходе своих дней писал дочери Ольге: «Секрет творчества -в сохранении юности. Секрет гениальности - в сохранении детства, детской конструкции на всю жизнь» [23]. Думается, что в детской, юношеской «конструкции» личности А.С. Тарханова кроется один из секретов его поэтического мастерства.
Размышляя над художественным образом детства в творчестве поэта, обратим внимание еще на один аспект этой темы. Составленная из рассказов современных писателей о своем детстве книга «Трава была зеленее» открывается суждением А.Г. Битова: «Кто бы ни был человек, даже Пушкин, первым текстом его будет "Детство", даже если и не написано» [3, с. 9]. Да, наверное, так должно быть в идеале. К сожалению, жизнь в эту формулу вносит свои коррективы. Как тут не вспомнить признание А.П. Чехова: «В детстве у меня не было детства». Волновала эта область человеческой жизни и Ф. Сологуба, о чем свидетельствует его рассказ «Обруч». Художника привлекла драма человека, у которого было отнято счастье детских лет: «Так и вся жизнь прошла, - в нищете, заботе, озлоблении. И вспомнить нечего, - ни одной радости...» [16, с. 563]. Герой пытается «примерить» на себе бытие чужого детства. Уходя за город, в лес, на «светлую, тихую» лужайку, он играл «как тот мальчик», найденным обручем: «Чудилось ему, что он мал, нежен, да весел. Чудилось ему, что за ним идет мама, смотрит на него да улыбается» [16, с. 565]. Измученная душа, никогда не знавшая радости, стыдясь, пугливо озираясь, находит отраду в детской забаве и умирает, утешенная воспоминанием о том, что «и он тоже был ребенком, и смеялся, и бегал по свежей траве... и за ним смотрела милая мама» [16, с. 565]. Писатель
показал, что даже такая наивная попытка обрести детство способна принести умиротворение отчаявшемуся, утратившему ощущение красоты жизни человеку.
С этим произведением художника-символиста, созданного в начале
XX века, перекликается стихотворение А. Тарханова - поэта начала века
XXI - «Исповедь человека, лишенного детства». Название его уже определяет направление мысли автора. Здесь, пусть и в иной художественной форме, обнажена судьба того, у кого также были отняты детские годы. Как и сологубовский персонаж, герой Тарханова испытал многое, кроме радости:
«Я в детстве почти не смеялся,
Я мачехи пьяной боялся.
Пошто она смех не любила?
Пошто за улыбку лупила?..
Люди, вы прекрасны, когда смеетесь!
Я в детстве раз десять купался.
Я в поле с утра надрывался,
Полол сорняки я, стеная,
Я место готовил для рая.
Ой, как теперь мне хочется купаться!» [17, с. 44].
Конечно, в этом произведении нет масштабности, полноты и философской глубины текста такого «прихотливого» художника, как Ф. Сологуб. Но в короткой исповеди героя, ее обращенности к людям сказано автором стихотворения то, что отстаивали и его предшественники в русской словесности: нельзя лишать ребенка детства как сущностного начала бытия; важно, чтобы каждый человек пережил его как «золотое время» жизни; и какая это благодать, когда, вопреки всем обстоятельствам, он находит в себе силы вернуть, казалось бы, невозвратимое, пусть и в иной его ипостаси, не всегда понятной людям и принятой ими:
«Сейчас постоянно купаюсь.
Сельчанам всегда улыбаюсь.
За это порой оскорбляют,
Меня чудаком называют.
Может, я и вправду чудак? Скажи, поэт?» [17, с. 44].
Поэт поддерживает исповедующегося, он на стороне таких его поступков, которые другим кажутся странными, ибо увидел в них не утраченный героем драгоценный дар детскости:
Скажу я словами пророка:
«Чудак - это истина Бога.
Уйдя от людской укоризны,
Живи, брат, по-своему в жизни.
Детство все-таки нашло тебя. Обними его» [17, с. 44].
Выводы
Для А.С. Тарханова детство - не время пустых забав, а та пора, в которой только и возможно личностное становление человека, формирование духовной доминанты, способной определить его жизненный путь. Очевидно, что, осмысливая мир детства, поэт - это «золотое перо Сибири» (В. Жорник) - учитывал и творчески «впитывал» традиции русской литературы. Личностное же начало - самим пережитое сначала в детстве, а потом и в зрелом возрасте в роли отца, деда - определило особый пафос освещения темы. Его поэзия «дышит» этой живой реальностью. Художественный образ детства у А.С. Тарханова многомерен, он развернут всесторонне, во всем богатстве его значений. Самобытность его трактовке придает искренняя лирическая нота, эмоциональная выразительность, синтез живописного и музыкального начал, стремление к прямому разговору с читателем, открытость позиции художника, оригинальность звучания внешне, казалось бы, знакомых приемов в его создании.
Литература
1. Бальмонт К.Д. Где мой дом: Стихотворения. Художественная проза. Статьи. Очерки. Письма / сост., коммент. В. Крейд. М.: Республика, 1992. 448 с.
2. Бальмонт К.Д. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 6: Край Озириса. Где мой дом? Горные вершины и др. М.: Книжный Клуб Книговек, 2010. 624 с.
3. Битов А.Г. Первый текст // Трава была зеленее, или Писатели о своем детстве. М.: Издательство «Э», 2019. С. 9-21.
4. Булгаков С.Н. Интеллигенция и Религия. О противоречивости современного безрелигиозного мировоззрения. URL: https://azbu-ka.ru/otechnik/Serqij_ Bulqakov/intelliqentsija-ireliqija (дата обращения: 22.01.2022).
5. Бунин И.А. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 5: Жизнь Арсеньева. Темные аллеи. Рассказы 1932-1952 / сост., подгот. текста и коммент. А.К. Бабореко. М.: Художественная литература, 1988. 639 с.
6. Волошин М.А. Стихотворения. М.: Книга, 1989. 544 с.
7. Вышеславцев Б. Тайна детства // Возрождение. Литературно-политические тетради. Тетрадь 46. Октябрь 1955 года, Париж. С. 51-61.
8. Горький А.М. Полное собрание сочинений: в 25 т. Т. 12 / ред. тома А.А. Волков. М.: Наука, 1971. 625 с.
9. Гулыга А.В. Философия детства // Космос детства. Антология. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2008. С. 320-322.
10. Дворяшина Н.А. «Если не будете как дети.»: нравственный образец жизни человека в творческом сознании русских писателей / / Актуальные проблемы обучения русскому языку. XIII: Сборник статей / под ред. С. Коричанковой. Брно: Masarykova univerzita, 2018. С. 433-440.
11. Леонардо да Винчи. Афоризмы, цитаты и высказывания. URL: https:// aforisimo.ru/autor/Леонардо+да+Винчи/ (дата обращения: 22.01.2022).
12. Лосский Н.О. Бог и мировое зло / сост. А.П. Поляков, П.В. Алексеев, А.А. Яковлев. М.: Республика, 1994. 432 с.
13. Ремизов А.М. Собрание сочинений: в 16 т. Т. IV. Плачужная канава / Подгот. текстов, коммент. И.Ф. Даниловой и А. М. Грачевой. М.: Русская книга, 2001. 560 с.
14. Рой О. Старьевщица. URL: https://litmir.me/br/?b=171943&p=3 (дата обращения: 07.11.2021).
15. Семенов А.Н. Концептосфера лирики Андрея Тарханова. СПб.; Ханты-Мансийск: Литературный фонд «Дорога жизни»: Первый ИПХ, 2021. 319 с.
16. Сологуб Ф. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 1. Тяжелые сны. Рассказы / Сост., примеч. Т. Ф. Прокопова. М.: Интелвак, 2000. 664 с.
17. Тарханов А.С. Видения пророков. Екатеринбург: Средне-Уральское книжное издательство, 2011. 264 с.
18. Тарханов А.С. День боренья. Стихи, поэмы. Екатеринбург: Средне-Уральское книжное издательство, 2005. 320 с.
19. Тарханов А.С. Исповедь язычника. Избранные стихотворения. 1972-2001. Екатеринбург: Средне-Уральское книжное издательство, 2001. 400 с.
20. Тарханов А.С. Когда улыбаются кедры. Екатеринбург: Уральский рабочий. 2016. 180 с.
21. Тарханов А.С. Колокол грянет: Стихотворения. Екатеринбург: Средне-Уральское книжное издательство, 2003. 204 с.
22. Тарханов А.С. Лесные доктора. Екатеринбург: Средне-Уральское книжное издательство, 2008. 200 с.
23. Флоренский П. Все думы - о Вас. Письма из лагерей и тюрем 1933-1937 гг. URL: https://azbuka.ru/otechnik/Pavel_Florenskij/vse-dumy-o-vas/ (дата обращения: 14.11.2021).
References
1. Balmont, K.D. (1992). Gde moj dom: Stihotvoreniya. Hudozhestvennaya proza. Statl. Ocherki. Pis'ma [Where is my home: Poems. Fiction. Articles. Essays. Letters]. Moscow, Respublika Publ., 448 p. (In Russian).
2. BaFmont, K.D. (2010). Sobranie sochinenij: v 7 t. T. 6: Kraj Ozirisa. Gde moj dom? Gorny'e vershiny' i dr. [Collected works in 7 vols, vol. 6: The Land of Osiris. Where is my home? Mountain peaks, etc]. Moscow, Knizhny'j Klub Knigovek Publ., 624 p. (In Russian).
3. Bitov, A.G. (2019). Pervy'j tekst [The first text]. In Trava byla zelenee, ili Pisateli o svoem detstve [The grass was greener, or the Writers about their childhood]. Moscow, "Ex" Publ., pp. 9-21. (In Russian).
4. Bulgakov, S.N. Intelligenciya i Religiya. O protivorechivosti sovremennogo bezre-ligioznogo mirovozzreniya [Intelligentsia and Religion. On the inconsistency of the modern irreligious worldview]. Available at: https://azbuka.ru/otechnik/ Serqij_Bulqakov/intelliqentsija-ireliqija (accessed: 22.01.2022). (In Russian).
5. Bunin, I.A. (1988). Sobranie sochinenij: v 6 t. T. 5: Zhizn Arseneva. Temny'e allei. Rasskazy' 1932-1952 [Collected works in 6 vols, vol. 5: Arsenyev's life. Dark alleys. Short Stories 1932-1952]. Moscow, Khudozhestvennaya literatura Publ., 639 p. (In Russian).
6. Voloshin, M.A. (1989). Stixotvoreniya [Poems]. Moscow, Kniga Publ., 544 p. (In Russian).
7. Vy'sheslavcev, B. (1955). Tajna detstva [The mystery of childhood]. In Vozrozh-denie. Literaturno-politicheskie tetradi. Tetrad' 46. Oktyabr 1955 goda [Revival. Literary and political notebooks. Notebook 46. October 1955], pp. 51-61. (In Russian).
8. Gor'kij, A.M. (1971). Polnoe sobranie sochinenij in 25 t. [Complete works collection in 25 vols], vol. 12. Moscow, Nauka Publ., 625 p. (In Russian).
10. Guly'ga, A.V. (2008). Filosofiya detstva [Childhood Philosophy]. In Kosmos detstva. Antologiya [The Childhood Cosmos. Anthology]. Moscow, Rossijskaya politicheskaya e'nciklopediya (ROSSPE'N) Publ., pp. 320-322. (In Russian).
11. Dvoryashina, N.A. (2018). «Esli ne budete kak deti.»: nravstvenny'j obrazecz zhizni cheloveka v tvorcheskom soznanii russkix pisatelej ["If you are not like children...": a moral example of human life in the creative consciousness of the Russian writers]. In S. Korichankova (Ed.) AktuaFny'e problemy' obucheniya russkomu yazy'ku. XIII [Topical Issues of the Russian Language Teaching], Collection of Articles. Brno, Masarykova univerzita Publ., pp. 433-440. (In Russian).
12. Leonardo da Vinchi. Aforizmy) citaty' i vy'skazy'vaniya [Aphorisms, quotes and sayings]. Available at: https://aforisimo.ru/autor/Leonardo+da+Vinchi/ (accessed: 22.01.2022). (In Russian).
13. Losskij, N.O. (1994). Bog i mirovoe zlo [God and the World's Evil]. Moscow, Respublika Publ., 432 p. (In Russian).
14. Remizov, A.M. (2001). Sobranie sochinenij: v 16 t. T. IV. Plachuzhnaya kanava [Collected works in 16 vols, vol. IV: The Whimpering Ditch]. Moscow, Russkaya kniga Publ., 560 p. (In Russian).
15. Roj, O. Starevshhicza [Junkwoman]. Available at: https://litmir.me/br/?b= 171943&p=3 (accessed: 07.11.2021). (In Russian).
16. Semenov, A.N. (2021). Konceptosfera liriki Andreya Tarxanova [Conceptual Sphere of Andrey Tarkhanov 's lyrics]. Saint-Petersburg, Khanty'-Mansijsk, Literary fund "Doroga zhizni", Pervy'j IPX Publ., 319 p. (In Russian).
17. Sologub, F. (2000). Sobranie sochinenij: v 6 t. T. 1. Tyazhely'e sny\ Rasskazy' [Collected works in 6 vols, vol. 1: Heavy dreams. Stories]. Moscow, Intelvak Publ., 664 p. (In Russian).
18. Tarxanov, A.S. (2011). Videniya prorokov [Visions of the Prophets]. Ekaterinburg, Sredne-Uralsky Book Publishing House, 264 p. (In Russian).
19. Tarxanov, A.S. (2005). Den' borenya. Stihi, poe'my' [The Day of the Struggle. Poems]. Ekaterinburg, Sredne-Uralsky Book Publishing House, 320 p. (In Russian)
20. Tarxanov, A.S. (2001). Ispoved' yazy'chnika. Izbranny'e stihotvoreniya. 19722001 [Confessions of a Pagan. Selected Poems]. Ekaterinburg, Sredne-Uralsky Book Publishing House, 400 p. (In Russian).
21. Tarxanov, A.S. (2016). Kogda uly'bayutsya kedry' [When the Cedars Smile]. Ekaterinburg, UraFskij rabochij Publ., 180 p. (In Russian).
22. Tarxanov, A.S. (2003). Kolokol gryanet: Stihotvoreniya [The Bell will Ring: Poems]. Ekaterinburg, Sredne-Uralsky Book Publishing House, 204 p. (In Russian).
23. Tarxanov, A.S. (2008). Lesny'e doktora [Doctors of the Forest]. Ekaterinburg, Sredne-Uralsky Book Publishing House, 200 p. (In Russian).
24. Florenskij, P. Vse dumy' - o Vas. Pis'ma iz lagerej i tyurem 1933-1937 gg. [All Thoughts are about you. Letters from Camps and Prisons 1933-1937]. Available at: https://azbuka.ru/otechnik/Pavel_Florenskij/vse-dumy-o-vas/ (accessed: 14.11.2021). (In Russian).
Статья поступила в редакцию 07.02.2022; одобрена после рецензирования 17.02.2022;
принята к публикации 28.02.2022.
The article was submitted 02.07.2022; approved after reviewing 02.17.2022; accepted for publication 02.28.2022.
