CC BY
79
© 2011
С. М. Крутий
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИР Л. УЛИЦКОЙ СКВОЗЬ ПРИЗМУ КОНЦЕПТА «ДЕТСТВО» (К АНТОЛОГИИ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ
КОНЦЕПТОВ)
В статье рассматриваются особенности функционирования концепта «Детство» в концептосфере Л. Улицкой. Писатель анализирует структуру и смысловое наполнение этого универсального концепта, что позволяет глубже понять философию жизни, предложенную художником, помогает в некоторой степени реконструировать индивидуально -авторскую картину мира, вносит новые акценты в понимание глубинных истоков ведущих мотивов её творчества.
Ключевые слова: детство, художественный концепт, концептосфера, проза Л. Улиц-
Детство является сложным общекультурным феноменом. В толковых словарях русского языка детство — «ранний, до отрочества возраст; период жизни в таком возрасте» [Ожегов 1999: 163]. В психологии и физиологии детство также трактуется как один из этапов онтогенеза, определяемый конкретными возрастными рамками (это не вся жизнь человека, а лишь определённый период). Данные Русского ассоциативного словаря свидетельствуют о том, что с одной стороны, детство осмысляется как счастливая, светлая, беззаботная, радостная, хорошая, но невозвратимая пора человеческой жизни, с другой, — как трудный, сложный период [Караулов 2002: 164]. Несмотря на то, что «Детство», как и любой концепт, обладает амбивалентными оценками, всё-таки гораздо чаще оно представлено положительными коннотациями.
Концепт «Детство» не тождествен концепту «Ребёнок», поскольку его лекси-ко-семантическое поле гораздо шире и находится в пространстве концептосферы рядом со «временем», безусловно, вбирая в себя некоторые признаки этого родственного концепта. Особое значение среди них приобретают те, которые характеризуют особенности детского миропонимания, мышления ребенка, его духовную жизнь и эмоциональную сферу. Так, выделенные В. Зеньковским в «Психологии детства» [Зеньковский 1995] детский мифологизм; игра; фантазия; целостность детской души, её наивность и непосредственность, отсутствие в ребёнке всякого раздвоения, искусственности; свобода от стереотипов, норм и условностей, свобода выражения чувств, духовная свобода; творческая энергия и др. формируют околоядерную зону рассматриваемого концепта.
В традиционном культурологическом дискурсе актуализируется условно-метафорическое представление о детстве. Феномен детства в этом случае не ограничивается физиологическими коннотациями, но может быть интерпретирован как «неотъемлемая и вневозрастная компонента личностной парадигмы человека, прежде всего — творца» [Горохова 2009: 331-332]. Анализ ряда философских
Крутий Светлана Михайловна — кандидат филологических наук, доцент кафедры современной русской литературы Магнитогорского государственного университета. E-mail: svetlana_krutij@ mail.ru
(Ф. Ницше) и психологических (К. Юнг, Э. Берн, З. Фрейд) теорий изучения личности ребенка позволяет говорить о том, что в структуре концепта «Детство» присутствует креативная составляющая. В христианской традиции детство рассматривается как сущностная и совершенная часть человеческого «я».
Указанные значения, относящиеся к центральной зоне смысла концепта «Детство», по-разному варьируются в художественных произведениях разных писателей, обогащаясь индивидуально-авторскими представлениями об этом многогранном феномене. Анализ контекстуальных воплощений концепта «Детство» в прозе Л. Улицкой позволяет глубже понять философию жизни, предложенную художником, вносит новые акценты в понимание глубинных истоков ведущих мотивов её творчества.
В функционировании концепта «Детство» в творчестве Л. Улицкой выделяются две противоположные тенденции. Согласно первой, традиционной, детство осмысляется как прекрасная пора человеческой жизни, «счастливейшие часы» («Казус Кукоцкого»), «милое, радостное, золотое, счастливое время» («Медея и её дети»). Значимой для персонажей становится память о детстве — автор широко использует художественный приём воспоминания героев о детских годах и родной семье. Эти воспоминания зачастую вызывают сложные, противоречивые чувства («умиление, гнев, тоску и нежность»), но они никогда не оставляют равнодушными. Воспоминания о детстве становятся своего рода источником собирания распавшегося «я».
В детстве душа обнажена, ещё не загрубела, а сознание ещё свободно от приобретённых с опытом шаблонов. В это время восприятие чище и острее, а реакции — непосредственнее. Поэтому ребёнок как никто другой чувствует взаимосвязь людей, родственность каждого каждому. В рассказе «Старший сын» (цикл «Тайна крови») неделю плохо спавший от переживаний отец открывает своему неродному сыну правду, а в ответ слышит: «Пап, и это всё, что ты хотел мне сказать?» [Улицкая 2006: 124]. Автор подчёркивает, что главное не кровное родство людей, а внутренняя связь, и в детстве человек это понимает на подсознательном уровне. Но чем старше он становится, тем дальше отдаляется от источника жизненных сил — своего «я», тем тщетнее становятся его попытки собрать мир из разрозненных осколков. С годами у человека появляется страх, который мешает двигаться вперёд, сковывает мысли, желания, надежды. Если ребенок действует бессознательно, интуитивно, то взрослое сознание плутает в «мнимой возможности поступить иначе» [Юнг 1997: 71].
Умение сохранить в себе качества, присущие детям, по мнению автора, — настоящее искусство, доступное не каждому. Рассматриваемый концепт «Детство» приобретает у Л. Улицкой положительные коннотации и в случае, когда отражает авторское представление о детстве как особом характере мироощущения того или иного персонажа. Детскость (сохранение взрослой личностью свойств, присущих детской) становится ценностной категорией в художественном сознании Л. Улицкой. Не случайно её героини, обладающие неким тайным знанием, наделены чертами, присущими детству: доверчивостью, искренностью и мечтательностью — Сонечка; душевной чистотой, непостижимой интуицией и светлым, открытым отношением к миру — Медея; «незамутнённостью» восприятия, наивностью представлений о мире — Василиса; способностью видеть в привычном
неожиданные и над-обыденные смыслы — хрупкая и нежная Елена Георгиевна Кукоцкая и др. В Елене Георгиевне, занимающей в романе «Казус Кукоцкого» центральное место, актуализированы свойства ранимости, сверхчувствительности, слабости, неординарности. Она воплощает собой образ женщины-ребёнка. Писатель подчёркивает её детскость, которая проявляется как на бытовом (необходимость опоры, беспомощность в хозяйственных делах, крайняя бескомпромиссность в отношениях с мужем), так и на творческом уровне (богатое воображение, игра подсознания, некая абсурдность мышления). Именно этой героине автор даёт возможность совершить «путешествие в седьмую сторону света» (второе название романа) — иную духовную реальность с целью самопознания, ми-ропознания и, в некотором смысле, богопознания. Герои-дети в прозе Л. Улицкой ближе всего оказываются к пониманию космического значения жизни, пониманию места человека в этом мире.
Но в атмосфере всеобщего физического и духовного сиротства, бездуховности, по мысли писателя, практически невозможно сохранить целостность души, моральную чистоту, доверчивость, искренность, простодушие, способность удивляться миру не только взрослому человеку, но и самому обладателю детства — ребёнку. Поэтому вторая тенденция в функционировании рассматриваемого концепта в прозе Л. Улицкой характеризуется представлениями о детстве, как об очень тяжёлом, драматичном периоде человеческой жизни. Зачастую дети в прозе Л. Улицкой — это «маленькие взрослые». Отрицательные коннотации приобретает концепт «Детство» в тех произведениях автора, в которых исследуются истоки развоодушевления людей, в результате которого исчезают духовные традиции, утрачиваются родственные связи, происходит нравственное вырождение личности. В этом случае концепт вбирает в себя такие понятия, как «сиротство», «без-домье», «взрослость».
Автор показывает разные факторы и обстоятельства, способствующие преждевременному, «досрочному» взрослению детей. В рассказе «Капустное чудо», воссоздающем атмосферу бесприютной послевоенной действительности, Л. Улицкая раскрывает изменения, происходящие в юной душе, столкнувшейся с жизненными сложностями, сиротством. Внешне это проявляется в преждевременном увядании, «старении» Дуси и её младшей сестры, на что указывают авторские детали при описании внешнего облика девочек («две сгорбленные девочки»), а также речевые характеристики старшей из них («горестно, по-взрослому, причитала»). В плане внутреннего состояния данный процесс характеризуется стремлением девочек к замкнутости, изолированности от внешнего мира («с городскими ребятами не сошлись», «интереснее было сидеть в комнате»). Происходит своего рода герметизация эмоциональной и духовной свободы ребёнка, вся личность его приобретает печать какой-то забитости, придавленности. Глаза таких детей уже не смотрят весело и открыто, в них часто видны страх, робость, какая-то скованная напряжённость («исподлобья смотрели одинаковыми круглыми глазами»), движения — осторожные, робкие, нерешительные («девочки испуганно жались друг к дружке»). Но автор не теряет надежду на их счастливое будущее, поэтому в финале рассказа обретшие семью в лице старухи Ипатьевны, приютившей их, сиротки Дуся и Ольга оказываются ещё способны воспринять упавший к их ногам заветный кочан капусты как свершившееся чудо.
Гораздо более губительным для нежной детской души, нежели физическое сиротство, по мысли автора, оказывается сиротство духовное. В рассказе «Приставная лестница» в центре внимания автора — семья социально неблагополучная. Семилетняя Нина, взявшая на себя обязанности по воспитанию младших братьев, — постоянная свидетельница семейных ссор, скандалов, пьянства родителей. Суровое, небрежное отношение со стороны близких людей искажает её детскую психику, уродует чистую детскую душу. «Умная не по годам» Нина после возвращения домой безногого отца из госпиталя рассуждает: «Убить бы его <... > Но как тогда с комнатой быть?Без чёрта этого безногого не дадут!» [Улицкая 2006: 29]. Физическое увечье отца девочки становится продолжением его душевной ущербности. Деструктивный характер поведения ребенка в данном рассказе является формой выражения духовного разлада, разрыва поколения детей с поколением взрослых. Инверсия архетипической составляющей концепта «Детство» становится показателем отступления от универсальных ценностей, в числе которых оказались дом и семья.
Через взаимопроникновение концептов «Детство», «Дом», «Семья» и «Судьба» в романе «Казус Кукоцкого» Л. Улицкая открывает первоисточники нравственности, гармоничного развития личности. На примере двух детских образов Татьяны Кукоцкой и Тамары Полосухиной автор показывает зависимость детских характеров и темпераментов, способностей и возможностей от внутрисемейных отношений; моделирует два варианта развития жизненного сценария. Один из центральных персонажей романа — Павел Алексеевич Кукоцкий — в воспитании дочери руководствуется внегласным принципом: «Лучший способ сделать детей хорошими — сделать их счастливыми» (О. Уайльд). Отсюда вполне естественно его желание «посадить дочку <... > под стеклянный колпак, чтобы защитить от сквозняков, грубости, всех шероховатостей мимотекущей жизни» [Улицкая 2007: 30]. Актуализируя семейные ценности, автор показывает, что Татьяна, выросшая в атмосфере любви и заботы, тепла и взаимопонимания, сохраняет на всю жизнь непосредственность, душевную чистоту, светлое и открытое восприятие мира, нетривиальный взгляд на окружающие вещи, способность любить, радоваться жизни и с улыбкой принимать все испытания судьбы. Гармоничное, цельное сознание не раздёргивает героиню на тысячи мыслей, позволяет почувствовать ту свободу, которая способна сделать по-настоящему счастливой.
Тамара же, рано потерявшая мать и лишившаяся родного дома (её дом — гараж с земляным полом), имеет особый тип сознания и отношения к миру — потребительское, которое выражается в стремлении обрести материальные блага, извлечь личную выгоду в скадывающихся обстоятельствах. Сравнивая героиню с мышью, автор подчёркивает внешнюю и внутреннюю «малость», невыразительность героини: серость, робость, отсутствие собственного мнения. Потеря семьи в детстве Томы осмысляется автором как «расчеловечивание», бездомье становится состоянием её души. Автор снова возвращается к мысли о том, что пережитые в детстве душевный надлом, боль сиротства, искажают психику ребенка, заставляют воспринимать мир враждебно, что в свою очередь губительно сказывается на судьбе последующих поколений, приводит к повторяемости негативного жизненного сценария.
В своих произведениях Л. Улицкая поднимает вопрос о необходимости наиболее гармоничного проживания детства каждым человеком, поскольку в этот прекрасный период жизни закладываются основы нравственности, формируются его личность, моральные и эстетические предпочтения, которые, в конечном счёте, и определяют вектор человеческой судьбы. Детство, по мысли автора, — «тот первоначальный рисунок, по которому будет развиваться весь последующий узор жизни» [Улицкая 2007: 265].
В связи с представленными в прозе Л. Улицкой образами детей и взрослых, наделённых детскими чертами, выстраивается ассоциативный ряд, выявляющий взаимосвязь концепта «Детство» с такими категориями и понятиями, как память, дом / бездомье, счастье / несчастье, детскость / взрослость, истина, судьба, образующими периферию концепта «Детство», его интерпретационное поле.
ЛИТЕРАТУРА
Горохова О. В. Детскость творческой личности в русской культуре XX века // Известия Российского гос. пед. ун-та им. А. И. Герцена. — 2009. — № 99. — С. 331-334.
Зеньковский В. В. Психология детства. — Екатеринбург: Деловая кн., 1995. — 348 с.
Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений. — 4-е изд., доп. — М.: Азбуковник, 1997. — 939 с.
Русский ассоциативный словарь: в 2 т.: от стимула к реакции / Ю. Н. Караулов, Г. А. Черкасова и др. — М.: Астрель: АСТ, 2002. — Т. 1 — 784 с.
Улицкая Л. Е. Бедные, злые, любимые: Повести. Рассказы. — М.: Эксмо, 2007. — 383 с.
Улицкая Л. Е. Люди нашего царя. — М.: Эксмо, 2006. — 365 с.
Улицкая Л. Е. Казус Кукоцкого: роман. — М.: Эксмо, 2007. — 462 с.
Юнг К. Божественный ребенок. — М.: Олимп: АСТ — ЛТД, 1997. — 398 с.
ULITSKAYA'S ARTISTIC WORLD IN THE LIGHT OF CONCEPT "CHILDHOOD" (ON THE ANTHOLOGY OF LITERARY CONCEPTS)
S. M. Kruty
The article considers concept "Childhood" and its functional peculiarities in the context of Ulitskaya's conceptual sphere. The analysis of the structure and essence of the universal concept promote deeper understanding of life philosophy introduced by Ulitskaya. It also helps to reconstruct the writer's world-image and to lay new emphasis on the main sources and motifs of her works.
Key words: childhood, artistic concept, conceptual sphere, L. Ulitskaya's prose.
