CC BY
70
2. Приём парцелляции в романе направлен на активизацию сенсорного опыта читателя; приостанавливает движение мысли и побуждает читателя к медленному, вдумчивому чтению; создаёт атмосферу напряжённости, ожидания; способствует активизации творческого опыта читателя; является одним из средств сжатого пересказа.
3. Парантезы в романе способствуют процессу диалогизации и драматизации повествования; составляют комментарий к привычкам, интересам персонажей; составляют комментарий-оценку эмоционального переживания ситуации, произошедшей в прошлом, с позиций восприятия в момент настоящего; содержат комментарий к выдвинутому каким-либо персонажем предположению; обнаруживают присутствие авторедактирующего начала; содержат комментарий относительно содержания жеста или взгляда персона-
жа; составляют комментарий-ремарку. Информация, заключённая в таких конструкциях, представляет собой декоративный фон или задний план соответствующей сцены.
Библиографический список
1. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. - М., 1955. - С. 80-85.
2. Виноградов В.В. О категории модальности и модальных словах в русском языке // Труды института русского языка АН СССР. - 1950. - С. 81-90.
3. Вулф В. Миссис Дэллоуэй. - СПб.: Азбука-классика, 2004. - 224 с.
4. Грешных В.И., Яновская Г.В. Вирджиния Вулф: лабиринты мысли. - Калининград: Изд-во Калининградского гос. ун-та, 2004. - 145 с.
5. Woolf V. Mrs Dalloway. - Wordsworth Editions Limited, 2003. - 146 p.
А.Н. Мешалкин, Л.В. Мешалкина ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИР Е.В. ЧЕСТНЯКОВА
Ефим Васильевич Честняков, самобытный художник и писатель, талант которого, к сожалению, был поздно открыт, являет нам удивительную сторону народной культуры и народного духа.
Е.В. Честняков родился в д. Шаблово Колог-ривского уезда Костромской губернии в 1874 году в крестьянской семье, в которой (как, пожалуй, и в каждой крестьянской семье глубинной России) хранились патриархальный уклад, устойчивые формы быта и бытия, тяга к труду и земле. Все это и формировало характер и мировоззрение будущего художника. Не случайно Честня-ков хранил память о детстве, как нечто сокровенное, до последних дней. С детских лет запали в его душу сказки бабушки Прасковьи, обладавшей доброй поэтической душой, фантастические рассказы про старину, всякую нечисть и свои жизненные приключения деда Самойла. В записных тетрадях Честняков указывал, что «поэзия бабушки баюкала, матери - хватала за сердце, дедушки
- возносила дух». Эта необычная атмосфера жизни семьи Честняковых, живые картины крестьянского быта, труда пахаря и сеятеля и мечты народа о счастливой доле синтезировались впоследствии в творческом сознании художника и воплотились с чудесной силой в его своеобразных полотнах и литературных произведениях.
Пройдя местные и столичные «университеты» (уездное училище, Солигаличское духовное училище, Костромская духовная семинария и Казанская духовная академия, Высшее художественное училище при императорской Академии художеств), Честняков не порвал связи с народной жизнью, более того он полностью окунулся в ее стихию, вернувшись в родную деревню. Перспективы большого цивилизованного мира не прельстили его, художник предпочел жизнь естественную, органичную, пусть и полную проблем и забот. Не случайно в произведениях Честнякова просвечивается его любование деревенским бытом, мысль о том, что в простой жизни больше достоинства, человеческого тепла, красоты, чем в городской. Примечательно в этой связи отсутствие в творчестве Честнякова темы тяжелого крестьянского труда, к которой обращались, к примеру, Некрасов, Кольцов, писатели-народники. Его герои-крестьяне на отдыхе после труда, заняты другим, но не менее важным, на взгляд автора, делом: играют, пляшут, водят хороводы, шутят. Зная жизнь крестьянина изнутри, понимая, что именно труд - основа жизни, Честняков в то же время был убежден, что не хлебом единым жив человек. Он часто сетовал, что множество людей делают что-то для своего пропитания, «мало думая о более существенном, неслучай-
234
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2007
© А.Н. Мешалкин, Л.В. Мешалкина, 2007
ном. Много ряби на поверхности вод, а ею-то занимается большинство». В то же время он видел в человеке стихийное стремление к красоте, к возвышенному, идеальному, к духовным началам. И стремясь увлечь человека в мир лучший, который создается сначала в воображении, а потом и в действительности, Честняков запечатлевал именно те стороны народной жизни, в которых выражалось это сокровенное.
В основе идейно-эстетической концепции Е. Честнякова лежит тяга к истокам человеческого бытия, к первоосновам жизни. Потому-то так часто в его произведениях возникает мотив кирпича, с изготовления которого начинается строительство Дома Всеобщего Благоденствия. Подробно описан этот труд в «Шабловском тарантасе» и «Марко Бессчастном». «На другой день сделали все по кирпичу - двести кирпичей с лишним. Это в среду. В четверг по шести кирпичей, в пятницу - по тридцати, в субботу - по пятидесяти. Всего около двадцати тысяч... А в воскресенье советуются, что делать из кирпичей» («Шаб-ловский тарантас»). «Сегодня вся деревня работает с рассвета кирпичи. Народу - сотни две с подростками. Дела идут недурно: копают, месят, носят, возят» («Марко Бессчастный»). Честнякова интересует не только сам процесс изготовления кирпичей, он любуется их причудливыми формами: «Кто делает простые кирпичи, лишь в форму вкладывают глину, иные же манер им придают узорный, готовят глиняные глыбы разных форм и величин. И маленькие есть, как детские игрушки, и большие, такие, которые и возмужалый человек едва-едва подымет только. Или такой величины, что нужно их распиливать на части, чтобы поднять, перенести» («Марко Бессчастный»). «Кирпичи делали не все простые, а и узоры, кто какой узор измыслит» («Шабловский та-рантас»).Честняков эстетизирует этот труд, подчеркивает, что он не механический, а осознанный, имеющий целью благо для всех и каждого, а потому приносящий радость и душевное удовлетворение. Это труд над совершенствованием мира, запечатленный автором в сказочно-аллегорической форме. «Когда постройки вылепят, на части их распилят для обжигания и удобства переноски. И получается как будто сказкин городок построек интересных из глиняных частей, отлично обожженных. Потом имеем мы намерение постройки эти воплотить в больших сооружениях. Взамен всей деревни получим мы горо-
док из глины обожженной» («Марко Бессчастный»). Честняков увлеченно, пристрастно создает в «Шабловском тарантасе» и «Марке Бессчастном» причудливый, сказочный мир, словно лепит свои «глинянки», изобретает для детей игрушки, строит для них дивные дворцы, разыгрывает с ними театральное действо. Мир этот предельно фантастичен, декоративен, и в то же время, созданный автором в живых картинах, деталях и подробностях, вполне конкретен и реален. Так воплощается в художественном мире Честнякова тема творческого преображения мира, сотворчества жизни. Подобная концепция мира и человека сближает Е. Честнякова с другим талантливым и оригинальным русским писателем - М. Пришвиным. Для обоих художников сказка всегда была жизненной, реальной, а жизнь - необычной, сказочной. В процессе совершенствования человеком мира, формируется и укрепляется его духовная сущность, определяется высший смысл его существования и предназначения на земле. Оба верили в возможности человека не только воспринять всю сложность и многоцветность мира, но и преумножить на основе разума и духа его красоту.
Идеей первоосновы продиктовано и пристрастие Е. Честнякова к устному народному творчеству. Эта обращенность к фольклорной традиции не стилистический прием, а внутренняя, мировоззренческая потребность художника, связанная с желанием сохранить то ценное, что накоплено крестьянским сословием за века его существования, и напомнить, что народная социальная утопия, связанная с идеей Правды и Справедливости, - это естественное стремление человеческого рода к благоустройству жизни. Поэтому и сочетается в сказках Честнякова фольклорная традиция и литературное повествование. Автор использует сказочные мотивы: в «Чудесном яблоке» - мотив «Репки», в «Иванушке» - «Гуси-лебеди». Сказочны у него предметы и явления, птицы и звери. Но сказочное действие происходит не в «тридевятом царстве - тридесятом государстве» и «не долго ли - коротко ли», а в конкретном месте и в полне конкретное время. Сказочное повествование у Честнякова предельно детализировано, насыщено описаниями, бытовой конкретикой, в нем присутствует сам автор. И таким образом писатель вновь приближает сказку к жизни, настаивает, что она может стать реальностью. Правда, это исполнимо лишь при усло-
вии общего, коллективного труда, на основе человеческого единства и братства. Так чудесное яблоко смогли доставить в деревню после того, как к делу приступили все члены большой семьи старика, включая самого маленького ребенка («Чудесное яблоко»). И этим чудесным даром лакомилась вся деревня: «Привезли домой яблоко, и вся деревня сбежалась. Кушали сырым и печеным, когда пришли холода. Соседям всем завсегда хватало, особенно, кто хворает. И хватило им яблока на всю осень и зиму». Огромное яблоко (как и большой пирог, большая печь, огромная ягода) -символ изобилия и благоденствия, что изначально, Богом определено человеку:
- Кто вам дал? - спрашивают.
- Бог дал, - отвечает дедушка («Чудесное яблоко»).
И эта Высшая Справедливость достигается при всеобщем усилии людей.
Идея общности людей, человеческого братства как главного условия построения счастливого будущего восходит у Честнякова к философским воззрениям Н. Федорова. «Строитель» города Всеобщего Благоденствия воспринял взгляды
Н. Федорова на природу и человека и по-особому трансформировал их в своем творчестве. Интересно в этой связи проследить типологию философско-эстетических и этических убеждений А. Платонова (тоже разделявшим учение автора «Философии общего дела») и Е. Честнякова.
Герои повести А. Платонова роют котлован для «общепролетарского дома» («Котлован»), куда через год «весь местный пролетариат выйдет из мелкоимущественного города», а «через десять или двадцать лет другой инженер построит в середине мира башню, куда войдут на вечное, счастливое поселение трудящиеся всей земли». Это всечеловеческий дом будущего, дом-мечта. Он фантастичен в грезах жителей котлована, но и реален, поскольку котлован роют, причем роют с неистовым механическим энтузиазмом, доводящим людей до физического и умственного отупения.
В «Шабловском тарантасе» Честнякова фантастический дом-деревня уже построен. Он строился по-сказочному легко, без физических усилий и надрыва. Этот чудесный дом вбирает в себя все: и природное (Богом созданное), и рукотворное (созданное и создаваемое человеком). «Получился необыкновенно большой дом, а внутри стоят избы и растут сады. Устроили общую печь,
и тепло по трубам стало расходиться по всей деревне. .Лепешки и пироги стали печь в больших печах в маленьких отделениях, устроенных вроде маленьких печей. Еду варили в большущих котлах, и пироги пекли тоже большущие - в сажень, если не больше... И зимой в деревне стало лето: пташки перезимовывают, скворцы остаются и ласточки и зимой распевают».
Прекрасная мечта о всечеловеческом доме в «Котловане» неосуществима, поскольку она предельно оторвана от реальности. Идея превращает человека в орудие, в механизм, подавляет его, он отдает свое человеческое тепло камню, источает силы, не добиваясь результата. Умирает на котловане девочка Настя, ради которой (и таких, как она) должен был возвестись дом всеобщего счастья. Уходит с котлована «сокровенный» герой Платонова Вощев, так и не обретя истины в поисках смысла «отдельного и общего существования». Антиутопический смысл произведения вытекает из того, что человек у Платонова совершает насилие над собой, уничижает в себе духовное, отчуждает себя от природы, творит насилие и над самой Природой, включающей в себя все процессы: от биологических до исторических.
В утопиях Е. Честнякова («Шабловском тарантасе» как своеобразном прологе и «Марке Бессчастном» как развернутом воплощении идеи) человек как раз прилажен к природной жизни, люди-строители одухотворены, в них самих и во всем, что они творят, органично соединяется естественное, природное начало, древняя «забытая родная красота», «евангельские заветы» и достижения цивилизации, дух и материя. «Мы долго думали, как сохранить в культуре нашей бытность, чтоб новыми затеями уклада старины не потревожить. Среди деревни, например, стояла древняя избушка бабушки Варвары. И долго мы готовили в заводах специальную великую лопату квадрату около десяти саженей, чтоб в этот дом перенести избушку вместе с бабушкой Варварой, с пластом земли, с лужком, с полененкой дров, чтоб тишайшим образом не потревожить ни бревнышка и ни ступеньки в лесенке, ни ласточкина гнездышка под крышей и паутинки в уголках (выделено нами. - А.М.)». Марко Бессчастный говорит это с искренним простодушием и глубоким осознанием величайшей важности данного дела. Это не просто забота о престарелых людях, о том, чтобы в цивилизованном, по-новому обустроенном мире им жилось привыч-
236
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2007
но и удобно. Метафорический смысл образа древней избушки с пластом земли указывает на необходимость глубинной связи поколений, сохранения основ жизни, исторической памяти и в то же время - на единство жизни, ее нескончаемость. Примечательно, что старики и дети являются главными героями картин Честнякова. Причем выражения их лиц предельно схожи одухотворенностью и умиротворенностью. Просветленность одних - от мудрости, причастности к высшему смыслу жизни, других - от открытости миру, надежды на постижение ее красоты и тайны.
И А. Платонов в «Котловане», и Е. Честняков в «Шабловском тарантасе» и «Марко Бессчастном» говорят, по сути, об одном и том же (правда, один через пафос отрицания, другой - утверждения): дом-мечта станет реальностью, красота и справедливость воплощены в жизнь при условии органичного слияния человека с жизнью, многовекового исторического и духовного опыта народа с новыми знаниями без насилия над природой человека и непреложными законами бытия.
Своеобразие сказок Е. Честнякова и в том, что их сказочность вытекает из самой жизни, красоты мира и чуткого поэтического видения автором этой красоты. И отсюда - любование миром и всем, что его наполняет. Ярко проявляется эта особенность восприятия мира и человека в сказке «Ручеек». Это скорее и не сказка, а живописные наброски, этюды. Автор живописует в простых, незатейливых тонах пейзажи, сцены из быта крестьян. Ничто не ускользает от пытливого взгляда художника: мальчики, катающиеся на Михайловской горе на санках и крестьянки, полощущие в свежей воде сарафаны да рубахи, неторопливая смена времен года и закат дня, приготовления к Фролову дню и многое другое. В этом маленьком рассказе Честнякову с удивительной художественной силой удалось запечатлеть эпическую полноту жизни, ее спокойное, естественное и размеренное течение. В теплых, мягких тонах высвечивается любование автора самым неприметным, обыденным. Прост, безыскусен, но искренен, правдив и точен и язык художника. «Западная сторона неба разукрасилась розовой вечерней зарей. Послышалась песня. Бабьи и девичьи голоса выводили «Как по нашей по сторонке хорошо привольно.». Спокойная радость
и грусть бесконечная слышится в песне протяжной, как века, знакомой, как жизнь родная, и заунывной и примиряющей». Повествование «Ручейка» напоминает лирические воспоминания-миниатюры Честнякова о детстве, а вместе - страницы романа И. Шмелева «Лето Господне», где каждая вещь, предмет, явление в одухотворенности своей имеет свое место и назначение в сложном, но упорядоченном мирозданьи.
Этюды-главки «Ручейка» скрепляет в художественное целое сквозной образ бегущего, журчащего ручейка как символа живой жизни, ее вечности и благодати.
В то же время Е. Честняков жил и творил не только в мире грез и мечтаний. Художник хорошо знал жизнь и прекрасно осознавал, что достижение идеального, строительство Дома Всеобщего Благоденствия - кропотливая работа многих поколений людей, что этот путь к Красоте и Добру -сложный путь нравственного самоусовершенствования человека. Так, в сказке «Сергеюшко» семечки от волшебной огромной ягоды, которые посадили люди, не проросли: весною случились морозы, а летом стояла жара и сушь. Да и кустик Сергеевых ягод, чудом сохранившихся у ручейка, был вытоптан (по людской неосмотрительности) коровами и овцами. И теперь Сергеюшко «ищет избушку под грибом - ровно пропала, как увидел во сне. Не знает, где живет и бабушка береза».
Судьба Е.В. Честнякова, удивительная, своеобразная, являет нам тот редкий пример, когда жизнь и творчество художника становятся нераздельны, синтетичны и синкретичны. Его гуманистические идеи были не поняты не только односельчанами, но и многими интеллектуалами. Наверно, потому, что Честняков был (и остается во многом) явлением будущего. Из великой любви к человеку он смог прозреть в нем сокровенное: его внутреннюю красоту, его духовную созидательную силу и искренне уверовать в нее.
Библиографический список
1. Игнатьев В.Я., Трофимов В.П. Мир Ефима Честнякова // Из литературного наследия Е.В. Честнякова. - М., 1988.
2. Сапогов В.А. «Окруженный хором муз» // Из литературного наследия Е.В. Честнякова. - М., 1988.
3. Платонов А. Котлован. - М., 1989.
