CC BY
191
Представления о личности и творчестве Ефима Честнякова... УДК 75.03 ; 008.001
Шаваринский Игорь Сергеевич
Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ЛИЧНОСТИ И ТВОРЧЕСТВЕ ЕФИМА ЧЕСТНЯКОВА В КОНТЕКСТЕ ИССЛЕДОВАНИЙ КОНЦА XX - НАЧАЛА XXI ВЕКОВ
В статье речь идет об изучении личности и творчества костромского художника и писателя Е.В. Честнякова, которого академик Д.С. Лихачев сравнил с великим Леонардо да Винчи. Все творчество выдающегося кологривского художника-мыслителя служило выражением его уникального мировоззрения, свойственного людям рубежной эпохи. Целостность художественного видения творца передавалась только «синтезом искусств». Именно целостно, без деления на жанры, следует сегодня работать современным исследователям, изучающим дошедшее до нас наследие Честнякова. Философия творчества Ефима Васильевича тесно связана с национальной самобытной культурой и вековой мечтой человечества о гармоничном земном мироустройстве. В этой связи наследие Честнякова следует рассматривать не только как достижение русского искусства, но и как достояние всей мировой культуры. Глубинное восприятие духовной сути человека и творчества нашло отражение и в принципах педагогической деятельности Е.В. Честнякова, когда в процессе воспитания ведущая роль была отведена искусству.
Ключевые слова: Ефим Честняков, личность, творчество, мировоззрение, народная культура.
Творчество художника есть мысль и чувство, труд и мечта, выраженные в произведении. Истинное творчество ищет ответы на вечные вопросы веры, морали, нравственности, общественной, личной и эстетической жизни. Именно подобная устремленность творческого акта и позволяет творцу перешагнуть узкоутилитарные задачи, вырваться за ограниченность пространственных и временных рамок. Т.П. Сухарева, характеризуя творчество Е. В. Честнякова, указывает на то, что он «поднимает общечеловеческие духовно-нравственные проблемы, через прекрасную мечту показывает пути совершенствования и преобразования жизни русской деревни. И делает это с такой неповторимой национальной самобытностью, что позволяет нам рассматривать его творчество как подлинное достояние не только русской, но и мировой культуры. Осмысление его художественного и литературного наследия становится все более актуальным не только с искусствоведческой, филологической и этнографической точек зрения, но и с богословской» [8, с. 3]. Многозначность духовного наследия, его феномен заставляют исследователей, зрителей, слушателей, читателей вновь и вновь стремиться к раскрытию тайны личности художника, отраженной в загадках его творения, в том числе и в силу того, что «для Честнякова, для всего народного искусства искренность и творчество - синонимы» [6].
В 1968 и 1971 гг. кологривские находки и открытие не похожего ни на кого художника принесли костромским искусствоведам неслыханную популярность. Имя Ефима Честнякова стало обретением мирового масштаба, привлекло внимание специалистов и широкой культурной общественности. Во многих крупных городах и за рубежом с восторженным интересом принимали зрители произведения самобытного таланта из глубинки России. Крестьянское мировосприятие нашло отражение в картинах художника, сказителя, философа и учителя, черпавшего из народной культуры
сюжеты, мотивы и вдохновение для творчества. Картины Ефима Честнякова («Щедрое яблоко», «Феи», «Наш Фестиваль», «Город всеобщего благоденствия»), собранные в домах местных жителей, поразили теплотой и искренностью, цветовым и композиционным своеобразием. Наследие ша-бловского чудака оказалось подобно проникновенной и чистой песни народной души, запечатленной рукой мастера.
Труды В.Я. Игнатьева и Е. Трофимова, С.В. Ямщикова, Льва Кузьмина и Вячеслава Шапошникова в 1980-е - 1990-е годы сделали изобразительное наследие Честнякова широко известным. В новом веке изменение социально-политического и экономического вектора развития страны не привело к снижению интереса к личности художника и его творчеству. Большую ценность для понимания личности художника имеют труды И.А. Серова, основанные на воспоминаниях деда и собственных исследованиях. Обращается в своем исследовании к анализу духовного наследия Е. Честнякова в аспекте феномена красоты Г. Д. Неганова. Благодаря трудам Т.П. Сухаревой в научный оборот введены некоторые «расшифрованные» рукописи Честнякова.
Т.П. Сухарева пишет: «Ефим Честняков прожил долгую жизнь, мечтал о построении "могучей универсальной крестьянской культуры" в юные годы, познал горечь разочарований и потрясений в зрелом возрасте, пришёл к смирению праведника в старости» [6, с. 3]. Родился Ефим Васильевич 19 декабря 1874 года в деревне Шаблово Кологривского уезда Костромской губернии в крестьянской семье Самойловых. В 1889 году закончил Коло-гривское уездное училище, а в 1894 году, по окончании учительской семинарии в селе Новое Ярославской губернии, в звании народного учителя несколько лет работал по специальности. Его способности отметили местные ценители искусства, по совету которых Ефим едет в Петербург учиться живописи. Наибольшее впечатление оказывает на
© Шаваринский И.С., 2014
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова № 7, 2014
269
него встреча с Ильей Репиным. «По словам Ефима Васильевича, он написал Илье Ефимовичу в общей сложности более 18 писем. По данным литературы сохранилось только восемь» [7, с. 101], - сообщает И.А. Серов и добавляет: «Автор обращает внимание еще на одну сторону характера художника - самолюбие. Е.В. Честняков считал, что он постиг все приемы изобразительного искусства и, если ему делали какое-либо критическое замечание, обижался, уходил в себя» [7, с. 238].
Дважды попытка Честнякова найти свое место в столице потерпела фиаско. Типичную жизнь для селянина ведет художник, возвращаясь в Шаблово в 1905 и уже окончательно в 1914 году. Спустя многие годы он напишет К. И. Чуковскому, что работал «с весны до осени на земле, пока не выпадал снег, и за труд мой ученый я садился лишь зимой» [1, с. 79].
Яркое творческое начало требовало постоянного выражения. Ефим Васильевич любил сельские праздники: водил коляды, ставил хороводные представления, устраивал передвижной театр, в котором участвовали все присутствующие: «Сам он был и сценаристом и режиссером, композитором и музыкантом, исполнителем многих ролей театрализованного представления, в котором и зрители и действующие лица составляли нечто единое» [1, с. 16]. Он ставит спектакли об идеальном обществе мира, согласия, добра и справедливости: «Зрители узнавали в героях спектаклей своих же деревенских жителей. При этом благопристойно выглядел тот, кто и в жизни стремился делать добро, был честным и справедливым человеком» [1, с. 140].
Мир детства привлекал его, да и сам Ефим оставался в течение всей жизни большим и добрым ребенком. Развлекал детей и взрослых гуляниями с песнями и танцами. «Свистульки он раздавал детям, а родители платили ему, кто чем мог и сколько мог - в основном молоком, яйцами, хлебом и другими продуктами» [5], - вспоминают односельчане. По воспоминаниям односельчан, ходил он с маленькой гармошкой и свистел в свистульки, похожие на птиц, зверей, домашних животных, мужчин, женщин и детей. Часто его слова обретали стихотворную форму, «сказочную по своему содержанию, чем-то напоминающую не то былины, не то русские задушевные напевы» [1, с. 16].
В родной деревне Ефим Васильевич возвращается к педагогике, считая главным в процессе воспитания искусство. Честняков именно детям отдает свой талант, силы, время, стремясь пробудить в их душах ростки любви к прекрасному. Воспитанники детского сада занимаются с ним живописью, скульптурой, театром, литературой и пением. Именно в творчестве, считает педагог, душа ребенка обретает крылья. «Он искренне верил, что если детей с малых лет приобщить к искусству, из них вырастут другие люди, которым будет дано построить город Благоденствия» [2].
С первой прижизненной выставки Е. В. Честня-кова в Кологривском художественно-историческом музее в марте 1924 года до нас дошло много акварельных портретов крестьян - мужиков, женщин, старух и детей, писанных на бланках документов и отдельных листках бумаги, по стилю и форме близких к его произведениям 10-х - 20-х годов и напоминающих старые дореволюционные фотографии. «Впервые в истории русского искусства профессиональный художник вводит жанровую картину, живописный и графический портрет, являющиеся принадлежностью городской культурной среды, в крестьянскую среду» [8, с. 5], - отмечают исследователи.
В годы Гражданской войны, продолжая творить, художник мучительно переживал за нелегкое положение крестьян. Нехватка товаров, налоги обескровливали и без того бедные дворы, скудная земля давала нищенские урожаи, отсутствовали заработки. Он записывает: «Дайте и нам, деревне хоть что-нибудь. Не говорю фабрики, дворцы, но хотя бы жалование» [1, с.147].
В стихотворении Честнякова к вынужденному уехать в город от произвола местных властей другу - старосте Алексею Семенову - с горечью говорится:
.. .И так всегда с Руси стремятся за границы, Как будто женихи от бедственной девицы. Все уезжают в города, в иные страны, А на деревне - груз труда и всякие изъяны.
[10, с. 307].
Тяжело ударила по деревне и продразверстка, художник мучительно переживал бедствия народа. «В творчестве Ефима Честнякова было много символики, иносказательных образов и в дореволюционный период творчества, но в произведениях 1920-х - 1930-х годов они проявились с особой мощью. В этот период его можно назвать свидетелем распятия крестьянской Руси, отразившим в своих рисунках, стихах и прозе боль и страдания русской деревни» [8, с. 7]. Вокруг шла не только идеологическая, политическая борьба, но разворачивалась открытая масштабная битва борьбы Добра со злом. Честняков был религиозным человеком и «ко всем событиям и поступкам людей подходил с точки зрения религии. Это отражалось в его поступках и делах, в отношении к новой власти и власти к нему. Он всегда очень сожалел о разрушенных церквях, оскверненных могилах, глумлении над прахом людей» [7, с. 210].
И.А. Серов передает оригинальные философские умозаключения Честнякова о том, что «тремя китами нравственного мира человека, без которых нельзя назвать его настоящей личностью, были и остаются свобода, творчество, любовь. Свобода раскрепощает силы, заставляет искать пути к жизни, достойной человека. Творчество - вдохновенное служение избранной деятельности, выводит человека из сферы эгоистических интересов, по-
Представления о личности и творчестве Ефима Честнякова..,
зволяет личности духовно расти. Любовь преображает и облагораживает. Она не отрывает человека от действительного мира; нужда в другом человеке помогает узнать себя, познать свое назначение и свою роль на земле» [7, с. 240-241].
При жизни Ефим Васильевич Честняков так и не был признан. И.А. Едошина сообщает: «Когда в начале 1950-х годов Честняков попытался стать членом Костромского союза художников, он получил высокомерный отказ» [2]. Организованный им театр рассматривали как «чудачество» и детскую забаву; суждения и высказывания о роли и месте художника считали праздным вымыслом. А он заглядывал далеко вперёд, обнаруживал будущее в сегодняшнем, современном ему мире. «Видимо, свыше на него была возложена миссия - запечатлеть в своих произведениях и тем самым сохранить для будущих поколений духовный мир русского крестьянства с его православной верой, народной культурой, взаимодействием с окружающей природой. И он достойно выполнил эту миссию, несмотря на все страдания, которые уготовила ему судьба» [8, с. 5].
Его творчество поражает философской глубиной, гармонично выраженной в похожей на народный лубок манере. Согласимся с мнением искусствоведов о том, что «некий сказочный и в то же время реальный мир открывал взору дарование глубокое, оригинальное, исполненное полета фантазии, меры и безукоризненного вкуса. В полотнах было много таинственного, загадочного» [1, с. 14]. По нашему мнению, важно при анализе творчества художника учитывать и такое мнение: «Художественная структура полотен Честнякова... несущих свою философию, такова, что они свободно входят в окружающую среду... своим поэтическим настроением. При этом фольклорность образа не оборачивается примитивизмом или упрощенностью, как это нередко бывает. Живописная культура художника сама по себе несет праздничную радость преображения обычного, малого во всеобъемлющее. Это традиция русского искусства!» [1, с. 107].
Самобытный мыслитель изображал на своих полотнах не только сказочных героев или окружающих его людей, он старался передать в своих произведениях душу человека, очищенную от «скорлупы». В одной из поздних записных книжек Честнякова есть поразительные слова: «Душа стремится к Богу. И бедная - будто пугается света, как существо, долго находившееся во тьме. Она уже не сразу узнает свою родину - Небесное Отечество...» [4]. Душа в произведениях Честнякова как бы имеет собственную высоту или возраст, тесно связанный с нравственной составляющей. Тайны мироздания, недоступные мудрецам века сего, доступны детской чистой душе, поэтому и выражение детских лиц взрослое. В свою очередь, взрослый человек, обремененный заботами, способен порой ощутить счастье от соприкосновения
с настоящей правдой, красотой и добротой. В этот миг душа как бы припоминает состояние детской непосредственности и радости, поэтому на полотнах Честнякова у взрослых детские лица. Он был убежден в том, что искусство способно воспитывать и духовно поддерживать человека с раннего детства и до глубокой старости.
Мастерство и художественное творчество народа нашло отражение и в словесном творчестве Честнякова, которое нередко обретало стихотворную форму, «сказочную по своему содержанию, чем-то напоминающую не то былины, не то русские задушевные напевы» [1, с. 16]:
.. .Тёмным вечером с подружками пойдёшь.
В хороводе звонко песни запоёшь. [8, с. 33].
В сказке выражал художник заветное желание, затаенную надежду народа. «Фантазия, - писал Честняков, - она реальна; когда фантазия сказку рисует - это уже действительность. И потом она войдет в обиход так же, как ковш для питья. И жизнь будет именно такой, какой рисует ее наша фантазия. И если идея есть о переселении на другие миры, например, то и она осуществится. И те люди, которые в идейном мире от земли не подымаются, они отстали. Гляди вперед и покажи твои грезы, и по красоте твоих грез ты займешь свое место.» [1, с. 78]. Упомянем и тот факт, что сказки Ефима Честнякова опубликовало и столичное книжное издательство.
На целостность художественного видения Честнякова указывают многие: «Сам же художник говорил, что картины его, в обычном понимании этого слова, картинами как бы и не являются. Их надо рассматривать одновременно с "глинянками" и "словесностью"» [7, с. 159].
По словам исследователей, творчество было для Честнякова «не художественной игрой в народное искусство, а способом выражения его художнических чувств и настроений, да и в целом его мировоззрения, с его мечтой сохранить, сберечь то бесценное, что накоплено на земле поколениями самого древнего на Руси - крестьянского сословия» [1, с. 96].
Ефим Честняков хотел, чтоб «между его искусством и жизнью не стояло никакой чрезмерной искусности, ничего, не свойственного его родному крестьянскому миру. Эта верность простоте и естественности всего родного, деревенского сохраняется всюду и в его словесности. Отношение его и к живописи, и к тому, что он называл своей словесностью, было мировоззренческим. Мировоззрение же его <.> строилось на глубоко народных основах» [9, с. 68].
Большинство исследователей сходится во мнении: «Творчество Ефима Честнякова - это неисчерпаемый источник духовной и народной мудрости, сокровищница русской крестьянской культуры. Можно называть его и "рыцарем сказочных чудес",
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова № 7, 2014
271
и "стражем русской деревни", и "певцом распятой Руси", и "посланцем вечности", ясно одно - он пришел в этот мир не случайно» [8, с. 9].
На современном этапе развития культурологической мысли творческое наследие Честнякова можно определить как пространство культурного диалога в области художественного слова и изобразительного искусства. Цельность поэтического мировосприятия художника нельзя было выразить иначе, чем в синтезе искусств, в гармонии слова, цвета и образа. В этой связи важны выводы И.А. Едошиной о типичности этого творческого явления в определенном временном периоде культурного развития: «Для художественной культуры рубежа XIX - XX веков понятие "синтез искусств" (Gezamtkunstwerk) было одним из основополагающих и нашло отражение как в деятельности отдельных творческих личностей <...>, так и целых направлениях» [3, с. 7]. Ведь именно «на рубеже» столетий формировался как самобытная личность Е.В. Честняков.
Думается, что сегодня мы только прикасаемся к разгадке личности и смысла творчества Ефима Честнякова. Народная жизнь, представленная на его полотнах и в литературном творчестве, преображенная самобытным художественным гением, ждет «расшифровки» именно в единстве всех видов искусства, а также в контексте развития определенной этнокультурной традиции.
Библиографический список
1. Игнатьев В.Я., Трофимов Е.П. Мир Ефима Честнякова. - М.: Мол. гвардия, 1988. - 221 с.
2. Едошина И.А. Религиозные мотивы в сказке Е.В. Честнякова «Чудесное яблоко» // Светочъ. Альманах. - Кострома, 2007. - № 1. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://kocio.mrezha.ru/ Мех^р/<д/132 (дата обращения: 24.06.2014).
3. Едошина И.А. Художественное сознание модернизма: истоки и мифологемы. - М.: Изд-во РГГУ; Кострома: КГУ им. Н. А. Некрасова, 2002.
4. О великом сказочнике-живописце ХХ века -Ефиме Честнякове. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.woman55plus.ru/ru/ kultura/.view/id/183/ (дата обращения: 22.10.2013).
5. Орехова М.М. Воспоминания о художнике Ефиме Васильевиче Честнякове. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://kostromka. ru/kostroma/land/04/orehova/ (дата обращения: 20.10.2013).
6. Серебровский В. Ефим Честняков - подлинно народный мастер // Ефим Честняков. Новые открытия советских реставраторов / сост. С.В. Ямщиков. - М.: Советский художник,1985.
7. Серов И.А. Не признан при жизни. - Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова, 2003. - 252 с.
8. Честняков Е.В. Русь уходящая в небо.: Материалы из рукописных книг/ сост. Т.П. Сухарева. - Кострома: Костромаиздат, 2011. - 168 с.
9. Шапошников В. Ефимово «займище» // Ефим Честняков. Новые открытия советских реставраторов / сост. С.В. Ямщиков. - М.: Советский художник, 1985.
10. Шапошников В.И. Ефимов кордон: Роман. -Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1983. - 399 с.
