CC BY
34
4. Надергулов М.Х. Кара Табын ырыуы шэжэрэhе // Башкирские шежере: Филологические исследования и публикации. Уфа: БФАН СССР, 1985. С. 77-87 (Шежере рода Кара Табын).
5. Научный архив Уфимского федерального исследовательского центра РАН. Ф. 3. Оп. 93. Ед. хр. 1.
6. НА УФИЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Ед. хр. 36.
7. Сектор рукописей и редких книг Научной библиотеки Казанского федерального университета. Рукопись 632 т. (старый № 3780).
8. Хусаинов Г.Б. Шежере как историко-литературный памятник // Башкирские шежере: Филологические исследования и публикации. Уфа: БФАН СССР, 1985. С. 3-23.
REFERENCES
1. Bashkirskie shezhere [Bashkir Shezhere]. Comp., Transl. and Comments by R.G. Kuzeev. Ufa: Bashknigoizdat, 1960. 304 p. (in Russ.).
2. Bashkirskie shezhere: Filologicheskie issledovaniya i publikatsii [Bashkir Shezhere: Philological Studies and Publications]. Ufa: The Bashkir Branch, USSR Academy of Sciences, 1985. 162 p. (in Russ. and in Bashkir).
3. Malov, S.E. Pamyatniki drevnentyurkskoi pis'-mennosti: teksty i issledovaniya [Monuments of Ancient Turkic Writing: Texts and Studies]. Moscow;
Leningrad: The USSR Academy of Sciences, 1951. 451 p. (in Russ.).
4. Nadergulov, M.Kh. Kara Tabyn yryuy shàzhàràhe [The Shezhere of the Clan Kara Tabin]. In: Filologicheskie issledovaniya i publikatsii [Bashkir Shezhere: Philological Studies and Publications]. Ufa: The Bashkir Branch, USSR Academy of Sciences, 1985. P. 77-87 (in Bashkir).
5. Nauchnyj arkhiv Ufimskogo federal'nogo issle-dovatel 'skogo tsentra RAN. F. 3. Op. 93. Ed. khr. 1 [The Scientific Archives of the Ufa Federal Research Center, the Russian Academy of Sciences. Fund 3. Bordereau 93. Item 1] (in Russ.).
6. NA UFITs RAN. F. 3. Op. 12. Ed. khr. 36 [The Scientific Archives of the Ufa Federal Research Center, the Russian Academy of Sciences. Fund 3. Bordereau 12. Item 36] (in Russ.).
7. Sektor rukopisey i redkikh knig Nauchnoy bibliote-ki Kazanskogo federal'nogo universiteta. Rukopis ' 632 t. (staryj No. 3780) [The Department of Manuscripts and Rare Books, the Scientific Library, Kazan Federal University. Manuscript 632 t. (Old No. 3780)] (in Bashkir).
8. Khusainov, G.B. Shezhere kak istoriko-literaturnyj pamyatnik [Shezhere as a Historical and Literary Monument]. In: Bashkirskie shezhere: Filologicheskie issledovaniya ipublikatsii [Bashkir Shezhere: Philological Studies and Publications]. Ufa: The Bashkir Branch, USSR Academy of Sciences, 1985. P. 3-23 (in Russ.).
Б01 10.24411/2223-0564-2019-10408 Ф.Ш. Сибагатов УДК 821 (470.57)
ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ОТРАЖЕНИЕ КОРАНИЧЕСКИХ ПРЕДАНИЙ О ПРОРОКАХ В БАШКИРСКОЙ ДУХОВНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Аннотация
Значительная часть произведений духовной литературы связана с интерпретацией коранических преданий о пророках, потому что умелое и своевременное использование автором религиозных персонажей повышало психоэмоциональное восприятие текста. В некоторых случаях такой персонаж может выступить и в качестве символа, значительно расширив свои возможности. Интерпретацию коранических преданий и персонажей
Сибагатов Флюр Шарифуллинович, кандидат филологических наук, доцент, заведующий отделом рукописей и редких изданий Национальной библиотеки им. Ахмет-Заки Валиди Республики Башкортостан (Уфа), e-mail: jamachta@mail.ru
Flur Sh. Sibagatov, Cаnd.Sc. (Philology), Associate Professor, Head of the Department of Manuscripts and Rare Editions, the National Library Named after Akhmet-Zaki Validi of the Republic of Bashkortostan (Ufa), e-mail: jamachta@mail.ru
в башкирской литературе мы видим на примере произведений А. Каргалы, Р. Фахретдинова, Ш. Бабича и др. Произведение Ш. Бабича «Корбан байрам менэсэбэте илэ» (1918; «По случаю Курбан-байрама») основано на сюжете легенды об Ибрахиме и его сыне Исма'иле, однако главными героями являются не мифические пророки, а весь башкирский народ, который, не задумываясь, жертвует во имя свободы жизнью своих любимых сыновей. Коранические персонажи получают своеобразную интерпретацию и в современной литературе. В повести «Бер кэмэлэ» (2010; «В одной лодке») А. Аминева тема защиты родной земли, природы и экологии рассматривается через призму библейско-мусульманской легенды. Устное народное творчество также включает в себя значительный корпус произведений религиозного и религиозно-дидактического характера. За их основу взяты сюжеты и мотивы традиционных мусульманских легенд и преданий, в которых присутствуют такие персонажи коранических и послекоранических легенд, как Мухаммад (Мухаммед), Нух, Ибрахим, Зу-л Карнайн. Таким образом, для национальной литературы и устного народного творчества характерна интерпретация ко-ранических преданий о пророках, которые в основном носят орнаментальный характер.
Ключевые слова: башкирская литература, персонаж, коранические предания, сюжет, интерпретация
Flur Sh. Sibagatov
ARTISTIC REFLECTION OF QURANIC LEGENDS ABOUT PROPHETS IN BASHKIR ECCLESIASTICAL LITERATURE
Abstract
A significant part of the works of spiritual literature is associated with the interpretation of Quranic legends about prophets, because the skillful and timely use of religious characters by the author increased the psycho-emotional perception of the text. In some cases, such a character can also act as a symbol, significantly expanding its capabilities. We see the interpretation of Quranic traditions and characters in Bashkir literature on the example of works by A. Kargaly, R. Fakhretdinov, Sh. Babich and others. The work of Sh. Babich On the occasion of Kurban-bairam (1918) is based on the plot of the legend of Ibrahim and his son Isma'il, however, the main characters are not mythical prophets, but the whole Bashkir people, who, without hesitation, sacrifice the life of their beloved sons in the name of freedom. Quranic characters receive a peculiar interpretation in modern literature. In the story In the same boat (2010) by A. Aminev, the theme of protecting the native land, nature and ecology is considered through the prism of the biblical-Muslim legend. Folklore also includes a significant body of religious and religious-didactic works. They are based on the plots and motifs of traditional Muslim legends and traditions, in which there are such characters of the Quranic and post-Quranic legends as Muhammad, Nuh, Ibrahim, Zu-l Karnayn. Thus, the interpretation of the Quranic traditions of the prophets, which are mostly ornamental is characteristic of national literature and folklore.
Key words: Bashkir literature, character, Quranic legends, plot, interpretation
Значительная часть произведений духовной литературы мусульманских народов связана с кораническими сюжетами и персонажами. Как известно, Коран считается первым письменным памятником арабской прозы, содержание которого включает в себя пересказ историй и событий доисламской Аравии, нравственные и юридические установления, описание картин Судного дня и др., написанные рифмованной прозой (садж).
Мусульмане считают Коран нерукотворным и неподражаемым, но при детальном рассмотрении можно отличить несколько компонентов, оказавших влияние на коранический текст. Во время своих проповедей Мухаммед чаще говорил то, что слышал ранее, поэтому в Коране можно найти элементы, схожие с зороастризмом,
иудаизмом, христианством и фольклором народов, проживавших на Аравийском полуострове. Например, кораническая легенда об 'Исе, который считается вторым по значимости пророком после Мухаммеда, почти дословно повторяет христианскую мифологию (сура «Марйам» [19: 16-35]). Даже при поверхностном рассмотрении можно заметить, что основная часть персонажей вошла в Коран из Ветхого Завета: Идрис -Енох, Нух - Ной, Ибрахим - Авраам, Лут - Лот, Исмаил - Измаил, Исхак - Исаак, Якуб - Иаков, Юсуф - Иосиф, Аййуб - Иов, Муса - Моисей, Харун - Аарон, Дауд - Давид, Сулейман - Соломон, Илйас - Илия, Иса - Иисус и др.
Мусульманские богословы едины во мнении, что вопрос об общем числе пророков и послан-
ников в истории человечества остается открытым. Согласно преданиям, было послано около 124 тысяч наби, из них расулей всего около 300. Среди последних наиболее авторитетными принято считать Адама, Ибрахима, Нуха, Мусу, Ису и Мухаммада. Относительно таких персонажей, как 'Узайр, Тубба и Зу-л Карнайн, среди богословов идут споры: часть из них признают за ними пророческий статус, другие исключают это.
М.Б. Пиотровский предлагает отнести к ко-раническим сказаниям также отдельные упоминания имен, пророков и народов, за которыми стоят какие-либо известные сюжеты, а термином «персонаж» называть все имена, встречающиеся в Коране [1, с. 25-26].
А.Р. Гимаева выдвигает свою классификацию коранических персонажей. По форме: 1) перечень имен пророков; 2) череда пророческих историй, как правило, имеющих форму притч. По составу: 1) отвергнутые пророки, в число которых обычно включаются Нух, Худ, Салих, Лут, Шуайб, Муса; 2) пророки завета, например, Ибрахим, Муса, Иса, и, естественно, Мухаммад, как завершающее звено; 3) пророки авраамиче-ского монотеизма, демонстрирующие преемственность и эволюцию пророчества в потомстве Ибрахима: Ибрахим, Исхак, Йа'куб, Муса, Иса; 4) универсальный пророческий ряд, начинающийся с Адама и завершающийся Мухаммадом, т.е. в принципе охватывающий собой всех пророков, как названных в Коране, так и не названных [2]. Однако данная классификация условная и не подходит для изучения коранических персонажей в национальных литературах. Например, не все коранические персонажи нашли отражение в башкирской духовной литературе. В исламе в пророческий ряд были включены, наряду с общебиблейскими, чисто аравийские (или вне-библейские) пророки, как Худ, Салих, Шу'айб. Естественно, образы данных пророков не встречаются в национальной литературе.
Сюжетно-композиционных особенностей и авторского стиля недостаточно для повышения художественного пафоса и влияния произведения на читателя. Здесь важно также умелое и своевременное использование автором действующих лиц. Если это хорошо известная читателю историческая личность, коранический или религиозный персонаж, то в этом случае повышается психоэмоциональное восприятие текста читателем. Освоение и анализ текста может произойти на подсознательном уровне. Таким образом, писа-
тель избавляется от подробного изложения своих мыслей. В некоторых случаях такой персонаж может выступить и в качестве символа, значительно расширив свои возможности. Например, Йусуф - символ красоты и верности, его умело использовали в своих произведениях С. Кудаш, М. Карим, Н. Наджми, Ш. Анак, Р. Гарипов и др.; Иблис - символ отрицательного и темного, Ибрахим - преданности, Сулейман - мудрости и т.д. Это один из факторов их широкого распространения в литературе. Второй - использование легенды или отдельных ее отрывков вместе с персонажами (Ш. Бабич «По случаю Курбан-байрама», М. Гафури «Э^эм вэ Иблис» («Адам и Иблис»), Ф. Галимов «Мэжлес» («Меджлес» -«Пир») и др.).
Информация о тех или иных событиях, персонажах в Коране обычно приводится сжато или только упоминается. В этих случаях подробно о посланнической миссии пророков, их историю можно узнать только из послекорани-ческих преданий. Со временем коранические и послекоранические предания обрабатывались и получались литературные формы. Наибольшую известность среди мусульман получило произведение тюркского писателя Насреддина Рабгузи и^зз («Кисасе-л анбия» - «Рассказы о пророках»), состоящее из 72 рассказов религиозного характера. В основном автор опирался на Библию и Коран, но ряд сюжетов заимствован из исторических хроник, как «История пророков и царей» Табари.
Часто коранические сюжеты в произведениях тюркских писателей, в т.ч. и башкирских, носят просветительский характер, например, ¿¡и^! >-=3^1 («Мохтасар таварихе анбия» -«Сокращенная история пророков») татарского мыслителя К. Насыри, ^—* («Кисасе-л анбия» - «Рассказы о пророках») (изданный без указания автора), («Китабу
мифтаху-т тауарих» - книга «Ключ к истории») башкирского ученого Хабибназара ас-Стерлетамаки и др. В книге ¡ШэЛ
(«Кыссас анбия вэ тауарих холяфа» -«Сказания о пророках и истории халифов») А. Джавдата в популярной форме изложена история пророков и халифов от Адама до исхода пророка Мухаммада из Мекки (до хиджры).
В исламе пророческий ряд носит закрытый характер - завершается пророком Мухаммадом, для обозначения особого статуса которого применяется термин «хатам ан-набиййин» (печать
пророков). Данное определение находит отражение в суре «аль-Ахзаб»: «Мухаммад не был отцом кого-либо из ваших мужчин, а только посланником Аллаха и печатью пророков» [33:40].
Как справедливо указывает М.Б. Пиотровский, «...успех ислама как религии и как социальной системы был обеспечен и объективными и субъективными факторами. В ряду последних одно из ведущих мест занимает личность Му-хаммада, вдохновенного оратора, проповедника, преданного своему делу вероучителя, умного и гибкого политика, умевшего соединять идеал с реальностями жизни, верность традиции с решительными новшествами, принципиальность с гибкостью, «демократизм» с единовластием, мягкость с суровостью и решительностью. Реальные результаты деятельности Мухаммада и тот персонаж пророка и правителя, основу для которого он создал своей жизнью, определяют значение роли личности Мухаммада в средневековой истории Востока и Запада» [3, с. 180].
До начала ХХ века трудно найти произведение, в котором не упоминалось бы имя Мухаммеда. Здесь сказывается влияние арабо-мусульманской книжной традиции. Такое сюжетно-композиционное построение особенно четко прослеживается на примере . '..„^а. («Кысса-и Йусуф» - «Сказание о Юсуфе») Кул Гали. Произведение начинается с восхваления Аллаху, затем автор останавливается на Мухаммеде. По мнению автора, он не только обычный пророк, коих многие тысячи, а самый приближенный к Аллаху, его друг.
Сочинение Р. Фахретдинова (^"j i^0)
ja- («Мухаммад (салуллахаляйхи вэ салям») -«Мухаммад (да благословит его Аллах и приветствует)») можем отнести к жанру сира [4]. Повествование предполагает, что описываемые в произведении события будут происходить в иной географической среде, отличающейся от привычной читателю. Вследствие этого неотъемлемым атрибутом агиографических произведений являются отсылки к источникам сюжета: Корану, хадисам, сунне, трудам мусульманских богословов. Данный художественный прием выполняет две функции: с одной стороны, служит признанием следования автора традициям арабо-мусульманской культуры, с другой - показывает его причастность к сокровенным знаниям. Вследствие этого Р. Фахретдинов ссылается на труды s(«Сират ан-наби» - «Биография пророка») Ибн Хашима, «Далаьил ан-Набуа»
Нагима ал-Асбахани, «Уакад ифтираса ал-асад фи таррики-ш Шам» Хади Байдауи.
После Октябрьской революции 1917 г. образ Мухаммеда получил противоположную интерпретацию. Он стал символом старого, изжившего мира. В то же время на начальном этапе, когда положение нового строя было шатким, велась осторожная политика. В годы Гражданской войны (1917-1922) в отношении ислама и Мухаммада наблюдается интересная картина. Исходя из принципа, что в политике все средства хороши, и белое движение, и красные старались воспользоваться ими для достижения своих конечных целей. Белое движение создавало все условия для распространения ислама. Например, один из руководителей Башкирского национального движения, сторонник монархического строя М.Г. Кур-бангалиев для борьбы против красных войск создал так называемые «полки Мухаммада».
Большевики также старались не задеть чувства верующих. Например, в стихотворении «Ун дурт быуат Мехэммэттец тыуганына...» (1923; «Четырнадцать веков рождению Мухаммеда.») Д. Юлтыя в двух строфах из пяти дается экскурс в историю возникновения ислама. Все это идет параллельно с освещением образа Мухаммада. Пророк для него не злодей, а человек с лидерскими задатками. Автор не задевает основателя ислама, а как бы констатирует только факты, что каждый мусульманин по-своему судит о действиях пророка. Даже в своих поздних произведениях Д. Юлтый открыто не выступал против религии.
Интерпретацию коранических преданий и персонажей мы видим на примере произведения А. Каргалы. Один из героев произведения (^лииЛ ¿л ^и.Ял^З (1845; «Тэржемэи
хажи Эбелманих эл-бистэYи эс-Сэгиди» - «Переводы хаджи Абульманиха из Сеитовского посада») Капус жил тем, что собирал брошенные на рынке арбузные семечки и продавал их. В одно время цены на семена сильно подскочили, благодаря чему он стал очень богатым человеком, затем и фараоном. В конце концов, Капус возомнил себя «раббе-л галямин» («господь миров») [5, с. 166], за что был наказан.
Капус напоминает персонаж Каруна в мусульманской мифологии, который отождествляется с Фирауном и Хаманом, в своем мирском благополучии бросившими вызов Аллаху [29:39, 40:24]. Мусульманские богословы считают Каруна сородичем Мухаммеда и притеснителем пророка Мусы. Он причинял зло Мусе, хвалился своими
огромными сокровищами. Чтобы наказать его за высокомерие и показать ничтожность земных благ по сравнению с небесными, Аллах заставил землю проглотить Каруна вместе с его богатствами и жилищем: «И не оказалось у него толпы, которая защитила бы его от Аллаха. И не оказался он получающим помощь» [Коран. 28:81].
Стихотворение Ш. Бабича «По случаю Курбан-байрама» основано на сюжете корани-ческой легенды о пророке Ибрахиме и его сыне Исма'иле. Действие в произведении начинается со сна Ибрахима, в котором он услышал голос Аллаха, требующий приношения в жертву его сына:
Улыцды сал, ая ИбраЫм, тип Ишетеп ^ктэн Хактыц ауазын. БисмилаЫ-р рахмани-р рэхим, тип Ышкый Исмэгилдец бога^ын.
Принеси в жертву сына, ая Ибрахим, Услышав с неба возглас Божий. С божьим именем милосердным Трет он шею Исма'ила1.
Дальнейшее повествование не отличается от сюжета коранической легенды. Узнав о намерении Ибрахима принести его в жертву, Исма'ил принял эту весть спокойно, даже стал успокаивать отца:
Куй, илама, атай, мин тыныс, шат,
ХакризаЫгн ал, - ти Исмэгил...
Оставь, отец, не плач, спокоен я, рад,
Получи благословение Всевышнего, - сказал Исма'ил.
Это созвучно со следующими строками суры «ас-Сафат»: «Праведный сын ответил «О отец мой, делай, что тебе приказано; ты найдешь меня, если пожелает Аллах, терпеливым» [37: 102/101-102].
Увидев чистые намерения Ибрахима, Аллах дальше не стал испытывать его.
Таким образом, в данном случае авторская идея-тематика, сюжетная последовательность и художественные приемы описания в основном были подчинены сюжету коранической легенды. В то же время главными героями произведения являются не мифические пророки Ибрахим и Исма'ил, а весь башкирский народ, который, не
1 Здесь и далее подстрочный перевод автора.
задумываясь, жертвует во имя свободы жизнью своих любимых сыновей.
Коранические предания и персонажи получают своеобразную интерпретацию и в современной литературе. Например, в повести «В одном ковчеге» А. Аминева тема защиты родной земли, природы и экологии рассматривается через призму библейско-мусульманской легенды.
Произведение начинается с повествования о пророке Нухе, который на своем ковчеге во время всемирного потопа сумел спасти не только жену и детей, но и животный мир (Бытие. 8:1-5). Однако далее понимаем, что данное предание -это местная версия библейско-коранической легенды: «0с кен тигэндэ, н^эйэт, барып еттелэр элеге эллэ кайзан hерэйеп куренгэн тауга, уны Торатау тип атанылар, йэгни Тере тау - Y33эрен Yлемдэн коткарган. Аллаh Тэгэлэ эмере буйын-са, Нух пэйгэмбэр катыны, улдары, килендэре, кыззары-кейэYЗэре, hайлап алган кешелэре, хай-уандары менэн кэмэнэн сыкты» [6, с. 33] («По истечению трех дней, наконец, доплыли к видимой издалека горе, которую они назвали Торатау, то есть Живая гора - гора, спасшая их от смерти. По приказу Аллаха пророк Нух с женой, сыновьями, снохами, дочерями-зятьями, избранными людьми и животными вышли из ковчега»).
По мере развития событий мы видим, что автор вкладывает в этот сюжет еще более широкое значение: он как бы символизирует современное общество. В ней, как и в Ноевом ковчеге, есть мыши, готовые изнутри перегрызть лодку и затопить всю живность. В произведении образ мышки подразумевает одного из безымянных отрицательных героев, председателя районного общества охотников, который с «мышиными глазами, лопоухий». Повесть завершается тем же сюжетом: <^эбит и^ез-си^ез томан дицгезендэ, Нух кэмэhенэ ултырып, утрау эзлэп йезеп бара Ьыматс... Э томан уньщ hайын куйыра ла куйыра...» [6, с. 69] («Как будто Габит в безбрежном море тумана плывет на лодке Нуха, ища остров. А туман становился все плотнее и плотнее...»).
Габит, как и Нух, предстает перед читателями спасителем человечества и животного мира. Таким образом, А. Аминев ставит своего главного героя в один ряд с пророками. Здесь автор как бы продолжает традицию Ш. Бабича, заложенную в произведении «По случаю Курбан-байрама».
Башкирское народное творчество включает в себя значительный корпус произведений религиозного и религиозно-дидактического характера, представляющих собой сочинения разного рода жанров - дастаны, кысса, хикаят, мунаджаты. За их основу взяты сюжеты и мотивы традиционных мусульманских легенд и преданий, сказания, посвященные жизнеописанию основателя ислама Мухаммеда, первых праведных халифов (Садик, Гали, Усман), последователей и сподвижников Мухаммеда, святых (авлия) и их чудесных способностей и др.
Как известно, среди коранических персонажей и сюжетов в мировой литературе наиболее часто встречается пророческий ряд. Данная тенденция характерна и для некоторых произведений башкирского фольклора, в котором присутствуют такие персонажи коранических и по-слекоранических легенд, как Нух, Ибрахим, Зу-л Карнайн, Лукман-Хаким, Хызыр-Ильяс и др.
Коранический персонаж Искандера Зу-л Кар-найна получил небольшое распространение в башкирском устном народном творчестве. Своими истоками он восходит к послекораническим легендам. Возможно, персонаж Искандера пришел через булгар. «Булгарские ханы XII в. свою родословную любили связывать с Искандером. Впоследствии эта традиция в полулегендарной форме вошла в рукописные и печатные книги Ш. Муслими, Т. Ялсыгула, Г. Сокорыя под названием «Тауарих-и Булгарийа» («История Булга-рии») и в башкирские шежере. Рождаются новые предания и литературные произведения об Искандере Зу-л Карнайне, о его северной стене», -пишет Г. Хусаинов [7, с. 9]. Аль-Гарнати в своих путевых записках также приводит легенду о походе Искандера в Булгарию [8, с. 140].
Вероятно, предания и сказания об алыпах (о великанах) были порождены легендами об Искандере Зу-л Карнайне. Например, Ибн Фадлан связывает их с высокой стеной, которая разделила север и юг. Об этом повествуется в суре «аль-Кахф» [18: 83-102].
При детальном рассмотрении башкирского фольклора выясняется, что пророк Нух упоминается сравнительно чаще. Данный персонаж встречается не только в фразеологизмах, таких как «Нух заманынан» («со времен Нуха», т.е. с доисторических времен), но и в таких жанрах, как легенда, сказка, арбау. Например, в предании «Бесэще ницэ уятырга ярамай?» («Почему нельзя будить кошку?») говорится об отношении
к кошкам и собакам: когда на стеганое одеяло пророка села кошка и уснула, он не стал ее будить и отрезал ножницами кусок одеяла.
В топонимических легендах сравнительно редко встречается интерпретация коранических преданий о пророках. Это объясняется тем, что они возникли намного раньше распространения ислама и имеют более устойчивый характер. Например, одним из таких произведений является легенда «Пэйгэмбэр ташы» («Камень пророка»): «У реки Бирмэс, что в двух километрах от деревни Кадырша Зилаирского района, стоит высокая скала. У ее подножья есть следы человеческих ног: один - очень большой, другой - маленький. Жители аула говорят, что это - следы пророка Мухаммада и его сына. В сильную жару, когда даже камень расплавлялся, пророк с сыном прыгнули со скалы и оставили следы». Люди считают этот камень священным. Проходя мимо него, они останавливаются и кладут на него цветы, ягоды, черемуху или при отсутствии оных - красивые камушки.
Здесь мы видим стремление перенести сюжет аравийской легенды об Ибрахиме на землю башкир. Как видим, это красивый вымысел, ибо Мухаммад в этих краях никогда не был, а сыновья умирали в первые годы жизни.
Исторические персонажи - праведные халифы и сподвижники Мухаммеда (Абу-Бакр ас-Ситдик, Али, Усман, Умар и др.) также встречаются в башкирском фольклоре.
В заключение необходимо отметить, что для башкирской духовной литературы и устного народного творчества характерна интерпретация коранических преданий о пророках, но они встречаются эпизодически и носят в основном орнаментальный характер. Большая часть кора-нических персонажей вовлекается в процесс ме-таморфизации, чему способствовала метафоричность изложения в коранических сурах.
ЛИТЕРАТУРА
1. ПиотровскийМ.Б. Коранические сказания. М.: Наука, 1991. 217 с.
2. Гимаева А.Р. Профетология Корана: истории пророков как элемент построения коранического текста: дисс. ... канд. филол. наук. М., 2008. 236 с.
3. Ислам. Энциклопедический словарь. М.: Наука, 1991. 315 с.
4. Сибагатов Ф.Ш. Сират ан-наби как жанр религиозно-дидактического характера в башкирской
литературе начала ХХ века // Проблемы востоковедения. 2015. № 4 (70). С. 55-59.
5. Жунафин F.C. XIX-XX быуат башы башторт эзэбиэтенец Y?еш Y3енсэлектэре. 9фе: Полиграфком-бинат, 2014. 740 б. (Кунафин Г.С. Особенности развития башкирской литературы XIX - начала ХХ в. Уфа: Полиграфкомбинат, 2014. 740 с.).
6. Эминев Э. Бер кэмэлэ // Агщел. 2010. № 3. 33-69-сы бб. (Аминев А. В одной лодке // Агидель. 2010. № 3. С. 33-69).
7. Хусаинов Г.Б. Башкирская литература XI-XVIII вв. Уфа: Гилем, 1996. 193 с.
8. Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131-1153). М.: Главная редакция восточной литературы, 1971. 134 с.
REFERENCES
1. Piotrovskij, М.В. Koranicheskie skazaniya [Quranic Legends]. Moscow: Nauka Publ., 1991. 217 p. (in Russ.).
2. Gimaeva, A.R. Profetologiya Korana: istorii pro-rokov kak element postroeniya koranicheskogo teksta [The Prophetology of the Quran: The History of Prophets as an Element to Construct the Quranic Text]. Ph.D. Thesis. Moscow, 2008. 236 p. (in Russ.).
3. Islam. Entsiklopedicheskij slovar ' [Islam. An Encyclopaedic Dictionary]. Moscow: Nauka Publ., 1991. 315 p. (in Russ.).
4. Sibagatov, F.Sh. Sirat an-nabi kak zhanr religioz-no-didakticheskogo kharaktera v bashkirskoj literature nachala XX veka [Sirat an-nabi as a Genre of Religious and Didactic Character in the Bashkir Literature of Early XX Century]. Problemy vostokovedeniya - Problems of Oriental Studies Journal. 2015. No. 4 (70). P. 55-59 (in Russ.).
5. Kunafin, G.S. XIX-XX byuat bashy bashkort âdâbiâtenerj üOesh ûdensâlektâre [Features of the Development of Bashkir Literature in the XIX - Early XX Centuries]. Ufa: Poligrafkombinat Publ., 2014. 740 p. (in Bashkir).
6. Aminev, A. Ber kamala [In the Same Boat]. Agidel Magazine. 2010. No. 3. P. 33-69 (in Bashkir).
7. Khusainov, G.B. Bashkirskaya literatura XI-XVIII vv. [The Bashkir Literature of the XI-XVIII Centuries]. Ufa: Gilem Publ., 1996. 193 p. (in Russ.).
8. Puteshestvie Abu Khamida al-Garnati v Vostoch-nuyu i Tsentral'nuyu Evropu (1131-1153) [Abu Hamid al-Garnati's Journey to Eastern and Central Europe (1131-1153)]. Moscow: Glavnaya redaktsiya vostochnoy literatury, 1971. 134 p. (in Russ.).
DOI 10.24411/2223-0564-2019-10409 Р.А. Керимова УДК 82-14
ТИПОЛОГИЯ ЖЕНСКОЙ ПОЭЗИИ: ПРОБЛЕМЫ ПОЭТИКИ В ГЕНДЕРНОМ АСПЕКТЕ (на материале творчества карачаево-балкарских поэтов)
Аннотация
В данной статье исследуется проблема гендерной специфики в творчестве нескольких поколений художников слова (карачаево-балкарских классиков, авторов, чья «зрелость» пришлась на постперестроечную эпоху и новейшей генерации поэтов (включая билингвальных авторов), вступивших в литературный процесс в конце XX - начале XXI в.). Поэтапное рассмотрение наследия трех поколенческих групп даёт возможность выявить специфику взаимосвязей преемственности и новаторства, характер эволюции и перспективы развития художественного сознания в регионе.
Вместе с тем, основываясь на возрастных различиях поэтов, были раскрыты особенности их мировоззрения, что, несомненно, сказалось на гендерной специфике их творчества.
Керимова Раузат Абдуллаховна, кандидат филологических наук, научный сотрудник сектора карачаево-балкарской литературы Института гуманитарных исследований Кабардино-Балкарского научного центра РАН (Нальчик), e-mail:K.roza07@mail.ru
Rauzat A. Kerimova, Cand.Sc. (Philology), Researcher, Department of Karachay-Balkar Literature, Institute for Humanitarian Research, Kabardino-Balkarian Scientific Center, Russian Academy of Sciences (Nalchik), e-mail: k.roza07@mail.ru
