CC BY-NC
10Художественная реализация аксиологической проблематики в марийском рассказе второй половины 1940-х - начала 1980-х годов о Великой Отечественной войне (жанрово-стилевые тенденции)
Гусева Надежда Васильевна
аспирант, кафедра финно-угорской и сравнительной филологии, Марийский государственный
университет
424002, Россия, республика Марий Эл, г. Йоикар-Опа, ул. Кремлевская, 44, каб. 503
ЕЗ ovechkinanadezhda@rambler.ru
Кудрявцева Раисия Алексеевна
доктор филологических наук
профессор, кафедра финно-угорской и сравнительной филологии, Марийский государственный
университет
424002, Россия, Республика Марий Эл, г. Йошкар-Ола, ул. Кремлевская, 44, каб. 503
И kudsebs@rambler.ru
Статья из рубрики "Литературоведение"
Аннотация.
В данной статье в рамках изучения ценностной парадигмы марийской национальной литературы рассматривается художественная реализация аксиологической проблематики в марийском рассказе второй половины 1940-х - начала 1980-х годов о Великой Отечественной войне. Главное внимание в ней уделено жанрово-стилевым решениям авторов (жанровым подвидам "военного" рассказа, а также стилевым доминантам, в частности, психологизму, его формам и приемам, используемым писателями), направленным на актуализацию аксиологического содержания их произведений. Методологию исследования определяют историко-типологический и структурно-семантический анализ произведений, что позволяет увидеть не только ценностные аспекты проблематики «военного» рассказа, но и реализующие их поэтологические аспекты жанра. В статье доказывается, что аксиологическая проблематика наиболее ярко выражена в таких жанровых подвидах марийского «военного» рассказа рассматриваемого периода, как лирико-драматические, лирико-философские и документально-биографические рассказы, что данная проблематика в немалой степени способствовала формированию таких стилевых доминант марийской малой прозы, как психологизм, драматизм и философизация повествования.
Ключевые слова: марийская литература, аксиологическая парадигма литературы, проблематика, ж а н р , жанровый подвид, с ти л ь , стилевая доминанта, рассказ, художественный смысл, поэтика
DOI:
10.25136/2409-8698.2018.4.27307
Дата направления в редакцию:
03-09-2018
Дата рецензирования:
07-09-2018
Дата публикации:
11-09-2018
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-012-00086.
В марийском рассказе второй половины 1940-х - начала 1980-х годов о Великой Отечественной войнена первый план выдвигаются духовно-нравственные проблемы: человек и драматические обстоятельства войны, проблемы духовной состоятельности человека. Такая концептуально-проблемная стратегия повлекла за собой углубление жанрового содержания рассказа, в первую очередь, в аксиологическом аспекте, по-новому актуализировала принцип правды в изображении военной действительности и человека военного времени, а также, в свою очередь, спровоцировала развитие жанровых форм, поэтики и стиля, максимально отвечающих целям художественного выражения ценностных ориентаций автора.
Одним из проявлений такой тенденции жанрового развития «военного» рассказа можно считать усиленное внимание к внутреннему миру персонажей и возросший интерес к различным формам и приемам психологического повествования. Психологизм, который
является «особым художественным качеством» [10, с- 61], а также «непосредственно связан со стилем писателя, выступает как организующий стилевой принцип» становится стилевой доминантой в творчестве большинства марийских писателей (Ю. Артамонова, В. Юксерна, С. Вишневского, П. Корнилова, Г. Гордеева, В. Александрова, Е. Янгильдина, Макс Майна и др.); он максимально проникает в жанровую структуру разновидностей рассказа, в наибольшей степени обсуждавших ценностные проблемы жизни, человека и мира (лирико-драматические, лирико-философские и документально-биографические рассказы), - постепенно эти подвиды, дополняя военный материал другими объектами художественного изображения, прочно закрепляются как особо востребованные в художественной картине марийской прозы.
Главным объектом изображения в «военном» рассказе второй половины 1940-х - начала 1980-х годов становится личность с его сложным внутренним миром. Наиболее распространенные приемы психологического повествования в нем - это внутренний монолог персонажа и психологическое авторское повествование (психологически на с ыщ е нные о писа ния , де та ли).
Центральное место в жанрово-стилевом поле марийской «военной» литературы послевоенного периода занимают лирико-драматический и лирико-философский рассказы, в которых активно используется монолог-исповедь персонажа. Внутренняя речь персонажей (или героя-повествователя), особенно в рассказах 1946-1950-х годов, насыщена восклицательными предложениями, риторическими вопросами, многоточиями,
которые выражают крайнюю степень их драматического положения и психологического состояния. В них также словесно оформлены актуальные в послевоенную эпоху ключевые ценности народа и отдельного человека - Родина, жизнь солдата, гордость за народ и ненависть к врагу. Таким исповедальным размышлением героя-повествователя о Родине как ценности отличается, к примеру, лирико-драматический рассказ И.
Васильева «Моя Родина, я тебя люблю» («Шочмо элем, мый тыйым йШратем», 1948[21: «Шочмо элем, тый мыйын авам улат! Мый тыйын верчынет, шкенан тыныс да ласка илышна верч моло дене пырля кучедалынам... Умбакыжат, Родина, Шшане, <...> устан кучедалаш тШШалам. Шочмо элем, кШлеш лиеш гын, тыйын верчынет шке илышемат о
чамане. Шочмо элем, мый тыйым йВратем!»[2, с 121 («Моя Родина, ты моя мать! Я за тебя, за нашу мирную и спокойную жизнь сражался вместе со всеми. И дальше верь, Родина, <...> буду храбро сражаться. Если надо будет, моя Родина, не пожалею и своей жизни. Моя Родина, я тебя люблю!»); «... йоча-влак чон йШсышт дене шортыт, Шдырамаш ден шоШго-влакын шинчавШдышт йога, нимо титакдыме еШ-влак фашистский пленышт йШсланат, нунын сурт-печышт йШла, осал тушман чылажымат ломыжышко савыра. Кумдг
мландынам орлык вузалын. Шочмо элемын оШжо айдеме вШр дене чеверген...[2, с- 101 («. дети сердцем плачут, текут слезы у женщин и стариков, невиновные страдают в фашистском плену, горит их дом, злой враг все превращает в золу. Нашу необозримую землю охватило горе. Грудь моей Родины покраснело от людской крови.»).
Аналогичный монолог-исповедь героя-повествователя (близкого к автору) представлен и в лирико-драматическом рассказе Г. Гордеева «Спасибо, солдат!» («Тау, салтак!»)^4-1, в основе которого - не история самого героя-повествователя, а воспоминание о погибшем отце, воспроизведение его фронтовой жизни. В этом рассказе внутренний монолог актуализирует не только такую ценность, как Родина, но также и такие, как любовь к родной земле, святая ненависть, духовно-нравственная сила солдата, память. Аксиологический смысл получает и слово «Победитель» (в авторской графике -С Е □ Ы Ш Е) .Используя философско-метафорическую образность, риторические обращения, восклицания, эмоциональные частицы, повторы-уточнения (ачамын, йПратыме ачамын -моегоотца, моего любимого отца), герой-повествователь обращается к войне как к ожившему злу, провозглашает ценность победы, одержанной простым человеком как над злом, так и над самим собой (своими слабостями и страхами): «О шучко сар... Да каргыме тый лий! Мыняр еШын Шмыржым лугыч ыштышыч, мочол еШы капшым тодыштыч, мыняр еШым тулыкеш коденат, а ачамын, йПратыме ачамын, пел кидшым курлын налынат.
Ах, каргыме фашист. <...> Но уке! Совет салтакым сеПаш куштылго огыл. Огеш лий совет салтакым сеПаш! Ачам колен манат? Шоя! Тудо ила! Ила авамын, акамын, изамын шумыштышт, ила мыйын шумыштем, ила пошкудо-влакын, калыкын шумыштыж о.
Тау, ачай, тау, совет салтак!» [4, с1 259-2601 («о страшная война. Будь ты проклята! Сколько жизней ты прервала, скольких искалечила, скольких осиротила, а у моего отца, моего любимого отца , ты оторва ла руку.
Ах, проклятый фашист. <...> Но нет! Нелегко победить советского солдата. Нельзя победить советского солдата! Говоришь, мой отец умер? Неправда! Он живет! Живет в сердцах моей матери, сестры, брата, живет в моем сердце, в сердцах соседей, народа.
Спасибо, отец, советский солдат!»).
Такое субъективное повествование, в котором доминирует внутренний монолог героя-
повествователя, становится гимном бессмертному солдату, отцу-победителю, его силе и непобедимости. Аналогичная аксиологически ориентированная проблематика в
психологической проекции заявлена и в рассказе М. Евсеевой «Сон» («Омо») но уже в рамках лирико-философского повествования. Основное действие в нем связано с послевоенным временем, война дана в ретроспективе. Главная героиня рассказа Настя всю свою жизнь прожила с надеждой когда-нибудь встретиться с отцом (он прошел всю войну и погиб буквально в последние дни войны, при взятии рейхстага). Встреча отца и дочери, невозможная в реальности («Пеш мием ыле, но мемнан элна воктене эреак шем кишке чужлен коштеш. Кушеч-гынат границынам шШташ йШным кычалеш, садлан мыланем
шке постем гыч каяш ок лий» [5, с' 56] - «Очень даже пришел бы, но около нашей страны все время с шипением ползает змея. Пытается найти возможность где-нибудь прорвать границу, поэтому мне нельзя оставлять свой пост»), происходит во сне. Этот прием, связанный в марийской литературе второй половины ХХ века, главным образом, с «философско-этическими проблемами, с движением сюжета, идейным содержанием», служащий «для идеологической и психологической характеристики действующих лиц,
изложения взглядов самого автора» [12, с- 1361, в рассказе М. Евсеевой способствует глубокому проникновению во внутренний мир главного персонажа, который обозначен явной положительной коннотацией автора. А сама ситуация встречи во сне отца и дочери, монолог-исповедь Насти о безмерной любви к отцу и жажде встречи с ним, приобретают философское звучание. Отдельные фрагменты этого монолога напоминают марийские молитвы-причитания: «Ачай, йШдым лектам - тылзым ончем: тушто тыйым ужнем; кечывал кечын вШдлан волем - вШд Шмбаке тШткын ончем: тушто тыйын чуриет кычалам; чашкерыш пурем - кайык мурым колыштам: тушто «Пдырем, толын шуым» манметым колнем; калык коклашке лектам - адак тыйым кычалам. <...> а мый тыйын толметым вученам. Авам семынак эр Пжара тул денат, кас Пжара тул денат, тылзан да чолга шПдыран мотор йПдымат, яндар каван волгыдо кечынат вучем. <...> Ачай, тол мый
декем, тетла ит кай» [5, с 54-55"1 («Папа, ночью выйду - на луну смотрю: в ней тебя хочу увидеть; днем за водой спускаюсь - на воду пристально смотрю: там твое лицо разглядываю; в чащу зайду - слушаю пение птиц: там твое «Доченька, я пришел» хочу услышать; в люди выйду - снова тебя ищу. <...> а я ждала твоего возвращения. Как мама, я жду тебя и в утреннюю зарю, и в вечернюю зарю, лунной и звездной тихой ночью и светлым, безоблачным днем. <...> Папа, вернись ко мне, больше не уходи»).
Такая фольклорная стилистика (стиль молитвенного причитания) используется автором не только для выражения душевных терзаний персонажа, но и «в целях выражения
своей идейно-эстетической концепции и усиления эмоциональной выразительности»
с—94]; они заостряют внимание на исконных ценностях (человеческой жизни, божественной силе, судьбе, духе, вере и воле самого человека как источниках его силы). Созданию молитвенного стиля способствуют как многократно повторяемые обращения друг к другу дочери и отца («ачай» - «папа», «Пдырем», «игем» -«доченька», «дитя мое»), так и синонимичные повторы («тыйым ужнем» - «хочу тебя видеть», «тыйын чуриетым кычалам» - «ищу твое лицо», «толметым вученам» - «ждала, когда ты придешь», «вучем» - «жду», «тол» - «приходи», «ит кай» - «не уходи», «тыйым ужам» - «вижу тебя», «эре эскеренам» - «все время ждала-отслеживала», «шПм пеленемак ашненам» - «хранила у самого сердца»). Концовка рассказа М. Евсеевой по аксиологической стратегии аналогична концовке проанализированного нами выше
рассказа Г. Гордеева: «Салтак нигунам ок коло!» ———260] («Солдат никогда не умирает!»). Автор словами своего персонажа утверждает бессмертие и память. Таким образом, в рассказах Г. Гордеева и М. Евсеевой основной философской категорией
выступает человеческая жизнь как ценность, а в том числе и психологическому сюжету, бессмертия связь времен и поколений.
военная биография отцов, давшая толчок актуализирует через мотивы памяти и
Лирико-драматический рассказ В. Александрова «Ови» (1975) насыщен психологическими описаниями, лирическими отступлениями, внутренними монологами, воспоминаниями-размышлениями, поучениями, заветами-наставлениями (по-марийски -сугынь). В нем сильная психологическая линия, которая мощно сопровождает всю событийную произведения, перволичный повествователь (Мику), близкий к автору, и кольцевая композиция, определяемая мотивом несостоявшейся встречи. Событийная подоплека психологического сюжета - история несчастной любви Павыла и Ови, разлученных войной, чистая и безответная любовь к Ови ее односельчанина Мику, верность Ови ушедшему на фронт мужу. Ови в этом плане не подкупить ни проникновенной игрой на гармошке-двухрядке (влюбившийся в нее фронтовик именно ради любимой отремонтировал свой музыкальный инструмент и научился играть одной рукой, ведь вторую он оставил на войне), ни мудрыми и ласковыми словами Мику («Ови,
молан шкендым индырет? Илышылан - илыман. А тушеч огыт пШртыл, огыт»[1, с 461 -«Ови, зачем мучаешь себя? Живущему надо жить. А оттуда не возвращаются, нет»), ни его искренние переживания за нее, ни его желание запечатлеть любимую женщину в
скульптуре («Тыгай йШратымаш гына илышнам волгалтара, айдеме лШмым пуа[1, с 461 -«Только такая любовь освещает нашу жизнь, делает человека человеком»). Итак, на первый план выдвигается автором одна из важнейших универсальных ценностей -верность. Именно она придает Ови духовную силу, которую мы видим в ней в рассказе во все ключевые моменты ее жизни (момент расставания с Павылом, получение «похоронок», встреча с Павылом-дезертиром), дает ей надежную опору в сложных жизненных ситуациях, спасает от мимолетных соблазнов. Динамику ее внутренних переживаний, психологическое напряжение автор передает, главным образом, не прямыми способами, а косвенно, через внешние проявления, например, показывает, как Ови с каким-то сумасшедшим рвением колет дрова, пашет на быке (вместо лошади). Рассказ заканчивается драматическим мотивом несостоявшейся встречи и внутренним противоречием Ови: она понимает, что не встретиться ей с Павылом, но по-прежнему верит и надеется на возвращение мужа. Ови сознательно выбирает для себя в качестве жизненного положения одиночество, которое автором подчеркнуто с помощью образа-символа одинокой березы. Этот образ, напрямую ассоциированный с образом смотрящей на дорогу в ожидании мужа женщины, дополняет мотив несостоявшейся встречи в кольцевом обрамлении рассказа. Как в начале рассказа («Ял мучаште мШндыр корныш вуйым сакыше шкет куэ воктен тыгаяк шкет Шдырамашым ужам...»[1, с 411 - «В конце деревни у одинокой березы, свесившей голову в сторону дальней дороги, вижу такую же одиноко стоящую женщину.»), так и в его конце («Мундырчак, вуйым савен, куэ вашлие.
Воктеныже - Вдырамаш»[1' с- 461 - «Уже издали, наклонив голову, встретила береза. Рядом с ней - береза»), он призван подчеркивать гордое одиночество героини, которое выше сиюминутных жизненных радостей, ее смирение с судьбой. Ови верит в силу своей любви: «КП кечеш когарген, йШреш нШрен шуалга, шалана, <...> йШратымаш гы
илышнам волгалтара» с 461 («Обожженный солнцем, размокший под дождем, камень рыхлеет, разваливается, <...> только любовь освещает нашу жизнь». Рассказ «Ови» -это поэтический гимн любви и верности.
Самым драматическим и психологически насыщенным является эпизод ночной встречи-разговора Ови с Павылом-дезертиром, случайно подслушанным героем-повествователем Мику. Ови, для которой честность выше всего, настаивает на возвращении Павыла на
фронт, и даже сама готова заменить его на фронте (лишь бы смыть как можно быстрее грех своего мужа перед родом, потомками, народом, страной). И Павел ушел, а Ови упала на солому и горько заплакала. И утром внешне уже ничего не говорило об их встрече, только ее глаза были красные; а вечером береза, родственная душа, по-прежнему разделила ее чувства: «Кастене аШа мучаш гыч волышыла, тугак ял мучашсе
куэ деран шогалын, мШндыр корныш тШслен шВлалты [1, с 47] («Вечером, спускаясь с поля, остановилась, как прежде, у березы, что в конце деревни, вздохнула, пристально взглянув на дальнюю дорогу»). Мику, искренне любивший и жалевший Ови, как и она, переживал и сохранил в тайне ночную встречу с Павылом.
Композиция и стилистика рассказа «Ови», таким образом, основаны на соединении психологического драматизма и аксиофилософского начала (при лирико-психологической стилевой доминанте). В нем значительная роль отведена описаниям, включенным в прямую и внутреннюю речь героя-повествователя Мику и выполняющим ценностно-концептуальную и психологическую функцию. Например, таковым является описание старинной марийской свадьбы (в данном рассказе - свадьбы Ови и Павла), с заветами-наставлениями и другими атрибутами этого традиционного семейного обряда. В нем заострены такие заветы, несущие в себе ценности семейной жизни (в единстве духовного и материального): полное единение мужа и жены («Мужырнат тичмаш тылзе
гаяк лийже» с- 42] - «Пусть будет наша пара похожей на полную луну»), радость («ТШняште ош кече нШлталтеш, самырык ешат тудынла волгалтше-^1—с:—42 -«Поднимается белое солнце, пусть так же сверкает молодая семья»), бытовые ценности («Шийвундо гай шийын, туто кинде йШр дене куанен илыза, - каче ден оръеП йол йымак
окса йоШген возын, вуй Пмбакышт шурно пырче велын [1, с- 43] - «Живите, сверкая, как деньги, радуясь живительному для созревания хлеба дождю, - под ноги жениху и невесте упали деньги, на их голову посыпались зернышки»).
Лиризм повествованию придают прежде всего трогательные природные картины, представленные глазами и словами персонажей, например, Павыла: «Музыкчо лиям ыле гын, товатат ты семым возен налам ыле. Вет тиде - пШтынь мемнан илыш: сава йПка!
кумда олык, лыжга Лаж вШд, кинде нур дене волгалтше канде кава»[1, с 45] («Если бы был музыкантом, я обязательно записал бы эту мелодию. Ведь это - вся наша окружающая жизнь: широкий луг со звоном кос, тихая вода реки Лаж, голубое небо, осветленное хлебным полем»). Пример использования пейзажного описания для драматизации сюжетного действия в произведении - описание летней непогоды, которое рождает мотив неожиданного расставания Павыла и Ови (он уходит на войну): «Но кавам ту эрдене ала-кП пуйто пШрдыш. Ужава-шачет водын арамак огыл мотко1-
кычкырышт аман...» [1, с 42] («В то утро небо как будто кто-то занавесил. Не зря, видимо, вечером так сильно квакали лягушки»). На пейзаж «проецируются мысли, переживания героев: сопоставление переживаний человека с картинами природы позволяет с большей полнотой и рельефностью выявить внутренние психологические процессы» [8, с-С непогодой связано усиление сюжетного драматизма, в том числе в его психологической составляющей: «Ялыш кШзышым - йырым-йыр шШгарлаштыла шПлы^1,
° 42] («Поднялся в деревню - вокруг мрачно, как на кладбище»). Такие пейзажные детали, сопровождающие героев в момент их расставания, будут использоваться и в других событийных планах, например, сообщение о пропаже Павыла без вести предваряется фразой «Касвел могырым каватШр шемем оварен»[1, ° 43] («Горизонт с западной стороны почернел и распух»).
Аксиологическая концепция автора в рассказе «Ови» конструируется и из выражений героя-повествователя, персонажей, соотносимых с идеями народной педагогики, многие из них в виде пословиц, поговорок и народных примет представлены в их внутренней
речи: добро («Поро еШын ШмыржП кШчь^1- с 421 - «У доброго человека короткая жизнь»), труд и трудолюбие («Айдемын лШмжП паша дене чаплана[1, с 421 - «Имя человека славится его трудом»), смелость («Чолга шШдырлан лШмымат сылным ойырат с 421 - «Немеркнущей звезде и имя дают красивое») и др.
Таким образом, анализ лирико-драматического рассказа В. Александрова «Ови» позволяет сделать вывод о том, что все композиционные элементы произведения, «все событийные картины отличаются психологической напряженностью, нацеленностью на раскрытие нравственных основ характеров и утверждение нравственных ценностей. Все описания и характеристики, взволнованно-лирические по своему характеру, способствуют не только более полному раскрытию внутреннего мира героев, но и
драматизации сюжета» [9, с- 381.
Значительное место в марийской литературе второй половины 1940-х - начала 1980-х годов занимают документально-биографические рассказы. Они написаны на основе документальных материалов, но авторы не «скатываются» на публицистику, они активно обогащают художественный арсенал литературы, в котором важнейшая роль принадлежит психологизму. Наряду с психологизмом, следует отметить в качестве стилевой доминанты рассказа сюжетность (динамику внешней и внутренней жизни персонажей), приоткрывающую ценностные идеи автора.
В рассказе Степанова М. (Макс Майна) «Мондалтдыме подвиг» («Бессмертный подвиг»)
■[13-1, повествующем от первого лица о героическом подвиге и гибели партизанки Зои Космодемьянской, сопровождаемом фрагментами из других (поэтических) произведений автора, широко представлен документальный материал: исторические реалии, географические объекты, реальные эпизоды, подлинные имена, фамилии и довоенная биография партизан (Зоя Космодемьянская, Клава Милорадова, Вера Волошина, Лида Булгина, Павел Проворов), подполковника, допрашивавшего Зою после задержания (Людвиг Рюдерер 332-го пехотного полка 197-й фашистской дивизии), письма Зои маме и брату Шуре, рассказ старшего научного сотрудника музея деревни Петрищево -Сергея Александровича Шарова. В достоверном жизненном материале для автора интересна «реальная ситуация - человек на границе жизни и смерти, стремясь идти "внутрь факта", автор использует непривычный для национальной литературы художественный прием» [6, с- 141. Обратившись к напряженно-острой ситуации, М. Майн исследует психологическое состояние своей героини и актуализирует ее нравственно-этические ценностные ее приоритеты: преданность Родине, духовная сила, долг перед людьми, который выше смерти. Такие же ценности (в разных содержательных вариациях, но везде через воспроизведение поведения и переживаний конкретного человека в сложной жизненной ситуации) провозглашаются и в документально-биографических рассказах В. Юксерна «Волгалтшаш лишан» («Перед рассветом»), «Иленыт кок йолташ» («Жили два товарища») и «Зина-Зинон», Т. Апатеевой «ЛПддымШ» («Бесстрашный»), С Вишневского «Ик олаште» («В одном городе») и«Гвардий рядовой», В. Сапаева «Танкист» и «Орудийын командирже» («Командир орудия»), П. Корнилова «Ларионыч», Е. Янгильдина «Юл воктене» («У Волги»), «Балтиец» и «ШоШго салтак» («Старый солдат»), С. Николаева «Курымаш чап тул» («Вечный огонь») и др. Они, в основном, «строятся на одном героическом факте, скрупулезно исследованном автором, раскрывают мотивы героического поступка солдата, представляют собой прекрасный
образец психологической прозы, где человеческие судьбы раскрываются в
драматических ситуациях» ———105!. Многие из них имеют автобиографическую
стратегию. Так, в рассказе В. Юксерна «Перед рассветом»-15! таким реальным героическим фактом-эпизодом становится следующее: «В последние дни войны офицеру-журналисту Василию Столярову и его товарищам по приказу советского командования
пришлось стать парламентерами на одном их самых сильных укреплений врага» [3 с- 8]. В основе событийной и психологической канвы произведения - безграничная любовь лейтенанта Аркадия Зубанова к Родине и народу, его самопожертвование ради победы. Автор не скрывает своего отношения к нему, местами обращаясь даже к открытой форме выражения своих ценностных ощущений и представлений: «Тыйын тШсет, поро шШмет Родинынам шокшын йШратымет курымешлан чонешна кодеш...»--15' с 29] («Твой облик, доброе сердце, горячая любовь к нашей Родине навечно останутся в наших сердцах.»).
Итак, актуализированная в жизни и литературе аксиологическая проблематика во второй половине 1940-х - начале 1980-х годов вызвала к жизни новые жанрово-стилевые тенденции в развитии марийского рассказа о Великой Отечественной войне; связанная с осмыслением трагических обстоятельств военной действительности, внутренней природы человека, психологической стороны жизни персонажей, наиболее яркое выражение она получила в таких жанровых подвидах марийского «военного» рассказа, как лирико-драматические, лирико-философские и документально-биографические рассказы, и в немалой степени способствовала формированию таких стилевых доминант марийской малой прозы, как психологизм, драматизм и философизация повествования.
Библиография
1. Александров В. Ови // Шыжымат куку мура: ойлымаш-влак. Йошкар-Ола: Мар. кн. савыктыш, 1998. С. 41-46.
2. Васильев И. Шочмо элем, мый тыйым й0ратем // Куголык пеледыш: ойлымаш-влак. Йошкар-Ола, 1956. С. 3-12.
3. Васинкин А. Эн тунж0 - айдеме пурымаш // Юксерн В.С. Ойпого: ойырен налме произведений-влак / ончылмутым А.А. Васинкин возен. - Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1989. 496 с.
4. Гордеев Г. Тау, салтак! // Омса вес велне: повесть ден ойлымаш-влак. Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1990. С. 259-260.
5. Евсеева М. Омо // Удыр йолташ-влакем: ойлымаш-влак. Йошкар-Ола: Кн. лукшо мар. изд-во, 1970. С. 52-56.
6. Зайцева Т.И., Максимова О.М. Публицистика удмуртского писателя-фронтовика М. Лямина // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2018. № 3(81). Ч. 1. C. 12-15.
7. Исина Н.У. Психологизм как стилевая доминанта прозы Д. Исабекова [Электр. ресурс] // Тюркский мир: история и современность: тезисы межд. тюркологического симпозиума. Астана: Казахстан, 2011. 113 с. URL:
http://repository.enu.kz/bitstream/handle/123456789/3733/psihologizm-kak-stilevaya-dominanta.pdf (дата обращения: 21.06.2018).
8. Компанеец В.В. Художественный психологизм в советской литературе (1920-е годы). Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1980. 113 с.
9. Кудрявцева Р.А. Марийский рассказ в контексте отечественной литературы 1950-х -начала 1980-х годов (стилевая и внутрижанровая дифференциация): моногр. очерк / Мар. гос. ун-т. Йошкар-Ола, 2010. 100 с.
10. Кудрявцева Р.А. Художественная деталь как прием психологизации повествования в марийском рассказе конца XX века (на примере рассказа Геннадия Алексеева «Жаркий день») // Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 5 (143). С. 61-66.
11. Левина Н.Н. Психологизм как стилевая доминанта современной мордовской повести // Вестник Челябинского государственного университета. 2016. № 4 (386). Филологические науки. Вып. 100. С. 93-96.
12. Рябинина М.В. Марийская повесть второй половины ХХ века: поэтика психологизма): монография / Мар. гос. ун-т. Йошкар-Ола, 2016. 183 с.
13. Степанов М.С. (Макс Майн). Мондалтдыме подвиг // Тужем йолташ: ойлымаш-влак. Йошкар-Ола: Кн. лукшо мар. изд-во, 1978. С. 63-73.
14. Шеянова С.В. Мордовский военный роман в культурно-литературном пространстве Поволжья и Приуралья. К вопросу генезиса и национальной самобытности // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. 2011. Вып. 4-2. С. 102-107.
15. Юксерн В. Волгалтшаш лишан // Волгалтшаш лишан: ойлымаш-влак. Йошкар-Ола: Кн. лукшо мар. изд-во, 1964. С. 5-30.
